Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной

Часть 1

Туманно утро красное, туманно

– Ты что? – свистящим шёпотом спросил замдиректора по быту Чертослепов, и глаза у него стали как дыры. – Хочешь, чтобы мы из-за тебя соцсоревнование прогадили?

Мячиком подскочив в кресле, он вылетел из-за стола и остановился перед ответственным за культмассовую работу Афанасием Филимошиным. Тот попытался съёжиться, но это ему, как всегда, не удалось – велик был Афанасий. Плечищи – былинные, голова – с пивной котёл. По такой голове не промахнёшься.

– Что? С воображением плохо? – продолжал допытываться стремительный Чертослепов. – Фантазия кончилась?

Афанасий вздохнул и потупился. С воображением у него действительно было плохо. А фантазии, как следовало из лежащего на столе списка, хватило лишь на пять мероприятий.

– Пиши! – скомандовал замдиректора и пробежался по кабинету.

Афанасий с завистью смотрел на лысеющую голову начальства. В этой голове, несомненно, кипел бурун мероприятий с красивыми интригующими названиями.

– Гребная регата, – остановившись, выговорил Чертослепов поистине безупречное звукосочетание. – Пиши! Шестнадцатое число. Гребная регата… Ну что ты пишешь, Афоня? Не грибная, а гребная. Гребля, а не грибы. Понимаешь, гребля!.. Охвачено… – Замдиректора прикинул. – Охвачено пять сотрудников. А именно… – Он вернулся в кресло и продолжал диктовать оттуда: – Пиши экипаж…

«Экипаж…» – старательно выводил Афанасий, наморщив большой бесполезный лоб.

– Пиши себя. Меня пиши…

Афанасий, приотворив рот от удивления, уставился на начальника.

– Пиши-пиши… Врио завРИО Намазов, зам по снабжению Шерхебель и… Кто же пятый? Четверо гребут, пятый на руле… Ах да! Электрик! Жена говорила, чтобы обязательно была гитара… Тебе что-нибудь неясно, Афоня?

– Так ведь… – ошарашенно проговорил Афанасий. – Какой же из Шерхебеля гребец?

Замдиректора Чертослепов опёрся локтями на стол и положил хитрый остренький подбородок на сплетённые пальцы.

– Афоня, – с нежностью промолвил он, глядя на ответственного за культмассовую работу. – Ну что же тебе всё разжёвывать надо, Афоня?.. Не будет Шерхебель грести. И никто не будет. Просто шестнадцатого у моей жены день рождения, дошло? И Намазова с Шерхебелем я уже пригласил… Ну снабженец он, Афоня! – с болью в голосе проговорил вдруг замдиректора. – Ну куда ж без него, сам подумай!..

– А грести? – тупо спросил Афанасий.

– А грести мы будем официально.

…С отчаянным выражением лица покидал Афанасий кабинет замдиректора. Жизнь была сложна. Очень сложна. Не для Афанасия.

Ох, это слово «официально»! Стоит его произнести – сразу же начинается какая-то мистика… Короче, в тот самый миг, когда приказ об освобождении от работы шестнадцатого числа пятерых работников НИИ приобрёл статус официального документа, в кабинете Чертослепова открылась дверь, и в помещение ступил крупный мужчина с озабоченным, хотя и безукоризненно выбритым лицом. Затем из плаща цвета беж выпорхнула бабочка удостоверения и, раскинув крылышки, замерла на секунду перед озадаченным Чертослеповым.

– Капитан Седьмых, – сдержанно представился вошедший.

– Прошу вас, садитесь, – запоздало воссиял радушной улыбкой замдиректора.

Капитан сел и, помолчав, раскрыл блокнот.

– А где вы собираетесь достать плавсредство? – задумчиво поинтересовался он.

Иностранный агент после такого вопроса раскололся бы немедленно. Замдиректора лишь понимающе наклонил лысеющую голову.

– Этот вопрос мы как раз решаем, – заверил он со всей серьёзностью. – Скорее всего, мы арендуем шлюпку у одного из спортивных обществ. Конкретно этим займётся член экипажа Шерхебель – он наш снабженец…

Капитан кивнул и записал в блокноте: «Шерхебель – спортивное общество – шлюпка».

– Давно тренируетесь?

Замдиректора стыдливо потупился.

– Базы нет, – застенчиво признался он. – Урывками, знаете, от случая к случаю, на голом энтузиазме…

Капитан помрачнел. «Энтузиазм! – записал он. – Базы – нет?»

– И маршрут уже разработан?

Чертослепов нашёлся и здесь.

– В общих чертах, – сказал он. – Мы думаем пройти на вёслах от Центральной набережной до пристани Баклужино.

– То есть вниз по течению? – уточнил капитан.

– Да, конечно… Вверх было бы несколько затруднительно. Согласитесь, гребцы мы начинающие…

– А кто командор?

Не моргнув глазом Чертослепов объявил командором себя. И ведь не лгал, ибо ситуация была такова, что любая ложь автоматически становилась правдой в момент произнесения.

– Что вы можете сказать о гребце Намазове?

– Надёжный гребец, – осторожно отозвался Чертослепов.

– У него в самом деле нет родственников в Иране?

Замдиректора похолодел.

– Я… – промямлил он, – могу справиться в отделе кадров…

– Не надо, – сказал капитан. – Я только что оттуда. – Он спрятал блокнот и поднялся. – Ну что ж. Счастливого вам плавания.

И замдиректора понял наконец, в какую неприятную историю он угодил.

– Товарищ капитан, – пролепетал он, устремляясь за уходящим гостем. – А нельзя узнать, почему… мм… вас так заинтересовало…

Капитан Седьмых обернулся.

– Потому что Волга, – негромко произнёс он, – впадает в Каспийское море.

Дверь за ним закрылась. Замдиректора добрёл до стола и хватил воды прямо из графина. И замдиректора можно было понять. Ему предстояло созвать дорогих гостей и объявить для начала, что шестнадцатого числа придётся вам, товарищи, в некотором смысле грести. И даже не в некотором, а в прямом.

Электрик Альбастров (первая гитара НИИ) с большим интересом следил за развитием скандала.

– Почему грести? – брызжа слюной, кричал Шерхебель. – Что значит – грести? Я не могу грести – у меня повышенная кислотность!

Врио завРИО Намазов – чернобровый полнеющий красавец – пребывал в остолбенении. Время от времени его правая рука вздёргивалась на уровень бывшей талии и совершала там судорожное хватательное движение.

– Я достану лодку! – кричал Шерхебель. – Я пароход с колёсами достану! И что? И я же и должен грести?

– Кто составлял список? – горлом проклокотал Намазов. Под ответственным за культмассовую работу Филимошиным предательски хрустнули клеёные сочленения стула, и все медленно повернулись к Афанасию.

– Товарищи! – поспешно проговорил замдиректора и встал, опёршись костяшками пальцев на край стола. – Я прошу вас отнестись к делу достаточно серьёзно. Сверху поступила указка: усилить пропаганду гребного спорта. И это не прихоть ничья, не каприз – это начало долгосрочной кампании под общим девизом «Выгребаем к здоровью». И там… – Чертослепов вознёс глаза к потолку, – настаивают, чтобы экипаж на три пятых состоял из головки НИИ. С этой целью нам было предложено представить список трёх наиболее перспективных руководителей. Каковой список мы и представили.

Он замолчал и строго оглядел присутствующих. Электрик Альбастров цинично улыбался. Шерхебель с Намазовым были приятно ошеломлены. Что касается Афанасия Филимошина, то он заворожённо кивал, с восторгом глядя на Чертослепова. Вот теперь он понимал всё.

– А раньше ты об этом сказать не мог? – укоризненно молвил Намазов.

– Не мог, – стремительно садясь, ответил Чертослепов и опять не солгал. Как, интересно, он мог бы сказать об этом раньше, если минуту назад он и сам этого не знал!

– А что? – повеселев, проговорил Шерхебель. – Отчалим утречком, выгребем за косу, запустим мотор…

Замдиректора пришёл в ужас:

– Мотор? Какой мотор?

Шерхебель удивился.

– Могу достать японский, – сообщил он. – Такой, знаете, водомёт: с одной стороны – дыра, с другой – отверстие. Никто даже и не подумает…

– Никаких моторов, – процедил замдиректора, глядя снабженцу в глаза. Если уж гребное устройство вызвало у капитана Седьмых определённые сомнения, то что говорить об устройстве с мотором!

– Но отрапортовать в письменном виде! – вскричал Намазов. – И немедля, сейчас!..

Тут же и отрапортовали. В том смысле, что, мол, и впредь готовы служить пропаганде гребного спорта. Чертослепов не возражал. Бумага представлялась ему совершенно безвредной. В крайнем случае в верхах недоумённо пожмут плечами.

Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный рапорт, он дал ему ход, не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка, то ли заговорилась, но только, печатая время прибытия гребного устройства к пристани Баклужино, она отбила совершенно нелепую цифру: «1237». Тот самый год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.

И в этом-то страшном виде, снабжённая подписью директора, печатью и порядковым номером, бумага пошла в верха.

Впоследствии электрик Альбастров будет клясться и целовать крест на том, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто ему, конечно, не поверит.

Истово, хотя и вразброд, шлёпали весла. В осенней волжской воде шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.

– Раз-два, взяли!.. – вполголоса, интимно приговаривал Шерхебель. – Выгребем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с ними договорился…

Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах вёсла и схватился за сердце.

– Вы с ума сошли! – зашипел на него Намазов. – Гребите, на нас смотрят!..

С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслонённые от города песчаной косой, в изнеможении бросили вёсла.

– Чёрт с тобой… – слабым голосом проговорил одумавшийся к тому времени Чертослепов. – Где он, этот твой буксир?

– Йех! – изумлённо пробасил Афанасий, единственный не задохнувшийся член экипажа. – Впереди-то что делается!

Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому рукаву великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский туман. Берега подёрнуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.

– Кранты вашему буксиру! – бестактный, как и все электрики, подытожил Альбастров. – В такую погоду не то что рыбнадзор – браконьера на стрежень не выгонишь!

– Так а я могу грести! – обрадованно предложил Афанасий.

Он в самом деле взялся за вёсла и десятком богатырских гребков окончательно загнал лодку в туман.

– Афоня, прекрати! – закричал Чертослепов. – Не дай бог, перевернёмся!

Вдоль бортов шуршала шуга, вокруг беззвучно вздувались и опадали белые полупрозрачные холмы. Слева туман напоминал кисею, справа – простыню.

– Как бы нам Баклужино не просмотреть… – озабоченно пробормотал Шерхебель. – Унесёт в Каспий…

Командор Чертослепов издал странный звук – словно его ударили под дых. В многослойной марле тумана ему померещилось нежное бежевое пятно, и воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде, аки посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с блокнотом наготове капитан Седьмых… Но такого, конечно, быть никак не могло, и дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.

– Хватит рассиживаться, товарищи! – нервно приказал Чертослепов. – Выгребаем к берегу!

– К какому берегу? Где вы видите берег?

– А вот выгребем – тогда и увидим!

Кисея слева становилась всё прозрачнее, и вскоре там проглянула полоска земли.

– Странно, – всматриваясь, сказал Намазов. – Конная милиция. Откуда? Вроде бы не сезон…

– Кого-то ловят, наверное, – предположил Шерхебель.

– Да прекратите вы ваши шуточки! – взвизгнул Чертослепов – и осёкся. Кисея взметнулась, явив с исключительной резкостью берег и остановившихся при виде лодки всадников. Кривые сабли, кожаные панцири, хворостяные щиты… Тёмные, косо подпёртые крепкими скулами глаза с интересом смотрели на приближающееся гребное устройство.

Туман над великой рекой Итиль истаял. Не знающий поражений полководец, несколько скособочась (последствия давнего ранения в позвоночник), сидел в высоком седле и одним глазом следил за ходом переправы. Другого у него не было – вытек лет двадцать назад от сабельного удара. Правая рука полководца с перерубленным ещё в юности сухожилием была скрючена и не разгибалась.

Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то странную ладью с какими-то странными гребцами. Привести? Не знающий поражений полководец утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.

Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты их же собственными головными уборами.

Полководец шевельнул обрубком мизинца, и толмач, поколебавшись, с кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.

– Мин татарчá! Мин татарчá! – отчаянно закричал врио завРИО, резко подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.

Татары удивлённо уставились на пленника, потом – вопросительно – на предводителя.

– Помощником толмача, – определил тот, презрительно скривив рваную сызмальства пасть.

Дрожащего Намазова развязали, подняли на ноги и в знак милости набросили ему на плечи совсем худой халатишко.

Затем решили выслушать Чертослепова.

– Граждане каскадёры! – в бешенстве завопил замдиректора, безуспешно пытаясь подняться с колен. – Имейте в виду, даром вам это не пройдёт! Вы все на этом погорите!

Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в бритом затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он всё-таки попробовал перевести и, видимо, сделал это не лучшим образом, ибо единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперёк лица налился кровью.

– Кто? Я погорю? – прохрипел полководец, оскалив обломки зубов, оставшиеся после прямого попадания из пращи. – Это вы у меня в два счёта погорите, морды славянские!

Воины спешились и побежали за хворостом. Лодку бросили в хворост, пленников – в лодку. Галопом прискакал татарин с факелом, и костёр задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.

– Выньте у них кляпы и пусть раздувают огонь сами! – приказал полководец.

Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед тем как бросить лодку в хворост, они обшарили её тщательнейшим образом. Спрятаться там было негде.

– Я, собственно… – ни на кого не глядя, недовольно проговорил мужчина, – оказался здесь по чистой случайности… Прилёг, знаете, вздремнуть под скамьёй, ну и не заметил, как лодка отчалила…

Он перенёс ногу через борт, и татары, суеверно перешёптываясь, расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую шапчонку, неодобрительно покачал головой.

Часть 2

Бысть некая зима

Нагрянул декабрь. Батый осадил Рязань. Помилованных до особого распоряжения пленников возили за войском на большом сером верблюде в четырёх связанных попарно корзинах. Подобно большинству изувеченных жизнью людей, не знающий поражений полководец любил всевозможные отклонения от нормы.

Над татарским лагерем пушил декабрьский снежок. Замдиректора Чертослепов – обросший, оборванный – сидел на корточках и отогревал связанными руками посиневшую лысину.

– Хорошо хоть руки спереди связывать стали, – без радости заметил он.

Ему не ответили. Было очень холодно.

– Смотрите, Намазов идёт, – сказал Шерхебель и, вынув что-то из-за пазухи, сунул в снег.

Судя по всему, помощник толмача вышел на прогулку. На нём уже был крепкий, хотя и залатанный местами полосатый халат, под растоптанными, но вполне справными сапогами весело поскрипывал снежок.

– Товарищ Намазов! – вполголоса окликнул замдиректора. – Будьте добры, подойдите на минутку!

Помощник толмача опасливо покосился на узников и, сердито пробормотав: «Моя твоя не понимай…» – поспешил повернуться к ним спиной.

– Мерзавец! – процедил Альбастров.

С ним согласились.

– Честно вам скажу, – уныло проговорил Чертослепов, – никогда мне не нравился этот Намазов. Правду говорят: яблочко от яблони…

– А что это вы всех под одну гребёнку? – ощетинился вдруг электрик.

Чертослепов с Шерхебелем удивлённо взглянули на Альбастрова, и наконец-то бросилась им в глаза чёрная клочковатая бородка, а заодно и висячие усики, и лёгкая, едва намеченная скуластость.

Первым опомнился Шерхебель.

– Мать? – понимающе спросил он.

– Бабка, – буркнул Альбастров.

– Господи Исусе Христе!.. – не то вздохнул, не то простонал Чертослепов.

Положение его было ужасно. Один из членов вверенного ему экипажа оказался ренегатом, другой…

– Товарищи! – в отчаянии сказал Чертослепов. – Мы допустили серьёзную ошибку. Нам необходимо было сразу осудить поведение Намазова. Но ещё не поздно, товарищи. Я предлагаю провести такой, знаете, негромкий митинг и открытым голосованием выразить своё возмущение. Что же касается товарища Альбастрова, скрывшего важные анкетные данные…

– Ну ты козёл!.. – изумился электрик, и тут – совершенно некстати – мимо узников проехал не знающий поражений полководец.

– Эй, ты! – заорал Альбастров, приподнявшись, насколько позволяли сыромятные путы. – В гробу я тебя видал вместе с твоим Чингисханом!

Полководец остановился и приказал толмачу перевести.

– Вы – идиот! – взвыл Чертослепов, безуспешно пытаясь схватиться за голову. – Я же сказал: негромкий! Негромкий митинг!..

А толмач уже вовсю переводил.

– Товарищ Субудай! – взмолился замдиректора. – Да не обращайте вы внимания! Мало ли кто какую глупость не подумав ляпнет!..

Толмач перевёл и это. Не знающий поражений полководец раздул единственную целую ноздрю и, каркнув что-то повреждёнными связками, поехал дальше. Толмач, сопровождаемый пятью воинами, подбежал к пленным.

– Айда, пошли! – вне себя напустился он на Чертослепова. – Почему худо говоришь? Почему говоришь, что Субудай-багатур не достоин лежать с великим Чингизом? Какой он тебе товарищ? Айда, мало-мало наказывать будем!

– Я его что, за язык тянул? – чувствительный, как и все гитаристы, переживал Альбастров. – Мало ему вчерашнего?..

За юртами нежно свистел бич и звонко вопил Чертослепов. Чистые, не отягощённые мыслью звуки.

– И как это его опять угораздило? Вроде умный мужик…

– Это там он был умный… – утешил Шерхебель.

Припорошённый снежком Афанасий сидел неподвижно, как глыба, и в широко раскрытых глазах его стыло недоумение. Временами казалось, что у него просто забыли выдернуть кляп, – молчал вот уже который день.

– Ой! – страдальчески сказал Шерхебель, быстро что-то на себе перепрятывая. – Слушайте, это к нам…

Альбастров приподнялся и посмотрел. Со стороны леска, хрустя настом, к узникам направлялся капитан Седьмых. При виде его татарский сторож в вязаной шапочке «Адидас» вдруг застеснялся чего-то и робко отступил за ствол березы.

Электрик осклабился и ещё издали предъявил капитану связанные руки. Капитан одобрительно посмотрел на электрика, но подошёл не к нему, а к Шерхебелю, давно уже всем своим видом изъявлявшему готовность правдиво и не раздумывая отвечать на вопросы.

– Да, кстати, – как бы невзначай поинтересовался капитан, извлекая из незапятнанного плаща цвета беж уже знакомый читателю блокнот. – Не от Намазова ли, случайно, исходила сама идея мероприятия?

– Слушайте, что решает Намазов? – отвечал Шерхебель, преданно глядя в глаза капитану. – Идея была спущена сверху.

«Сверху? – записал капитан, впервые приподнимая бровь. – Не снизу?»

– Расскажите подробнее, – мягко попросил он.

Шерхебель рассказал. Безукоризненно выбритое лицо капитана становилось всё задумчивее.

– А где сейчас находится ваш командор?

– Занят, знаете… – несколько замявшись, сказал Шерхебель.

Капитан Седьмых оглянулся, прислушался.

– Ну что ж… – с пониманием молвил он. – Побеседуем, когда освободится…