Кантóр

Глава 3

Оказавшись на болотах, не слишком близко или далеко от Раттуса, в поисках торфа, их маленький отряд неожиданно наткнулся на кладку из яиц виверны.

Буквально на секунды пятеро воинов задержали дыхание, замерли, будто их ступни вмерзли в не слишком твердый бугристый покров изо мха, черных корней, выступающих на каждом шагу в попытке задержать непрошенных гостей.

От дыхания в воздух поднимались белесые облачка пара, сливаясь со зловонными испарениями. Взгляды были устремлены на заостренные, зеленовато-желтые камни с паутинкой едва заметных трещин по бокам. В любой момент здесь могут вылупится до шести молодых особей, и воинам придется выбирать: либо удрать обратно в форт без заветного торфа, либо постараться не нарушить покой кладки и продолжить путь.

Если бы на этой тропе, уже хоженой другими, оказалось гнездо, о нем бы доложили и отметили на карте, которую перерисовывали множество раз, ведь с каждым выходом из Раттуса на пергамент наносили пометки: где видели пролетающих нацмиров, клубок из медленно шевелящихся базиликусов, новые места добычи торфа, целебных корней, трав, ягод или… кладки виверн (последние откладывали яйца в разных местах и никогда нельзя было угадать, чем руководствуются чудовища).

В форте за первой трапезой рассказали, что одному из воинов, еще до приезда Клира, удалось унести с болот яйцо хищника. Чудовище вылупилось размером с большого пса, со склизкими крыльями, уже голодным взглядом ядовито-желтых глаз и острым клювом. Воин кормил нового питомца падалью и даже быстро приручил, тот стал походить на верного сокола. Клекотом предупреждал о сородичах, если отряд находился на болотах. И все бы ничего, только природа взяла свое. Никакие самые добротные ремни или цепи не удержат монстра. Дикий питомец сорвался с крючка на зов самки, унеся с собой и руку, кормившую его, а отряд сожрали остальные виверны.

Этих тварей считали безмозглыми существами, однако природа преподала людям урок.

И вот сейчас руки Клира потянулись к самому маленькому из яиц в кладке. Он знал, чем рискует, однако решился. Кто ему запретит? В форте к принцу хоть и не проявили ненависти, однако чувствовалось, что все равно относились иначе, нежели к другим.

Он был благодарен за то, что собратья по оружию, с титулами или без, едино опальные перед королем, не всадили ему нож в спину.

Это место поглощало человеческие эмоции, оставляя лишь одно желание – хоть ненадолго продлить остатки своей никчемной жизни в стенах Раттуса.

Бережно удерживая яйцо одной рукой, Клир вложил в вещмешок еще не вылупившегося детеныша и убрал за спину.

Его собрат по оружию Вéндал показал кривую, белозубую улыбку (не всякий аристократ мог похвастать подобной роскошью), мол, сам приближаешь к себе смерть, королевский сын, но то твое дело, а не мое.

Темно-бирюзовая куртка облегала его стройную фигуру, вышивка золотых узоров подчеркивала подтянутую грудь. Руки были по локоть затянуты в перчатки из прочной дорогой кожи.

Вендал уже успел привлечь внимание обитателей форта своими поистине девичьими руками: изящными, с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями. Да и что сказать, по форту о нем быстро разошлись слухи. Якобы он оказался в Раттусе из-за порочной жизни, блудил в домах «Роз и клинков»5, ублажал только господ и за мужеложство был наказан ссылкой. Еще о Вендале болтали, что он бастард некоего аристократа и розы6.

Вендал же со всей грацией, словно перед ним не тошнотворное варево повара Урбана, а королевский завтрак, принялся за еду.

Положив ладонь на скрученный у бедра хлыст-ёж7, созданный из множества спаянных между собой металлических колец с иглами, Вендал встряхнул копной мягких, чуть вьющихся каштановых локонов и с любопытством серых глаз в обрамлении длинных черных ресниц обратился к принцу:

– Думаешь, это создание станет есть стряпню Урбана? Ох, сомневаюсь, скорее уж детеныш полакомится королевским мясцом, – мягким, обволакивающим голосом проговорил Вендал и тихонько засмеялся. Длинные, золотые серьги в мочках его ушей засверкали, придавая и без того узкому лицу, слишком бледному, но без малейшего намека на растительность, нечто женственное.

Он стер с мыска сапога налипшую грязь о ближайший корень и пошел дальше. Прямая осанка, вещмешок за плечами. Словно и не по болоту идет, окруженный опасным полумраком.

Клир и остальные двинулись за ним. Среди них не было вожака, даже негласного. Если смерти не миновать, то последнее, что они сделают, встанут спина к спине, уж в этом можно было не сомневаться.

Некоторых сближают годы, другим хватает осознания: можно отдалить смерть, если знать, кому довериться, даже если этот человек – первый встречный.

А эти пятеро отщепенцев, изгнанных из столицы кто за что, сплотились сразу же. Словно чувствуя – так им и суждено.

Поездка в телеге. Первая трапеза, взгляды, запахи и все то, что таилось в мыслях каждого: Клира, Вендала, слепого Астора, Петера и Северина.

Их связывали не дружба, симпатия или увлечения, а понимание: любой последующий день может стать последним.

Однородные прямоугольники торфа заполняли вещмешки пятерых воинов. Они молча собирали полезное ископаемое.

Северин, сын кузнеца, старался бесшумно работать топором, отделяя мешающиеся корни от торфа, пока Петер работал сборщиком.

Вендал стоял с Клиром, а Астор прислушивался к малейшим звукам, отделяя одни от других, чтобы засечь чудовищ. Но сегодня им повезло. Не считая кладки яиц, они были одни в этой части Мораста.

– Стемнело, – глухо сказал лучник, вытащив стрелу и натянув тетиву.

Он чуял наступивший холод. Несколько снежинок упали ему на лицо и мгновенно каплями стекли под ворот куртки.

– Все, – не слишком громко, но так, чтобы его услышали, скомандовал Северин, взвалив на плечо свой мешок и потянувшись было за кладью Петера, но юноша широко улыбнулся, показывая щели между крепких зубов, и водрузил свою ношу на плечи, а также взял протянутый мешок Вендала.

– Надеюсь, ты не примешь мою помощь за ночное приглашение в келью? – со смешком спросил Петер, заглядывая в холодные глаза красавчика.

Тот и не подумал смутиться или разъяриться, а лишь улыбнулся уголками губ и шепнул:

– Только если попросишь, дорогуша. – И, подмигнув, двинулся за Клиром.

За исключением принца, остальные выбрали себе комнаты поближе ко входу в башню. На удачу те помещения оказались свободными.

– Ишь, – Петер прыснул в кулак, но не обиделся.

Вендал понравился ему с первого взгляда. Он восхищал простоватого парнишку своей статью, не уступающей Клиру, отсутствием высокомерия. Уже за их первой трапезой подмастерье заметил, с каким достоинством собрат по форту держит кубок в руках. Столько достоинства было в одном этом, казалось бы, простом действии. И на шепотки других воинов Раттуса он не обращал внимание.

«Лучше услышать один раз историю от самого человека, чем верить другим», – так считал подмастерье мельника.

– Северин, а ты кем был до Раттуса? – спросил Петер у не слишком разговорчивого здоровяка.

Тот хранил молчание на протяжении их пути до форта, и его голос был услышан только на болотах. Грудной, с легкой хрипотцой.

– Кузнецом, – коротко ответил он, глядя в спины идущих впереди опального принца и красавчика.

Их небольшой отряд замыкал Астор, лучник держась позади товарищей.

– А я подмастерьем у мельника. Эх, хорошо там было. Здесь тоже ничего, но не так… светло. – В голосе Петера зазвучали грустные нотки.

Вендал шел вровень с Клиром, кося на принца своим серым глазом и отмечая равнодушное выражение на бледном лице и то, как из-под воротника по шее к чуть заостренным ушам тянулись голубоватые вены.

– У тебя есть вопрос? – Клир резко повернул голову к Вендалу, и тот едва не подавился слюной.

Черные омуты глаз с алыми отблесками пронзили юношу.

Вендал ощутил себя беспомощным и обнаженным перед этим человеком. Такого с ним никогда не случалось.

Прядь светлых волос упала на чистый лоб Клира.

– Не боишься, что кто-нибудь из нас убьет тебя? Например, подкупленный шпион.

Принц качнул головой.

– Мы уже умерли, для всего Кёнеграйха. Чего нам страшиться, тем более мне. – Он пожал плечами и ступил на мох.

До сих пор твердая почва под ногами вдруг растворилась.

Вендал выбросил руку вперед, но запоздало осознал, что не удержит Клира, а следом за ним, столкнувшись, свалился и болтливый Петер. Троица оказалась в неглубокой широкой яме среди кусков разорванного мха. Вверх поднимались черная дымка и белесые пылинки потревоженной грибницы, чья мягкость смягчила падение. Вдохнувшие ядовитые споры, парни зашлись сухим кашлем.

Северин, бросившийся было ближе к яме, ощутил крепкую руку Астора на своем плече.

– Не подходи, иначе тоже вдохнешь споры. Они опасны. Нам нужна вода, чтобы залить пыль, иначе парни задохнутся.

Сняв с пояса флягу, он протянул ее кузнецу, тот повторил то же самое со своей и, откупорив пробки, полил троицу в яме и хорошенько плеснул на грибницу.

Пыль немного поулеглась.

– Скорее выбирайтесь, – велел следопыт, закрепив на корнях веревку и бросив ее конец в яму. Той хватило, чтобы до нее можно было дотянуться.

Северин помог сначала Петеру, который с вымазанным в чем-то черном лицом и красными слезящимися глазами упал на траву, тяжело дыша и не прекращая кашлять, пока не выплюнул черновато-багровые сгустки. Вендал ловко взобрался по веревке, упираясь ногами о стену ямы. Обернувшись, он увидел полулежащего принца, казалось, тот потерял сознание, а то и вовсе не дышал.

Сквозь пелену из слез Вендалу удалось разглядеть, как двигается грудь Клира.

– Дышит, нужно вытянуть его, сам он вряд ли сможет.

Северин потеснил красавчика в сторону. Присев на край ямы, он задержал дыхание и спрыгнул вниз. Подняв принца, будто пушинку, он подтолкнул его Вендалу, и вместе с кашляющим Петером они уложили товарища на корни, вытянув из ямы.

Белесые крупинки, витающие в воздухе, осели на бровях и щеках Северина, попали в нос, заставив громко чихнуть. Голова закружилась, тошнота резко подкатила к горлу, и кузнеца вывернуло наизнанку смесью черноты и желчи.

– Выбирайся! – Астор склонился над ямой и, нащупав веревку, стегнул ею в воздухе, задев Северина по плечу.

Сдерживая очередной рвотный позыв, тот с трудом выбрался.

Он лежал на боку, тяжело дыша, и медленно приходил в себя, словно отработал весь день на кузне. Лоб покрылся испариной, его заколотило, бросая то в жар, то в холод.

– Нужно убираться поскорее, мы могли подцепить черную хворь, – обратился ко всем следопыт, утирая пальцами кровь, потекшую у него из носа. Во рту чувствовал привкус железа и болотной гнили.

Сделав последний глоток воды из фляги, Северин поднялся на ноги. Его качало, но вещмешок был по-прежнему за спиной. Значит вылазка не прошла без пользы.

Клир все еще не приходил в себя. Он неосознанно свернулся калачиком и сейчас его тело содрогалось от конвульсий.

Отплевавшись, Петер взвалил принца на себя и на подкашивающихся ногах, чего с ним раньше никогда не случалось, зашаркал за Астором.

Рост Вендала сыграл ему на руку, он помогал Северину, придерживая того за пояс.

– Спасибо, – прохрипел кузнец, и его снова стошнило, но в сторону.

– Себя благодари, если бы твоя блевотина оказалась на моих сапогах, я бы этого не простил. Держись, до форта не так далеко. – У него самого голос охрип, он сипел, вдыхая гнилостные запахи болота.

Вендал опустил взгляд под ноги и скрипнул зубами. Они ступали по тропе из множества раздробленных человеческих костей. Деревья превратились в длинные когтистые длани, тянущиеся к небу. Стоило юноше опереться о ствол, как от липкой коры на ладони осталась тягучая смолянистая жижа.

Оставив Мораст позади, они вышли на тропу к форту.

Замок изменился, став похожим на огромное корявое древо, охваченное фиолетово-багровой дымкой. Главные врата – скалящаяся пасть с клыками, распахнутая в ожидании вкусить своих жертв и проглотить.

Вендал ощутил, как нечто коснулось его затылка, словно облизало. Мир сузился до крошечного алого огонька, оглушающего писка и шороха. Он уже не понимал, кто кого тащит: он Северина или же наоборот, а может, и вовсе кто-то другой взял их, тот же подмастерье мельника.

– Петер… – прохрипел Вендал, окончательно погружаясь во мрак и оказываясь в алой, пульсирующей оболочке кокона. Жар и холод сковали его тело. Он не мог пошевелиться, закричать. Страшно не хватало воздуха.

– Вендал, Вендал, очнись! – знакомый голос пробился сквозь глухоту. В нос ударила вонь мочи и испражнений.

Над ним склонился осунувшийся, очень бледный, почти прозрачный и еще более костлявый подмастерье. Из носа торчали две скрученные тряпицы, испачканные чем-то зеленоватым, отдающим болотной тиной. Зрачки полностью скрыли цветную радужку.

Много раз Вендал видел подобное у гостей дома «Роз и клинков», нанюхавшихся запретных порошков, чтобы как следует расслабиться или же чтобы их достоинства работали.

Петер помог ему приподняться, и Вендала мгновенно стошнило чернотой в подставленный жестяной таз. Затем подали воду с привкусом затхлости, но он выпил ее всю.

– Ну и видок у тебя, прямо чудо, хоть и красивое, – отметил Петер.

Вендал заметил, что зубы товарища уменьшились и заострились, а щели между ними куда-то пропали. Да и в черноте глаз появился кровавый отблеск, прямо как у Клира.

– Принц, – прошептал он и невольно заозирался.

Они находились в лазарете – бывшем трапезном зале.

Вендала устроили почти с комфортом, он один занимал половину широко стола, а не был приплюснут к другому несчастному, как некоторые из болеющих или уже умирающих.

– Что с Клиром? – Вендал требовательно воззрился на Петера, и тот опустил взгляд. Улыбка померкла.

– Жив вроде бы, но заперся в своей келье.

– Как это? Что с нами произошло? Последнее, что помню, как тащу Северина на плече, затем… мир стал меняться, видения всякие… Форт сожрал нас.

Петер присвистнул.

– Обзавидоваться можно, – впервые в голосе подмастерья Вендал услышал сарказм. Из беспечного парня тот враз посерьезнел и даже повзрослел.

– Нас привел Астор. У ворот Клир пришел в себя, а я как раз начал отключаться и тоже видел всякое, от чего обделался в прямом смысле, – он указал на совсем другие портки, еще более широкие, чем носил до этого, подвязанные веревкой от мешка. – Северина затащили двое воинов, Астор и Клир – нас с тобой. Его высочество, – зашептал Петер, – велел никому не врываться в его келью, пока он сам не выйдет.

«Возможно, не хочет, чтобы окружающие видели его в неподобающем виде. Гадить под себя при других – приятного мало, совсем не по-королевски», – подумал Вендал.

Отметив, что сам он по-прежнему одет в свою форму, хоть и местами перепачканную в черноте от блевотины, однако это можно вычистить, а вот портки…

Переводя взгляд с одного больного на другого, Вендал увидел Северина. Кузнец занимал узкую лавку, едва ли не свешиваясь с нее.

Нахмурившись, Вендал неторопливо встал, ощущая ломоту в теле. Жар все еще преследовал его, но никаких больше ужасающих видений. По-прежнему страшно хотелось пить.

Он самостоятельно доковылял до товарища и, присев рядом, положил ладонь на горячий влажный лоб.

Вытащив из куртки узкий флакончик, Вендал, все еще в перчатках, раздвинул губы и зубы Северина, чтобы вложить тому под язык крошечную фиалковую пилюлю.

– Думаешь подействует? – с надеждой спросил Петер. – Мне вот никто и ничего не давал, как-то сам очухался, стоило наложить в штаны.

Вендал одарил его скептичным взглядом.

– Он крупный, а значит, и проснуться может не так просто. То, что я ему дал, поможет… взбодриться.

И он оказался прав – Северин с криком резко поднялся и едва не сшиб сидящего с краю Петера своими здоровенными ручищами.

Подмастерье отскочил и ойкнул, потирая ушибленный зад.

Вендал же всматривался в перемены, произошедшие с лицом кузнеца.

«Та же чернота в глазах, зубы вроде бы прежние».

– Идти сможешь? – спросил он Северина.

Товарищ сжимал и разжимал кулаки. Затем медленно кивнул и, покачиваясь, встал, оставив на лавке царапины от ногтей.

До кельи принца они дошли втроем. Однако на стук никто не ответил. Петер припал к полу, заглянул в щель под дверью, но ничего, кроме кусочка тонкого коврика, не разглядел.

– Клир! – позвал Вендал.

– Может, выломать дверь? – предложил подмастерье.

Северин покачал головой, и троица помолчала. Тишину коридора нарушил свист сквозняка. Холод пробежал по полу. С шорохом отодвинулся засов, и дверь в келью принца приоткрылась. В них вперились слепые глаза Астора. Он был без верхней куртки, шнуровка на горловине свободной рубахи ослаблена.

– Входите, – тихо сказал он и пропустил товарищей одного за другим, после чего вернул засов на место.

На постели принца не оказалось. Он сидел к ним спиной перед широким зеркалом в полный рост. Гобелен был небрежно отодвинут в сторону и прицеплен к заржавевшему гвоздю.

Из отражения на них смотрел совсем другой Клир – его глаза сверкали бирюзой. Холодные, бездушные. Острые почерневшие ногти коснулись стекла.

Принц встал с пола и обернулся к собратьям: заостренные уши, улыбка-оскал, обнажившая маленькие клыки.

Клир оперся о свое отражение спиной, и то слилось с ним, будто впиталось в спину. Удивив стоящих в комнате товарищей подобной метаморфозой.

– Что с тобой? – выдавил из себя Петер, первым осмелившийся заговорить и подойти к принцу. Подмастерье с опаской тронул зеркало, будто то могло поглотить его, но ничего не произошло. Парень отражался в нем не таким, как прежде. – Ай, мои глаза, ну я и монстр! Они теперь всегда будут такими? – Он запустил руки в волосы и осмотрел уши, тоже заостренные, а вот зубы… клыки едва-едва наметились. – Это… после болезни? Черной хвори? Мы теперь превратимся в болотных чудищ и нас скормят Урбану?

Вендал рассмеялся. Да так громко и долго, что Северину пришлось сжать его плечо.

– Если и есть в этом мире некая сила, то она проявила себя. Мы выжили! Хворь не взяла нас, но что-то сделала с телами, – пояснил красавчик наигранно, воздев руки к балочному потолку.