Бес попутал!
- -
- 100%
- +
Ему задавали вопросы, и он, отвечая на них, поглядывал на неё, не опустила ли она глаза, смотрит ли. И встретившись с ней взглядом, продолжал свой рассказ с удвоенным красноречием.
После экскурсии группа пошла на выход – людям предлагалось самостоятельно пройтись по Карамышину, посетить «Дом пирога» и сувенирную лавку. Все вышли, но женщина осталась.
Волнуясь, как школьник, Вениамин спросил её:
– Вам… понравилась экскурсия?
– Очень! – взмахнула она ресницами, – очень интересно! И рассказчик вы замечательный!
От этих слов у него пересохло во рту, закружилась голова, он сделал шаг и оказался почти вплотную к ней.
– Вы думаете? Вы правда так думаете? – треснувшим голосом спросил он.
Она не отошла и не опустила глаза, напротив, улыбалась ему так, словно они давно были знакомы.
– Как-нибудь вы проведете экскурсию для меня?
Пупелькин вспотел. В окно он увидел, как высокий старик, тот самый, что не наелся за обедом, возвращается.
«Ах, чёрт, я же обещал его проводить», – вспомнил Пупелькин, и взяв дамочку за плечи, проникновенно пообещал:
– Конечно! Как только вы захотите!
– Ах, вот где вы! – обрадовался старик, показавшись в дверях. – там какая-то поломойка выгнала меня! И сказала, что ресторан закрыт до завтра!
– Пойдёмте, – с сожалением отпустил женщину Вениамин.
Он думал, что она пойдёт с ними, но оказавшись на улице, она растворилась среди туристов.
– Забыли про меня? – подмигнул ему старик, и Вениамин буркнул ему в ответ что-то неопределённое.
Он был зол на деда за то, что вместо многообещающего приятного досуга вынужден заниматься его питанием.
– Значит, забыли! – констатировал старик, и шагнул за директором в прохладное помещение кухни.
Там было чисто и пустынно. Повариха Женя уже ушла и увезла все пищевые отходы своим поросятам. Из готовых блюд остался только кисель. В холодильнике, занимающим целую комнату, хранились полуфабрикаты.
– В общем, все ушли, – извинился перед стариком Пупелькин, – сегодня всё- таки праздник. Вот они пораньше и…
– Вы обещали заказное меню! – рассердился дед, – я голоден!
– Пицца устроит? Или, вот есть ещё… чизкейк. Десять минут, и готово.
– Полуфабрикаты не употребляю! – отвернулся дед.
– Тем не менее, в доступе сейчас только они, – сжимая и разжимая кулаки за спиной, ответил Вениамин.
– Тогда не надо! – дед пошёл на выход, но у самой двери обернулся: – я обо всём напишу в честном отзыве!
– Да пиши, мне-то что! – под нос себе проворчал Вениамин. Настроение было хуже некуда. Особенно он сожалел о том, что не уволок ту женщину куда-нибудь в подсобку, где противный старик ни за что бы их не нашёл. А так… даже имени её не спросил.
– Ау! Есть здесь кто? – донёсся до него приятный голос, и он от радости вскочил, наступив ногой в стоявший на полу металлический таз с надписью «второе».
– Вы? – он предстал перед ней так резко, что она вскрикнула, испугавшись. – Я вас напугал?
– Понимаете… я отстала от группы и решила вернуться, – проворковала она и посмотрела ему в глаза. Вы не против?
– Нет конечно… а… как вас зовут?
– Яна.
– Я как раз размышлял о вас, жалел, что я даже имени вашего… – он опустил руки на её плечи и провёл вниз, потом накрыл ладонями её затвердевшие груди и зашептал восхищённо: – Яночка… вы богиня!
Она не останавливала его – напротив, запрокинула голову и закрыв глаза играла плечами. Когда он поднял её и рывком посадил на металлический стол, она застонала.
Его руки шарили по крутым бёдрам женщины, теперь он молчал, только сопел, как голодный мопс при виде сочной отбивной.
– Давайте свою пиццу! – донёсся до его сознания голос старика, который, вероятно, передумал и снова зашёл в здание ресторана.
Богиня вмиг соскочила со стола и стала второпях искать место, где спрятаться.
Пупелькин застыл. Сердце бешено колотилось.
– Мне пиццу, а моей даме чизкейк! – появился в дверях старик.
Яна от ужаса вжалась в нишу. Со стороны двери её было не видно, и Вениамин решил взять огонь на себя.
– Уходите! – голос его предательски дрогнул, – кухня закрыта! Всего хорошего!
– Чем вы тут занимаетесь? – выгнула шею женщина в толстовке, – ах, шалун! Она подмигнула Вениамину и улыбнулась.
Тут только до него дошло, что он стоит в спущенных брюках.
– Кухня закрыта! – повторил он, подтянув брюки и вжикнув молнией.
Но не тут-то было.
– Ну-ка, ну-ка, кто у нас там? – любопытная вегетарианка, словно охотничья борзая, подошла к нише и потянула носом воздух. Но там никого не было. Женщина окинула взглядом фигуру директора и усмехнулась: – а вы большой оригинал!
Когда парочка, наконец, ушла, Вениамину хотелось только одного: провалиться сквозь землю. Какой позор! Теперь, чего доброго, оставят отзыв в книге для гостей.
Он позвал Яну, но та, как видно, выскользнула из помещения, не желая, чтобы её обнаружили.
Жена была дома. Вдвоём со старшей дочерью они мастерили платье для выпускного.
– Папка пришёл! – бросилась к нему младшая дочка, Даночка. – а я сегодня сама голубцы приготовила! Попробуй!
– Вот умница! – погладил её по голове Пупелькин, – красавица моя! Конечно, с удовольствием отведаю!
Пока он ел, ему показалось, что за окном мелькнула фигура старика, и Пупелькин, поперхнувшись, закашлялся.
Подоспела жена, стала хлопать Вениамина по спине. Старшая дочь принесла стакан воды.
Окинув взглядом своё семейство, Вениамин, наконец, успокоился. «Господи, – думал он, – а ведь мог сегодня всё это потерять, ради пары классных (..)»!
– Спасибо, доча, очень вкусно! – осоловел от счастья он, – Видишь, так вкусно, что папа чуть язык не проглотил!
Вдруг его словно током ударило – он вспомнил, что за нишей нет выхода, следовательно, выскользнуть незаметно Яна бы не смогла. Там было лишь небольшое помещение, почти всю площадь которого занимал морозильный ларь. В нём хранились мясные полуфабрикаты, в том числе и говяжьи языки. Что, если Яна спряталась внутрь?!
Вскочив, он бросился из дома.
– Веня, ты куда? – крикнула ему жена, но он лишь отмахнулся:
– А-ай, потом объясню!
Запыхавшись, прибежал он к зданию ресторана. Подозрения усилились: туристический автобус не уехал. Значит, не могут кого-то найти.
Дрожащими руками он вставил ключ в замок, после чего влетел в здание кухни и бросился к ларю. Открыв его, он с недоумением смотрел на свиные ножки, говяжий фарш, тушки кролей и куриные окорочка.
Закрыв холодильник, он двинулся к автобусу, зашёл внутрь, просканировал взглядом туристов, и убедившись, что Яны среди них нет, спросил у гида:
– Вы же Яну ждёте?
– Какую Яну? – не понял гид, – мы ждём Сергея и его спутницу, Алёну Петровну. Старик, говорят, пошёл на поиски магазина, где можно купить поесть, а ведь мы из-за него можем опоздать на ужин! Вы его не видели?
– Нет, не видел, – покрутил головой Пупелькин, – Постойте! А как же женщина, Яна? Она ведь с вами приехала?
– Простите, но в моей группе нет никого с таким именем, – пожал плечами гид, и вдруг воскликнул: – ну наконец-то! Сергей Сергеевич, Алёна Петровна!Ну, кто так делает? Мы вас уже двадцать минут ждём! Занимайте скорее свои места!
Когда старик протискивался мимо Вениамина, тот схватил его за рукав:
– Ну, вы же видели её? Вы же видели!
– Кого? – удивился старик, – ах… ту бабёшку?
– Да, да! – обрадовался Вениамин, – Яну!
– Нет, не видел, – погладив живот, сказал старик, сделал скучное лицо и пошёл на своё место.
Через несколько дней Пупелькин увидел репортаж о женщине, сбежавшей из психбольницы, что находилась в тридцати километрах от Карамышино. На фото была Яна: испуганные глаза, загадочная улыбка.
Тех, кто её видел, срочно просили звонить по перечисленным в сообщении телефонам.
– Интересно, а эта… она и правда, сумасшедшая? – спросил Вениамин, поедая приготовленную для него женой домашнюю картошечку на сале, – за что её в психушку-то?
– Девчонки болтали, что да, редкий случай. Она серийница, убивала мужиков сразу после… Так! Дана, закрой сейчас же дверь! – прикрикнула на младшую дочку Марина.
– Не кричи на меня, – заплакала девочка. – а ту тётю я видела! Она меня на улице про папу спрашивала!
Вениамин снова подавился. И на этот раз жена так усердно стучала его по спине, что он взмолился:
– Хватит, Марина, больно!
– Так, Дана, я же сказала: марш в свою комнату! – снова крикнула на дочку Марина, и как только хлопнула дверь, развернула к мужу гневное лицо: – ты спал с ней? Спал? – ну ты и змей!
– Да не спал я с ней! Так… пообнимался чутка. Прости Марин, ну, бес попутал! – хныкал Вениамин, – До «этого самого» не дошло, вовремя опомнился!
– Чем докажешь?
– Ну… я же жив! – поднял он на неё виноватый взгляд.
Яну так и не поймали. Говорят, что предпочитает она только женатых, ищущих острых ощущений на стороне мужчин, которых попутал бес.
Чужой каравай
– И чего этой Мирошниковой надо? Ясно ведь, Грушенков человек женатый, ну куда она лезет, посмешище… – возмущалась медсестра Светлана.
– А тебе-то что, – возражала ей Анна Вадимовна, – ну, лезет, и лезет! Не все же такие принципиальные, как ты, Светочка.
Тонкие губы старшей медсестры тронула усмешка. Она подозревала, что будь у Светочки хоть малюсенький шанс, она бы оставила свои принципы. Доктор Грушенков, Николай Андреевич, был звездой их отделения.
– Именно принципы и мешают мне смотреть на это безобразие спокойно, – сказала Светочка, прицеливаясь бычком в цементную урну, – не люблю таких блаженных, попирающих нормы морали! Не должны такие работать в больнице!
– Вот так, живёшь себе, живёшь, всё у тебя в шоколаде, все завидуют… а потом бац! Аневризма! И всё становится по барабану, так что за собой надо смотреть, а не за Мирошниковыми! – словно сама себе, сказала старшая сестра, потушила сигарету в специальной баночке с водой и кивнула Светлане,– пошли, что ли.
С недавних пор курение на территории больницы было запрещено, и поэтому курящие медработники бегали на задворки, с видом на старое здание морга. Оно почти разрушилось, морг перенесли в другой корпус, но здание не убирали и теперь оно зияло выбитыми окнами и навевало мрачные мысли о бренности бытия.
***
Надя Мирошникова тоже, в своём роде, была "легендой отделения": таких, как она, называют "женщина без возраста" – её личную жизнь не обсуждал только ленивый. Надя являла собой образец наивности и беспечности. "Кто поманит, к тому и бежит наша Надька" – качала головой Вера Петровна, сестра-хозяйка.
Раньше у Мирошниковой были всё сторонние любови: то пациент, то сосед-вдовец, которому Надя подрядилась делать уколы, – эти случаи в отделении обсуждались беззлобно, даже с некоторым благодушием, мол, отчего бы нашей Наде не пойти за вдовца? Но когда взор Мирошниковой обратился в сторону светила, Николая Андреевича, тут весь женский коллектив воспылал к ней негласной, но вполне ощутимой антипатией. Когда Надя появлялась, неважно, на посту, в ординаторской или в столовой, разговоры тотчас утихали. Казалось, что Надежда ничего не замечала вокруг. Порхала вокруг Грушенкова, аж смотреть противно.
– Надь, ты бы поскромнее себя вела, – шепнула ей как-то Вера Петровна, – над тобой всё отделение смеётся.
– Шли бы вы, Вера Петровна… в свою "Дистилляторную"! – не оценила совета Надежда, и побежала исполнять очередное "важное" поручение Николая Андреевича.
Конечно, Надежда знала, что предмет её обожания женат, она пару раз видела его жену. Та и не подозревала, какое сокровище досталось ей, смела повышать на светило голос и вообще, по мнению Надежды, недостойна была такого человека, как Николай Андреевич.
Своей личной жизни теперь у Мирошниковой не было, всех женихов она сравнила со своим кумиром, и понятно, что не в пользу соседа вдовца или бывшего пациента. На лице её стала проступать печать одиночки, которая так отпугивает мужчин. Теперь, разве что какой-нибудь дедок, потирая место укола игриво подмигивал ей.
"Ничего, и так проживу", успокаивала себя Надя и довольствовалась тем, что есть: будничными встречами на работе с предметом своих грёз, и пустыми мечтаниями после работы.
Ника, единственная подруга Надежды, не одобряла её преклонения перед Грушенковым.
– Что ты в нём нашла, не понимаю, – говорила она, распоряжаясь на Надиной кухне, как на своей собственной, – тоже мне, мужик, ни стати, ни породы.
– Много ты понимаешь! – обижалась Надя, – Николай Андреевич ГЕНИЙ!
– Воистину, любовь слепа! – пожимала плечами подруга, – ой, а классный кофе у тебя закончился, да?
– Закончился, – вздыхала Надя, умолчав, что бразильский кофе, которым так восхищалась подруга, она отнесла на работу, чтобы порадовать Николая Андреевича, который, как все гении, разбирался в кофе и оценил его по достоинству.
***
Вечер пятницы подошёл к концу. Все назначенные процедуры был сделаны, лекарства розданы. Надежда сама собиралась отдохнуть, как вдруг на этаже в коридоре послышались быстрые шаги. Вскоре Надя увидела Тимура, медбрата из приёмного отделения.
– Кто сегодня дежурный врач? Николай Андреевич?
– Нет, Хромова из неврологии, – а что? Что-то серьёзное? На тебе лица нет, – сказала Надя.
– Там с аварии привезли народ, двое в критическом состоянии, один случай очень сложный.
– Так я звоню Николаю Андреевичу? – Надя с готовностью подняла трубку стоявшего на посту аппарата.
– Нет, стой! Лучше набери Марину Олеговну!
– Лущенко?
– Да, да, – поспешно сказал Тимур.
Телефона Марины Олеговны Надя наизусть не знала, и ей пришлось искать его. Всё это время Тимур барабанил пальцами по стойке.
– Марина Олеговна? – дозвонилась, наконец, Надя, – тут людей привезли. Двое тяжелых… да…
Тимур вырвал у неё трубку:
– Марина Олеговна, это Тимур из приёмного. Приезжайте, как можно скорее! Я понимаю, Марина Олеговна! Но я не стал звонить Грушенкову, судя по документам, пострадавшая – его жена. Да! Вас понял. Жду!
Он передал трубку оторопевшей от новости Наде, и сказал:
– Николаю Андреевичу тоже надо сообщить. Я боялся, что он сегодня дежурит…
– Почему боялся? – глухим голосом отозвалась Надя.
Но Тимур, не удостоив её ответом, побежал обратно в свой приёмный покой, оставив Надю наедине с телефонной трубкой.
Она звонила ему, но Николай Андреевич не отвечал. Тогда, убедившись, что все пациенты спят, Мирошникова покинула пост и спустилась вниз, в приёмное. Тяжёлых уже отвезли в оперблок, остались только травмированные граждане: вывих плеча, ушиб головы.
Вдруг Надя увидела Николая Андреевича. Белый, как мел, он стоял, прислонившись к колонне.
– Николай Андреевич! – подскочила к нему она, – я звонила вам…
Он посмотрел на неё невидящим взглядом, и кивнув, произнёс:
– Мне сразу сообщили… с места происшествия… Спасибо, Верочка! Он повернулся и побрёл в сторону кресел. Рухнул в одно из них, и обхватив голову руками, застыл.
Глаза её наполнились жгучими слезами и она прошептала ему вслед:
– Я Наденька!
Опустив голову, она пошла в своё отделение. У дверей обернулась, и увидела, что вместо светила и мечты всех женщин, в кресле сгорбился слабый, до смерти напуганный старик.
После четырёх операций, жена Николая Андреевича осталась тяжёлым инвалидом. Ей прописали реабилитационный курс капельниц. Николай Андреевич вспомнил о Наде.
– Наденька! – он отвёл её в сторонку, – Наденька, я прошу вас помочь мне! Вы могли бы ставить моей Тане капельницы, на дому? Разумеется, не бесплатно!
Побывать в доме Грушенкова – раньше было Надиной мечтой, но теперь, она думала отказаться. Она не горела желанием ухаживать за "спесивой и надменной" Татьяной Грушенковой. Она прекрасно знала, что инвалидность редко улучшает характер.
– А почему я? – спросила Надя.
– Потому, что наша старшая сестра, Анна Вадимовна, считает, что вы справитесь с этим лучше других. Рука у вас лёгкая.
"Неужели Анна Вадимовна такое сказала", удивилась Надя, а вслух произнесла:
– Мне надо подумать.
– Времени нет, Вер.. Наденька, соглашайтесь… – он взял её руку и поднеся к губам, посмотрел ей в глаза. Такого она раньше и представить себе не могла.
– Хорошо. Препараты есть? Во сколько мне подойти? – спросила Надя, без особого пиетета.
– Да, лекарства есть. К шести часам. Дверь открою я или моя сестра, Альбина Андреевна.
***
– Вот ты значит, какая, Мирошникова, – cлабой улыбкой приветствовала её жена Николая Андреевича, – мне кажется, я видела тебя, но никак не могла вспомнить твоего лица.
– А зачем вам его вспоминать? – отозвалась Надя, неприятно уязвлённая "тыканьем". Вскрывая упаковку с капельницей, она уронила стоявший на прикроватной тумбочке стакан воды. Он упал и намочил раскрытую книгу Роберта Сапольски.
– Ну что за корова! – разъярялась Грушенкова.
– Если вы будете меня оскорблять, я уйду, – обиделась Надя, и вдруг увидела, что Татьяна плачет.
– Прости, я злюсь на себя, а ору на тебя. Не могу никак свыкнуться с тем, что я теперь жалкое подобие себя самой, – она утёрла глаза краешком пододеяльника.
Надя продолжила своё дело. Установила капельницу, и только собралась нащупать вену, как Татьяна еле слышно попросила:
– Не надо, не коли! Пусть капает сюда, – и она показала на эмалированное судно под одеялом.
– Почему? – спросила Надя, но Татьяна поднесла палец к губам,– тс-с-с!
Надежда открыла капельницу, и жидкость резво побежала по трубке и в судно.
– Зачем же они прислали тебя? – одними губами улыбнулась Татьяна, – ведь я слышала, как ты моему благоверному прохода не давала! – громко сказала она, а после прошептала: – я думаю, что меня хотят добить.
– Кто? – так же шёпотом спросила Надя.
Дверь открылась и в комнату зашла Альбина Андреевна. В руках у неё был поднос с чашкой чая.
– О чём это вы тут шепчетесь? – спросила она, но не заметив ничего подозрительного, улыбнулась Наде: – вот, чайку вам принесла. А то вы наверное, после работы?
– Да. А где Николай Андреевич? – спросила Надя.
– Он… он… – вы знаете, ему приятель позвонил, и он отправился к нему.
– Понятно, спасибо! – Надя, взяла с подноса чашку.
Когда дверь за Альбиной закрылась, Надя повторила вопрос:
– Кто хочет вас "добить"?
– Мой муж и она, его любовница,– тихо сообщила Татьяна, разглядывая свои ногти, – блин, в гроб с такими ногтями… эх, надо, что ли, маникюршу позвать. Нет ли у тебя хорошего мастера?
– Но у Николая Андреевича нет любовницы, он любит вас… – проигнорировав её вопрос, прошептала Надя, – я сама видела, как он страдал, когда вы попали в аварию!
– Которую он сам же и подстроил!
– Как подстроил? – Надя не верила своим ушам.
– А вот так. Так много людей обязаны нашему герою. Причиной аварии стали неисправные тормоза. А ведь машина только из сервиса! Ты здесь тоже неслучайно. Зачем ты здесь? – подозрительно сощурила глаза Татьяна.
– Ну, я хорошая медсестра, – сказала Надя, – Николай Андреевич попросил, и я согласилась! Не хотела, но он очень просил, и предложил деньги.
– Подстраховался! Если вдруг кому-то станет интересно, почему идущая на поправку инвалидка померла, и выяснят, что в капельнице было что-то не то, как ты думаешь, кого обвинят? Ты вешалась на Колю? Чего уж там, все это знают… и поэтому здесь ты, а не приходящая медсестра из поликлиники. Усекла теперь?
– Неужели, всё это правда? – Надя была поражена, – что же делать?
– Я прошу тебя зайти в полицию и передать это.
Татьяна вытащила из под подушки свёрнутый вчетверо листок.
– А почему вы уверены, что не я та любовница?
– Потому что именно ты пришла! И потом, я немного разбираюсь в людях, – невесело улыбнулась она, – ладно, иди. Удачи!
Надя отнесла заявление в полицию, но там его даже не зарегистрировали, поскольку "заявитель" не явилась лично, а у Нади не было нотариально заверенного права действовать от её лица.
На следующий день Надя заболела и весь день провела в постели. Когда же через три дня она вышла на работу, то узнала, что у Грушенкова умерла жена. Причина смерти – полиорганная недостаточность, которую должны были предотвратить, но не предотвратили капельницы. Николай Андреевич был в подавленном состоянии. Руководство больницы намеревалось отправить его в отпуск, но потом испугалось, что он может последовать за горячо любимой супругой, настолько неподдельна была его скорбь. Пусть уж лучше переживает горе среди людей.
Те, кто был на похоронах, запомнили безупречный маникюр покойницы.
Весёлая вдова
Когда муж уходит из семьи к молодой и красивой, как говорится "бес в ребро", это плохо. Недостойно, подло, но понятно. "В раба мужчину превращает красота". Но, когда соседка, намного старше тебя, бросает буднично: "твой муж теперь будет жить у меня"…
Именно такую фразу услышала Татьяна от своей соседки, Олеси Кимовны. В молодости та должно быть, была очень красива, теперь же от былой красоты ничего не осталось. Имея пышные формы, Кимовна одевалась в подростковую одежду не по размеру. И главное: она годилась и Татьяне, и её мужу Анатолию в матери!
– Не надо меня осуждать. Ему будет у меня хорошо. – продолжала Олеся Кимовна, стараясь не смотреть в глаза Татьяне, которая так и стояла с открытым ртом.
– Это шутка, что ли, такая? – наконец выдавила из себя Татьяна.
– Нет, Танечка. Не шутка. Мы с Анатолием решили жить вместе. Просто он не решается тебе об этом сказать. Жалеет тебя.
– Как это решили? Как это решили? Ты себя-то в зеркало видела, мымра? И какая я тебе Танечка? – Таня отвернулась и быстро пошла прочь, чтобы Олеся Кимовна не видела слёз.
Вдоволь наревевшись дома, она умылась и села окаменев. В таком состоянии я её и нашла.
– Тань, ты чего? – я испугалась, что у неё приступ. Она сидела, тупо уставившись в одну точку. – Тань, врача позвать? – я достала телефон и стала искать номер местной фельдшерицы, она жила всего в пятнадцати минутах ходьбы от нас.
– Не надо врача. – глухим голосом сказала Таня. – Меня Толя бросил. Ушёл к этой…
Когда она сказала к кому, у меня, честно сказать, челюсть упала. Все знают Олесю Кимовну. Она дачница. Приезжает только летом на выходные, да на праздники. У неё добротный дом, сад и огород, на котором трудятся какие-то её бедные родственники. Они же построили ей сарай и баню, косьба травы, полив и прополка тоже на них. Сама же Кимовна работала в городе, в нескольких фирмах, не то консультантом, не то бухгалтером, и приезжала в деревню только для отдыха.
Отношение к ней лично у меня до вышеозначенных событий было прекрасное. Кимовна оказалась из тех, кто умеет пускать пыль в глаза. Всегда отменно вежливая, искренне интересующаяся всеми делами, готовая и порадоваться и посочувствовать… и о себе рассказывала много. Как тяжело ей было жить с мужем-инвалидом, который издевался над ней до своего последнего дня.
Но вот уж третий год пошёл, как она вдова. И, судя по всему, далеко не бедная. Муж был состоятельным человеком, да и сама зарабатывает неплохо.
– Это он к ней переметнулся из-за того, что она обеспеченная. У неё работники работают. – всхлипнула Татьяна.
– Ну, теперь Анатолий будет вместо них! – сказала я, и пожалела. Татьяна дала волю слезам.
– У него почки больные… ему нужно специальное питание!– плакала она мне в плечо. Но после ей стало легче.
– Я пойду, Тань. Засиделась я у тебя.
– Нет, не уходи. Сейчас он вернется, не оставляй меня.
– Откуда ты знаешь, может он не придет, испугается, – предположила я.
– Он уже идёт. Я чувствую.
Действительно, через пару минут в сенцах скрипнула дверь и через мгновение перед нами предстал Анатолий. Что-то с ним было не так. Какая-то перемена произошла.
– Ты пил, что ли? – взмахнула руками Татьяна. – Тебе же нельзя, у тебя же почки!
Анатолий приложил палец к губам:
– Тссс! Я совсем немного. Для храбрости. Думаешь, легко это всё? – тут он увидел меня и смутился.
– Что легко? Толя, что ты городишь? Тебе пить нельзя ни капли! Самоубийца! – Татьяна уже капала в стакан какую-то микстуру. На, выпей, и живо ложись!
– Но я…
– Толя!
Анатолий без слов прошел в спальню, было слышно, как скрипнула пружинами панцирное основание.
Я хотела уйти, но Таня схватила меня за рукав и умоляюще посмотрела. Я снова села на табурет. Как оказалось, не зря. Спустя несколько минут снова скрипнула дверь. Мы увидели Олесю Кимовну собственной персоной.
– А где Анатолий? – радостно осведомилась она, —мы разминулись?
– Анатолий? а зачем тебе понадобился мой муж на ночь глядя? —спокойно сказала Татьяна, разливая чай по чашкам: мне и себе.
– Ах вот оно что! Ты его не пустила? Что ты с ним сделала? Анатолий! Толя, ты где?– она хотела пройти в комнату, но Татьяна закрыла собой вход.