Машка больше не обманщица

I. Утро маленькой обманщицы

Утро в Машкиной комнате начиналось, как обычно, – с солнечных пятен на стенах и тихого сопения Пуговки. Лучи солнца проникали сквозь занавески, ложились на подоконник и медленно сползали на пол, где уже раскинулись карандаши всех цветов радуги. Один из них, зелёный, как огурец, перекатился к ножке кровати и застрял под тапком. Машка потянулась, зевнула, и, щурясь, посмотрела на эту разноцветную россыпь.

– Вот оно какое, утро художницы, – сказала она себе с важным видом и села прямо посреди кровати, как маленькая королева на троне.

На столе стоял стакан с водой – почти прозрачной, только с лёгким мутным оттенком от того, что вчера Машка промывала в нём кисточку. Рядом лежали её фломастеры, и все они были на своих местах, кроме синего, который Пуговка утащил ночью, решив, что это жевательная игрушка.

– Пуговка, верни фломастер, – строго сказала Машка, глядя на него.

Пуговка поднял голову, глянул круглыми глазами и виновато икнул. Фломастер валялся рядом с его подстилкой, погрызенный на краю.

– Вот вредина, – вздохнула Машка, забрала добычу и села за стол. – Сегодня мы нарисуем красоту!

Она уже видела в воображении будущий рисунок – яркий, с множеством деталей, такой, чтобы мама ахнула. Мама ведь всегда говорила: «Машенька, у тебя золотые руки!» И от этих слов у девочки внутри расцветали маленькие фонарики.

Бумага была белая и гладкая, словно лист свежего снега. Машка открыла коробку с карандашами, вдохнула их аромат – немного древесный, немного пыльный, но почему-то очень уютный.

– Так, – сказала она. – Сначала – небо.

Она уверенно провела голубой линией, потом добавила облачка, солнце, домик, себя в красном платье и маму рядом, улыбающуюся. Потом, конечно, Пуговку, без него никак. У него вышли слишком короткие лапы, зато хвост – просто замечательный, в три завитка.

– Ну вот, – Машка довольно кивнула. – Красота!

Она немного отодвинулась, полюбовалась и решила добавить цветы. И тут всё пошло наперекосяк.

Она потянулась за фломастером, но рукав задел стакан с водой. Тот опрокинулся, вода с шумом пролилась на лист, и цвета – голубой, красный, жёлтый – смешались в серую жижу.

– Нет! – вскрикнула Машка.

Она схватила салфетку, стала вытирать, но бумага размокла и рванулась прямо посередине – как будто сердце у рисунка треснуло.

На секунду комната замерла. Даже Пуговка поднял морду и тихо пискнул.

– Всё, – выдохнула Машка, глядя на мокрый, порванный лист. – Всё пропало.

Она смотрела на свою испорченную работу, и сердце у неё стучало где-то в горле. Её будто кто-то ущипнул изнутри. Мама же ждала этот рисунок, она хотела повесить его на холодильник, рядом с другими. А теперь… теперь ничего не осталось.

Машка закусила губу. Слёзы подступили, но она упрямо моргнула. Нет, плакать нельзя. Надо что-то придумать.

И вдруг мысль сама вспыхнула – быстрая, как спичка: А если сказать, что это не я?

Она покосилась на Пуговку. Тот сидел, слегка наклонив голову, будто ожидал, что от него что-то потребуется.

– Ага, – шепнула Машка. – Скажу, что ты! Ты – шалунишка, прыгнул на стол и порвал. Всё честно, я просто спасала рисунок.

Пуговка моргнул.

– Не смотри на меня так, – сказала Машка, чувствуя, как щёки горячо вспыхнули. – Это ведь не совсем ложь… просто… ну, не вся правда.

Она подняла рисунок, сложила его пополам, потом ещё раз – чтобы не видно было порванного места, – и спрятала под стопку других листов. Села чинно, руки сложила.

– Готово, – сказала она вслух. – Никакой беды нет.

Но почему-то на душе стало неловко. Как будто воздух в комнате стал чуть гуще, чем был. И солнце, что раньше лилось на стол, будто спряталось за облако.

Машка посмотрела на Пуговку, он лежал спокойно, но глаза его блестели так, будто он что-то понимал.

– Пуговка, – прошептала она, – не предавай меня, ладно?

Он только вздохнул.

Когда мама вошла в комнату, Машка подскочила.

– Мам, привет! Я тут рисую, – сказала она, стараясь звучать бодро.

– Как здорово! – улыбнулась мама. – А где тот рисунок, что ты утром начала?

И вот тут Машка вдруг почувствовала, как сердце подпрыгнуло, как мячик. Она открыла рот – и почти автоматически произнесла:

– Собачка проглотила!

Мама удивлённо моргнула, а потом засмеялась:

– Проглотила? Ничего себе! У нас, оказывается, теперь художники ещё и с аппетитом!

Пуговка, почуяв своё имя, подошёл, вильнул хвостом, и мама погладила его по спине.

– Ну что ж, – сказала она весело, – пусть переварит, может, талант прибавится.

И ушла, всё ещё посмеиваясь.

А Машка осталась стоять посреди комнаты, с чуть открытым ртом. С одной стороны, всё получилось. Никто не ругал, мама не огорчилась. Но внутри у Машки почему-то было не радостно. Что-то кольнуло, как заноза.

Она опустилась на стул и задумчиво смотрела в окно. Там за стеклом плыли облака, лёгкие, ленивые. И вдруг ей показалось, что они все как-то криво плывут, будто им чего-то не хватает.

Пуговка подошёл, ткнулся носом в её колени.

– Ты чего? – спросила Машка, почесывая его за ухом. – Всё же хорошо. Правда?

Но внутри от этих слов стало только тяжелее.

Весь день Машка старалась вести себя как обычно. Рисовала новый рисунок, помогала маме, даже играла с Пуговкой. Но где-то глубоко сидела маленькая тень, которая шептала: «Ты ведь соврала».

Вечером, когда солнце легло на подоконник последним золотым лучом, мама поставила на стол тёплое молоко и пирожки с повидлом.

– Ну что, художница, устала? – спросила она ласково.

– Немножко, – ответила Машка.

– А рисунок новый покажешь завтра?

– Завтра, – кивнула она, не поднимая глаз.

Она потянулась к пирожку, но кусок показался ей слишком сладким, и вдруг она поняла, что больше не хочет есть.

– Мам, я спать пойду, ладно?

– Иди, моя усталая пчёлка, – сказала мама и поцеловала её в макушку.

Машка забралась под одеяло, прижала к себе зайца. В темноте все мысли стали громче.

– Это ведь ерунда, – прошептала она. – Я просто не хотела, чтобы мама расстроилась.

Но заяц молчал. И Пуговка молчал, тихо сопя у кровати. Только в окне звёзды сверкали холодным светом, и одна из них будто подмигнула ей: «Может, завтра скажешь правду?»

Машка долго лежала, слушая, как тикают часы, и наконец прошептала:

– Завтра. Обязательно.

Она закрыла глаза, и где-то в полусне ей показалось, будто порванный рисунок сам собой сложился, залечив разрыв. И на нём снова появилась она, мама и Пуговка. Все улыбались.

А когда рассвело, утро выглядело как новое начало – тёплое, чистое и чуть-чуть стеснительное, будто само ждёт, что сегодня кто-то станет честнее, чем вчера.

Машка сидела на полу, а рядом лежали цветные карандаши – красный с обломанным кончиком, синий с обгрызенным боком, и зелёный, самый любимый, чуть укороченный, но всё ещё бодро блестящий. Вокруг на ковре – листы с рисунками: розовый дом с кривыми окошками, собачка с хвостом, похожим на сосиску, и что-то, что Машка сама не могла точно определить – то ли облако, то ли кекс.

Она взяла новый чистый лист и задумчиво потянула губу. Сегодня она решила нарисовать маму. Настоящую, как она есть – с улыбкой, с пушистыми волосами и в голубом халате, который пахнет ванилью. Машка склонила голову, нарисовала сначала лицо, потом глаза… А потом карандаш дрогнул, и вдруг через всё мамино платье прошла жирная коричневая полоса. Машка ахнула. Попыталась стереть – не вышло. Бумага порвалась прямо по центру.

– Ай! – выдохнула она. – Всё… испортила!

В животе что-то неприятно сжалось. Машка посмотрела на порванный рисунок, потом на собачку Тумана, который в это время растянулся у окна, мирно спал и посапывал.

– А если сказать… что это он? – прошептала она себе под нос.

Сердце у неё стукнуло чуть сильнее.

– Ну, он же всё время что-то грызёт! Вчера тапочек, позавчера карандаш! Вот и лист… Почему бы и нет?

Она аккуратно сложила порванные кусочки и подложила их под коробку с карандашами – чтобы не было видно. В комнату заглянула мама.

– Маш, что ты тут творишь? – улыбнулась она, глядя на творческий хаос на полу. – Опять выставку устроила?

Машка прижала ладони к коленям и натянуто улыбнулась.

– Угу. Рисую… Только один рисунок… э-э… пропал.

– Пропал? – переспросила мама, присаживаясь рядом. – Как это пропал?

Машка пожала плечами и, опустив глаза, произнесла тихо:

– Собачка проглотила.

Мама удивлённо замерла, потом рассмеялась.

– Туман? Проглотил лист бумаги?

– Ага, – кивнула Машка, чуть громче, будто для убедительности. – Я только отвернулась, а он – хвать! И нет рисунка!

Туман поднял голову, посмотрел на них сонными глазами и зевнул так широко, что даже челюсть хрустнула.

Мама снова засмеялась:

– Ох уж этот наш Туман! Придётся, видимо, кормить его не кашей, а альбомами!

Машка выдохнула. Вроде бы всё. Мама поверила. Только внутри всё равно стало неуютно. Сначала лёгкая тревога, потом какое-то щекочущее ощущение – будто где-то глубоко внутри шуршит неугомонный комочек.

Когда мама ушла, Машка подошла к Туману.

– Ну и зачем я это сказала? – спросила она, шепотом, будто боялась, что стены услышат. – Ты ведь даже не виноват.

Собака тихо вздохнула и ткнулась носом ей в коленку, словно понимала.

Машка опустилась рядом, погладила шерсть – мягкую, чуть пахнущую солнцем и двором.

– Может, потом признаюсь? Только попозже…

Но «попозже» наступило быстро. Вечером мама заметила, что Машка ходит какая-то задумчивая, молчит даже во время мультиков.

– Машуль, ты не заболела?

– Нет… – ответила девочка, разглядывая кружку с какао.

– Тогда почему такая грустная?

Машка хотела сказать: «Да нет, просто устала». Но язык будто сам не послушался. Слова застряли в горле, как липкие леденцы.

– Я… – начала она и вдруг замолкла.

Мама ждала, терпеливо, спокойно, как всегда.

– Что, доченька?

– Я… я просто думаю, – выдавила Машка. – Как Туман мог съесть бумагу… Ведь она невкусная, правда?

– Конечно, невкусная, – улыбнулась мама. – Он бы, может, и пожевал, но вряд ли проглотил.

Машка кивнула и спрятала нос в кружку.

Этой ночью ей снилось, будто рисунки ожили. Мамин портрет стоял прямо перед ней, с порванным платьем, и спрашивал:

– Зачем ты сказала неправду?

А сзади Туман тихо вздыхал и кивал своей собачьей головой:

– Вот, теперь я виноват, хотя я просто спал…

Машка проснулась взволнованная. Сердце колотилось, щеки пылали. Она посмотрела в окно – утро только-только прокралось в комнату, солнце ещё робко освещало занавески. Туман спал на своём коврике, а мама на кухне шуршала ложкой – значит, варила кашу.

Машка села на кровати и вдруг ощутила, как комочек под ложечкой, тот самый, что шуршал весь вечер, стал тяжелее.

– Не хочу больше врать, – прошептала она сама себе.

Она вылезла из-под одеяла, босиком пробежала по холодному полу, взяла из-под коробки порванный рисунок и осторожно пошла на кухню.

Мама повернулась – с ложкой в руке, в той самой голубой кофте.

– Доброе утро, соня. Опять босиком?

Машка молчала, потом положила рисунок на стол.

– Мам, вот. Это не Туман… Это я. Я случайно порвала.

Мама опустила ложку и посмотрела на дочку. Глаза у неё были мягкие, без тени злости.

– Спасибо, что сказала, Машуль. Я ведь и не сердилась бы. Просто хотелось знать правду.

Машка выдохнула, будто выпустила большой воздушный шар. Всё, что вчера жгло, давило и мешало, вдруг исчезло. Комочек внутри растаял, словно сахар в чае.

– Ты не обиделась? – спросила она осторожно.

– Конечно, нет. А рисунок можно склеить. Смотри, тут даже красиво получится – будто платье развевается на ветру.

Они вместе наклеили порванный лист на картон, аккуратно соединили края, а мама добавила на платье золотые блёстки. Машка улыбалась.

– Мам, а можно я ещё один нарисую? Только не порву.

– Конечно можно, – кивнула мама. – Только не спеши. Главное ведь – не рисунок, а то, с каким сердцем рисуешь.

Машка обняла маму, уткнувшись носом в её плечо. Пахло всё тем же – ванилью и теплом.

– Мам, а если я вдруг опять что-то испорчу… я сразу скажу. Честно.

– Вот и правильно, – улыбнулась мама. – Потому что правда – это когда дышится легко.

Машка снова посмотрела на рисунок. Теперь он казался ей даже красивее, чем прежде. И Туман, лениво потягиваясь у окна, будто подмигнул:

– Ну вот, порядок восстановлен.

Она хихикнула. Всё внутри стало ровным, как солнечный луч по ковру.

День только начинался, а Машка уже чувствовала – сегодня всё получится. Ведь теперь она больше не обманщица.

II. Потеря доверия

На следующий день после истории с рисунком Машка проснулась необычайно рано. Сквозь щёлочку занавески в комнату пробирался тонкий луч солнца и ложился прямо на её кровать. Он был тёплый и золотистый, словно приглашал: «Вставай, начинается новый день!»

Машка потянулась, сладко зевнула и улыбнулась сама себе. Ей казалось, будто всё внутри стало светлее. Вчерашняя тяжесть растворилась, а сердце снова бьётся легко и ровно, как птичка, что нашла дорогу домой.

На столе, прямо возле коробки с карандашами, лежал её вчерашний рисунок – тот самый, что она порвала и потом честно призналась маме. Склеенный, украшенный блёстками, он теперь выглядел будто нарочно задуманный таким – словно ветер играет с маминой юбкой, а солнце улыбается.

– Красота, – прошептала Машка, смахнув пальцем невидимую пылинку.

Туман, их пёс, поднял голову и сонно посмотрел на хозяйку.

– Утро доброе, старичок, – сказала девочка и потрепала его за ухо. – Сегодня я точно никому не совру. Ни капельки.

Пёс тихо тявкнул, будто согласился.

После завтрака Машка побежала во двор – там уже ждали друзья: Лиза, соседка с веснушками, и Сенька, который умел мастерить всё на свете, даже рогатку из бельевой прищепки. Они собирались строить «секретную базу» за сараем – старое место, где прошлым летом прятали найденные «сокровища»: разноцветные крышечки, блестящие камешки и обломок старого зеркала, который отражал солнце, как настоящее магическое стекло.

– Машка, ты принесла верёвку? – крикнул Сенька, когда она появилась за углом.

– Конечно! – гордо ответила она. – У меня даже ножницы есть, чтобы резать!

Она достала из кармана ярко-красную верёвку – правда, не свою, а мамину, ту, которой та иногда перевязывала свёртки с тканью. Мама разрешала брать её «только с просьбой». Но сегодня Машке так не терпелось показать друзьям, что она не хуже них, что слова «только с просьбой» пролетели мимо ушей, как оса мимо цветка.

– Какая красивая! – восхитилась Лиза. – Настоящая строительная!

– Да, – с гордостью сказала Машка. – Моя.

В тот момент внутри у неё чуть дрогнуло. Небольшой, но знакомый холодок прошёл по спине. Она знала, что сказала неправду. Опять. Но ведь что страшного? Всего-то маленькая верёвка. Мама не узнает.

Они принялись мастерить базу. Верёвка пригодилась – ею они крепили куски ткани, делая «крыши» и «флаги». Машка ловко помогала, смеялась, крутилась, словно маленький вихрь. Её щеки пылали, волосы выбились из хвостиков, глаза блестели.

Но вдруг – тр-р-р-р-ах! – что-то громко треснуло. Крыша из палок и ткани рухнула прямо в середину «базы». Все вскрикнули.

– Держи! – закричал Сенька, хватаясь за край.

– Осторожно! – визжала Лиза.

Машка бросилась помогать, но верёвка соскользнула, и один конец остался у неё в руках, а другой – затянутый узлом – треснул и распустился.

– Машка! – возмутился Сенька. – Ты что, плохо завязала?

– Я старалась! – обиделась она. – Просто она… плохая, вот!

– Неправда! – вскинула руки Лиза. – Верёвка отличная, мы же смотрели!

Машка опустила глаза. На землю упал кусочек ткани, а за ним – порванный конец верёвки. Края были неровные, будто кто-то их ножницами подрезал. Лиза заметила это первая.

– А почему она такая короткая? – нахмурилась она. – Ты же говорила, у тебя целая.

Машка почувствовала, как к горлу подкатил ком.

– Ну… она была… длинная, просто я отрезала для дела.

– Какого дела? – спросил Сенька.

– Ну… – Машка замялась. – Для… игрушек.

Друзья переглянулись. В их взглядах впервые мелькнуло что-то странное – не то подозрение, не то грусть. Лиза прикусила губу.

– Маш, ты точно не врёшь?

– Нет! Конечно, нет! – слишком быстро ответила девочка.

Но слова прозвучали как-то неубедительно. Они словно упали на землю и не смогли оттолкнуться, чтобы взлететь.

Всё оставшееся утро прошло неловко. Сенька чинил крышу, Лиза молчала, а Машка ходила вокруг, пытаясь пошутить или рассказать историю. Но никто не смеялся. Смех будто куда-то исчез.

Когда база была готова, Лиза вдруг сказала тихо:

– Я, наверное, пойду. Уроки не сделала.

– И я, – подхватил Сенька, не глядя на Машку.

И вот они ушли. А Машка осталась одна среди палок, ткани и порванных концов верёвки.

Ветер чуть шевелил края «крыши», и всё вокруг выглядело как-то грустно. Даже солнце спряталось за облако. Машка села на корточки, обняла колени и почувствовала, как в горле что-то сжалось.

– Ну почему так получилось? – прошептала она. – Я же не хотела…

Рядом стояли её игрушки, которых она принесла из дома – мягкий заяц с перекошенным глазом и кукла Нюся, у которой запутались волосы. Они будто смотрели на неё с немым укором.

– Не смотри так, – сказала Машка зайцу. – Я не плохая. Просто… просто не получилось сказать правду.

Но в ответ был только ветер, который шуршал в траве.

Машка вспомнила, как вчера мама говорила: «Правда – это когда дышится легко».

А сейчас ей не дышалось вовсе. Воздух был густой, как кисель.

Она поднялась и пошла домой. Каждый шаг отдавался в груди тяжело, будто ноги налились свинцом.

Дома мама заметила, что дочь какая-то тихая.

– Машуль, как дела? – спросила она, ставя чайник.

– Нормально, – коротко ответила девочка и полезла в комнату.

На полу всё ещё лежали рисунки. Машка села, взяла карандаш, но рисовать не смогла. Карандаш словно не слушался – линии получались кривые, блеклые.

Туман подошёл, ткнулся носом ей в руку.

– Всё не так, Туман, – прошептала Машка. – Вчера я сказала правду и было хорошо. А сегодня… опять не смогла. И теперь Лиза с Сенькой не верят. Даже игрушки на меня смотрят, как чужие.

Пёс тихо вздохнул и улёгся рядом. Машка гладила его, пока слёзы сами не покатились по щекам.

Вечером она вышла на балкон. Во дворе горели фонари, на ветках сидели воробьи и о чём-то щебетали, будто обсуждали её день. Из соседнего окна доносился смех – Лиза, наверное, уже легла смотреть мультики.

Машка обняла себя за плечи и вдруг почувствовала, как страшно быть одной, когда кто-то перестал тебе верить.

– Завтра я всё исправлю, – тихо сказала она самой себе. – Обязательно расскажу им всё как есть. Только пусть простят.

И где-то внутри, под самой грудью, снова зародилось то самое маленькое тепло – слабое, но живое, как огонёк свечи. Оно шептало: «Главное – не поздно. Главное – попробуй снова».

Машка кивнула в темноту, словно кто-то невидимый понял её. А Туман, улёгшийся у двери, вздохнул в ответ – будто пообещал помочь.

И ночь, пахнущая дождём и маминым пирогом, укутала их обоих своим добрым, тихим теплом.

В ту ночь Машка долго не могла уснуть.

Она лежала, глядя в потолок, где в мягком свете ночника отражались золотистые круги – как маленькие луны, плывущие в молоке. Туман сопел у кровати, иногда постанывал во сне, а за окном шуршал дождь. Тот самый дождь, что будто знает все детские секреты. Он стучал в стекло тихо, как будто говорил: «Расскажи. Облегчи. Признайся».

Машка перевернулась на бок, поджала колени и прошептала в подушку:

– Я не хотела врать. Просто… не хотелось показаться хуже.

И подушка вдруг стала мокрой – то ли от слёз, то ли от дождевых бликов.

Наутро всё выглядело чуть по-другому. Воздух стал свежим, пах мокрой землёй и яблоками с соседнего сада. Машка сидела на подоконнике и смотрела, как из-под облаков пробивается солнце. Его луч касался стекла, и на нём плясали крошечные радужные точки, будто кто-то насыпал туда волшебную пыль.

Она знала, что сегодня придётся идти к друзьям. И знала – они, может, всё ещё сердятся.

Мама, завязывая фартук, заметила её задумчивое лицо:

– О чём думаешь, Машуль?

– О том, как… если соврёшь, потом всё как-то не то.

– Ну, – улыбнулась мама, наливая чай, – неправда – это как липкая лужа: вроде шагнул и ничего, но потом ботинки долго не сохнут.

Машка фыркнула, но улыбнулась тоже.

Через полчаса она стояла у калитки Лизиного двора. Калитка была зелёная, облупленная, с вмятиной от мяча – Машка сама когда-то туда швырнула. За забором слышался смех. Друзья явно уже начали игру без неё.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.