Машка больше не грязнулька

I. Утро грязи

Утро началось не с ласкового луча солнца, пробивающегося сквозь занавески, а с резкого, громкого «хлюп!» прямо под окном. Этот звук ворвался в сон Машки, словно дерзкий вестник нового дня, и заставил её мгновенно проснуться. Она приподнялась на локтях, и взгляд её устремился к окну. То, что взрослые поспешили бы назвать катастрофой, для Машки стало настоящим чудом: под ночным дождём двор превратился в огромное, блестящее, манящее болото.

Прудик у калитки разлился, словно разбушевавшееся море, дорожка исчезла под глубокими лужами, а к ним тянулись ручейки – они весело шуршали по траве, будто перешёптывались между собой, делясь тайнами ночи. И в каждой лужице отражалось небо – голубое, чистое, будто само хотело поиграть, подмигивая Машке озорными бликами.

– Ой-ой-ой! – протянула Машка, и в её голосе зазвучали нотки восхищения и восторга. – Какая же красота!

Она вскочила с кровати так стремительно, будто её подхватил невидимый вихрь, даже не вспоминая про тапочки. Сердце билось в предвкушении чего-то необыкновенного, и Машка понеслась к двери, словно маленькая ракета, устремляющаяся в космос.

Мурка с подоконника подозрительно приподняла хвост, и в её взгляде мелькнуло недоумение.

– Мяу? Опять началось? – будто сказала она, глядя на суету вокруг с лёгким недоверием.

Топа, наоборот, подскочил, завилял хвостом так энергично, что казалось, будто он хочет взлететь, и, как только Машка открыла дверь, стрелой вылетел наружу – прямо в мокрое утро, полное приключений.

– Подожди меня, Топа! – крикнула Машка, смеясь так звонко, что, казалось, даже капли дождя подхватили её смех.

И через секунду её босые ноги уже ступали в прохладную, скользкую радость. Первая лужа булькнула, словно приветствуя её тёплым рукопожатием, вторая брызнула на коленки, будто озорной ребёнок, а третья – взорвалась целым фейерверком капель, разлетевшихся в разные стороны сверкающими осколками.

– Вот это да! – воскликнула Машка и подпрыгнула так высоко, что капли посыпались на волосы, лицо и даже в уши. Мир вокруг заиграл новыми красками, и она почувствовала себя частью этого волшебного утреннего спектакля.

– Мурка, смотри, я – королева луж! – провозгласила Машка, раскинув руки, словно демонстрируя своё новое королевство.

Мурка только села у порога, свернув хвост вокруг лап, и глядела с тем самым выражением, где смешались и презрение, и лёгкая жалость к людям.

– Мяу, – сказала она строго, будто произнеся: «Девочка, одумайся!»

Но Машке было всё равно. Она уже строила из грязи пирожки – аккуратные, с «начинкой» из травинок и крошек земли. Её руки работали быстро и ловко, словно маленькие мастера, создающие уникальные произведения искусства.

– Один маме, – бормотала она, тщательно оформляя каждый пирожок. – Один Топе, один Мурке. Хотя Мурке, наверное, лучше без начинки – она привереда.

В воздухе витало ощущение праздника, и Машка чувствовала себя частью этого чудесного утра, где каждый миг был наполнен радостью и весельем.

Топа тем временем прыгал по лужам, фыркая и чихая от удовольствия.

Он гонял за своим отражением, хватал зубами струйки дождевой воды, кувыркался и выглядел счастливее всех собак на свете.

– Вот это жизнь! – выкрикнула Машка, падая на траву. – Грязь – это же весело!

Из окна донёсся мамин голос, нежный, но строгий, будто луч солнца, пробивающийся сквозь тучи:

– Машенька, ты хоть сапоги надела?

– Ага! – крикнула Машка в ответ, и её голос разнёсся по двору, словно весёлый колокольчик. На ногах у неё были лишь разноцветные носки, уже неразличимые от земли – они словно растворились в её окружении, став частью этого мокрого царства.

– И шапку? – не унималась мама, словно пытаясь воздвигнуть последнюю преграду на пути неизбежного хаоса.

– Конечно! – ответила Машка с уверенностью в голосе, не уточняя, что шапка осталась на спинке стула у кровати, будто забытый призрак порядка.

Мама вздохнула где-то внутри дома – так глубоко и устало, как вздыхают мамы, когда понимают, что битва за чистоту заведомо проиграна, словно крепость сдалась без боя под натиском неукротимого веселья.

Через полчаса Машка стояла посреди двора, похожая на произведение искусства, созданное самой природой и её неуёмным духом приключений. Её платье, некогда ярко-розовое, теперь сменило цвет на неопределённо-коричневый – будто впитало в себя все оттенки осенней земли и дождевых капель. Волосы блестели от влаги, словно маленькие бриллианты, рассыпанные по лбу и щекам. А на щеках виднелись две тёмные полосы – следы от грязных пальцев, словно боевые шрамы юного воина.

– Топа, смотри! – воскликнула она, раскинув руки, будто представляя себя на сцене. – Я теперь камуфляжная! Меня даже не видно! Её голос звенел от гордости, а глаза сияли, как звёзды в ночи.

Топа радостно гавкнул – его лай прозвучал, как торжественный салют в честь нового открытия. Затем он повалился на спину, раскинув лапы в стороны, и уставился на Машку с немым вопросом в глазах: «А как насчёт меня? Разве я не достоин такого же величия?»

Машка посмотрела на него, и в её взгляде вспыхнул огонёк азарта. Она радостно согласилась:

– Конечно, Топа! Ты тоже будешь настоящим произведением искусства!

И в этот миг двор превратился в холст, на котором разворачивалась картина безудержного веселья, где грязь становилась краской, а смех – самым ярким оттенком этого утра.

– Сейчас мы тебя сделаем тигром! – сказала она, обмакивая ладошку в грязь. – Вот тебе полоска! И ещё одна! Теперь рычи!

Топа послушно зарычал, больше похожий на добродушного паровозик, чем на хищника.

Мурка фыркнула и ушла в дом.

«Пусть играют,» – подумала она, – «пока мама не видит».

Но мама увидела.

Стоило Машке попытаться войти в дом, на пороге раздался тот самый мамин тон – не сердитый, но очень выразительный:

– Мария! Остановись. Прямо. Там.

Машка застыла, сжимая в руках миску грязевых пирожков.

– Я хотела угостить! – виновато пробормотала она.

Мама посмотрела на дочь и вздохнула – её вздох прозвучал тихо, словно шелест осенних листьев. Но уголки её губ дрогнули, выдавая едва сдерживаемую улыбку.

– Машка, ты, конечно, добрая девочка, – произнесла она, и в её голосе прозвучали тёплые нотки, будто лучи заходящего солнца, – но, кажется, наш дом к пирожкам не готов.

Машка подняла глаза, полные искреннего недоумения, словно маленький исследователь, столкнувшийся с необъяснимым явлением.

– Почему? – спросила она, и в её голосе зазвучала лёгкая растерянность.

Мама слегка усмехнулась, покачав головой:

– Потому что ему больше подойдёт ведро и швабра. Дом сейчас похож на поле битвы, где пыль и грязь устроили настоящий бунт.

Машка тихо засмеялась, и её смех разнёсся по комнате, словно звон колокольчиков.

– Тогда я помогу убираться! – воскликнула она с энтузиазмом, будто объявляла о начале великого похода. – Только… можно сначала ванну?

Мама кивнула, и в её взгляде мелькнуло лёгкое сомнение, словно она уже предчувствовала новые приключения.

– Можно, – сказала она, – но ванну потом тоже придётся отмывать. Представь себе – это будет настоящая операция по восстановлению порядка!

Машка задумалась, её брови слегка нахмурились, будто она взвешивала в уме все «за» и «против». После короткого внутреннего спора она честно призналась:

– Тогда лучше ты первая, мама. Я боюсь, что после моих стараний ванну придётся восстанавливать годами!

Ванна действительно выглядела как поле после сражения. На её белоснежной поверхности виднелись следы неведомых баталий: разводы, пятна и прочие «трофеи» былых дней. Казалось, что здесь недавно разыгралась целая эпопея, и теперь ванна ждала своего спасителя, который вернёт ей первозданную чистоту.

Машка взглянула на это «поле битвы» и невольно поежилась, словно ощутив тяжесть невидимых доспехов. Но в её глазах уже загорались искорки нового плана – кто знает, какие приключения ждут их дальше? Пена бежала по краям, на дне плавали остатки загадочного «пирожкового теста», а вокруг стояли следы Машкиных приключений – мокрые следы, мыльные разводы, одно носочек и кучка травы, которая почему-то оказалась в раковине.

Топа лежал на коврике, раскинув лапы, и смотрел на хозяйку глазами верного соучастника. В его взгляде читалась смесь любопытства и лёгкой тревоги – словно он ждал, что произойдёт дальше в этом необычном приключении.

– Гав, – тихо сказал он, и в этом гаве прозвучала нотка ностальгии. – Это всё было весело…

Машка кивнула, и в её глазах мелькнули искры воспоминаний о недавних шалостях.

– Да, – произнесла она задумчиво, словно погрузившись в мир ярких картинок прошлого. – Но мама сказала: «Ведро и швабра». Это значит – всё серьёзно.

Топа снова подал голос:

– Гав! – в его интонации сквозила едва уловимая надежда. – Может, сбежим?

Машка вздохнула, и в этом вздохе было столько грусти и обречённости, что Топа невольно поёжился. Она прислушалась, и в тишине дома отчётливо послышались шаги – неизбежные, как приговор.

Мама вошла, окинула взглядом комнату, и с её губ слетело лишь одно слово:

– Ах!

Это «ах» вместило в себя всё: и удивление, будто она наткнулась на загадочный артефакт; и лёгкое отчаяние, словно от взгляда на бурю, разгулявшуюся в миниатюре; и тайное восхищение тем, сколько энергии помещается в одной маленькой девочке – словно в миниатюрной батарейке, способной осветить целый мир.

Машка опустила голову и сказала тихо, почти шёпотом:

– Мам, я… наверное, чуть-чуть перестаралась.

Мама присела рядом, и её ладонь мягко скользнула по Машкиной щеке – прикосновение было лёгким, как пёрышко, но в нём чувствовалась теплота и понимание.

– Да, немного, – сказала она с лёгкой улыбкой. – Но знаешь, Маш, грязь – это не враг. Просто она любит порядок, когда её зовут в гости ненадолго, как капризную гостью, которая не должна засидеться.

Машка задумчиво посмотрела на маму, словно пытаясь разгадать тайну мироздания.

– Значит, можно грязниться? – спросила она с робкой надеждой в голосе.

– Можно, – ответила мама, глядя дочери в глаза. – Если потом помоешься. И ванну тоже.

Машка задумалась, и в её взгляде промелькнуло озарение – будто солнце пробилось сквозь тучи.

– Тогда я теперь – чистая грязнулька! – воскликнула она с озорным блеском в глазах.

Мама улыбнулась, и её улыбка была такой тёплой, что Машке захотелось обнять весь мир.

– Вот и прекрасно, – сказала мама. – Только помни: чистота – это не наказание. Это когда миру приятно быть рядом с тобой, словно он находит в тебе источник света и уюта.

И в этот момент Машке вдруг показалось, что слова мамы – это ключ к какому-то великому тайному знанию, которое изменит её жизнь.

Машка улыбнулась, и в её глазах заплясали весёлые искорки.

– Тогда я буду такой, чтобы миру было приятно, – произнесла она, словно давая торжественную клятву.

К вечеру, когда ванна снова блестела, будто зеркало в сказочном замке, а Топа пах мылом так сильно, что казалось, будто от него исходит лёгкий пар, Машка сидела в халате на кровати и рассматривала свои руки. Они были розовые, чистые, а воздух вокруг них будто пропитался нежным ароматом лаванды. Капли влаги на коже поблескивали в лучах заходящего солнца, словно крохотные бриллианты.

Странно, – сказала она, задумчиво глядя на свои руки, – вроде грязи нет, а играть всё равно хочется. В душе всё ещё живёт неукротимый дух приключений, словно зов далёких земель.

С подоконника донеслось тихое мурлыканье. Мурка, сверкая глазами в полумраке, выразила своё мнение:

– Мяу! – в этом звуке слышалась мудрость веков. – Играть можно и чистыми.

– Правда? – Машка подняла брови, будто всерьёз размышляя над этим открытием.

– Мяу, – подтвердила Мурка с уверенностью, которая не оставляла места сомнениям. – Проверено временем.

Машка улыбнулась, взяла книжку, бережно погладив обложку, и подумала, что завтра она снова выйдет во двор – только в сапогах. И, может быть, построит из песка целый дворец, но уже не «грязевой», а «сияющий» – такой, что будет ослеплять своей красотой и величием. Она представила себе башни, сверкающие в лучах солнца, и широкие аллеи, усыпанные золотистым песком.

– Ведь чистота – это тоже игра, – сказала она Топе, и голос её звучал торжественно, будто она объявляла начало новой эпохи.

Топа в ответ лениво поднял ухо и вздохнул, будто соглашаясь, но с некоторой долей скептицизма:

– Гав… – протянул он, – только без ванны потом, ладно? В его голосе слышалась усталость и лёгкая мольба.

– Посмотрим, – хихикнула Машка, и её смех разнёсся по комнате, словно звон колокольчиков.

Так закончился день, пахнущий дождём – свежим и чуть горьковатым, мылом – нежным и успокаивающим, и новыми мыслями – яркими, как первые лучи утреннего солнца.

Машка заснула быстро, с лёгкой улыбкой на губах, будто ей снились волшебные сны. А Мурка сидела рядом, глядя, как за окном отражается луна в крошечной лужице. Её глаза светились в темноте, словно два маленьких фонаря.

Она тихо подумала: «Иногда надо вымазаться, чтобы научиться сиять». В этих словах таилась глубокая мудрость, способная изменить взгляд на мир.

II. Осознание усталости мамы

На следующее утро в доме пахло чем-то вкусным – смесью кофе, ванили и чистого белья. Машка потянулась в кровати, вдохнула и улыбнулась.

– Вот здорово! Сегодня точно будет весёлый день, – сказала она, а потом добавила, глядя на Мурку: – И чистый. Ну, почти.

Мурка прищурилась и грациозно спрыгнула с подоконника. Её шерсть блестела, будто она всю ночь полировала себя до зеркального блеска.

– Мяу, – коротко сказала кошка, что можно было бы перевести как: «Поживём – увидим».

Машка взяла расчёску и попыталась привести в порядок волосы. Щётка застревала в кудряшках, и через минуту девочка выглядела скорее как одуванчик, чем как принцесса.

– Ну и пусть, – решила она, – зато весело.

На кухне царила суета утра. Кофейник шипел, словно недовольный разбуженным сном, а блины, шипя на сковородке, будто перешёптывались между собой. Топа бегал кругами, вытянув нос кверху, пытаясь поймать дразнящие запахи. Его хвост вилял так энергично, что казалось, будто он вот-вот оторвётся от радости.

– Доброе утро, солнышко! – сказала мама, заметив Машку. Её голос звучал тепло, как лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь занавески.

– Доброе, – ответила девочка тихим голосом и сразу заметила, что мама выглядит немного усталой. Под глазами залегли лёгкие тени, будто следы ночного путешествия в неведомые края. Волосы были собраны кое-как, словно в спешке, фартук смят, а на рукаве виднелось пятнышко теста – маленький след вчерашних баталий на кухне.

Машка внимательно посмотрела на маму, и в её сердце шевельнулось странное чувство.

– Мам, а ты не спала? – спросила она, не скрывая беспокойства в голосе.

– Спала, – улыбнулась мама, но улыбка вышла немного в сторону, будто не найдя своего места на усталом лице. – Просто вчера, кажется, кто-то устроил фестиваль грязи. Пришлось стирать ночью.

Машка почесала нос, чувствуя, как внутри зарождается смущение.

– Это я, – сказала она тихо, словно признаваясь в тайном проступке. – Но я же потом помылась!

– Я знаю, – ответила мама и потрепала её по голове, будто пытаясь передать частичку своего тепла и терпения. – Просто ванна решила, что ей тоже нужен душ после твоего купания.

Машка засмеялась, но внутри вдруг стало как-то неловко, будто она случайно наступила на хрупкий цветок.

– Мам, а ты устала? – спросила она, глядя на маму с искренней заботой.

– Немного, – призналась мама, и в её голосе прозвучали нотки усталости, словно далёкий шёпот ветра. – Но это пройдёт. У нас ведь впереди целый день, правда?

Она повернулась к плите, и Машка заметила, как мама оперлась о край стола, будто пытаясь перевести дух после долгого пути. В этом жесте было столько усталости, что у Машки защемило сердце.

Машка тихо села за стол, не произнося ни слова. Топа улёгся рядом, положив морду ей на колени, будто чувствуя ту же грусть и беспокойство. Его дыхание было ровным и спокойным, словно шёпот утешения.

Завтрак проходил тихо, непривычно тихо. Обычно Машка болтала без умолку, рассказывала сны, пела, шутила. А сегодня она просто жевала блины, разглядывая мамины руки. Они были сухие, с маленькими трещинками от воды – будто карта долгих путешествий по миру домашних забот. На одном пальце был крошечный порез, такой незначительный, но в глазах Машки он казался глубокой раной.

«Наверное, о тряпку порезалась, когда мыла мою ванну…» – подумала Машка, и у неё внутри всё сжалось от внезапного осознания собственной беспечности и маминого терпения. В этот миг мир будто замедлил ход, и Машка по-новому взглянула на привычные вещи, почувствовав тяжесть ответственности и любовь к маме. Она вспомнила, как весело хлюпала вчера, как смеялась, когда пена залезла на потолок. А потом – как мама молча вытирала пол. Тогда это казалось игрой. Сейчас – нет.

– Мам, – вдруг сказала Машка, – а почему ты всегда всё моешь сама?

– Потому что кто-то должен, – просто ответила мама. – А дом сам себя не приберёт.

Машка поджала губы.

– А если ему помочь?

Мама удивлённо посмотрела.

– Ты хочешь помочь дому?

– Ну… да. Я же виновата, что он теперь весь устал.

Мама тихо рассмеялась.

– Дом устал? Это что-то новое.

– Конечно! Он ведь после меня вчера был весь в грязи. Даже коврик плакал, я слышала!

– Ой, Машенька, – мама вытерла глаза от смеха. – Ну, если коврик плакал, тогда всё серьёзно.

После завтрака мама ушла в кладовую, а Машка осталась на кухне. Она сидела, глядя на окно, и размышляла.

«Если мама устала, значит, я слишком веселилась. А если я слишком веселилась, значит, теперь надо веселиться по-другому. Так, чтобы всем было хорошо.».

– Топа, – сказала она, – кажется, мы сделали маме тяжёлый день.

Пёс поднял голову и завилял хвостом, будто соглашаясь.

– Надо это исправить.

– Гав?

– Исправить – значит, сделать хорошо.

– Гав-гав!

– Только тихо. Мы будем тайными помощниками. Никто не узнает, что мы герои.

Топа радостно подпрыгнул и задел миску. Та звякнула, и Машка ахнула.

– Тсс! Герои не шумят!

Пока мама занималась бельём, Машка решила проявить инициативу. Она взяла тряпку, налила в ведро воды (впрочем, половина ушла на пол) и пошла мыть кухонный стол.

– Легкотня! – сказала она уверенно и шлёпнула тряпкой по столу.

Через десять минут стол превратился в миниатюрное море. Вода стекала с него ручейками, похожими на серебристые нити, капала с краёв, словно слёзы, а под ногами уже образовалась маленькая речка, которая угрожала затопить всю кухню.

Топа радостно плескался в этом импровизированном водоёме, поднимая фонтаны брызг. Его глаза сияли от восторга, а лай звучал как торжественный гимн:

– Гав-гав! Весело!

Но Машка смотрела на это «веселье» с горечью. Её лицо омрачилось, словно небо перед грозой.

– Нет, Топа, это не весело, – вздохнула она, и в её голосе прозвучала печаль. – Это катастрофа! – воскликнула Машка и бросилась вытирать пол, размахивая полотенцем, как капитан – флагом в бурю.

Когда мама вошла на кухню, она словно оказалась в эпицентре стихийного бедствия. Дочь стояла посреди этой «битвы с водой», словно воин, готовый к последнему рывку в неравной схватке с потопом.

– Маш, что происходит? – спросила мама, и в её голосе звучали нотки удивления и лёгкой тревоги.

Машка подняла глаза, полные раскаяния, и ответила:

– Я хотела помочь… чтобы тебе легче было…

Мама посмотрела на всё это водное царство, потом улыбнулась – её улыбка была тёплой, как солнечный луч в хмурый день. Она села рядом с дочерью и помогла вытереть последние лужицы. Их руки двигались слаженно, словно в танце, а капли воды искрились в лучах утреннего солнца.

– Спасибо, родная, – сказала мама, и в её словах звучала искренняя благодарность. – Только, знаешь, помощь – это не всегда скорость. Иногда она – внимание.

– А как это – внимание? – спросила Машка, и в её взгляде мелькнуло искреннее любопытство.

– Ну вот, например, когда ты видишь, что кто-то устал, и стараешься не добавлять ему забот, – ответила мама, и её голос звучал мягко, как шёпот ветра.

Машка кивнула, чувствуя, как в груди появляется что-то новое. Тёплое, но немного щемящее, будто маленький цветок, пробивающийся сквозь камни.

– Я больше не хочу уставшую маму, – сказала она решительно, и в её глазах вспыхнул огонёк нового понимания. – Я хочу весёлую.

– И я, – ответила мама, смеясь, и её смех разнёсся по кухне, словно звон колокольчиков. – Тогда, может, договоримся? Веселиться – можно. Но вместе с чистотой.

– А если не получится? – спросила Машка с лёгкой тревогой в голосе.

– Тогда попробуем снова, – ответила мама с уверенностью, которая вселяла надежду.

День прошёл тихо, но внутри Машки всё крутилось и бурлило, как водоворот. Она наблюдала за мамой: как та вешает бельё, будто создавая причудливый узор на фоне неба; как аккуратно складывает вещи, словно выстраивая миниатюрный мир порядка; как протирает подоконники, и каждый её жест казался частью таинственного ритуала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.