Я выберусь из этого мира

– Сначала месяц назад они так одного парня «праздновали», – добавила другая. – Потом ещё одного. Теперь вот Кирасава.

Люсиль дернулась, будто от пощёчины.

– Кошмар какой-то, – усмехнулась она, стараясь говорить холодно. – Зовут это взрослостью, а ведут себя, как дети.

Девчонки прыснули, но спорить не стали.

А внутри у неё всё похолодело. Значит, у Кирасавы и Миэны дело действительно дошло до конца. Значит, их связь не просто флирт или утешение. Она попыталась отогнать мысль, оттолкнуть, списать на «глупую традицию», но щемящее чувство не отпускало.

Она снова наклонилась к своему листу и начала выводить новые линии – резкие, чёткие, будто ножи.

«Глупость, – убеждала она себя. – Пусть играет в любовь. А я займусь делом. Всё остальное – слабость».

День клонился к вечеру, солнце медленно ползло вниз, золотя крыши зданий. В столовой уже шумели подростки – кто-то громко обсуждал занятия, кто-то спорил о том, кто быстрее плавает, а кто-то уже подтаскивал к себе лишнюю порцию хлеба.

Люсиль, держа в руках тарелку с лёгким ужином, направлялась к выходу. Дверь распахнулась навстречу, и на пороге оказался Киросава. Они почти столкнулись – так близко, что она почувствовала тепло его плеча.

– Привет, – тихо сказал он, чуть улыбнувшись, будто пытался сделать вид, что всё как раньше.

– Привет, – ответила Люсиль так же спокойно. Словно ничего не произошло. Она скользнула мимо, легко, будто ветер, и вышла во двор.

Киросава обернулся, задержался на секунду, провожая её взглядом. Но она уже села на ближайшую деревянную скамью под тенью дерева, устроила тарелку на коленях и принялась лениво ковырять еду, делая вид, что всё в порядке.

Он сделал шаг внутрь столовой – и тут к нему подошёл один из парней. Тот самый, что давно уже бросал взгляды в сторону Люсиль.

– Слушай, Киросава… – начал он, понизив голос. – Ты же… ну, ты не против, если я попробую с Люсиль?

Киросава замер. Первая вспышка внутри – желание двинуть ему кулаком в лицо, заставить забыть даже мысль об этом. Но он резко сжал кулаки и проглотил порыв.

– Она не моя собственность, – выдохнул он через силу. – Мы… не общаемся. Выбор за тобой.

Парень кивнул, явно облегчённо.

– Я просто не хотел проблем с тобой, вот и всё.

– Не волнуйся, – глухо сказал Киросава, отворачиваясь. – Я не вмешиваюсь в её жизнь.

Парень благодарно улыбнулся и пошёл во двор.

Люсиль сидела всё так же на скамейке, смотрела на небо, и лишь слегка подняла глаза, когда он опустился рядом.

– Эй… – начал он с улыбкой. – Хочешь вечером прогуляться?

Люсиль машинально хотела отказаться, уже открыла рот, чтобы отмахнуться, но тут краем глаза заметила у дверей столовой знакомую фигуру. Киросава всё ещё не вошёл внутрь. Он стоял в тени, будто не решался ступить дальше, и наблюдал за происходящим.

В её глазах мелькнула искра. Она улыбнулась парню и неожиданно мягко сказала:

– Ладно. Почему бы и нет.

Парень просиял. А Люсиль, сделав вид, что снова переключилась на ужин, почувствовала, как где-то в груди неприятно защемило. Но мысль её была проста: «Пусть посмотрит. Пусть знает, что я не одна».

Вечер в городе был тихим: солнце садилось за крыши домов, окрашивая их в медь и золото. Подростки расходились по своим делам: кто-то в библиотеку, кто-то – на тренировку, а кто-то просто шатался по улицам, делая вид, что важнее них никого нет.

Киросава не пошёл никуда. Он стоял у окна своей комнаты и смотрел вниз, в ту сторону, где видел Люсиль вместе с другим парнем. Они шагали рядом, и тот что-то оживлённо рассказывал, размахивая руками. Люсиль в ответ улыбалась – легкой, почти рассеянной улыбкой. Но для Киросавы это выглядело как нож в сердце.

Он сжал подоконник так сильно, что костяшки пальцев побелели.

«Если бы это был Онни-сама… – пронеслось в голове, – я бы ещё понял. Пусть. Пусть она даст ему то, чего не хватало ему всю жизнь – тепла и любви. Это было бы честно. Но этот… просто мальчишка. Неужели ей всё равно, с кем быть?»

Он отвернулся от окна, но внутри всё горело. Зависть, обида, желание выбежать наружу и сорвать эту прогулку. Но вместе с тем – страх. Страх услышать от неё холодное: «Это не твоё дело».

А Люсиль тем временем шла рядом с парнем и думала совсем о другом. Он что-то рассказывал про последние тренировки, про то, как в их группе мальчишки соревновались, кто быстрее освоит контроль над стихией. Она кивала, вставляла редкие «угу», но её взгляд то и дело уплывал вдаль.

«Где мой кинжал? – мелькало в голове. – Я точно помню, что оставила его под половицей в спальне лаборатории. А его там нет. Значит, кто-то забрал. Но кто? Неужели Онни-сама?

Она сделала вид, что слушает, но её пальцы машинально выводили узор на краю рукава – так она всегда делала, когда погружалась в мысли.

Парень между тем набрался смелости:

– Люсиль… может, мы как-нибудь сходим вдвоём к озеру? Ну, не просто с ребятами, а вот… вдвоём.

Она посмотрела на него. Её большие серо-зелёные глаза сверкнули странной, почти насмешливой искрой.

– Посмотрим, – ответила она легко, будто бросила кость собаке.

Парень растаял от счастья. А Люсиль снова отвернулась к закату, внутри усмехнувшись:

Тем временем Киросава, лёжа на кровати, сжимал в руках подушку, задыхаясь от чувства, что её теряет. Каждый смех, каждый шаг Люсиль рядом с другим он представлял в красках, и от этого сердце разрывалось.

Осень пролетела незаметно – дни укорачивались, воздух становился прозрачным и прохладным. Первые морозные утренники украсили траву инеем, а за ними пришли и настоящие холода. Город укрылся лёгким снегом.

За эти месяцы жизнь у всех шла по-своему.

Люсиль всё ещё время от времени прогуливалась с тем парнем, который так настойчиво ухаживал за ней. Они ходили к озеру, иногда заходили в столовую вместе, несколько раз даже сидели в библиотеке. Но каждый раз, когда он пытался прикоснуться к ней больше, чем позволяла дружба, – наклонялся ближе, чтобы поцеловать, или обнимал её за плечи, – в ней просыпался хищный холод Луки. Всё её тело отталкивало прикосновение. Она резко отскакивала, глаза мгновенно становились колючими, и парень понимал: за этой улыбкой нет ни малейшего желания быть рядом.

Его обижало, что все усилия тонут в пустоте. И, наконец, в один из вечеров, когда снег уже скрипел под ногами, он остановился, глядя на неё серьёзно:

– Я понимаю… ты не хочешь. Значит, я тебе неприятен. Наверное, это не судьба.

Люсиль только пожала плечами. Она не стала ни спорить, ни удерживать.

– Наверное, – коротко ответила она.

Их история закончилась без ссор, без громких слов. Просто он больше не подошёл к ней, а она спокойно продолжила жить, как будто ничего не было.

У Киросавы всё было иначе. Его девушка, Мэй, старше и опытнее, сначала с радостью принимала его внимание. Он пытался быть с ней – смеялся, обнимал, делился историями. Но чем дальше, тем чаще он замолкал, уходил в себя. Их жаркие летние ночи становились всё реже. Он сидел рядом с Мэй, но мыслями блуждал далеко – там, где серые глаза Люсиль всё ещё смотрели на него, будто обвиняя.

Мэй чувствовала это слишком остро. Однажды, в конце ноября, когда за окном уже кружил первый снег, она сказала ему прямо:

– Знаешь, Кира… Я не перевалочный пункт. Я не та, кто будет лечить чужие раны. Пока в твоём сердце живёт она, нам с тобой не по пути.

Кирасава молчал, опустив глаза. Он отрицал – говорил, что не любит Люсиль. Но и сам понимал, что звучит это фальшиво.

Расставание было болезненным. Но боль эта была тихой, не обжигающей, как когда-то с Люсиль. Скорее – печалью. Он знал, что Мэй была хорошей, настоящей, и заслуживала лучшего, чем его полусердечная привязанность.

Зима вступила в свои права. Снег лёг мягким покрывалом на крыши, улицы и деревья. Дети их поколения бегали, кидались снежками, смеялись, а в воздухе пахло морозом и дымком из каминов.

Люсиль сидела на подоконнике своей комнаты, рисовала что-то острым карандашом в тетрадке, изредка выглядывала в окно. Киросава тем временем бродил по улице, подолгу задерживаясь взглядом на заснеженном дереве у озера, где когда-то они сидели вдвоём.

Зима входила в силу, скрывая город под белым покрывалом. Снег скрипел под ногами, а дыхание превращалось в облачка пара. Для всех детей этого поколения дни текли одинаково: занятия, прогулки под присмотром старших, редкие развлечения у озера. Но для Люсиль и Киросавы зима стала временем перемен.

Люсиль всё чаще исчезала по вечерам. Она разработала собственную систему: выбирала самые тихие часы, когда в коридорах уже стихал смех, а Сана уходила проверять мальчиков. Сила чистой помогала – шаги были бесшумны, следов на снегу она почти не оставляла. И дорога всегда вела её к старой лаборатории.

Она научилась прятать присутствие, заметать даже мелкие следы своего пребывания: поправить коврик, аккуратно пригладить простынь, закрыть шкаф так, чтобы дверца встала ровно в щель. Но однажды, ближе к середине зимы, утомлённая, она уснула прямо на кровати Луки. Натянула на себя старый плед из шкафа и затерялась во сне, словно в воспоминаниях о прошлой жизни.

В ту ночь Онисама, по обыкновению навещавший лабораторию раз в год, вошёл в неё. Он убирал пыль, следил, чтобы химикаты не вытекали, чтобы прошлое Луки не превратилось в опасность для города. Но едва переступил порог, сердце неприятно кольнуло: он почувствовал чужое присутствие.

Тихо поднялся наверх. Сначала кабинет – пусто. Потом спальня. Он открыл дверь и замер. На кровати, под старым пледом, мирно спала девочка с длинными волосами. Свет луны скользил по её лицу. Люсиль.

Онисама долго стоял, всматриваясь. В его голове рождались догадки: она чувствует кровь отца? Тянется к нему бессознательно?

Мысль о том, что в девочке может проснуться Лукина жестокость, жгла его тревогой. Но будить её он не стал. Вышел так же тихо, как и вошёл, лишь крепче решив для себя: поговорить с ней. Запретить ей посещать это место. Слишком опасно, слишком много теней прошлого.

Кирасава же, напротив, бросился в бурю. После расставания с Мэй он будто сорвался с цепи. Месяц он ходил мрачным, тянул за собой печаль. Но однажды его заметила девушка постарше. Ему польстило внимание, и он ухватился за него, словно за спасательный круг.

Они встречались пару недель – смех, долгие вечера, поцелуи, постель. Но едва пламя стихало, он терял интерес. Его сердце оставалось занято чужим образом, и никакая нежность не могла заменить то, что было потеряно. Тогда появлялась следующая. И ещё одна. И ещё.

Зима прошла под этот ритм: за три месяца у него было шесть девушек. Некоторые сами хотели испытать с ним что-то новое, зная, что он красив, молод и горяч. Некоторые всерьёз надеялись отвлечь его от призрака прежней любви. Но все уходили разочарованные – он оставался тем же, кто в тишине по-прежнему думал о Люсиль.

К концу зимы о нём уже шли слухи: «Кирасава – лавеллас. Сколько он там сменил за зиму? Пять? Нет, шесть!» Мальчишки подшучивали, девчонки перешёптывались, старшие вздыхали, качая головами. Но он лишь усмехался, будто подтверждая легенду о себе.

Так шла зима: Люсиль – в одиночных походах к прошлому, всё глубже увязая в тайне Луки. Кирасава – в череде мимолётных романов, словно в бессмысленной гонке от самого себя.

Весна вступала в свои права. Снег ещё держался в тенях, но в воздухе уже витала свежесть распускающейся зелени. В Центральном здании стоял особый шум: готовились к празднику восемнадцатилетия поколения.

В зале повесили гирлянды, расставили длинные столы. Девочки в новых платьях щебетали друг с другом, мальчики подшучивали и строили из себя взрослых. Кто-то играл музыку, кто-то показывал небольшие сценки. Даже несколько старших подготовили короткие номера и шутки. Атмосфера напоминала мини-бал: праздник, первый серьёзный шаг во взрослую жизнь.

Люсиль сидела ближе к краю, в последних рядах. Она почти не участвовала в представлениях, но её и без того замечали. За эти два года она сильно изменилась: научилась ухаживать за собой, уложенные волосы мягко блестели в свете ламп, брови аккуратно подчёркивали черты лица, лёгкий макияж придавал взгляду глубину. Она не была «яркой красавицей», как Лея, но ухоженность и внимательность к деталям делали её заметной. И за всем этим сквозила её внутренняя уверенность – то, чего так не хватало многим.

Кирасава, сидя с друзьями, исподтишка бросал взгляды на Люсиль. Он помнил, какой она была раньше: хулиганка, манипуляторша, девчонка, что вечно тащила его в сомнительные приключения. Сейчас же перед ним сидела юная женщина, сдержанная, ухоженная, но с тем самым лукавым блеском в глазах. И это тревожило его ещё сильнее. Полтора года почти полной тишины между ними превратились в мучительное ожидание. Сегодня он впервые подумал: может, пора хотя бы поговорить. Пусть не как раньше, но просто – узнать, чем она живёт.

В зал вошёл Онисама. Его появление, как всегда, было тихим, но зал тут же стих. Он прошёл к центру. Став перед юными чистыми, он сказал речь – не длинную, но полную спокойной силы:

– Сегодня вы переходите на новый этап. Взросление – это не только крылья и сила. Это умение хранить в себе любовь. Умение быть честными, верными и добрыми. Это – ваш истинный путь.

Зал слушал внимательно, хотя многие едва понимали смысл. Но слова ложились глубоко.

Люсиль же, устроившись на своём месте, еле заметно усмехнулась. Лука внутри неё издевательски комментировал каждую фразу: «Какая любовь? Какая доброта? Всё это пустые слова. Главное – не потерять себя. Остальное – детские сказки». Но при этом её взгляд не отрывался от Онисамы. Каждый его жест – лёгкий наклон головы, движение пальцев, когда он поправлял волосы, – притягивал её внимание. Она поймала себя на том, что прикусывает губу, словно девчонка на первом свидании.

Она смеялась над его словами в голове, но не могла отвести глаз.

Когда праздник подошёл к концу, музыка стихла, старшие разошлись, а юные чистые всё ещё переговаривались, делясь впечатлениями, Онисама шагнул в сторону, будто кого-то искал глазами. Его взгляд упал на Люсиль – и он спокойно кивнул ей, мол, подойди.

У Люсиль кровь застыла. Сердце гулко билось, словно сейчас выскочит наружу. «Всё. Он понял. Он видел. Он уже знает…» – мысли метались хаотично. Она даже не сразу поднялась со скамьи. Ноги стали ватными, дыхание сбилось, а лицо вспыхнуло.

Онисама не спеша повёл её к боковому коридору. В зале смех и шум перекрывали их шаги. Люсиль то и дело метала взгляд по сторонам, словно искала путь к бегству. Но он лишь остановился и, как обычно, сказал спокойно, без тени угрозы:

– Я знаю, что ты бываешь в старой лаборатории.

Эти слова пронзили её, как удар кинжалом. Горло пересохло. Она не знала, что ответить, и просто застыла, широко раскрытыми глазами глядя на него.

Но Онисама продолжил всё тем же ровным голосом:

– Будь осторожна. Не трогай химикаты, не пробуй ничего из того, что там осталось. Это опасно. Слишком опасно для тебя.

Он даже не смотрел на неё с подозрением – в его взгляде было скорее беспокойство старшего за младшую. Но для Люсиль всё звучало иначе: «Он всё понял… он видит Луку во мне…»