- -
- 100%
- +
1
То был сонный городок, стоящий на илистом берегу Миссисипи в штате Луизиана. Назывался он Ньютаунард и с 1850 года служил местом, где останавливались пароходы и баржи, вспахивающие воды могучей реки на пути в Нью-Орлеан или вверх по течению в Виксбург. Городок был совсем маленьким и почти не изменился более чем за столетие, прошедшее с того дня, когда первый пароход стал загружаться здесь дровами для долгого путешествия на север.
Люди тут жили тихие, без особых запросов, и отличались тем ощущением мира и спокойствия, которым может одарить лишь атмосфера изолированного от мира городка. Эта изоляция предоставляла им и нечто вроде безопасности, потому что основали поселение не легендарные байю, обитавшие в окружающих буйно заросших тропических болотах, а расчетливые капиталисты, выбравшие это место у реки для получения прибыли.
К началу XX столетия байю стали больше мифом, чем реальностью. Никто из старожилов не мог вспомнить, когда в последний раз видел спокойных и застенчивых жителей болот, и даже тем, кто утверждал, что общался с этими загадочными людьми, верили лишь наполовину. И, конечно, нынешние обитатели болот, предками которых были беглые рабы, уже не представляли какой-либо угрозы благополучию обывателей и были просто бедняками, живущими где-то в диких зарослях.
В городке вроде Ньютаунарда трудно хранить секреты. Искусство распространять сплетни вымерло здесь за ненадобностью, ибо не было такой новости, которую горожанин мог прошептать на ухо соседу – ее уже знали все. Преступления тоже были здесь редкостью, и покой города охраняли лишь двое местных полицейских, ветераны войны, главной обязанностью которых было обшаривать окраины в поисках бродяг и прочей неблагонадежной публики, которой могло взбрести в голову задержаться здесь в поисках дармового ночлега. Для более серьезных случаев в десяти милях южнее имелись казармы полиции штата, приглядывающей за несколькими поселениями среди болот, где любили прятаться бежавшие из тюрем. Но поскольку Ньютаунард мало что мог предложить беглецу, полицейские появлялись здесь только на официальных церемониях.
Городок, как и все маленькие сообщества, имел свою историю, причем весьма колоритную. Во времена, когда страна была расколота, а генерал Грант еще только разрабатывал стратегию будущих сражений, полк южан под названием «Мародеры Рэкленда» остановился в Ньютаунарде и создал наблюдательный пост в единственном городском поместье – заброшенном Хэнкин-хаусе, пустовавшем с того дня, когда Джозайя Хэнкин, основатель города и строитель собственного замка, сошел с ума и сбежал неизвестно куда. Наблюдатели полковника Рэкленда высматривали с вершины холма направляющиеся вверх по реке к Виксбургу корабли Фаррагата, а заодно и солдат янки, рыскающих по болотам на западе. Они же, не покидая своего поста, разделили судьбу хозяина Хэнкин-хауса, настигшую Джозайю Хэнкина в 1850 году, когда он, прожив в новом доме всего три месяца, внезапно сошел с ума и попытался убить всех, оказавшихся поблизости, выкрикивая при этом какую-то чушь об увиденном в доме ужасе.
После этого все припомнили слова старой колдуньи с болот. Она предупреждала Хэнкина, чтобы он не строил дом на холме, потому что внутри него обитает демон, который забирает к себе всех, кто тревожит его покой. Сама она его, разумеется, не видела, но родственники ее бабушки в 1808 году объявили холм священным местом, где бывшие рабы с болот совершали зловещие ритуалы. Джозайя, по словам старухи, заплатил за свою легкомысленность, и такой же конец она обещала всякому, кто потревожит демона.
Да, Хэнкин-хаус был истинной гордостью городка. В открытом обществе люди все же должны о чем-то говорить, и местные жители более столетия пересказывали истории о старинном доме. Они не очень-то верили в демонов вуду, обитающих внутри холма, но хорошо знали, что Джозайя стал первым и далеко не последним из тех, кого настигла странная смерть.
Полковник Рэкленд и двое его солдат погибли в том доме от огня, хотя ничто в комнатах даже не обгорело. Третий, уцелевший, солдат в одночасье поседел и превратился в буйнопомешанного. Те из горожан, кто был посмелее, осмотрели дом, но обнаружили лишь три тела и зловеще безмолвные помещения.
Дом так и остался стоять пустым, когда Фаррагат двинул свои части вверх по Миссисипи. Он оставался тихим и молчаливым зрителем, когда весь городок рыдал, узнав, что возле местечка под названием Аппоматтокс наступил конец света. Дом спал, когда пошли по могучей реке огромные пароходы, проплывая мимо холма, на котором он стоял.
Затем в марте 1872 года, в тот самый день, когда Грант давал присягу перед началом повторного и трагического для него президентского срока, дом купил Филип Кэннон. Этот человек разбогател во время войны, а еще больше – в неразберихе после ее окончания. Создавалось впечатление, будто сомнительное прошлое постоянно преследовало его по пятам, а он безуспешно убегал от него и самого себя.
Когда корабль, на котором Фил плыл на запад, остановился для заправки в Ньютаунарде, он увидел поместье, величественно возвышающееся над городом. «Королевские апартаменты», – подумал Фил Кэннон и, не обращая внимания на тревогу горожан, отыскал последнюю родственницу Хэнкина, заплатил ей и стал владельцем дома.
Кэннон стал щедро тратить деньги, надстраивая и перестраивая дом, пока тот не стал выглядеть как новенький, превратившись в яркое доказательство пристрастия Джозайи к готической архитектуре и стремления Фила Кэннона ощущать себя королем.
Новый хозяин полюбил свой дом. Благодаря умению зарабатывать деньги, Кэннон стал в Ньютаунарде большим человеком, и никто не расспрашивал его о прошлом.
Но однажды, почти через два года после покупки дома, Кэннон не вышел на улицу в обычное время, как всегда, держа под руку невысокую красотку из салуна.
Горожане немедленно отправились выяснять, что случилось, и двигали ими не только неприязнь к неожиданностям или привитое древними легендами беспокойство. К тому времени многие успели принять участие в темных делишках Кэннона, и его внезапное исчезновение их не на шутку встревожило. Поэтому группа бизнесменов подошла к дверям Хэнкин-хауса и постучала. Не получив ответа, они попробовали открыть дверь. Оказалось, она не заперта.
Когда в дом ворвался горячий ветер с реки, в главной столовой зазвенели подвески на доставленном из Испании изящном хрустальном канделябре.
Через некоторое время отыскалась голова подружки Кэннона, отделенная от ее тонкой шейки словно гигантской бритвой. Но голову Фила Кэннона так и не нашли.
Как и в тот раз, когда сошел с ума Джозайя, слуг в доме не оказалось. Возникла версия, что местные колдуны крепко прибрали прислугу Фила к рукам, и именно они прикончили Кэннона вместе с любовницей в отместку за кое-какие его тайные сделки с жителями болот. Но никто и никогда больше не видел исчезнувших слуг, а голова девушки была срезана настолько аккуратно, что ни ножом, ни мечом такое не проделать.
Вот так и получилось, что Хэнкин-хаус заколотили вновь, и перед его молчаливыми окнами прошла жизнь еще нескольких поколений. Возникшая поначалу паника и слухи о колдовстве заставили кое-кого из горожан потребовать, чтобы дом снесли, но Кэннон завещал его синдикату местных бизнесменов, и крикунам быстро заткнули рты. Кстати, к тому времени, когда от разговоров могли перейти к делу, все уже были убеждены, что злодеяние совершили слуги и жители болот.
Но так ли было на самом деле?
В 1898 году в порту Гаваны затонул линкор «Мэн», и Америка впервые после войны 1812 года сцепилась с другим суверенным государством. Одним из нетерпеливых волонтеров на этой войне стал Роберт Хорниг, моложавый капитан из Пятой кавалерийской бригады. Он воевал на Кубе, был ранен, потом вернулся. Расставаясь с воинской службой, он выбрал местом жительства порт Нью-Орлеан, потому что семьи у него, если не считать соратников, не было. Теперь хромой вояка лишился даже армии и превратился в человека без цели в жизни.
Проплывая на запад мимо Ньютаунарда, он сошел на берег и был сразу очарован красотой городка. Поразил его и старый заброшенный дом на вершине холма; восхищение только выросло, когда в ответ на расспросы местные жители выдали ему весь набор жутких историй.
Как и всякое важное приобретение, дом обошелся ему в несколько большую сумму, чем он мог себе позволить, но в глазах капитана Хорнига тот стоил каждого потраченного цента. Одинокий человек полюбил старинное здание – как мужчина влюбляется в свою невесту.
Вскоре его одиночество закончилось. Через город проезжал вестовой по фамилии Мюррей, тоже прошедший испытания на Кубе и такой же человек без роду и племени, каким был капитан. Хорниг решил, что подобный компаньон может скрасить его одиночество, а заодно внести лепту в реставрацию дома. И хотя характер у капитана был не из лучших, юному вестовому пришлись по душе и хромой ветеран, и городок. Мюррей остался.
Тело Хорнига нашли в холле на коврике у подножия большой лестницы. Мюррей лежал в столовой; ему в сердце выстрелили из пистолета, но оружие так и не обнаружилось. Разумеется, вердикт коронера об убийстве и самоубийстве не объяснял все факты. Но какие имелись альтернативы? На сей раз обе жертвы хотя бы не расстались с головами.
Дом снова простоял заколоченным до 1929 года, когда в него вселился Роджер Мередит с женой и дочерью. Крупный биржевой игрок выбрал Ньютаунард и этот дом в качестве тихого и спокойного места, где станет расти его дочь, а заодно нашел убежище от суеты и толкотни Уолл-стрита. Он оказался спокойным и богатым соседом, к тому же родом из Луизианы, так что горожане почти не возражали против его приезда.
Когда всего через семь недель после новоселья малышку Кэрол Мередит увидели ползущей по Мэйн-стрит – напуганную до истерики, окровавленную и с нашпигованным дробью лицом, – все опять решили, что произошло еще одно убийство плюс самоубийство, – жест отчаяния человека, обезумевшего после биржевого краха. По обыкновению, коронер не стал утруждаться объяснением деталей. Как мог коротышка Мередит выбросить жену из окна? Как мог он нанести себе безжалостный удар по голове, ставший, по словам врача, смертельным? И как понять слова девочки, которая, истекая кровью на руках лавочника Тома Мура, повернула к нему лицо и со странной безумной улыбкой прошептала перед смертью: «Папа его убил!».
Началась и закончилась вторая мировая война, одно поколение сменялось другим. Старый дом хранил привычное молчание, покой таинственного демона в холме никто не нарушал. Но однажды…
* * *Август в Ньютаунарде – месяц скверный. Духота и влажность поднимаются до предела, предусмотренного законами физики. Большинство людей в полдень закрывает ставни и ложится вздремнуть, пока не спадет невыносимая дневная жара. Но на школьном дворе в тени высокого старого дерева жизнь продолжалась.
– Я не трус! – орал рыжий коренастый мальчишка лет четырнадцати высокому угловатому вожаку группы. – Но я не такой болван, чтобы совершать самоубийство, Базз Мердок!
Светловолосый навис над рыжим.
– Нет, трус, потому что наполовину янки! – презрительно ответил Базз Мердок. Сейчас он играл на публику – подростков, составлявших «очень эксклюзивный клуб», а точнее, шайку под названием «Болотные крысы».
Рыжий парнишка по имени Рики Эдхерн оскалился, его лицо исказилось от гнева и стало таким красным, что веснушки на нем почти исчезли. Прозвище «полуянки» всегда приводило его в бешенство. Разве он виноват, что его жалкий папаша родом из Нью-Йорка?
– Слушай, – заявил Мердок, – «Крысы» не принимают к себе всяких там цыплят. – Мальчишки закивали, поддерживая вожака, и стали похожи на тех самых цыплят. – И коль не можешь доказать, что ты не трус, то лучше катись домой прямо сейчас!
– Сам слушай! – рявкнул в ответ Эдхерн. – Я не против проверки, да только прыгать в реку в мешке – верный способ отдать концы!
– Ха! – фыркнул Мердок. – Уж мы бы не сдрейфили, потому как мы «Болотные крысы», а ты сопля ходячая. Катись-ка ты домой, деточка, пока по шее не получил!
Эдхерн увидел шанс и не упустил его:
– Ха! Тоже мне, «Болотные крысы»! Коли хотите устроить настоящую проверку на храбрость, давай! Слабо тебе будет, Мердок, пойти со мной в Хэнкин-хаус и пробыть там с полуночи до рассвета?
Мэрдок угодил в ловушку и прекрасно это понял. Он не мог отказаться и потерять лицо перед остальными – уж это у него хватило ума сообразить. Но, черт подери, почему маленький гаденыш выбрал именно Хэнкин-хаус?
* * *В 23.22 городские полицейские Чарльз Уиллс и Джонни Шмидт сели в патрульную машину – одолженный у полиции штата автомобиль с рацией, чтобы при необходимости связаться с казармами в Хукинстоне – и отправились на первый объезд. Когда они приближались к последней контрольной точке, то есть Хэнкин-хаусу, Шмидту показалось, будто он заметил голубоватое свечение в одном из окон на верхнем этаже. Шмидт моргнул, и когда снова посмотрел на окно, свечение исчезло. Он поделился подозрениями с партнером, но тот ничего не увидел. Тогда Шмидт решил, что просто устал и ему начала мерещиться в ночи всякая чертовщина.
Чтобы подстраховаться, патрульные не поленились проверить печати на окнах и дверях старого дома. Никто не смог бы попасть внутрь, не сломав хотя бы одну из них, в этом они не сомневались.
Убедившись, что все печати целы, они покинули зловещее место и вернулись в город выпить кофе. Оба настроились коротать очередную долгую и скучную ночь.
Она действительно оказалась долгой, но далеко не скучной.
* * *Послышался совиный крик, и Рики Эдхерн подошел к кучке мальчишек, поджидавших его в овраге неподалеку от дороги. С холма на них взирал Хэнкин-хаус, мрачный и угрюмый.
Мердока трясло от страха, но он не осмеливался его показать. Эдхерн тоже был напуган, и залитый лунным светом старый дом нагонял на него куда больший страх, чем недавнее опасение, что мать заглянет в комнату и обнаружит его отсутствие. Весь вечер он мысленно проклинал себя за то, что сам предложил эту идиотскую вылазку, и почти убедил себя, что членство в шайке «Болотных крыс» не стоит такого риска. Но отступать было некуда, потому что ставкой была его честь.
Тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков и непрестанное гудение майских жуков, проносившихся в горячем ночном воздухе. Мальчишки, возглавляемые Мердоком и Эдхерном, направились к старому дому. Неожиданно дорогу осветили далекие огоньки фар, и они едва успели укрыться в высокой придорожной траве, чтобы не попасться на глаза Уиллсу и Шмидту, ехавшим к холму. Минуты тянулись еле-еле, но никто из мальчишек не шелохнулся. Прошла вечность, прежде чем полицейская машина наконец развернулась и поехала к городу.
– Уф-ф! На волоске висели! – воскликнул Эдхерн возбужденным шепотом.
– Заткнись, козел! – прошипел Мердок, которому безумно хотелось смыться. Но ему тоже предстояло жить в Ньютаунарде и дальше.
Мальчишки подошли к высокому крыльцу.
– Ну, и как мы туда влезем, умник? – поинтересовался Мердок, решив, что отыскал выход из этой дурацкой ситуации. Но Эдхерн, подталкиваемый сарказмом Мердока и желанием как можно скорее разделаться с чертовым испытанием, уже поднялся на крыльцо.
– Если сумеем отодрать от двери эту доску, то запросто войдем, – прошептал он, сам не зная, зачем понизил голос.
Помогая друг другу, испуганные мальчишки довольно легко оторвали доску – гвозди более чем за тридцать лет заржавели и ослабли. Когда доска поддалась, один из мальчишек не удержался на ногах и, вскрикнув, упал с доской в руках.
Никто из них не видел, что в окне на втором этаже мерцал голубой огонек.
– Открыто, – хрипло прошептал кто-то из мальчишек.
Мердок сглотнул, собрал все оставшееся мужество и оттолкнул рыжего, который стоял в дверях, вглядываясь во мрак.
– Я первый! – рявкнул он, и тут же удивился, почему собственный голос кажется ему таким странным.
Мердок, а следом и Эдхерн вошли в дом и растворились в темноте. А невидимый для мальчишек огонек наверху отодвинулся от окна.
Поискам, растянувшимся более чем на десять веков, вскоре предстояло завершиться.
2
Когда маленький корабль-разведчик взлетел над странной красно-зеленой поверхностью планеты, которую люди назвали Конолт-4, на пульте внутри огромного, внушительного и чужого на вид корабля, затаившегося в космической темноте, вспыхнул сигнальный индикатор. Едва крошечный земной разведчик оставил за кормой густую атмосферу планеты, командир чужого корабля отдал короткий приказ. Хищник рванулся к жертве.
Пилот разведчика, огромный ирландец Фини, заметил темный рейдер, когда уже вышел из зоны связи с космодромом на Конолте-4. Он сразу нажал кнопку на панели управления.
– Доктор, боюсь, нас засекли, – невозмутимо сообщил он. Агенты разведки в моменты опасности не паникуют и поэтому остаются в живых.
Сидящий в кормовой каюте Элей Мофад, похожий на херувима лысеющий старик, которому давно перевалило за шестьдесят и которого знали как научного гения века, встрепенулся, услышав слова пилота.
– Насколько они далеко, Фини? – спросил он, не повышая голоса.
– Тысяч двадцать, доктор, и быстро приближаются. Чертовски быстро.
Мофад повернулся и взглянул на ящик, бывший, если не считать койки, единственным предметом в каюте.
– Фини, сколько у нас осталось времени?
– Минут десять, от силы двенадцать. Мне очень жаль, док. Кто-то на этой планете все-таки проболтался.
– Да, я это уже понял, но сейчас нет смысла жаловаться на плохую работу службы безопасности. Мне требуется минимум пятнадцать минут. Сможете дать мне столько времени?
– Попытаюсь, – сухо бросил пилот и взялся за дело.
Пока Мофад лихорадочно подключал свое оборудование к корабельному источнику энергии, Фини начал отчаянно маневрировать.
Чужой звездолет выскользнул из тени планеты и метнул вперед тяговый луч. Пурпурная нить рассекла ледяную темноту космоса. Фини заметил луч лишь за долю секунды до предполагаемого касания, но его великолепно натренированные рефлексы бросили кораблик вверх. Они разминулись с лучом буквально на несколько дюймов.
Чужой корабль развернулся и пошел на второй заход, на этот раз выстрелив пурпурным лучом из носовых труб. И вновь Фини, свернув вниз и влево, ускользнул от него, продолжая безнадежную дуэль, в которой оба корабля вели себя как опытные фехтовальщики. Один из них оказался безоружен, но достаточно проворен и решителен, чтобы избегать выпадов смертельно опасного противника.
Фини знал, что не сможет продолжать эту игру бесконечно, но был полон решимости предоставить своему невзрачному на вид подопечному столько времени, сколько потребуется. Он уклонялся, нырял вверх и вниз, маневрировал на грани возможного, выигрывая для Мофада драгоценные секунды, одновременно посылая сигнал тревоги на крейсер, который должен был ожидать их неподалеку, но уже стал грудой искореженного металла, проиграв недавнюю дуэль со звездолетом чужаков. Прошло двенадцать минут… тринадцать… пятнадцать… и цель наконец оказалась достигнута.
Игра в кошки-мышки закончилась через восемнадцать минут, когда даже молниеносные рефлексы Фини оказались недостаточными и он начал уставать. Тяговый луч вновь метнулся вперед, окутал кораблик пурпурным сиянием и медленно потащил к чужому звездолету, удерживая мощным магнитным полем.
– Они сцапали нас, доктор, – произнес Фини в интерком. – Вы готовы?
– Да, Фини, я ухожу, – ответил физик с печалью в голосе, подумав о судьбе, которая ожидает верного пилота.
– Мне надо еще что-либо сделать?
– Вы уже сделали достаточно, но все же вам нужно уничтожить эту машину. Вы знаете, где детонатор. Прощайте, Фини, – тихо добавил он.
Элей Мофад протянул руку к верхушке пластицинового корпуса аппарата и снял с него маленькую коробочку. Затем шагнул в машину и исчез.
Корабли соприкоснулись с толчком, звук прокатился по коридору маленького разведчика. Фини поднялся из пилотского кресла и направился к корме, пытаясь побороть повышенную гравитацию, которая возникла, когда корабли сцепились и начали вращаться. Но опоздал. Перед ним распахнулся люк шлюза в середине корабля, отрезав от драгоценного груза на корме. Фини остановился и гордо выпрямился. В конце концов умирать надо с достоинством.
Из шлюза показалось существо – зловещий гигант, которого никогда не смогла бы породить Земля. При некоторой доле воображения его можно было бы назвать гуманоидом, потому что он стоял на двух толстых и крепких ногах, возвышаясь на полных семь футов. Но у него имелся хитиновый экзоскелет, прочный, как листовая сталь, прикрывающий тело естественной броней. Хитин был полупрозрачен, и сквозь него просвечивали вены, мускулы и даже мозг. Две очень длинные руки отличались друг от друга. Правая, которая кончалась ладонью и пятью слишком длинными пальцами с тремя суставами, сжимала направленный в голову Фини пистолет. Левую же венчали массивные клещи – то была сирианская церемониальная клешня, которой пользовались как двупалой рукой или при многочисленных сирианских ритуалах, включая брачную церемонию.
Рификсл Трииг, Наследственный Полковник имперской разведки, направил один стебельковый глаз на Фини, а второй на дверь кормовой каюты. Землянин не смог бы понять выражение этого лица, напоминающего голову омара, равно как и услышать издаваемые инопланетянином звуки, поскольку сириане общались телепатически. Чужак шевельнул пистолетом, приказывая Фини вернуться в пилотскую кабину.
Фини подчинился, разглядывая инопланетянина. Лишь немногим землянам, в том числе и Мофаду, участвовавшему в первой экспедиции, довелось воочию увидеть их. Сирианцы правили гигантской звездной империей, объединившей множество рас. Они не участвовали в войнах; они ими командовали.
Фини решился на отчаянную попытку. Если он сумеет застать сирианина врасплох, то хватит считанных секунд, чтобы добежать до дальней переборки и включить генератор, и тогда, возможно, удастся взорвать корабль.
Трииг рассматривал терранского пленника почти с сочувствием; он охотился за другой добычей. Чужак шагнул назад, пропуская выходящего из шлюза второго сирианина, который частично заслонил Фини от Триига. Пилот увидел свой шанс и метнулся к переключателям. Вошедший сирианин мгновенно развернулся и выстрелил в Фини. Землянин с криком пошатнулся и мгновенно вспыхнул. Вскоре о существовании человека по имени Фини напоминала лишь кучка угольков на полу пилотской кабины.
Убийство пилота расстроило Триига. Он предпочитал брать пленников живыми и потом допрашивать и даже отдал на этот счет приказ. Не так давно пошли разговоры, что полковник становится слишком стар для выполнения своих обязанностей, и этот промах не повысит его репутацию в глазах Верховного командования. Однако то, что Трииг нашел – вернее, не нашел – в кормовой каюте, его более чем раздосадовало.
Он увидел там лишь койку и пластициновый ящик непонятного назначения. Элея Мофада на корабле не было. Трииг приблизился к ящику и рассмотрел его. Единственной подвижной частью конструкции оказался небольшой переключатель на боковой стенке, его рычажок перемещался вверх и вниз. На ящике лежали две плоские коробочки безо всяких надписей, с двумя кнопками на каждой: красной и зеленой. Назначение коробочек также было непонятно.
Закон выживания вырабатывает определенный стереотип поведения, сходный у всех рас, сражающихся до победы, и Трииг продемонстрировал знание этого правила, в отчаянии ударив кулаком по стене каюты. Затем развернулся и вышел.
В каждом столетии имеется свой гений, способный заглянуть за горизонт: примерами тому служат Коперник, Эдисон, Эйнштейн.
И Элей Мофад.
В молодости он был исследователем, затем добился положения в обществе как удачливый и предприимчивый бизнесмен. Он построил крупную лабораторию на тихой планете Федерации – той самой Конолте-4, – где приложил все свои таланты и опыт исследователя. Его открытия и стали причиной вспыхнувшей позднее войны между Транс-Терранской федерацией и огромной звездной империей, Сирианской лигой, к открытию которой Мофад тоже оказался причастен. Терранско-сирианская война стала жестокой и бескомпромиссной схваткой между двумя одинаково безжалостными и амбициозными центрами власти. Толчком к ней послужили ревность и жадность, а движущими силами были непонимание и ненависть – психология и образ мысли обеих сторон не допускали уступок.
А когда конфликт уже бушевал вовсю, Элей Мофад сумел разорвать саму ткань времени.
Его первая машина времени до сих пор находилась в лаборатории на Конолте-4 вместе со всеми записями и спецификациями. Новая же, усовершенствованная модель, которую терранское командование приказало доставить на Терру для первой публичной демонстрации, была тайно погружена на маленький разведывательный корабль. После этого Мофад и агент разведки предприняли попытку покинуть планету, не вызывая излишнего любопытства, и состыковаться с крейсером, ожидающим их возле шестой планеты системы. Однако некоторые из союзников сириан могли сойти за землян, и их шпионы на Конолте блокировали эту попытку. Поэтому теперь у командования на Терре осталась лишь одна подсказка, единственная надежда раздобыть самую важную формулу, без которой расчеты и записи Мофада на Конолте теряли смысл. Формулу Мофад держал в голове, но предупредил, что если ему удастся бежать с Конолты, он поместит запись формулы где-то в районе терранского испытательного полигона с кодовым названием Луэсс-155. Командованию предстояло запустить исходную модель машины времени и отыскать запись, а если повезет, то и самого Мофада. Так что теперь формула оказалась спрятанной в глубинах времени. Земляне знали «где», но не знали «когда».