Душа альбатроса 1 и 2 части

– Скажу Вам честно, мой генерал, обучать молодого барина технике боя парикаоба уже поздно. Мы малолетними детьми учимся становиться воинами: сидеть в седле – в три года, владеть щитом и мечом – с шести лет. Есть у нас в народе такая мудрость: жесткость и твёрдость являются спутниками смерти, ведь старое, с виду крепкое дерево с могучим стволом не может согнуться под порывами бури и сильного ветра и обязательно рухнет, обнажив свои корни. Человек становится слабым, когда умирает, но при этом он физически более сильный, чем новорождённый младенец. А вот жажда жизни у ребенка гораздо выше, чем у старца. Значит, гибкость, лёгкость и слабость – спутники жизни и победы. Влажность и умение сгибаться – вот основные постулаты боевого искусства парикаоба. – Чичико перевел взор на молодого офицера, девятнадцатилетнего графа Петра Васильевича Бобровского, и внимательно взглянул ему в глаза, словно высветив самые потаённые уголки его души, затем продолжил, уже обращаясь к нему:

– Мы будем заниматься! Для начала – фехтованием на деревянных мечах. Но, сперва, подготовимся. Важно смастерить правильное оружие, а вот шлем и кольчугу деревенский кузнец сделает тебе самыми, что ни на есть настоящими, как у хевсурских воинов.

Прошли годы, и вот уже старший внук Василия Тимофеевича – Пётр подрос и стал учеником мудрого хевсура Чичико. Любознательный и лёгкий на подъём Петр Петрович нравился старому воину.

– Что же, барин, расскажу и тебе про нашу воинскую науку и, коли станешь стараться, овладеешь её азами, а то и – мастерством парикаоба.

– Благодарю, Чичико! Постараюсь быть тебе достойным учеником. Я видел рисунки в книгах, на которых были изображены воины Александра Невского в точно таких же шлемах и лёгких кольчугах, как у вас – хевсуров. Князь Александр со своими войсками разбил полчища тевтонских рыцарей-крестоносцев на Ладожском озере. Значит, и русы в прежние времена знали парикаобу?

– Русов мои предки называли сурами, а Россию – Сурьей, как и солнце. Россия или Сурья, страна Света, светлое, солнечное место на земле. На русской земле есть река Сура`, и названа она, должно быть, в честь солнца Сурьи, есть и медовый, чуть хмельной напиток – су`рица, настоянный на целебных травах. У хевсуров, индусов и древних славян был единый бог Солнца – Сурья. О том писал волхв Велес в своей древней книге. Позже я расскажу тебе древний сказ о тех далёких временах, когда великую реку Волгу называли рекой Ра… В честь египетского бога Солнца, это как раз и поясняет мысль о старинном родстве культур многих народов.

– Про реку Сура я знаю! Это ж та, самая крупная река в Пензенской губернии, где находится родовое имение моей матушки – князей Вельяминовых. Мы с родителями и друзьями плавали на корабле по этой реке, когда два года назад были в гостях у наших родственников в этом прекрасном русском городе. Маменька часто скучает по своей малой родине – Сурском крае. Очень интересно! Эти места, получается, древние и известные? А я считал, что это – глубинка нашей русской земли. Слушая сына, Пётр Васильевич вспомнил себя в молодые годы, и ярко, как наяву, представил такой же разговор с хевсуром.

… Суры, хевсуры… Быть может, наши народы имеют одни и те же корни? – спросил, заинтересовавшись, сын Пётр. – Впрочем, «рус» пишется одинаково, как и «сур», если читать справа налево… Чичико, я вспомнил… Мне папенька сказывал, как ты спас моего деда на Русско-турецкой войне, когда он, раненый, лежал без сознания, а турки, желая заполучить офицера-языка, да ещё и генерала, отправили для его захвата чёртову дюжину воинов. Ты один, в считанные минуты убил всех турок! Сколько же богатырской силищи в твоих сухопарых плечах и руках!

– Нет, юноша! Ты пока не осознал и ещё не усвоил мой первый урок. Для победы над противником не всегда важна физическая сила, важнее – другое! Сила в слабости и гибкости, сила в лёгкости и невесомости тела. Пока кузнец готовит снаряжение для занятий фехтованием парикаоба, ты должен научиться представлять себя лёгким, невесомым мотыльком или тонким и гибким лезвием меча, звенящим, как струна скрипки. В своём сознании, как наяву, ты должен уметь превращаться в воду или песок, которые способны протекать сквозь пальцы.  Во время ударов прямым, коротким хевсурским мечом-шашкой ты должен пользоваться только кистью руки, научиться наносить молниеносные удары, как это делает ядовитая змея. Разве у неё богатырская сила? Нет, но разит она метко и остро, сбивая признанных силачей с ног, и смертельно ранит жертву.

Слушая разговор сына и телохранителя, Петр Васильевич Бобровский вспомнил ту удивительную историю, в которой Чичико спас жизнь его отцу-генералу Бобровскому. Как рассказывал покойный Василий Тимофеевич, за тем незабываемым коротким боем одного, с виду худощавого, хевсура против тринадцати опытных турецких янычар в подзорную трубу наблюдал сам паша, пославший небольшой боевой отряд за «языком». А было это так…

Когда наступило утро, и солнце едва позолотило своими лучами окрестности, в русский лагерь неожиданно прибыли парламентёры, просившие дозволения переговорить с героем, бесстрашно бившимся в неравном бою и спасшим своего командира. С парламентёрами явился сам османский паша, до того уже успевший рассказать своему султану о необыкновенном воине во вражеском стане.

Султан и приближённые из его свиты знали, что паша – великий воин! На протяжении многих лет он занимался японским боевым искусством кендо. Никто и никогда ещё не смог одолеть его в ближнем поединке на саблях или мечах. И вот теперь, когда паша своими глазами увидел и воистину изумился, как один, с виду щуплый боец, в считанные минуты расправился с тринадцатью, хорошо подготовленными и множество раз проверенными в сражениях турецкими воинами, он не на шутку взбеленился. Недолго думая, паша направился в шатёр султана.

– Эй бюк султан, сана хитап этмеме изын вер! (турецк. – О, великий султан, дозволь обратиться к тебе). Бу гёзляйле, ялныгс джекыс би кылычлас силяхланмишь бисавасчинын, йиит савасчинлариждан олушан би мюфрезинин тамамини гёз акип капаинкая кадар насиль оельдюрдюгюню гёрдюм. (Я, сам паша Мустафа, вот этими глазами видал, как один воин, вооружённый лишь коротким мечом в мгновение ока, убил целый отряд наших доблестных воинов). Изин вер, эй юс султан, бю рус савасчиль адиль би довюс япмама изин вер! (Дозволь мне, о, великий султан, сразиться в честном поединке с этим великим воином, телохранителем русского генерала?)

– Йэтенеки би савасщи мы дэдин? (Искусный воин, говоришь?) – переспросил султан, погладив правой рукой свою окладистую бороду. – Пеки Мустафа гит кафасыны бана гетир! (Что же, Мустафа, иди и принеси мне его голову!). Разрешение на бой было получено, и паша в сопровождении отряда турецких воинов направился в сторону русского лагеря, высоко подняв над собой белый флаг парламентёра.

– Ваше Превосходительство! – обратился к раненому генерал-лейтенанту Бобровскому, лежавшему посреди шатра, молодой и проворный красавец улан. – К нам парламентёры…

– Извольте оказать необходимые почести парламентёрам. И выясните, чего им надобно от нашей кавалерии? Что предложить хотят и на каких условиях, – тихо, но строго приказал Василий Тимофеевич Бобровский.

– Сей момент, Ваше Превосходительство! – улан, щёлкнув шпорами, привычно вскинув правую руку к киверу, отсалютовал генералу, вытянулся на мгновение во фрунт и тут же выскочил из шатра, отмеченного Красным Крестом.

Вскоре послышались негромкие разговоры собиравшихся в центре лагеря улан, офицеров и переводчика.

– Ваше Превосходительство, да там – сущая «камедь»! Сам турецкий паша Мустафа просит дозволения на личный поединок с Вашим телохранителем, хевсуром Чичико. Говорит, не уйдёт из лагеря до тех пор, пока не сразится с этим, самым искусным воином, которого прежде никогда не встречал в своей жизни. Дело чести. Так говорит. Переводчик наш Юсуп сказал, что паша этот слывёт у турок непревзойдённым воином и теперь просит через Вашего адъютанта принять вызов. Как прикажете?

– Вынесите меня к шатру, сам скажу, – коротко ответил Бобровский.

Так бывало часто во время войн, когда из вражеского стана приходили парламентёры. И тогда, по всем общепринятым канонам военных действий следовало с уважением принять их и выслушать их предложения. Вот и в этот раз, чувствуя нестерпимую головную боль и шум в ушах, генерал-лейтенант Бобровский распорядился неукоснительно следовать правилам.

– Что же, битве время – потехе час! Как говорится у нас…, – сказал он, внимательно и испытующе глядя на османского парламентёра.

Статный и красивый турок, лет тридцати с небольшим, в красной воинской феске, украшенной черной шерстяной кисточкой, ждал ответа. По-молодецки выпрыгнув из седла, он всем видом демонстрировал своё бесстрашие. Как и подобало, парламентёр, был без оружия. Крепко сжимал в правой руке символ неприкосновенности – белый флаг, древко которого, однако, по привычке держал, перехватив пальцами, словно поднятую кверху саблю. Одет он был в тон своему офицерскому головному убору – в красный полукафтан с желтой отделкой и красные сапоги из тонкой козьей кожи с загнутыми кверху носами. С подчёркнуто бесстрашным, серьёзным и умным, слегка надменным взором в очах, он ждал ответа.

– А, где же наш Чичико? – тихо спросил Бобровский.

– Тут я, Ваше Превосходительство, – спокойно отозвался хевсур, неслышно появившись из-за спины Бобровского. – Драться велите? Что ж, раз надо, значит, будем драться. Биться будем на деревянных мечах до тех пор, пока первый не выронит из рук своего оружия, – громко сказал Чичико, по-товарищески протягивая деревянный меч паше Мустафе. – Жалко такого красавца настоящим клинком расписывать.

Русские офицеры и солдаты, турецкие воины-парламентёры, будто и не было никакой войны, в азарте от предстоящего поединка поспешили в центр лагеря, как в мирные времена спешат зеваки на городскую площадь, чтобы насладиться зрелищным состязанием самых знаменитых борцов. Вперемешку толпа образовала плотный круг.

Молодой паша, сняв феску, мелкими прыжками кинулся на Чичико. Однако ловкий хевсур, словно танцуя, увернулся от соперника и, гордо глядя на него свысока, с совершенно прямой спиной сделал несколько широких и уверенных шагов по кругу. Паша Мустафа вновь кинулся в бой… Хевсур сделал ловкий нырок под правую руку Мустафы и, как ни в чём не бывало, пружинистым шагом отошёл от паши, бесстрашно повернувшись к нему спиной. Тут Мустафа, почувствовав надежду, решил напасть на Чичико сзади… Зрители по правилам рукопашного боя обязаны были наблюдать за боем молча, лишь изредка кто-то, сокрушаясь, восклицал на понятном всем и даже турку языке жестов и междометий… Паша, безрезультатно нападавший на ловкого и бесстрашного хевсура, вспотел и не на шутку разозлился. В подходящий момент он снова налетел на Чичико, но тот изловчился и выбил деревянный меч из руки паши так стремительно и легко, что тот от неожиданности опешил и громко вскрикнул. Бой окончился быстрее, чем этот рассказ о нём.

Пожав руки, бойцы похлопали друг друга по плечам и обнялись, словно добрые друзья. Честь и хвала были оказаны искусному воину Чичико, который смело приняв вызов и выиграв показательный бой на деревянных мечах, продемонстрировал турецким воинам и русским однополчанам, что боевое искусство хевсуров самое загадочное и непревзойдённое из всех известных видов фехтования холодным оружием.

***

… Пётр Васильевич ещё мальчишкой, никогда до того не видев гор, полюбил Кавказ всем сердцем. Об этой божественно красивой далёкой стране ему впервые рассказал его дядька-воспитатель – старый казак, по наказу строгой Дарьи Власьевны ходивший по пятам за маленьким барином. И, спустя годы, прибыв на Кавказ, он был очарован красотой этих мест. А большинство старинных кавказских историй поведал ему его верный телохранитель Чичико Джухашвили, духовно повлиявший не только на самого Петра Васильевича, но и на его старшего сына Петра Петровича.

В редкие минуты отдыха все эти годы службы на Кавказе Бобровский часто поднимался «в свою духовную обитель», на самую верхнюю смотровую площадку, где подолгу любовался окружающими видами окрестных гор. Иногда ему казалось, что он видит перед собой над самым краем пропасти, умершего отца, окутанного белыми облаками. И пытался говорить с ним, рассказывая вслух свои новости. А иногда он видел доброе и печальное лицо хевсура Чичико, смотревшего на него с легким укором, качая головой, как часто это бывало при жизни… Оставаясь наедине с собой, Пётр Васильевич думал не только о прошлом и настоящем, но и о будущем, понимая, что следует быть готовым к изменениям, уметь предвосхитить возможные пути развития политических событий. Бобровский мечтал о хорошем и о счастливом времени…

Как-то в его детстве матушка Дарья Власьевна после прочтения сказки на ночь сказала, что, мечтая, можно освободить свой разум от тяжёлых мыслей и переживаний:

– Мечтай только о хорошем и добром, дорогой мой, сынок Петруша, и Бог услышит тебя, и сделает так, что все лучшие мечты твои исполнятся.

С раннего детства именно эти слова запали в его душу, и, каждый раз вспоминая их, Петр Васильевич искренне улыбался. Поистине, в каждом из людей – и в извозчике, и в генерале – всю жизнь живёт ребёнок, который, познавая мир, испытал любовь и обиду, душевную боль и радость и запомнил это на всю жизнь. Нерушимая духовная связь с матушкой поддерживала Бобровского всю жизнь и придавала ему больше уверенности и силы в трудные минуты. Закрывая глаза, он видел свою маменьку молодой и улыбчивой, спокойной и ласковой, несмотря на множество забот и хлопот, которые доставляли ей сын Петр и воспитанник Павел. Вспоминал он и весёлые занятия по стихосложению, которым научила его маменька, рассказывая о разнице в ритмике различных стихотворений. До сих пор он помнил, как отличить весёлое стихотворение от грустного, а детскую считалочку – от марша. Когда генерал припомнил эту юную забаву, в ту же минуту на его, чуть уставшем и обременённом заботами и хлопотной службой, породистом лице появилась лучезарная улыбка. В сознании, как наяву, зазвучали слова дорогой маменьки: «А, коли вслух проговорить:

2, 15, 42

42, 15

37, 08, 5

20, 20, 20, – получается ритм весёлого стихотворения».

Марш звучал уверенно, поэтому, чтобы поднять с утра настроение, Бобровский чаще всего бормотал себе под нос, шагая по коридорам учебного ведомства, где он служил директором:

«18, 17! 18, 16!

115, 13, 3006!

90, 17! 90, 16!

240, 110! 526!» – победные и оптимистичные ритмы военного марша.

Было забавно, что эти детские считалочки запомнились на всю жизнь. И об этой хитрости, как отличать лирические стихотворения, например, от марша, генерал-лейтенант Бобровский, спустя время, тоже рассказал своему младшему сыну, от чего тот испытал нескрываемую радость и счастье. С того дня отпрыск Бобровских – шестилетний Борис стал рифмовать слова и предложения, чем несказанно забавлял родителей. Первое стихотворение маленького Бори звучало так: «Нет коня у меня, а есть милый котик, толстенький животик». Подвижный и любознательный мальчик был неразлучен с мамой, поскольку отец редко располагал свободным временем для занятий, игр и прогулок, но в редкие минуты совместного отдыха, Бобровский старший, словно вспоминая свое далёкое детство, с радостью возился с маленьким сынишкой. Как хотелось ему что-то изменить к лучшему! Но служба отнимала много времени и сил.

«Вот, если бы можно было устроить жизнь для супруги и младшего сына в родном орловском поместье», – всё чаще думал Бобровский. Он с удовольствием вспоминал, как просто и легко было жить в имении под присмотром дядьки Фёдора, бывшего в те далёкие годы его наставником по верховой езде и играм с борзыми, которых так любила маменька Дарья Власьевна. Как-то теперь всё изменилось? Вот уже несколько лет не навещал он родных мест, не было возможности, да и события на службе не способствовали длительным вояжам. Петр Васильевич был погружён в работу полностью и не представлял себе жизни без службы Отечеству. Моложавый, стройный, с горделивой осанкой, он впечатлял горцев своим богатырским ростом, благородной красотой и статью. Сделать такую головокружительную карьеру к пятидесяти годам не каждому благоволит судьба. Да и успешный брак, по его мнению, способствовал такому продвижению, как нельзя лучше.

Обожаемая им супруга, Катерина Александровна или, по-домашнему, Китти, была младше его на десять лет. Потомственная княгиня Вельяминова, с рождения и до семи лет прожившая под присмотром матушки и гувернантки-француженки в родовой вотчине – селе Вельяминово Керенского уезда Пензенской губернии – и воспитанная в беспрекословном уважении к хозяину семейства, последовала за супругом к новому месту службы с большой охотой. По прошествии нескольких лет с момента приезда на Кавказ Катерина Александровна с Божией помощью подарила супругу долгожданного второго сына. Отказавшись от услуг кормилицы, молодая мать была решительно настроена, чтобы самой испытать все нюансы материнства. Вскормлённый родной матерью, а не кормилицей, как это было традиционно заведено во многих дворянских семьях, мальчик был обласкан материнской любовью. Он рос крепким и весёлым. Бобровский старший был бесконечно тем счастлив.

С появлением второго ребёнка в семье Бобровских у Петра Васильевича во многом изменилось его личное отношение к многочисленным воспитанникам Владикавказской военной прогимназии. К юношам, да и к молодым преподавателям генерал начал испытывать тёплые отеческие чувства, сменив подчёркнуто командный тон на спокойные, доверительные беседы старшего по званию и умудрённого возрастом мужчины даже с теми, кто провинился…

К тому времени по службе Петром Васильевичем было сделано немало, за что он был произведён новым Государем Александром III в генеральский чин. Владикавказ за минувшие пятнадцать лет постепенно превратился в центр российского образования на Кавказе. В Северной Осетии было самое большое количество образованных людей, причем, не только среди горской знати, но и среди простого люда. Генералу Бобровскому было чем гордиться. Построенное под непосредственным руководством Петра Васильевича на южной окраине Владикавказской крепости великолепное здание Военной прогимназии считалось лучшим во всей Российской империи. Двухэтажный корпус, возведённый из красного кирпича в стиле модерн, как и запланировано проектом, был рассчитан на контингент учащихся в пятьсот человек с постоянным проживанием в нем на время учебы. Помимо просторных и светлых классных комнат, прекрасно оборудованных учебными пособиями в соответствии каждому предмету, здесь были удобные дортуары, спальни, столовая, актовый и спортивный залы, роскошная библиотека. Над верхним этажом архитектор предусмотрел возвести небольшую обсерваторию, где гимназисты могли наблюдать в телескопы за ночным небом и даже следили под руководством преподавателей за прохождением кометы Галлея. Построенная по особому канону, Владикавказская военная прогимназия была по длине разбита на ряд крыльев, несколько выступающих одно относительно другого, симметрично расположенных по обе стороны центральной части здания. В результате получился превосходный архитектурный ансамбль с военным плацом и спортивными площадками, красивыми аллеями, парком и другими местами отдыха для учащихся и преподавателей. Нередко во Владикавказскую военную прогимназию наведывались проверяющие комиссии, и даже приезжали с инспекцией царственные особы. Проводя экскурсии по территории, Пётр Васильевич Бобровский не преминул с особым удовольствием упоминать, что у него как у директора есть основание предполагать, что построенное под его руководством учебное здание длиной в триста двадцать метров является самым протяженным в России…

***

Как же быстро летело время, год за годом отмеривая даты, приближающие генерала к отставке. Бобровскому хотелось, чтобы здесь, во Владикавказе, о нём говорили с теплотой даже много лет спустя после его неминуемого отъезда в родную Бобровку. «Чем бы порадовать моих весёлых и озорных мальчишек?» – думал Пётр Васильевич, прекрасно осознававший, что строевая муштра на плацу или утомительная зубрёжка трудных предметов – не самые лучшие воспоминания о детстве и отрочестве. А тем временем наступил уже шестнадцатый по счёту декабрь его пребывания на посту директора военной прогимназии.

Зимой рассвет на Кавказе наступает рано. Климат здесь похож на тот, что и в Центральной полосе России, только мягче. Погода нередко бывает ветреная, а морозы колючие, доходят порой до тридцати градусов, но потом вдруг наступает резкое потепление. Чаще всего Владикавказ утопает в белом, как молоко, тумане, укрывающем от чужих глаз своей пеленой и дома, и вечно куда-то спешащих жителей. Вот даже сейчас: ещё нет и семи тридцати утра, а навстречу идущему Бобровскому кто только ни попался. Только что его обогнал казачий вестовой с ружьём за спиной наперевес, спешащий к Штабу Терского конного иррегулярного полка. Всадник, в тёмной меховой папахе с синим суконным верхом и в развевающейся красно-коричневой бурке, пронесся мимо стремительным галопом. Всюду торговый и служивый люд спешил на рыночную площадь. Даже бородатые цыгане в коротких тулупчиках и нарядные цыганки в пестрых юбках и ярких цветастых платках, проснувшись спозаранку, тоже устремились разношёрстной толпой в центр города. Выпавший ночью снежок весело скрипел под ногами в такт шагам спешащего привычным путём к месту службы Бобровского. Откуда ни возьмись, вновь в голове Петра Васильевича зазвучала детская считалочка военного марша:

«18 17! 18 16!

115 13 3006!

Трам-та-там, там тарам, трам та-там, тарарам!» …Настроение генерала стало заметно улучшаться. Подойдя к зданию прогимназии, Бобровский передумал заходить вовнутрь, повернул налево от парадного входа и быстро направился в сторону небольшого пустыря, расположенного с левого торца двухэтажного корпуса. Дойдя до места, Пётр Васильевич осмотрел расчищенную площадку и подумал: «Вот тут для наших воспитанников следует оборудовать каток, ледяной городок с теплушкой и киоском для горячего чая и сладких, печёных по-домашнему булочек, чтобы дети могли погреться и перекусить на полдник чего-нибудь вкусненького». Ему вспомнилось и его детство. Во время учёбы в Орловском Бахтина кадетском корпусе главной забавой его товарищей после занятий было катание на каруселях «гигантские шаги» или, как их называл учитель французского «pas de ge ant». Будучи двенадцатилетним пареньком, Пётр Бобровский ещё от своего дядьки-казака слышал, что этот аттракцион был самым любимым развлечением на Руси на Масленицу и в дни Пасхальных гуляний. Забава была известна ещё со стародавних времён, «когда русские войска надавали по шеям Золотой орде на Куликовом поле», но особенно распространилась у населения российских городов с середины ХIX века. Ни одна ярмарка, ни один народный праздник не обходились без таких каруселей, на которых могли кататься и взрослые, и дети любого возраста. К пятиметровому дубовому столбу на самом верху приделывалось надетое на стержень, размещённый внутри, крутящееся колесо от телеги с металлической втулкой, с четырьмя свисающими толстыми корабельными канатами, приятно пахнувшими смолой и книзу образовывавшими петлю. Девчонки садились внутрь петли, крепко уцепившись обеими руками за боковые верёвки. А пацаны для пущего куража засовывали в такую петлю только одну ногу, чтобы второй ногой, дотрагиваясь до земли, можно было оттолкнуться, как можно сильнее. Движущей силой быстро крутившейся по кругу карусели и были сами катавшиеся, совершающие полеты над землёй, от которых захватывало дух. Визг и хохот раздавались на всю округу от того места, где кружились «гигантские шаги». В Бахтинском корпусе таких каруселей было три. А вот здесь, на пустыре, достаточно места, чтобы поставить в два раза больше каруселей… Возникшая идея буквально захватила генерала. Придя в рабочий кабинет, он тотчас написал письмо в Орёл руководству кадетского корпуса, чтобы подробнее расспросить, как и где можно достать или заказать нужные детали для таких аттракционов… Чуть погодя лично отправился через Главный кавказский хребет по Военно-Грузинской дороге в Тифлис4, где нашёл нужную мастерскую и сделал заказ. Расходов было совсем немного, а вот радости ребятишкам хватало на всю жизнь. В игровом городке прогимназии собирались дети со всего Владикавказа, чтобы прокатиться на «Гигантах» или «Исполинах», так жители между собой называли эти замечательные русские карусели.

Ещё одной из прижившихся традиций во Владикавказской военной прогимназии со времен генерал-лейтенанта Петра Васильевича Бобровского было ежегодное проведение выпускных балов. Когда прогимназия была преобразована в кадетский корпус, данная традиция лишь укрепилась. К тому времени в Северной Осетии было уже более тридцати различных учебных заведений: это и реальное училище, и Николаевское трёхклассное городское училище и немало других. Мужская военная прогимназия, построенная генералом по указу императора Александра II, была самым престижным учебным заведением во всей Терской области. Традиция совместных выпускных балов с Ольгинской женской гимназией Владикавказа была самым любимым праздником горожан, к которому готовились едва ли ни весь год. Выпускники-семиклассники в парадных мундирах галантно встречали у входа почетных гостей и красавиц-гимназисток. На первом этаже, украшенном гирляндами из живых цветов, работали киоски, где ребята могли угостить девушек вкусным крюшоном и восточными сластями. Сводный полковой оркестр Терского казачьего войска и музыкантов местного театра играл мазурки и вальсы, под которые кружились пары. Праздник продолжался до позднего вечера и завершался фейерверком.