Я выберусь из этого мира

Но её не было.

– Может, опоздала? – пробормотал он, больше себе, чем кому-то. – Она всегда любила выпендриваться…

Когда прозвенел звонок на первый урок, а Люсиль всё так и не появилась, сердце мальчика сжалось. Он не мог сосредоточиться на уравнениях, цифры расплывались перед глазами.

«Она злится? Она избегает меня? Или… что-то случилось?»

Тем временем Люсиль лежала в своей комнате, крепко закутавшись в одеяло. Сквозь занавески пробивался свет, на полу валялись её носки, скомканная рубашка и раскрытая тетрадь.

Она повернулась на другой бок, сонно зарылась лицом в подушку и пробормотала:

– Все эти разговоры про мальчишек… Бред.

Вчера вечером, когда девчонки восторженно обсуждали возвращение мальчиков, она только усмехнулась. Внутри всё сжималось: два года без Кирасавы, и теперь встреча с ним пугала её куда больше, чем радовала.

– Люсиль! Люсиль! – дверь её комнаты распахнулась, и вбежали две девчонки, запыхавшиеся и сияющие. – Ты уже видела Киросаву? Ну? Видела?

Люсиль сонно приподнялась на локте, её волосы растрёпались, на щеке отпечатался узор от подушки. Она с непониманием уставилась на подружек.

– Что? Кого видела? – буркнула она, протирая глаза.

– Ну, Киросаву же! Он тебя ищет! – хором выпалили девчонки и переглянулись, явно сдерживая улыбки.

– И? – протянула Люсиль, приподняв бровь. – Что, я должна бегать его искать?

– Нет… но он точно тебя ищет, – загадочно повторили девчонки и выскочили из комнаты, хихикая.

Люсиль только вздохнула. Она натянула рубашку, зачесала волосы пальцами и, стараясь не выдать волнения, спустилась в столовую. Внутри шум стоял как на рынке: мальчишки и девчонки вперемешку болтали, делились историями. Люсиль замерла у дверей, сердце заколотилось. «А вдруг он тут?»

Но взгляд скользнул по залу, и она облегчённо выдохнула – Кирасавы не было.

Она прошла вдоль столов, взяла сэндвич с тарелки у стены и, не задерживаясь, направилась к выходу. «Лучше поем на воздухе. А там видно будет».

В это время сам Киросава уже стоял перед её дверью. Он долго мялся, то поднимал руку, то опускал её. Наконец решился – постучал.

Дверь приоткрылась сама от лёгкого толчка, и он заглянул внутрь. Но комната была пуста.

– Чёрт… – пробормотал он, отступая назад.

Внизу, в столовой, его заметили друзья.

– Эй, Киросава! – окликнул Арден, хитро подмигнув. – Ты ищешь Люсиль?

– Да, а что?

– Да вот же она, на улице! – и прежде чем он успел что-то сказать, двое мальчишек подхватили его под руки и почти выпихнули к выходу. – Давай, давай, не тормози!

Люсиль в это время уже обошла угол центрального здания. Села на низкий бордюр, откусила сэндвич, жуя и вглядываясь в сад.

– Ничего особенного, – пробормотала она себе под нос, стараясь не думать о том, что скоро придётся встретиться с Киросавой.

Она достала из-за пояса спрятанную пачку сигарет – ту самую, которая перекочевала с ней ещё со времён её мелких шалостей. Огляделась по сторонам, убедилась, что рядом никого нет, и закурила. Дым щекотал горло, но успокаивал нервы.

И тут к ней подбежали ещё две девчонки – другие, уже с пылающими щеками.

– Люсиль! – прошептали они, едва сдерживая восторг. – Кирасава идёт! Он прямо сюда!

Сердце Люсиль дрогнуло. Она быстро стряхнула пепел, но не успела затушить сигарету. Подняла глаза – и замерла.

Из-за угла шёл высокий парень. Его шаг был уверенным, плечи расправлены, лицо освещала улыбка. Каштановые волосы мягко падали на лоб, зелёные глаза сияли радостью.

Люсиль даже не сразу поняла, что это он.

«Это… Киросава?»

Её пальцы дрогнули, и сигарета едва не выпала из рук.

Кирасава, завидев её под стеной здания, сначала ускорил шаг, а потом почти побежал. Его улыбка сияла так ярко, что девчонки, прятавшиеся за углом, прыснули от восторга.

– Люсиль! – позвал он и, не давая ей опомниться, схватил её за талию. Поднял на руки, закружил, так что сигарета едва не выпала из её пальцев. – Как же я рад тебя видеть! Где ты была весь день? Я тебя обыскался!

– К-Киросава?! – Люсиль чуть не задохнулась от неожиданности. – Отпусти! Немедленно отпусти меня!

Он тут же поставил её на землю, всё ещё сияя, словно солнце.

А Люсиль, не веря глазам, начала ходить вокруг него, словно осматривая диковинную статую.

– Так… стоп, – протянула она подозрительно, прищурившись. – Это что ещё за… кто?

– Что «кто»? – рассмеялся он.

– Где мой пирожок? – сурово спросила Люсиль, ткнув ему пальцем в грудь. – Куда делся мой пухлый, круглолицый, милый пирожочек, а? Кто этот красавчик и что он сделал с моим Киросавой?

Он смутился, потёр затылок и улыбнулся шире:

– Ну… я это, вырос немного.

– Вырос он… – пробормотала она и обошла его ещё раз. – Нет, серьёзно, что это за парень стоит передо мной? Где тот, кого можно было завалить одним прыжком? Где мои мягкие щёчки для щипков?

Кирасава захохотал и шагнул к ней ближе, глядя сверху вниз – теперь он был на голову выше её.

– Щёчки-то вот они, только теперь не такие уж мягкие. Хочешь проверить?

– Проверю ещё, – буркнула она, но уголки губ предательски дрогнули.

Он чуть наклонился и заглянул ей в глаза, уже без смеха:

– Я всё тот же, Люсиль. Твой пирожок. Просто… стал другим.

Она фыркнула, чтобы скрыть внезапное тепло в груди, и отвернулась, делая вид, что прикуривает сигарету, хотя руки дрожали.

Весь день девчонки не унимались.

– Видела, как он её поднял? – шептала одна, прикрывая рот ладонью.

– Ага! Он же её прям крутил, как перышко. Вот бы мне так! – отвечала вторая, вздыхая.

– Жаль, что он уже занят… Да и всем понятно, кем именно, – и завистливые взгляды метались в сторону Люсиль.

Люсиль делала вид, что не замечает пересудов, но её уши горели от смущения. Киросава же будто и не слышал ничего – он весь день ходил за ней, не отходя ни на шаг, словно боялся снова потерять.

А вечером, когда город погрузился в сумрак, Люсиль сидела у окна своей комнаты и думала, как же дотянуться до Кирасавы. Сердце колотилось, мысли метались. Она помнила вкус его губ, тепло его ладоней, и теперь, после двух лет разлуки, она не могла просто лечь спать.

Тихий стук в стекло заставил её вздрогнуть. Она распахнула занавеску – напротив, в своём окне, стоял Киросава. Он помахал рукой, приложил палец к губам и показал жестом: встречаемся.

Через пару минут Люсиль на цыпочках выскользнула из комнаты. Сердце стучало громче, чем её босые шаги по каменному полу. Но не успела она дойти до середины коридора, как заметила: у дверей мальчишеского крыла стоят двое взрослых чистых. Один зевал, другой проверял печати на дверях. А ещё дальше, у поворота, сидела Сана, вооружённая чашкой чая и неусыпной бдительностью.

Люсиль втянула воздух сквозь зубы.

– Чёрт, – прошептала она себе под нос.

Из-за угла показался Киросава. Он тоже крался, прижимаясь к стене, и, заметив охрану, отчаянно замахал руками: назад, назад!

Она отрицательно покачала головой и улыбнулась – неужели после всего они сдадутся?

Но стоило им сделать ещё пару шагов, как один из охранников кашлянул и бросил взгляд в их сторону. Киросава едва успел отскочить обратно за угол, а Люсиль метнулась к лестнице, словно ничего и не было.

Через несколько минут они снова встретились – теперь уже в библиотеке, куда охранники не заглядывали так часто. Между книжными стеллажами они переглянулись, дыхание сбивалось.

– Слушай, – выдохнул Киросава, – тут теперь всё серьёзно. Нам в этот раз точно не дадут.

Люсиль прищурилась и хищно улыбнулась:

– Думаешь, я отступлюсь?

Он смутился, почесал затылок, но не выдержал и наклонился к ней. Их губы снова встретились, на секунду заглушая всё – и охрану, и строгие правила, и даже опасность быть пойманными.

А где-то неподалёку Сана, листая отчёты, подозрительно нахмурилась: слишком уж тихо было в здании.

Сана в ту ночь едва не настигла их. Она обошла все комнаты, уже собиралась заглянуть в библиотеку, но в этот момент один из мальчишек громко выронил ведро в коридоре. Сана, вздрогнув, повернула назад, отчитывая незадачливого подростка, а Киросава и Люсиль, затаив дыхание, прижались друг к другу за стеллажом. Их сердца колотились так громко, что казалось, их вот-вот выдаст этот шум.

– Ещё чуть-чуть, и она нас нашла бы, – прошептал Киросава, когда шаги Саны стихли.

– Ага, – Люсиль улыбнулась, прижалась лбом к его щеке. – Но разве от этого не интереснее?

Она засмеялась тихим смешком, и Киросава только вздохнул, понимая, что она всё воспринимает как игру.

Дни тянулись. После уроков и тренировок, когда их поколение выходило к озеру, все подростки разбредались – кто-то плескался в воде, кто-то спорил, кто быстрее взлетит на крыльях. А они всегда находили свой уголок. Под старым раскидистым деревом, у корней которого удобно было сидеть, они «читали книги». На деле – страницы открывались редко. Их пальцы осторожно скользили друг по другу, будто проверяя: можно ли ещё дальше. Иногда Киросава гладил её запястье или щёку, а она, с хитрой улыбкой, сплетала свои пальцы с его, задерживала прикосновение.

– Ты меня слушаешь вообще? – шептала Люсиль, когда он забывался и утыкался носом в её волосы.

– Эм… – Киросава смущался, отводя взгляд. – Ну… просто… ты пахнешь вкуснее книги.

Она прыснула со смеху, ткнула его локтем в бок:

– Вот и правильно. Зачем тебе эти буквы, если есть я?

Вечерами они частенько пробирались в комнату для чтения. Там всегда было полумрачно, пахло старой бумагой и пылью, и редко кто из ровесников задерживался там дольше получаса. Зато для них это стало маленьким убежищем. Они усаживались рядом на диван, и их губы тянулись друг к другу всё чаще. Целоваться они научились так, что каждый новый поцелуй становился длиннее и горячее прежнего.

Руки же постепенно переставали быть послушными. Поначалу они осторожно касались плеча или шеи. Потом ладони Киросавы задерживались на её талии, а пальцы Люсиль – на его груди. С каждым днём они осмеливались всё больше.

Иногда её ладонь скользила ниже, и Киросава, задыхаясь, отталкивал её руку:

– Лю… не надо…

– Почему? – в упор смотрела она, губы блестели после поцелуя. – Ты же хочешь.

– Я… да… но… – он не находил слов. – Тебе надо… подождать немного.

Люсиль закатывала глаза и откидывалась на спинку дивана.

– Подождать… подождать… У меня такое чувство, что я старею быстрее тебя.

Она понимала, что тело девочки всё ещё не готово к настоящей близости, но её, Луку, жёг интерес. Ей хотелось понять, каково это – быть женщиной, и именно Киросава стал для неё ключом к этим открытиям. Иногда она даже закрывалась в своей комнате и пыталась сама нащупать ответы на вопросы, которых в её прошлой жизни просто не существовало.

А Киросава, хоть и разрывался между желанием и страхом, оставался на удивление стойким. Он чувствовал, что Люсиль для него – не просто игра или любопытство. Он любил её так, что готов был сдерживать себя ради неё самой.

Полгода тянулись в таких встречах: полушутки, полупоцелуи, полузапретные ласки. И всё это было вдвойне сладко именно потому, что всё приходилось скрывать.

Иногда, днём, когда девочки ещё были на занятиях, а мальчики только вернулись с тренировок, Киросава украдкой заходил к Люсиль. Он садился на край её кровати, ждал, пока она вернётся из туалета или с кухни. Комната казалась ему самым уютным местом в городе – только потому, что в ней пахло ею.

И вот однажды дверь тихо скрипнула, и на пороге появилась Люсиль. На ней был лёгкий халат, явно накинутый наскоро, под которым угадывалась вся её хрупкая фигура. Волосы были растрёпаны, щеки слегка розовые.

– Ты… что… – Киросава подскочил, будто застали его самого на месте преступления.

– Что? – она сделала невинное лицо, прикрывшись полами халата, но не слишком торопясь его завязать. – Мне жарко.

Она подошла ближе, села рядом, склонив голову набок, и хитро улыбнулась.

– Ну? Ты даже смотреть не можешь? – она ткнула пальцем в его щёку.

Киросава покраснел так, что уши вспыхнули. Он схватил ближайшую подушку и уткнулся в неё лицом.

– Лю! Надень что-нибудь! Я… я не могу так!

– Не можешь? – она тихо засмеялась, склонившись к его уху. – А я думаю, что можешь.

Он глухо пробормотал в подушку:

– Я сейчас с ума сойду…

Люсиль, довольная его реакцией, поднялась, медленно прошлась по комнате и бросила:

– Знаешь, ты забавный. Любой другой уже давно бросился бы на меня, а ты – прячешься от собственной девушки.

Она специально произнесла «девушки» с нажимом, и Киросава приподнял голову:

– Ты моя. Но я не хочу, чтобы тебе было плохо.

– Хм, – она щёлкнула пальцами и присела рядом, снова затягивая пояс халата. – Всё-таки ты слишком правильный.

Такие сцены повторялись всё чаще. Иногда она садилась к нему на колени, обнимая за шею, и шептала в губы:

– А давай попробуем хоть чуть-чуть? Никто не узнает.

Киросава, уже задыхаясь от её близости, отводил её руки и почти умолял:

– Лю, пожалуйста… Если начнём, я не смогу остановиться. А ты ещё не готова.

Она делала вид, что обижается, отворачивалась к стене, но в глубине души улыбалась. Для неё это был эксперимент, игра на грани. Для него – испытание, которое он каждый раз выдерживал, хоть и с трудом.

Ночами, лёжа у себя в комнате, Киросава стискивал подушку, стараясь унять бурю в теле. И всё же, несмотря на мучения, он чувствовал гордость: он смог удержаться. Он берег её, как что-то бесконечно ценное, даже когда она сама провоцировала.

Люсиль же, лёжа в своей постели, перебирала в голове варианты новых «ловушек». Ей было любопытно – до какого предела он сможет устоять.

Комната была тиха. Киросава сидел на краю кровати, слушая, как в соседней комнате журчит вода – Люсиль ушла в душ. Он привычно ожидал её новой выходки, очередной дерзкой попытки сбить его с толку. Но взгляд вдруг зацепился за её сумку, небрежно брошенную у стены.

Сумка была полуоткрыта, из неё торчал уголок книги. На тёмной обложке кривым почерком значилось: «Личный дневник».

Сердце Кирасавы кольнуло любопытство. Он почти слышал в голове её голос: насмешливый, игривый. А вдруг она писала обо мне? О том, что думает обо мне, обо всём, что между нами?..

Он протянул руку, пальцы дрожали. Немного поколебавшись, вытащил книгу и раскрыл.

Строчки ударили по глазам, как молния.

«Когда он проходит мимо, я не могу дышать. Его шаги звучат в моей голове, как отголоски прошлого… Когда его глаза встречаются с моими – сердце останавливается. Я не знаю, сколько ещё смогу притворяться равнодушной. Его руки, такие спокойные, сильные… иногда я думаю, что только они способны удержать меня от падения.»

Кирасава замер. Он перечитал ещё раз, надеясь, что ошибся. Но нет – снова и снова строки были о нём. Не о Кире, не о том «пирожке», которого она дразнила и обнимала ночами. Всё было о Онисаме.

Онисама.

Имя жгло глаза.

Кирасава пролистывал страницы, с каждым словом становясь всё холоднее. Люсиль описывала, как тайком наблюдала за старшим, как искала его силуэт в толпе, как ловила запах его крови, как не могла заснуть, пока не вспомнит мельчайшую деталь в его движении.

Ни одной строчки про него. Ни одного слова о том, что он значил для неё.

Только Онисама.

Книга дрожала в его руках. В груди поднималась глухая тяжесть, будто вся его жизнь до этого момента рушилась. Он всегда верил, что они с Люсиль – одно целое. Он терпел её дерзости, её провокации, её смех и слёзы. Он мечтал о дне, когда она наконец признается, что любит его так же сильно, как он её.

А она всё это время писала о другом.

Кирасава захлопнул дневник и прижал его к груди, чувствуя, как в горле встаёт ком. На глаза наворачивались слёзы, но он отчаянно сдерживался.

– Почему… – шепнул он в пустоту. – Почему не я?..

Вода в душе перестала течь. Послышались лёгкие шаги Люсиль. Киросава в панике сунул дневник обратно в сумку, сердце билось так громко, что казалось, она услышит его из коридора.

Дверь приоткрылась. Люсиль вошла, стряхивая с волос капли. Она была в лёгком халате, всё такая же дерзкая, вся такая его. Но теперь Киросава не мог смотреть на неё прежними глазами.

Он отвернулся, сжал кулаки и заставил себя улыбнуться – криво, натянуто, чтобы скрыть боль.

– Ты долго, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я уж думал, ты опять устроила какой-то фокус.

Она хихикнула, как обычно. Ничего не подозревала.

А внутри Киросава чувствовал, что трещит по швам.

Люсиль, едва высушив волосы, подошла к Кирасаве ближе, привычно склонилась к нему, будто собиралась снова спровоцировать на игру. Но он резко встал.

– Мне нужно идти, – коротко бросил он, даже не взглянув ей в глаза.

Она нахмурилась, но решила, что это очередная его глупая обида, махнула рукой. Только когда дверь за ним закрылась, в комнате повисла странная, чужая тишина. Люсиль села на кровать, уставилась в пол и не могла понять – что произошло? Почему его взгляд стал таким холодным?

С этого дня всё изменилось.

Кирасава перестал заходить по утрам, не ждал её в столовой, не искал глазами в зале. Наоборот – он будто нарочно обходил её стороной. Даже на уроках, где они годами сидели за одной партой, он пересел подальше, или вовсе не приходил.

Люсиль сначала злилась, потом пыталась выловить его, но он ускользал, словно избегал прикосновения к самому воздуху рядом с ней.

Только через несколько дней ей удалось выцепить его за углом здания.

– Стой! – она вцепилась в его руку. – Что с тобой происходит? Ты как будто меня не знаешь!

Он медленно отвёл глаза. Взгляд был тяжёлым, полным усталости.

– Я прочитал твой дневник, – тихо сказал он.

У Люсиль задрожали губы. Сердце сжалось, будто кто-то прижал его железной ладонью. Она молчала, глядя на него огромными глазами, и в голове метались десятки оправданий.

Потом она вдруг расхохоталась – слишком громко, слишком резко.

– Ты всё неправильно понял! – махнула рукой. – Это… это просто фигня! Я так, писала для себя. Шутки какие-то, ерунда.

Но Киросава не поверил.

– Хватит, Люси, – его голос дрогнул, но был твёрд. – Я знаю, что это не просто так. Такие слова не пишут «ради шутки». И если ты любишь не меня… если всё это время это был кто-то другой… – он сжал кулаки. – Думаю, на этом надо остановить наши отношения.

Люсиль застыла. Мир вокруг будто рухнул, и только звон в ушах остался. Она смотрела на него, но не могла вымолвить ни слова.

Кирасава развернулся и ушёл.

После этого они словно стали чужими. Не разговаривали, не сидели рядом, не обменивались даже случайными взглядами. Между ними выросла глухая стена.

Дети их поколения быстро заметили перемены. Те, кто всегда восхищался их дружбой и видел в ней что-то светлое, теперь с тревогой перешёптывались. Даже взрослые чувствовали неловкость: ведь для них Кирасава и Люсиль были символом – почти как надежда на то, что новое поколение чистых будет дружным и любящим.

Но эта надежда рухнула.

Девочки, наоборот, шептались радостно – красавчик Кирасава снова свободен. Двое мальчишек тоже с нескрываемым интересом косились на Люсиль: ей ведь тоже симпатизировали.

А она сидела на подоконнике своей комнаты, кусала губы и думала: «Глупый. Ну и глупый же ты. Ты всё равно не понимаешь…»

Сначала Люсиль рвала и метала. Несколько ночей подряд она бросала подушку об стену, кусала губы до крови и думала: «Как он мог? Этот мальчишка, этот пухляш, которому я дарила всё своё время… И он решает отвернуться от меня только из-за какой-то глупой тетрадки?»

Но постепенно злость улеглась, уступив место холодному рассудку. Лука в ней поднялся на поверхность, и Люсиль поймала себя на том, что смотрит в зеркало не глазами обиженной девчонки, а взглядом мужчины, прожившего куда больше, чем этот зелёный подросток.

– Глупый, – прошептала она, сжимая пальцы. – Просто глупый мальчишка. Его чувства – это слабость. А я не имею права на слабость.

С тех пор мысли о Кирасаве стали тускнеть. Её тянуло уже к другому – к прошлому, которое она оставила без присмотра. Воспоминания о старой лаборатории зудели в голове, как незаживающая рана. Там остались её настоящие тайны, её дневники, её инструменты. И главное – её наследие.

Она терпеливо ждала: составляла расписание, выбирала дни, когда Сана и остальные взрослые были заняты. Теперь у неё были силы – настоящие, чистые силы, и она могла заметать следы, оставаться невидимой, не оставлять ни пылинки лишней.

«Я вернусь туда, – думала она. – Найду всё, что принадлежит мне. И начну заново».

Она особенно вспоминала кинжал – серебристый, изящный, когда-то вручённый ей отцом. Но он исчезнет. Найти его так и не удастся.

Тем временем Кирасава жил своей болью. Внутри у него всё кипело, особенно когда он случайно ловил взгляд Люсиль. Он злился на неё, злился на себя, злился на то, что не может перестать думать о ней.

Чтобы заглушить это чувство, он сблизился с одной из девушек из старшего поколения. Её звали Миэна. Она была на несколько лет старше, красивая, уверенная в себе, с тёплой улыбкой и длинными серебристыми волосами, которые переливались на солнце.

Она сразу обратила внимание на Кирасаву – высокий, статный, с горящими зелёными глазами, в которых теперь жила не только доброта, но и тень боли. И, конечно, она быстро вытянула к нему руки.

– Ты слишком хмуришься для своего возраста, – мягко сказала Миэна в первый раз, когда они остались вдвоём. – Для тебя ведь всё только начинается.

Кирасава не ответил, но не оттолкнул её. Ему нравилось это внимание, нравилась её уверенность. Нравилось то, что с ней можно было забыться.

И он ухватился за это чувство, как утопающий за бревно.

Прошло полгода.

В их поколении теперь уже никому не было меньше семнадцати. Девчонки взрослели, парни крепли, у всех за спиной расправлялись крылья, и жизнь постепенно входила в новую фазу.

Но между Люсиль и Кирасавой тянулась глухая, непробиваемая стена. Она всё чаще пропадала – то ли в библиотеке, то ли «гуляя» по городу, хотя на самом деле шаг за шагом возвращала себе свою лабораторию. Он же всё чаще появлялся рядом с Миэной.

И если раньше все взрослые улыбались, видя, как они неразлучны, то теперь вздохи и переглядывания говорили об обратном: символ их детской любви рухнул.

Лето в тот год было жарким, густым, как будто даже воздух в саду и у озера лениво таял в солнечных лучах. После занятий всех подростков вывели к озеру – мальчишки и девчонки смеялись, переговаривались, кто-то толкался, кто-то жонглировал камешками, а пара более смелых уже босиком бежала к воде, будто маленькие.

Люсиль устроилась у своего дерева – того самого, где когда-то они с Кирасавой прятались от чужих глаз. На коленях у неё лежал большой лист бумаги, и карандаш скользил по поверхности. Она штриховала не лица и не пейзажи, а тела, линии, странные переплетения – то, что выглядело скорее как схемы и структуры. Нечто между искусством и расчётом.

Её внимание отвлек хохот и громкий топот.

Она подняла голову и увидела, как несколько мальчишек их поколения вчетвером тащили Кирасаву к озеру. Он упирался, смеялся в полный голос, пытаясь вырваться, но сопротивление было наполовину притворным. Толпа подбадривала, хлопала в ладоши.

– Давайте! В воду его! – кричал кто-то.

И через миг Киросава оказался в воде. Мальчишки с визгом и радостным ревом окунали его с головой, брызги летели во все стороны. Те, кто стоял ближе к берегу, визжали и отскакивали, остальные хохотали до слёз.

– Ну всё, теперь у нас ещё один настоящий мужчина! – выкрикнул один из парней, и его слова утонули в очередной волне смеха.

Люсиль нахмурилась. Она положила карандаш на колено, всмотрелась в сцену.

Её окружили несколько девчонок, которые тоже наблюдали за этим действом.

– А что это вообще? – хмуро спросила Люсиль, кивнув в сторону мальчишек.

Одна из девчонок закатила глаза:

– У каждой группы своя традиция. У нас мальчишки решили, что когда кто-то… ну, лишается девственности, он «становится мужчиной». И тогда его окунают в озеро.