Ёлка с характером

- -
- 100%
- +

Маленькая Машка ждёт Новый год и вместе с мамой наряжает ёлку – самую красивую на свете. Но когда праздник заканчивается, наступает пора прощаться…
И вдруг девочка понимает: чудо не исчезает вместе с огоньками, оно просто переходит в тишину, в свет за окном, в маленькую шишку, хранящую память о сказке.
Эпиграф
Сквозь вьюгу, снег и звёздный светШагает к детям Новый год.Он тих, как сказочный секрет,Что только в сердце оживёт.Он шепчет: «Веришь?» – и тогдаЗажгутся окна, сны, огни,Теплее станут холода,И время сказкой станет – жди!Пусть ёлка дышит добротой,Пусть шишка светится слегка –Ведь чудо ходит за мечтой,И путь к нему – из далека.А если вдруг утихнет смех,И комната уснёт без слов –Не бойся, чудо – не уснёт,Оно хранит твой дом в мечтах.Оно в огнях, что меркнут вьюжно,В дыханье ёлки, в звоне льда,В том шёпоте, что сердцу нужен –"Я рядом. Я с тобой. Всегда."Так пусть же длится этот миг,Где пахнет хвоей и теплом,Где даже вечер, скромно тих,Горит, как звёздочка, над домом.I. Зимнее утро и появление ёлки
Морозное утро подкралось к окнам тихо, почти неслышно. Стекло покрылось прозрачными узорами – будто кто-то аккуратно вырезал из инея целый зимний сад. Машка, ещё не открывая глаз, почувствовала, что что-то изменилось: в воздухе пахло не просто холодом, а свежестью, хвоей и чуть-чуть праздником. Этот запах бывает только один раз в году – когда папа приносит ёлку.
Она потянулась, зевнула и прислушалась. Из гостиной доносились шорохи, глухие голоса родителей и приглушённый звон – точно что-то тяжёлое ставят и поправляют. Машка вскочила, сунула ноги в мягкие тапочки и почти на цыпочках выскользнула из комнаты.
Посреди гостиной стояла она – ёлка. Настоящая, высокая, чуть колючая, с пушистыми лапами, на которых ещё держались снежинки. Казалось, будто лес только что отпустил её, и она всё ещё не привыкла к теплу. Ветки расправлялись неохотно: нижние тянулись к полу, а верхние чуть дрожали, будто ёлка обдумывала, стоит ли ей раскрываться перед людьми.
– Ну, красавица! – сказал папа, отступая на шаг. – С характером. Не хочет вставать ровно, упирается.
– Она живая, – шепнула Машка. – Просто ей надо привыкнуть.
Мама засмеялась, поправляя подставку.
– У тебя фантазия! Хотя, может, и правда. Посмотри, как ветки держатся, будто руки сложила.
Машка обошла ёлку кругом. На нижних ветках инеем поблёскивали крошечные капли, как прозрачные бусинки. Откуда-то сверху тянулся лёгкий хвойный дух – густой, терпкий, чуть смолистый. Девочка коснулась пальцем одной иголки – та качнулась, словно в ответ.
– Видишь? – прошептала она. – У неё есть характер, а не просто ветки.
Папа принес коробки с игрушками – старые, с пожелтевшими краешками, где каждая вещь пахла прошлым Новым годом. Машка села на ковёр, открыла крышку и осторожно вынула стеклянного снеговика. На нём была крохотная трещинка, но глаза по-прежнему блестели весело.
– Этого сюда, – сказала она, – на ветку, где видно сразу.
Мама улыбнулась:
– Только осторожно, милая. Эти игрушки ещё твоя бабушка вешала.
Пока они украшали, ёлка будто наблюдала. Ветки, которые сначала упирались, теперь послушно наклонялись туда, где Машка тянулась, а иногда – наоборот – упрямо отклонялись в сторону, словно выбирали, какая игрушка заслуживает место повыше. Девочка смеялась:
– Ну всё, теперь ясно. У нас ёлка с характером. Если ей не нравится, она сама решает.
Папа притворно вздохнул:
– Значит, теперь в доме у нас две упрямицы – ты и она.
Мама качнула головой, но в её взгляде светилось то же самое чувство, что и в воздухе – лёгкое предвкушение, тёплое, щемящее.
Когда на макушке засияла звезда, дом будто замер. Свет от гирлянды мягко разлился по стенам, отражаясь в окнах и посуде. Шары тихо звякали, когда Машка задела их, и каждый откликался своим голосом – высокий, низкий, хрустальный. Иногда казалось, что они не просто звенят, а перешёптываются.
– Слышите? – спросила Машка, прислушиваясь. – Они будто разговаривают.
– Это просто цепочка звенит, – ответил папа, но улыбнулся.
Машка не поверила. Ей показалось, что звуки слишком ровные, слишком осмысленные. Где-то у самого ствола раздалось тонкое дребезжание, как тихий смех. Девочка подошла ближе, и ей почудилось: среди теней под ветками мелькнуло крошечное мерцание, будто кто-то моргнул.
– Ты милая, да? – шепнула она. – Только не бойся, я никому не расскажу.
От ветки оторвалась лёгкая иголка и упала прямо на её ладонь. Она была холодная, но не колючая – наоборот, гладкая, словно живая.
Когда вечер опустился, в доме пахло мандаринами, тестом и хвоей. За окном медленно кружились снежинки, садясь на подоконник ровными рядами, как маленькие гости, пришедшие посмотреть на праздник. Машка сидела у ёлки, укрывшись пледом, и наблюдала, как в гирлянде то вспыхивают, то гаснут огоньки.
Иногда ей казалось, что они мигают не просто так, а будто по какому-то тайному коду: коротко, длинно, коротко, как в разговоре.
Ёлка слегка покачивала ветками, и на каждой висел свой маленький свет. Машка вдруг подумала, что ёлке, наверное, не просто холодно или жарко – ей интересно. Она смотрит на людей, на их лица, на то, как они украшают её, как радуются, и запоминает.
Ветви чуть дрогнули, будто кивая в ответ.
Машка вздохнула.
– Вот бы ты могла рассказать, что видела раньше. Наверное, тебя ставили в разных домах, да? У кого-то другого?
Ответа, конечно, не было. Только лёгкий звон стекла – шар слегка ударился о соседний. Но Машке показалось: это не просто звук, а слово. Может, «помню». Может, «жду».
Она прижала щёку к колену, глядя на золотую звезду. Та мерцала мягко, будто дышала. И в какой-то момент Машка вдруг почувствовала, что в комнате стало особенно тихо – так бывает только тогда, когда кто-то рядом, но не хочет спугнуть твоё чувство.
Пламя свечи у окна качнулось, и на стене ёлка отразилась огромной тенью. Её силуэт двигался плавно, по-доброму.
Машка улыбнулась и сказала почти беззвучно:
– Доброй ночи, ёлка с характером.
И ей показалось, что одна из лампочек мигнула в ответ – коротко и ласково, как подмигивание.
II. Первые странности. Шёпот игрушек
Дом уснул рано. За окном снег падал густо и тихо, словно кто-то сверху подсыпал его большими пригоршнями, стараясь не шуметь. Машка лежала в кровати и никак не могла заснуть. В комнате было темно, только щёлкали батареи и изредка покашливал ветер в форточке. Где-то вдали глухо звякнули часы, и стрелки перевалили через полночь. Девочка перевернулась на другой бок и замерла. Казалось, откуда-то из гостиной тянулся тонкий, почти неразличимый звон.
Она села, прислушалась. Нет, не показалось. Тоненький звук – как если бы тихо постучали стеклянными бусинами. Иногда звенел один, иногда два-три вместе, будто кто-то разговаривал, да ещё стараясь не привлечь внимания. Машка натянула халат, надела тёплые носки и на цыпочках подошла к двери. Сердце билось быстро, но не от страха, а от какого-то радостного ожидания – как перед тем, как разворачиваешь подарок.
Дверь скрипнула, и девочка осторожно выглянула в коридор. Свет из гирлянды пробивался через щёлку гостиной, окрашивая пол цветными бликами – зелёными, красными, золотыми. Звон повторился – чуть громче, чётче. Машка сделала шаг.
Ёлка стояла там же, где утром, но теперь казалась другой. Не домашней, не обыкновенной – а будто выросшей, важной, внимательной. Огоньки на гирлянде переливались лениво, как дыхание, а игрушки тихо покачивались, хотя в комнате не было сквозняка. И снова – тот же шепчущий звук, похожий на стеклянный разговор.
– Наверное, это батарея, – шепнула Машка сама себе, но в этот момент услышала:
– Я, между прочим, центральная! Меня всегда вешают впереди, прямо напротив двери! – тоненький, звонкий голос звенел где-то слева.
– Центральная она… С трещиной на боку! – отозвался другой, чуть глуховатый.
– Лучше быть с трещиной, чем облупленной, – вздохнул кто-то третий.
Машка замерла. Она видела, как покачнулся красный шар, рядом дрогнул снежный домик, а над ними слегка шелохнулась золотая звезда.
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал новый, старческий, но мягкий голос. – Ссориться в канун праздника нехорошо.
Машка прищурилась – говорила серебряная шишка, та самая, с маленьким облупленным кончиком, которую она вешала утром на нижнюю ветку.
– Праздник – это время тишины и радости. Не то важно, кто где висит, а то – какой свет несёт.
– А всё равно, – пробормотал шар, – у тех, кто ближе к макушке, огонёк ярче.
– Зато у нас тепло от батареи, – отозвался снеговик с потерянным носом, хмыкнув.
– Тепло-то есть, да кто его оценит, – вставила тонкая стеклянная птица на прищепке, хлопнув прозрачным крылышком.
Разговор становился живее, и Машка уже различала голоса. У каждого была своя интонация, своя «личность». Маленький золотой барабан говорил громко и чуть хвастливо, старая стеклянная звёздочка – тихо и благородно, как взрослая дама. Иногда они перебивали друг друга, иногда говорили все сразу, и тогда получался звонкий, перламутровый гомон, словно ветер трепал подвешенные кристаллы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.










