Византийский мир : Византийская цивилизация. Том 3 (1950)

Освобождение сервов рассматривалось как благое дело. Когда в 780 году Феофан Исповедник, видный землевладелец островов Архипелага, поступает в монастырь, он освобождает всех своих слуг (τὴν οἰκετικὴν ἅπαν ἐλευθερίας ἠξιώσας) и даёт им дипломы, λεγάτα, которые дают им право идти куда пожелают [810].

Свободные работники и мелкие собственники. – Однако есть доказательства, что, несмотря на расширение крупных поместий, мелкая собственность никогда полностью не исчезала, de jure и de facto. В законах Юстиниана ещё речь идет о μισθωταί (наёмных работниках), свободных крестьянах, которые платят налог и могут арендовать земли за плату натурой или деньгами. Когда аренда истекает, они могут перейти в другое место [811]. Этот обычай, таким образом, законен, но неизвестно, в какой мере он соблюдается.

Налоговое законодательство, описанное во 2-м томе «Византийского мира», показывает, напротив, в их реальности, в VII и VIII веках, общины свободных крестьян [812]. Земледельческий закон (nomos georgikos), который сообщает нам о жизни этих малых обществ, известен по многочисленным рукописям, древнейшие из которых не ранее XI века. Он фигурирует там почти всегда в приложении к тексту Эклоги императоров-иконоборцев и большого числа других юридических сборников, как Прохирон или Эпанагога. Ж. де Малафосс, предпринявший критическое изучение этих рукописей, прослеживает их традицию вплоть до XVII века. Он констатирует, что 85 статей Земледельческого закона расположены в почти одном и том же порядке во все эпохи, но что, по сравнению с древнейшими текстами, они заполнены интерполяциями и сопровождаются множеством глосс, которые изменяют законодательство в соответствии с социальным и экономическим состоянием [813]. Вероятная дата современной редакции должна быть помещена в конец VII или начало VIII века [814], но, хотя её автор ссылается на законодательство Юстиниана, она прежде всего является записью очень живого обычного права, в соответствии с крестьянской жизнью и сельскохозяйственным процветанием [815]. Она касается прежде всего свободных крестьян, не прикреплённых к земле [816].

Земледельческий закон, таким образом, – закон гарантии, не имеющий ничего общего с режимом общинного мира славянского происхождения [817]. Он, напротив, обеспечивает каждому крестьянину собственность на его имущество, устанавливает ряд мер для их защиты и уголовный кодекс за проступки, причинённые частным лицам и деревне [818].

Деревня действительно является общиной, κοινότης, крестьян-собственников земли, которые собираются для совещания, действуют сообща [819] и несут коллективную ответственность перед фиском за уплату налогов [820].

Но деревня Земледельческого закона – не простая фискальная единица. Её можно представить окружённой садами и виноградниками, чьи изгороди, их огораживающие, указывают на индивидуальное владение. Дальше – возделываемые поля, хотя и не огороженные, также являются объектами частной собственности. Напротив, леса, пастбища – общая собственность деревни, жители которой эксплуатируют их сообща. Эти общинные земли защищены от потрав штрафами. Штрафы налагаются на тех, кто позволяет своему скоту бродить по полю соседа до того, как он убран. С другой стороны, те, кто расчищает часть общинных земель, могут стать их собственниками [821].

В этих малых обществах споры были нередки, особенно когда речь шла о присвоении участка, оставшегося неразделённым. В этом случае происходил судебный процесс, и истец, будь то община или один из её членов, прибегал к очень примитивному обычаю – клику, ἔκβόησις, καταβόησις, эффект которого заключался в приведении в действие суда [822].

Например, если житель находит участок, пригодный для установки мастерской или мельницы, он может им распорядиться, если нет никаких возражений. Но если община, τοῦ χωρίου κοινόνης, требует это место как общее имущество, после голосования, которое должно быть единогласным, она позволит строителю эксплуатировать его заведение, но будет совладельцем с ним [823]. Другой сажает дерево в неразделённом месте и ухаживает за ним. Если происходит раздел и жребий отдаёт участок другому, он отдаётся посадившему дерево. Но если крестьянин, лишённый участка, взывает к несправедливости, то владельцу дерева дают другой участок [824].

Эти дела передавались судьям, называемым ἀκροαταί, слушатели, характерное название, указывающее на тех, кто выслушивает ekboésis [825] и которые должны были выбираться из самой общины.

Новое распространение крепостничества. – Мелкая собственность, таким образом, развивалась в VII веке за счёт крепостного права. Свободные сельскохозяйственные рабочие, которые берутся вспахать виноградник или поле по договору с собственником и за плату, ἀρραβῶνα, упоминаются в Земледельческом законе, который знает только свободных людей или рабов [826]. Крепостное право вскоре должно было вновь появиться с новым подъёмом крупной собственности. Парики, о которых речь идёт в актах XIV века, хотя и свободного происхождения, – это сервы, прикреплённые к земле, обязанные платить подать, τέλος, государству и подчинённые тем же повинностям, что и рабы [827].

Налоги, похоже, пропорциональны наделам и скоту, предоставленным парику, но трудно найти правило, которому следовали для установления этих налогов [828].

В деревне Мамицона наделы имеют тройное происхождение: 1° по наследству: Лев, сын Калоиоанна, владеет наделом, происходящим от его отца и деда; 2° по дарению (παραδόσεως) от собственника; 3° принесённым в приданое женой; Феофилакт получил от первой жены один модий виноградника и от второго брака 5 1/2 модиев пахотной земли. Эти земли часто переходили в выморочное состояние или оставались под паром [829]. Видно также, как парик Мануил Пандей покупает у Иоанна Ватацы 2 модия виноградников, что показывает, что сервы имели право владеть собственным имуществом [830].

Все свидетельства той эпохи показывают распространение крепостничества по всей Империи. В области Фессалоники, наряду с греческими крестьянами, было много славян и влахов. Иностранцев отличали термином προρκαθήμενοι. Некоторые акты оставляют название париков для сервов монастырей, освобождённых от налогов, и называют дулопариками тех, кто на светских владениях [831].

Крестьянская жизнь. – Миниатюры XI века изображают узкие жилые корпуса с двускатными крышами и крошечными отверстиями, которые служили пристанищем крестьянам [832]. Самые точные свидетельства о крестьянском доме – это квадратные хижины, настоящие каменные кубы, чьи боковые стены поддерживают плиты вместо кровли, найденные при исследованиях Хаурана (Центральная Сирия). Внутри – одна или две комнаты максимум. Некоторые дома прямоугольного плана показывали внутри срединную каменную арку, предназначенную поддерживать плиты крыши. Были также несколько домов в один этаж с каменной лестницей снаружи. В этом случае низ был отведён под скот, а верх – для семьи [833]. В V веке некоторые сирийские фермы, образующие агломерацию вокруг двора, имели зал, отведённый для христианского культа, уже называвшийся базиликой [834].

К сожалению, эти свидетельства касаются только одного района и одной эпохи. Вопрос о сельском жилище в Византии никогда не разрабатывался, а наслоение различных народов, занимавших землю, увеличивает трудности.

Акты XIV века перечисляют семьи, жившие в этих бедных жилищах; как правило, они немногочисленны, и их достояние невелико:

Пример богатого держания в Эвнухосе на Стримоне в 1318 году: Феофан Алодубинос и его жена Кали; их два сына, Мавропул и его жена Мария, Сарацен и его жена Энностия. Вероятно, нужно добавить малолетних детей. Их достояние состоит из 10 модиев виноградников и одного модия огорода. Их скот включает: 2 пары волов для пахоты (ζευγάρια), 4 ἄργά (скота на откорме), 2 кобылы, 20 свиней, 120 овец.

Пример бедного держания в той же деревне: вдова Кодреса, её дочь Мария, её зять Николай, её внучка Анна. Достояние: 2 модия виноградников в 2 местах, огород, осел и одна голова скота.

Фиск облагает Алдубиноса 7 иперперами, а Кодресу – половиной одной такой монеты [835].

Реже земледельцы жили в городах, когда их земли находились поблизости. В Фессалонике в XIV веке архиепископ Григорий Палама констатирует, что церкви почти пусты, ибо это сезон, когда жители заняты сельскохозяйственными работами [836].

Условия труда. – Не говоря о стихийных бедствиях: град [837], эпизоотии, землетрясениях и т.д., работа на земле постоянно сталкивалась с многочисленными препятствиями, обусловленными политической и социальной ситуацией в Империи. Во многих регионах, несмотря на организацию государственной полиции, разбойничество было endemic. Росписи рукописей показывают пахарей, ведущих упряжки волов, атакованных конными разбойниками [838]. Это – воспроизведения подлинных фактов.

В IX веке и первой половине X это была часто вынужденная эмиграция перед захватчиками, арабские набеги в Малой Азии, пираты Средиземноморья, которые заставляли население островов укрываться на материке [839]. Можно даже предположить, что неизбежный беспорядок, вносимый в земельную собственность этими вынужденными исходами, был одной из причин уменьшения свободной мелкой собственности, проявившегося в XI веке.

Наконец, в последний период, период ухудшения участи сервов, это тяжесть налогов, которые ложатся на сельский класс, это жадность фиска, которая завершает разорение земледелия. В письме к архиепископу Видина Феофилакт, архиепископ Охридский, жалуется на принудительную конскрипцию одного мальчика из пяти, чтобы сделать его рабом [840]. «Команы, – добавляет он, – опустошают деревни, но что они по сравнению с теми из Константинополя, которые обрушиваются на нас, жителей Охриды?»

В XIV веке зло усугубилось. Во время гражданской войны двух Андроников (1321-1328) земледельцы окрестностей Фессалоники были ограблены по очереди обеими партиями. Земли оставались невозделанными, и в 1322 году не смогли собрать налог [841]. Чтобы вновь возделывать свои поля и платить налоги, парики вынуждены были делать обременительные займы и становились добычей ростовщиков, которые требовали процентов свыше 12 % [842]. Современник показывает захваченное имущество, должников, взятых за горло, таскаемых по улицам ударами палок [843]. Когда во время второй гражданской войны банды турок пронеслись по Македонии, крестьяне укрылись в городах, вызывая эпидемии, которые способствовали распространению Чёрной смерти в 1348 году [844].

4. Полевые работы

Трактаты по земледелию древних несколько раз были предметом переводов и компиляций, но не оказали никакого влияния на практику [845]. Последняя, восходя к тысячелетней традиции, оставалась всегда очень примитивной. Наши сведения происходят главным образом из изобразительных источников, в частности из росписей рукописей и некоторых изделий из слоновой кости. Эти изображения часто воспроизводят античные образцы, которые вышли из употребления. Другие, напротив, имеют черты, характерные для эпохи, когда была выполнена роспись. Таковы, например, в иллюстрации Октатевков миниатюры, изображающие раздел Палестины между коленами Израилевыми [846].

Обработка земли. – Рукопись поэмы Гесиода «Труды и дни», датируемая XIV веком, воспроизводит, нарисованные пером, несколько земледельческих орудий: плуг (ἄμαξας), серп (δρέπανον), косу (ἀλαδευτήριον), молот с двумя головками (σφῦρα), посадочную палку (φυτευτήριον), вилы (δικράνιον), ярмо (ζυγός) [847]. На миниатюрах и ларцах из слоновой кости Адам, изгнанный из Рая, держит мотыгу с двумя зубьями, символ его осуждения на труд земли [848].

Несколько росписей рукописей показывают простейшую одежду крестьян: длинная туника, иногда без рукавов, стянутая в талии, плиссированная спереди; короткая пелерина, прикреплённая большим узлом, покрывает плечи; ноги обуты в чулки, на ногах – башмаки без каблуков, и голова непокрыта [849]. Когда он толкает плуг, работник одет лишь в легкую тунику без рукавов, поверх которой надета куртка, рассечённая с двух сторон, как скарамангий [850].

Точно так же присутствуешь при основных сельскохозяйственных операциях. Сначала расчистка: работники валят деревья, другие пытаются выкорчевать корни, другие, драгоценная деталь, копают ямы и готовятся вбить в них большие межевые столбы в форме колонн с капителями [851].

Сцены пахоты многочисленны. Изображаемый плуг – всегда рало, хотя колесный плуг был уже известен римлянам. Рало, изображённое на росписях, состоит из изогнутого бруса, прикреплённого к ярму упряжки, к которому прикреплён лемех и рукоять, которую держит пахарь [852]. Рало ещё очень употребительно не только на Востоке, но и во Франции: в Оверни и на Юге. По мнению специалиста, работа ралом не уступает работе колесных плугов: она лишь труднее в управлении [853].

Инициал H рукописи гомилий святого Иоанна Златоуста сделан из двух совсем нагих юношей, за исключением набедренной повязки из белого муслина. Каждый из них одной рукой зачерпывает из мешка и сеет зерно [854].

Жатва изображается реже. На Октатевке Сераля два крестьянина в длинных туниках срывают колосья в пшеничном поле [855]. Ларец из слоновой кости коллекции Моргана (Нью-Йорк) показывает Адама, одетого в тунику с вышитым воротником, срезающего пшеницу серпом; справа Ева, в более длинной одежде, несёт на плечах тяжелый сноп [856].

Для обмолота пшеницы можно предположить, что греки средневековья пользовались тем же доисторическим орудием, что их предшественники и даже преемники в новое время. Оно состоит из удлиненных саней, снабженных на нижней поверхности кремневыми наконечниками, расположенными в шахматном порядке. Пшеница рассыпана на круглом току с утрамбованной землей. Пара волов тянет орудие, на котором возница стоит, чтобы увеличить его вес. Эта упряжка кружится несколько часов; топот животных и разрезание колосьев вызывают обмолот. Это орудие, следы которого находят во всех средиземноморских странах, – tribulum (τρίβολος), хорошо известный грекам [857] и латинским агрономам [858].

Работа на винограднике, обрезка плодовых деревьев также фигурируют на росписях [859]. Виноградные сборы давали повод к большим празднествам, пережиткам культа Вакха. Мы упоминали в другом месте официальный праздник, который председательствовал император по этому случаю [860]. В этих странах со слабыми осадками уход за садами и огородами был постоянной заботой. Стоило их немного запустить, как они быстро зарастали пустырей, как видели примеры в Египте в IV веке [861].