Сломаю

Пролог.

Астелия сидела за рулём светло-голубой «Тойоты». Это была не её машина – она принадлежала Марианне, подруге, которая стала почти родной. Машина не была дорогой, но была удобной и аккуратной, а для Астелии это значило гораздо больше, чем бренды и комплектации. Она несколько раз поднимала взгляд на зеркало заднего вида и снова сосредотачивалась на дороге. На город уже опускались сумерки. В салоне звучала любимая песня – та самая, что всегда дарила ощущение тепла в груди. Этот момент – мгновение уединённого счастья.

Но мысли то и дело возвращались к брату – из-за него она постоянно нервничала. Проблемы накатывали волнами, не давая забыть о необходимости в деньгах, о трудностях, о том, как идти дальше. Несколько минут покоя – вот чего хотелось, хотя бы немного. Хотелось избежать чувства постоянного напряжения, которое тянет за собой каждую мысль.

По обе стороны дороги уже темнели силуэты зданий, но впереди, в конце улицы, маячил парк. Она решила поехать туда. Это было не просто место, а скорее символ одиночества, отдыха. Здесь можно было побыть в тишине и не думать ни о чём.

Машина плавно катилась по дороге, пока не остановилась на красный свет. На экране светофора появился отсчёт: 90… 89… 88… Время стало тягучим, как карамель. Полторы минуты длились бесконечно. Астелия машинально посмотрела на приборную панель, пытаясь сосредоточиться на чём-то, что не имело отношения к жизни. Пальцы правой руки сжались на руле, взгляд скользнул к зеркалу заднего вида.

На расстоянии метра стоял чёрный внедорожник. Его фары нетерпеливо моргали: щёлк, щёлк. Затем последовал короткий, раздражённый сигнал. Астелия ощущала, как давление на неё усиливается – чужая агрессия скользила по нервам. Слишком грубое внимание. Она не отрывала взгляда от светофора, но чувствовала, как сердце сжимается.

Светофор медленно отсчитывал секунды, стрелка направо горела зелёным. Она могла бы немного сдвинуться вперёд, освободив место для тех, кто стоял позади. Так делают многие – просто из вежливости. Но она не нарушала правил. Это было важно.

«Минуту жизни можно и подождать», – подумала Астелия.

Водитель внедорожника уже выскочил из машины, сжав кулаки. Подошёл к окну и постучал – настойчиво, будто хотел прорваться в её мир. Астелия не пошевелилась. Руки сжали руль, но она не двинулась с места, медленно опустила окно.

– Подвинься! – голос был жестким, как у человека, привыкшего командовать.

Астелия спокойно ответила:

– Нет, я не буду нарушать правила.

Мужчина нахмурился, лицо натянулось, как струна. Он ругался, обзывал её дурой, пытаясь выбить хоть какую-то реакцию. Его глаза тёмные, как ночь, метали гнев, а челюсть сжалась так, что, казалось, вот-вот треснет.

Светофор отсчитал последние секунды: 6, 5, 4… Каждая цифра отзывалась ударом в сердце. Когда загорелся зелёный, Астелия почувствовала лёгкую победу. Мужчина, побледнев от злости, вернулся к своей машине. Её сердце всё ещё билось чуть быстрее, но она просто нажала на газ и поехала вперёд, оставив за собой его раздражение.

Чужая вспышка гнева рассеялась, как дым. В её мире всё снова было на своём месте. У неё была своя маленькая победа: она не сдалась. Она не нарушила правило и эта победа принесла странное, но важное спокойствие.

Впереди был парк. Она знала – от мыслей не сбежать, но если она продолжит хотя бы такие простые вещи, как не сдаваться на светофоре, значит, не сдастся и в жизни. Не без боя.

Глава 1.

Астелия.

Я стояла у окна, глядя на живую, шумную улицу. Внутри всё сжималось от тревоги.

Брат с детства страдал врождённым пороком сердца. Раньше обходилось медикаментами, но теперь сердце почти не справляется. Вчера кардиологи сказали: нужна срочная операция – трансплантация клапана и реконструкция желудочка. Без операции – максимум полгода. Стоимость – пять миллионов, включая реабилитацию за границей.

Пять миллионов. Это звучало как приговор. Он не мог ждать. И я тоже. Чёрт, где их взять?

Деньги уже начали собирать через фонд при детдоме, где мы с братом жили после смерти родителей. Тогда, семь лет назад, авария разделила нашу жизнь на «до» и «после». Поступления шли медленно, капля за каплей, а время текло, как песок сквозь пальцы.

Я снова взяла телефон, открыла вкладку с кредитами. Все – отклонены. Каждое письмо с отказом в очередной раз подтверждало, что на выходе была только безнадёжность.

Пять миллионов… Сколько бы я ни пыталась рационализировать, эта сумма не укладывалась в моей голове. После университета я мечтала стать психологом, но жизнь швырнула в другое русло. Все мои мечты и планы о будущем рассыпались на части, когда брат заболел. Я работала официанткой, получала пятьдесят тысяч. Этого едва хватало на еду и лекарства.

Теперь всё стало просто: есть он и есть время, которое уходит.

Я посмотрела на старую фотографию: мы с братом, ещё дети, на качелях, улыбаемся. Тогда мир был проще, а теперь я не знаю, как жить, если не смогу его спасти.

И как раз в этот момент, когда мои мысли пытались найти выход, раздался звонок – Марианна. Я сжала телефон в руках, пытаясь хоть немного успокоиться.

– Привет, Асти, как ты? – её голос был привычно бодрым.

Я попыталась не выдать дрожь.

– Привет… Брат опять в больнице. Врачи сказали: нужна операция. Срочно. Готовьте пять миллионов.

На том конце наступила тишина. Потом – вздох.

– Пять миллионов… – она говорила уже мягче. – Асти, послушай. Я могу тебе помочь.

Я замерла. Помочь? Как?

– Знаешь же, что я работаю в клубе. Девушки там получают неплохо. Ты можешь попробовать – просто танцы. Публика нормальная, охрана есть. Это быстрые деньги.

Вокруг будто сжался воздух.

– Танцевать? В клубе? – я прошептала. – Марианна, я не могу… Я не такая, как эти девушки.

Марианна не стала спорить. Она знала, что я переживаю, и её голос стал мягче, почти успокаивающим.

– А какая ты, Асти? – тихо спросила она. – Ты сестра, которая хочет спасти брата. Тогда забудь о «не такая». Это просто шаг. Потом решишь, что делать дальше.

Я замолчала, не зная, что ответить. В моей голове крутились воспоминания из детства, когда мне исполнилось три года родители отдали меня на танцы. Я умела и любила танцевать, но это было моё, только моё. «Выставлять себя», показывать своё тело на публике – это было совершенно другое. Я не была готова стать одной из тех, кто танцует ради денег, ради того, что бы похвастаться своим телом или пластикой. Это было как-то не правильно для меня. Но сейчас была ситуация, когда мои принципы приходится задвинуть подальше.

– Ладно, – выдохнула я. – Ради брата.

– Я знала, – сказала она довольно. – Завтра всё будет. Я поговорю с хозяином клуба, он пойдёт навстречу. Просто приходи. Всё будет в порядке.

Когда звонок оборвался, я опустилась на кровать. Страх и решимость сплелись в один узел.

Братик, ему всего шестнадцать лет. Время уходит. Фонд помогает как может, но сбор идёт слишком медленно, а операция нужна сейчас.

На днях я решилась на то, о чем раньше не могла подумать. Мужчина по фамилии Мельников – человек из криминала. Говорили, он «даёт взаймы, но лучше потом не задерживать». Просить у него было страшно, но другого пути не было.

Вчера я встречалась с его человеком в кафе. Тот сделал мою фотографию и сказал, что деньги мне дадут. В скором времени подготовят договор и позвонят.

Я попросила три миллиона. Остальное надеялась собрать как угодно: фонд, подработки, чудо. О процентах и рисках старалась не думать.

Не помню, как я заснула, но утром будильник разорвал тишину. Я открыла глаза, тяжесть реальности вновь накатила. Я успела умыться и налить кофе, когда раздался телефонный звонок от Мельникова.

– Приходи в офис, – сказали в трубку. – Деньги переведём после подписания договора.

Я быстро собралась, села на автобус и уехала в ту часть города, где улицы пахли бензином и сыростью, где под окнами стояли витрины с затёртой вывеской, а люди шли так, будто уже привыкли ко всему. Дорога казалась вечной: я листала в голове возможные планы, пыталась представить графики выплат, но там, где должна была быть математика, была только паника и молчание.

Автобус скрипел, я держалась за поручень, колени дрожали чуть заметно. Впереди – офис, за дверью которого, как мне рассказывали, сидят люди, у которых принято не спрашивать «почему», а принимать «как есть».

Когда я пришла в офис, Мельников встретил меня холодным взглядом. Это был мужчина чуть за пятьдесят, в черном строгом костюме. Его помощники сидели рядом, как безликие тени. Я почувствовала себя маленькой и слабой, стоя перед ними. Мельников оглядел меня с интересом, словно изучая, как новый товар. Он сдвинул папку и вынул из неё несколько листов бумаги. Его голос был спокойным.

– Вот условия, – сказал он, – сумма займа три миллиона. Время на погашение – год. Начнёшь платить через два месяца, ежемесячно по триста пятьдесят тысяч. Но через неделю начинать вносить плату в размере процентов. Проценты и штрафы были прописаны отдельной строкой, – он ткнул пальцем в договор. Задержка с выплатами – двойная ставка.

Я пыталась сосредоточиться на цифрах, но они прыгали в глазах.

– Если не сможешь платить, – он произнёс эти слова с ледяным спокойствием, – долг переходит в другую форму.

Я замерла, не понимая, что он имеет в виду.

– Не пугайся, детка, – продолжил он, будто угадав мои мысли. – Это не криминал. Просто ты будешь работать на меня. Танцы, прислуживание, как домработница, может быть что-то подобное. Ты будешь просто работать для меня, тем самым погашая долг. Поняла?

Я кивнула, но внутри всё сжалось. В голове звенело. Я знала, что это не просто слова, это не просто формальности. Это была моя новая реальность. Но я не могла отказаться. Я понимала, что согласие – это подпись, а подпись – закроет одну дверь и откроет другую, более тяжёлую. Ручка скользнула по бумаге, оставляя чёрную черту.

– Деньги поступят на счёт через час.

Я вышла из офиса с ощущением, что подписала не договор, а приговор. В голове крутились его слова, и я ощущала, как этот долг будет следовать за мной, как тень, которую не сбросить.

Домой я добралась около четырёх. На телефоне мигнуло сообщение от Марианны: «Будь в клубе к 17:30. Первый выход сегодня».

Я положила распечатанные бумаги рядом с фотографией брата и села на край кровати. Выплаты – триста пятьдесят тысяч в месяц. Я не знала, как выплачу, но знала одно: теперь у меня нет пути назад.

Глава 2.

Астелия.

Я открыла дверь клуба, и меня сразу охватил тяжёлый запах алкоголя, духов и чего-то сладкого, приторного – смесь, от которой перекрывало дыхание. Музыка вибрировала в груди, её басы казались неотделимыми от моего тела. Удар звуков проникал в каждую клеточку тела, заставляя сердце биться в такт.

– Асти! – позвала Марианна, её голос прорезал шум.

Она стояла на фоне огней, уверенная и яркая, как всегда. Светлые волосы до плеч, макияж – безупречный, блестящий топ и короткая юбка, которые сидели на ней идеально. Она была частью этого, она знала правила игры. А я? Я почувствовала, как сердце ёкнуло. Первый рабочий день. Я должна танцевать. Заработать деньги ради брата, ради его жизни.

– Привет, – сказала я, улыбаясь. Внутри меня всё было напряжено, как струна, готовая лопнуть.

– Готова? – Марианна посмотрела на меня, с теплотой в глазах. – Не переживай, всё покажу.

Я кивнула.

В гримерке я открыла шкаф, и мои пальцы нервно скользнули по ткани. Наряд – чёрный топ, блестящая мини-юбка, высокие каблуки. Всё это было не моё, но я должна была сделать это для брата.

В отражении зеркала я рассматривала себя: небольшой рост, стройная, мягкие чертылица, длинные тёмно-каштановые волосы, светлые серо-голубые глаза, аккуратный нос и чуть пухлые губы. Девушка, которая всегда держалась своих принципов, теперь стояла в чужом мире, где каждая деталь – часть чужой игры.

– Держись, – сказала Марианна, слегка улыбаясь, как бы подбадривая меня. Она знала, почему я здесь. Мы обе знали. Я пришла заработать, что бы брат жил.

Я кивнула, и чувство решимости чуть ослабило напряжение в груди. Она помогла мне попасть сюда. Марианна одна понимала, что для меня это единственный выход. Время катастрофически не хватало. Лечение брата было дорогим, и только я могла сделать этот шаг – ради него переступить через стыд, через себя.

– Сколько танцев? – я попыталась рассчитать силы, но это было сложно.

– Пять, – ответила она, не отрываясь от своих дел. – Но не волнуйся, посмотрим, как пойдёт первый час.

Я вдохнула глубже. Страх, адреналин, решимость – всё это смешивалось, как коктейль, от которого становилось немного дурно. Но я не была той, кто сдается. Я не сломалась в детдоме, не сломаюсь и здесь.

– Главное – держаться смело, – сказала Марианна с уверенностью, будто это не просто слова. – Потом будет легче. Пару дней и ты втянешься.

Я шагнула на сцену, и свет прожекторов сразу ударил по глазам, но я быстро привыкла к нему. Под ногами скользил гладкий пол, покрытый тёмным паркетом, который отражал свет. По краям сцены стояли девушки, каждая из которых была частью этого мира, каждая знала, что её задача проста: двигаться красиво, эмоционально, чуть провокационно. Ни одна не смотрела на меня, и это радовало.

Музыка затопила зал, её вибрации шли по телу, заставляя двигаться. Я начала делать первые шаги – не слишком сложные, но плавные. Руки расслаблены, спина прямая. Это был не танец, а балансировка на грани между собой и миром, который мне был чужд. Моя задача была – быть красивой, заметной, но не кричать о себе.

Сзади, к центру сцены, вышла ещё одна девушка. Она сразу завладела вниманием зрителей: гибкая, уверенная, её движения были отточены, смелые, провокационные. Зал оживился.

Я стояла с краю, не желая привлекать слишком много внимания, но всё равно ощущала интерес зрителей, их взгляды, жадные и внимательные. Я могла быть простой, но мои движения – пусть не идеальные, но искренние – как бы подчеркивали, что я не здесь ради славы. Я здесь ради цели.

Иногда я пересекалась с другими девушками, мы менялись местами. Лишь однажды мне «посчастливилось» оказаться в центре сцены, но я почти моментально вернулась в сторону, не желая быть в центре внимания. Это не моя задача.

Я была Астелией: мягкой, но с внутренним стержнем, который не позволял сломаться. Здесь, на этой сцене, я была собой, несмотря на жадные взгляды богатых посетителей. Я танцевала для брата, для себя, для того, чтобы доказать: можно остаться честным даже в этом мире, где всё продаётся, где каждый взгляд имеет цену, а каждое движение – часть чужой игры.

***

Владен.

Я вошёл в «Лабиринт» – клуб Игоря Игнатьева, известного в криминальных кругах как Игла. Он был мастером невидимого контроля, всегда на шаг вперёд, никогда не делая лишних движений.

«Лабиринт» внешне был как любой развлекательный клуб, где заходят свои, притворяясь беспечными. Но если заглянуть за этот фасад, можно понять: здесь всё не так, как кажется. Место для скрытых манипуляций, где всё подчиняется чёткому расчёту. Для меня это не просто клуб – это полигон для тренировок, проверки и анализа. Девушки, что здесь работали, сами пришли за деньгами, добровольно став участницами сделки. Купить можно было каждую, всё зависит от цены. Всегда.

Сегодня я пришёл не один. Рядом – Михаил Владимирович Арсеньев, мой отец, «Медведь». Человек, которого боятся даже те, кто не верит в страх.

Он шёл медленно, глухо постукивая тростью по мраморному полу. Не потому что нуждался в ней – он мог позволить себе демонстрировать власть даже звуком. Его взгляд, холодный и усталый одновременно, скользил по залу, как прицел. Сидящие за столиками мужчины старались отвернуться, а женщины замирали.

«Медведь» вошёл – и воздух стал плотнее.

Я держался рядом. Чёрный костюм, белая рубашка, дорогие часы, тонкий браслет на запястье. Все эти детали говорили больше, чем слова. Я был «Грифоном» – невидимой тенью, глазами, которые видят всё, и умом, который просчитывает всё наперёд. Рядом шёл Костя, старый друг, знающий все эти правила. Он был моими дополнительными глазами в клубе. За нами шёл охранник, всегда настороженный. Он знал свою работу.

Мы уселись застолик и заказали виски. На сцене девушки двигались, их тела словно становились частью музыки, плавно сливаясь с её ритмами. Каждое их движение было выверено, грациозно и пронизано таким магнетизмом, что казалось, они не просто танцуют – они завораживают воздух вокруг себя, наполняя пространство своей энергией.

– Игла, – произнёс отец, не повышая голоса.

Игнатьев вынырнул из тени, как будто ждал этого момента всё это время.

– Михаил Владимирович, честь, как всегда, – его голос был ровным, но в нём читалась опаска.

– Не тяни, – бросил отец. – Мы пришли не ради почестей.

– У нас сегодня новое шоу. Несколько девушек на сцене впервые, свежие лица.

Я заметил, как Игла внутренне сжался, но мгновенно натянул улыбку и кивнул в сторону сцены:

Мой отец посмотрел туда, где за кулисами мелькали силуэты.

– Принеси каталог, – коротко сказал он.

Я сидел рядом, стакан виски на столе, взгляд устремлённый на отца. Он был спокоен, как всегда. В нём не было ни любопытства, ни интереса, только хищное ожидание. Он сделал глоток янтарного напитка. Музыка усилилась, и на сцену вышли девушки. Свет выхватил их фигуры, блеск тканей мгновенно расставил акценты. Они двигались одинаково – уверенно, натренированно, красиво. Но в этом была проблема. Одинаковость.

Я заметил, как одна из девушек, обслуживающая гостей, направилась к нашему столу. Её движения плавные, уверенные. Она подавала себя, взгляд был искрящимся, губы чуть приоткрыты. Всё её тело говорило: «Я в игре, я знаю правила, возьмите меня». Она положила перед нами каталог и улыбнулась.

– Спасибо, милая, – сказал я, едва заметно кивнув. Её присутствие больше не нужно.

Она наклонилась в поклоне и исчезла в толпе.

Костя усмехнулся:

– Легко Игле быть властелином здесь: свет, девушки, алкоголь.

– Да, – ответил я и потянулся к каталогу.

Это был толстый, красочный том с полными досье на девушек: их фотографии, краткие биографии, «особые навыки». Пролистал его лениво: многие знакомы, но ничего нового. Всё стандартно. В конце новые лица, но они не зацепили меня.

Закрыв каталог, я посмотрел на отца и отрицательно кивнул. Костя тихо потянул меня за руку, улыбнувшись:

– Симпатичные, но одинаковые. Опять скукота. Да, Гриф?

Я кивнул.

– Абсолютно.

И вновь направил взгляд на сцену, где он зацепился за девушку с краю. Она двигалась как-то по-другому, чуть более выразительно. Сначала я даже не мог понять, что именно привлекло внимание. Когда на её лицо упал свет, я смог разглядеть: тёмно-каштановые волосы, струящиеся в свете, большие глаза, полные губы – всё это выглядело гармонично, естественно. Я зафиксировал её рост – невысокая, чуть более полутора метров. Маленькая, но изящная. Это была не просто физическая привлекательность, а сила присутствия. На ней – чёрный топ, мини-юбка, высокие каблуки. Но главное не одежда, не внешность. Она не играла в игру, как все остальные. Она была собой даже на сцене. Я вдруг понял, что больше не смотрю на остальных, а только на неё.

Отец прищурился и наклонился вперёд. Он был полностью поглощён этим зрелищем, как и я. Её глаза скользнули по залу и на мгновение встретились с моими. Такие чистые, не испуганные, и что-то внутри меня щёлкнуло.

– Кто она? – спросил отец, не отрывая взгляда.

Игла, который каким-то чудом вновь оказался рядом, подался вперёд:

– Новенькая. Пришла сегодня.

– Купи её, – холодно произнёс отец, глядя на меня. – Будет твоей. Завтра хочу видеть её дома.

Отец встал и направился к выходу, оставив меня с его распоряжением.

«Будет твоей» – повторил я про себя. Это значит – испытание. Он всё ещё не верит, что я готов занять его место. Считает, что я смягчился, что жалость – это гниль, и теперь он даёт мне шанс доказать обратное – через неё.

Он делает это не впервые. Проверки – его способ воспитывать зверя во мне. Ему нужен наследник, не человек. Моему брату двадцать, и он, пожалуй, превзойдёт отца по жестокости. Рафаэль моложе меня на пятнадцать лет, но в его крови та же тьма, что и в нашем роду. Брат получил прозвище «Кобра», потому что, несмотря на свою молодость, он уже обладает способностью скрывать свою истинную опасность, выжидать момент и наносить удар, когда его жертва этого меньше всего ожидает. Как кобра, он манипулирует, уворачивается от угроз, но при этом всегда готов нанести смертельный удар. Если я не стану тем, кого отец хочет видеть, он сделает ставку на него. И тогда весь этот мир окончательно утонет в крови. Поэтому я должен занять место отца, чтобы хоть что-то изменить внутри системы. Для этого нужно показать, что я способен быть беспощадным.

Это не первая девушка, которую он подсовывает мне. Совсем недавно были две, которые сломались за неделю: скучные, пресные, предсказуемые. А эта… она будоражит во мне инстинкт охотника.

Я откинулся на диван, сделал глоток виски и зафиксировался на девушке. Что-то знакомое мелькнуло, как будто эта сцена уже была где-то, когда-то: эта стойкость, непоколебимость, вызов системе. Светофор, сигнал, машины, её твёрдое «нет» – воспоминание вспыхнуло ярко и неожиданно: та самая девушка, которая на одну минуту замедлила мой путь, когда я очень торопился, теперь стояла передо мной на сцене.

Я впился в неё глазами. Всё остальное – музыка, свет, привычные движения девушек – размывалось. Внутри что-то перемкнуло: это та, кто не подчиняется автоматически. Та, кто может стать прекрасной проверкой, испытанием, вызовом. Лично для меня. Я хотел понять, насколько далеко способен зайти сам – не по приказу отца, а по собственной воле. Испытать, смогу ли я сломить ту, в ком чувствую стальной стержень, и при этом не потерять остатки собственного сердца.

Отец хочет, чтобы я сломал её, чтобы показал, что я умею быть жестоким. Что я его сын до мозга костей. Но я… я хочу посмотреть, выдержит ли она, не сломавшись.

Я почувствовал, как в груди растёт странное, острое напряжение – смесь любопытства и инстинкта охотника. В мире, где всё просчитано, где каждая эмоция давно утратила вкус, такие мгновения были редкостью. Она – маленькая, но с характером, который чувствуется даже на расстоянии. Тогда, на светофоре, она смотрела прямо, спокойно, не дрогнув, хотя наверняка знала – перед ней не тот, кому обычно перечат. В её взгляде мелькнуло не дерзость, а твёрдость – внутренняя опора, которую не купишь и не сломаешь. И теперь она стояла здесь, на сцене, в месте, где всё продаётся. Я усмехнулся уголком губ:

– Мир тесен, – пробормотал вполголоса.

Костя удивлённо взглянул, не понимая, к чему это.

Я провёл пальцами по краю стакана, не отрывая взгляда от девушки. Она двигалась будто в своей музыке, не подчиняясь ритму зала. Не играла, не изображала – просто была. И этим выбивала из равновесия.

– Мне нужно досье на неё, – произнёс я тихо, глядя на друга.

Костя кивнул и махнул Игле. Тот всё понял без слов.

Я снова посмотрел на сцену. Та, что когда-то остановила меня на красный, теперь стоит передо мной не догадываясь, что этот вечер изменит её жизнь. И, возможно, мою тоже.

Глава 3.

Владен.

Передо мной лежала папка – тонкая, аккуратная, с логотипом клуба и лёгким запахом свежей бумаги. Игла умел добывать нужную информацию: быстро, чисто. Здесь, в «Лабиринте», не было случайных девушек. Прежде чем выйти на сцену, каждая проходила проверку – медицинскую, психологическую, финансовую. Досье составляли так, будто оформляют сделку.

Я откинул обложку. Фото простое, без сценического грима. Взгляд прямой, уверенный, ни тени страха. Та же непоколебимая стойкость, что и на сцене.

Астелия Белова. Имя редкое, звонкое, будто из другого мира. Я задержал взгляд на этих буквах – в них уже чувствовалась история, с которой связываться опасно. Но было поздно: я уже был вовлечён.

Двадцать два года. Сухие строки, но между ними – боль. Родители погибли семь лет назад. Детдом с пятнадцати. Брат Никита, сейчас шестнадцать. Диагноз: врождённый порок сердца. Нужна операция и реабилитация за границей. Сумма – пять миллионов. Неподъёмная для девчонки, у которой нет ни семьи, ни поддержки. Долг Мельникову – три миллиона.

Я тихо присвистнул.

– Нехило, – пробормотал я. – Для детдомовской девчонки.

Она работала, где могла: днём – официантка в маленьком кафе, теперь – сцена. Танцует, но не продаётся. Девушка, которая пришла не за лёгкими деньгами, а потому что жизнь прижала к стене.