Рождённый из пустоты. Хроники Чёрных небес от Габриэля. Книга первая

Полевой лагерь был временным шрамом на теле красной пустоши. Десятки палаток, утоптанная земля, запах дыма и нервного пота. Вот уже несколько дней Шин был здесь, и иллюзия свободы, купленная ценой контракта, быстро сменилась новой рутиной. При выходе из «учебки» ему, парадоксу с навыками ветерана и душой новорождённого, присвоили звание капрала и всучили в подчинение десяток рекрутов, «прошедших» подготовку, как и он сам, всего несколько недель назад. Это оказалось той ещё морокой. Он видел их ошибки, их страх, их неуклюжесть, и его тело знало, как это исправить, но разум не мог подобрать нужных слов, кроме коротких, обрывистых команд.

Первые несколько дней были пеклом Хаоса – муштра. Лейтенант Родрик, молодой аристократ с уставшими глазами, чертил на песке схемы, говорил о флангах, о построении «каре» и «стеной щитов». Его слова были чёткими и правильными, но для рекрутов после учебки реалии боя были совсем другим. Затем наступало время мастер-сержанта Эльдара и главного сержанта Тиллы. Они не объясняли – они вбивали науку боя в тела новичков. Удар древка копья по затылку за неправильный разворот, выволочка за брошенный щит. Шин смотрел на это, и его нутро скручивало странное чувство. Он видел их ошибки ещё до того, как их замечали инструкторы. Его тело знало, что этот парень держит меч как топорище, а тот неправильно распределяет вес, и его легко сбить с ног. Но он молчал. Он был таким же, как они. Просто зелёный капрал, которому повезло.

Десять дней они прочёсывали пустошь. Десять дней давящей жары, скрипа снаряжения и вкуса пыли во рту. Эти вылазки были ознакомительными, но напряжение висело в воздухе так плотно, что его можно было резать ножом. Каждый камень, каждый холм казался засадой. Новички вздрагивали от любого шороха, и Шину приходилось рычать на них, чтобы привести в чувство, хотя у него у самого холодок бежал по спине. Им просто везло. Но он на уровне инстинктов понимал: везение не может длиться вечно.

В пустоши не было армий. Здесь бились отряды. Шин понял это быстро. Огромному войску здесь не прокормиться и не спрятаться. Война здесь была делом быстрых, жестоких стычек. Ударь, убей, забери, исчезни. И орки, как он понял, были мастерами такой войны.

Они шли уже несколько часов. Солнце висело в зените, превращая воздух в дрожащее марево. Шин оглянулся на своих людей. Их лица были красными, мокрыми от пота, взгляды – тупыми и уставшими. Внезапно тишину разорвал пронзительный, отчаянный свист. Сигнал дозорного. Тревога.

Все замерли. Шум прошёл по рядам, как змея по сухой траве. И тут они появились. На гребне холма их тёмные силуэты вырисовывались на фоне багрового солнца. Орки.

Их было не десять и не пятнадцать. «Двадцать пять… тридцать… тридцать пять, – с точностью на глаз посчитал разум Шина, пока его сердце ухало где-то в горле. – Пятеро на зверях. Тяжёлая пехота. Это не набег. Это будет бойня».

Это были не просто дикари с дубьём. Их грубые, но функциональные кольчуги были усилены кожаными и металлическими пластинами. На головах – шипастые шлемы, из-под которых сверкали налитые кровью глаза. В руках – огромные, зазубренные топоры, секиры и длинные копья. Всадники, восседавшие на лохматых, похожих на гиен-переростков тварях, были закованы в броню ещё лучше. Их звери, приземистые и мускулистые, двигались с кошачьей грацией, и было видно, что копейный строй для них не преграда.

Родрик не растерялся. Его голос, спокойный и твёрдый, разрезал нарастающую панику.

– Стрелки, на холм! Занять позицию! Пехота, стена щитов! Держать оборону у подножия!

Колонна с лязгом и панической руганью начала перестраиваться. Это не было слаженным манёвром из учебников. Солдаты, задыхаясь от страха и жары, спотыкаясь, карабкались на невысокую, но крутую возвышенность. Арбалетчики, среди которых был и Шин, занимали позиции, их пальцы дрожали, мешая вставлять тяжёлые болты в ложа. Внизу пехота пыталась сомкнуться в стену щитов. Щиты стукались друг о друга, копья выставлялись под разными углами. Это был не строй. Это была толпа перепуганных людей, пытавшихся спрятаться за деревом и железом.

«Они нас сомнут, – пронеслась в голове Шина холодная, отстранённая мысль. – Этот строй не выдержит и первого удара».

Орки не стали ждать. Их боевой клич – гортанный, многоголосый рёв, похожий на рёв камнепада, – ударил по ушам, выбивая из лёгких воздух. Это был не просто звук. Это было оружие. Шин видел, как один из молодых рекрутов рядом с ним побледнел и согнулся, извергая на красную глину скудный завтрак. Ярость и первобытная ненависть неслись на них, как раскалённая лава. Всадники ринулись вперёд, их звери неслись бесшумно, как тени, и от этой противоестественной тишины становилось ещё страшнее.

Шин прижал арбалет к плечу. Его тело действовало само. Сердце колотилось где-то в горле, но руки, помнившие тысячи таких же мгновений, были твёрдыми. Он поймал в прицел бегущего впереди орка, его разинутую клыкастую пасть и плавно нажал на спуск. Мир на секунду сузился до этой точки. Щёлк. Короткий, сухой звук. Болт со свистом прочертил воздух и с мокрым, чавкающим звуком вошёл орку в глазницу. Рёв твари оборвался бульканьем. Орк рухнул, но волна даже не заметила его падения. Десятки других перепрыгнули через его тело.

Основной угрозой были всадники. Они неслись на хлипкую стену копий, и Шин понял – они не собираются её пробивать. Один из зверей, приблизившись к строю, сжался в комок мускулов и прыгнул. Огромная лохматая туша взмыла в воздух, на мгновение заслонив солнце, и рухнула в самый центр человеческого строя.

Раздался омерзительный, влажный хруст – звук ломающихся щитов, костей, рвущейся плоти. Солдат, на которого приземлилась тварь, перестал существовать, превратившись в кровавую кашу из обломков доспеха и ошмётков мяса. Его крик утонул в рёве зверя. Орк-наездник, дико хохоча, начал вращать своим двуручным топором. Лезвие впивалось в тела, разрубая гамбезоны, кольчуги и людей внутри них почти пополам. Один из солдат, пытаясь поднять щит, лишился обеих рук по локоть, а следующим ударом ему снесли полголовы. Кровь и мозги забрызгали лица стоявших рядом. Строй распался. Началась паника.

Шин, лихорадочно перезаряжая арбалет и поднимаясь всё выше на холм, выстрелил в зверя. Болт вонзился ему в бок. Тварь взвыла, но это лишь распалило её ярость. Она вцепилась зубами в одного из солдат и просто вырвала ему кусок плеча вместе с гамбезоном.

В этот момент основной вал орков ударил в то, что осталось от стены щитов. Передние ряды давили на задние. Кто-то упал, и его тут же затоптали свои же. Орки, работая топорами и секирами, начали методично прорубаться сквозь человеческое мясо. Давление росло с каждой секундой. Это была уже не битва. Это была кровавая баня.

Шин, пятясь выше и перезаряжая арбалет с отчаянной, механической скоростью, увидел, как один из орков, огромный, как медведь, с бородой, заплетённой в косички с вплетёнными в них костями, проломил щит солдата и, отшвырнув его в сторону, устремился к главному сержанту Тилле. Она, развернувшись, чтобы парировать удар другого орка, не видела его. Этот гигант не бежал. Он шёл, и от его медленной, уверенной походки веяло смертью.

«Не успеет… – пронеслась мысль в голове Шина. – Она его не видит!»

Он вскинул арбалет. Прицелиться было невозможно – всё плыло в кровавом тумане боя. Он выстрелил навскидку. Болт со свистом пролетел в двух сантиметрах от уха орка. Тот даже не моргнул. Тилла, почувствовав опасность, развернулась в последний момент. Её меч молниеносно вонзился орку под мышку, в щель между доспехом и наплечником. Но в тот же миг другой орк, тот, с которым она билась, с размаху ударил её рукоятью топора в бок. Раздался омерзительный, влажный хруст ломаемых рёбер. Тилла согнулась, её лицо исказила гримаса нечеловеческой боли, но она устояла, вырвав меч из тела врага.

Битва превратилась в агонию. Силы солдат таяли, как снег под палящим солнцем. Их строй, их тактика, всё, чему их учили, рассыпалось в прах перед лицом первобытной ярости. Орки не просто сражались – они наслаждались бойней. Они давили, ломали, рвали. Лейтенант Родрик, с лицом белым, как полотно, кричал, пытаясь собрать остатки строя, но его голос тонул в рёве и предсмертных хрипах. Отступать было некуда. Позади – лишь красная, бескрайняя пустошь.

Красная глина пропиталась кровью. Она стала скользкой, и люди падали, чтобы уже никогда не встать. Шин успел выстрелить ещё дважды, сняв ещё одного орка, прежде чем волна боя захлестнула холм. Стрелять стало невозможно – свои и чужие смешались в единый корчащийся клубок. Он отбросил бесполезный арбалет и выхватил меч.

Он решил спуститься с холма, и то, что он увидел, заставило его желудок сжаться в ледяной комок. Его отряд. Десяток новичков, которых он должен был вести за собой. Их больше не было. Они лежали там, чуть ниже, – растерзанные, растоптанные, неузнаваемые куски мяса и доспехов. Один из них, молодой парень по имени Ларс, лежал с распоротым животом, его лицо застыло в немом крике, а в руках он всё ещё сжимал арбалет.

«Это я виноват, – обожгла мысль. – Я их здесь оставил. Я их убил».

Но времени на горе не было. Он увидел последний очаг сопротивления – горстку пехотинцев, которые, сбившись в круг, отчаянно пытались сдержать натиск двух огромных орков. Их обитые металлом щиты были сильно повреждены, древки копий держались на последнем издыхании. Это были новобранцы, и в их глазах плескался животный ужас. Они держались на одном лишь страхе, понимая, что смерть за спиной страшнее смерти перед ними.

Орки ревели, и их рёв был не просто боевым кличем, а обещанием жестокой, мучительной смерти. Каждый удар их топоров обрушивался на стену щитов, как удар тарана. Дерево трещало, металл визжал. Солдаты, уперев щиты в красную, пропитанную кровью глину, держались на одном лишь животном страхе. Их лица были белыми масками, залитыми потом, глаза – огромными от ужаса. Они знали, что их строй вот-вот рухнет.

Каждый раз, когда орк замахивался, несколько копий отчаянно тыкались в его сторону, но удары были слабыми, неточными. Лезвия скользили по прочной кольчуге, не попадая между звеньев. Эти орки были ветеранами, их доспехи – картой десятков таких же боен, покрытой старыми зарубками и пятнами ржавчины, которая на самом деле была запёкшейся кровью. Они двигались с тяжёлой, звериной грацией, играючи отбивая неумелые выпады, и в их глазах плескалась откровенная насмешка.

«Они сломаются, – понял Шин, подбегая к краю группы. – Ещё один удар, и они побегут. И тогда умрут все. И я вместе с ними».

Бросаться в лоб на этих двух мясников было самоубийством. Но смотреть, как его товарищей, пусть и едва знакомых, превращают в фарш, он не мог. Он увидел, как один из орков, самый крупный, отбросил в сторону копьё солдата и занёс свой топор для удара, который должен был расколоть и щит, и человека за ним. В этот момент, когда всё внимание твари было сосредоточено на жертве, Шин прыгнул.

Одним движением он оказался за спиной орка и, вложив в удар всю ярость и отчаяние, рубанул мечом по незащищённой шее. Раздался омерзительный, влажный хруст. Меч прошёл сквозь мышцы, сухожилия и с лёгким скрежетом перерубил позвонки. Голова орка дёрнулась под неестественным углом. Рёв оборвался булькающим хрипом. Огромное тело обмякло, как мешок с требухой, и рухнуло, обрызгав Шина горячей, тёмной кровью.

Внимание второго орка мгновенно переключилось на него. В глазах твари вспыхнула чистая, незамутнённая ненависть. С рёвом, от которого заложило уши, он размахнулся, чтобы одним ударом превратить Шина в кровавое месиво. Но этот миг, эта доля секунды, когда орк отвлёкся, стала спасением для измотанных солдат. Один из них, парень с безумными от ужаса глазами, собрав последние силы, с криком вонзил своё копьё орку в бок, под рёбра. Лезвие пробило кольчугу. Орк взвыл, его удар по Шину ушёл в сторону, и топор лишь со скрежетом проехался по земле.

Шин не стал ждать. Он ринулся на раненого монстра. Его меч взлетел и с размаху опустился на бедро орка, туда, где не было защиты. Лезвие глубоко вошло в плоть. Кровь хлынула, как из пробитого бурдюка. Орк взвыл снова, уже не от ярости, а от боли, и, пошатнувшись, отступил на шаг.

Этого хватило. Солдаты, получив передышку, снова сомкнули строй. Но раненый орк был ещё опаснее. Хромая, истекая кровью, он бросился в отчаянную атаку. Шин был готов. Память его тела работала безупречно. Когда орк занёс топор, Шин уклонился, и лезвие со свистом прошло в паре сантиметров от его лица. Не теряя ни мгновения, он сделал шаг в сторону и молниеносно рубанул мечом по предплечью орка. Раздался звон стали о сталь – клинок ударился о наручи. Но силы удара хватило. Пальцы орка разжались, и тяжёлый топор с глухим стуком упал на землю.

Тварь взревела, тряся повреждённой рукой. Ярость в его глазах боролась с болью. И ярость победила. Он полностью сосредоточился на Шине, забыв обо всём на свете. И это стало его последней ошибкой.

Повернувшись спиной к солдатам, он открылся. И они не упустили свой шанс. Это была не атака. Это была казнь. Один из солдат вонзил ему копьё в спину, между лопаток. Другой метнул короткий дротик, который вошёл в бок. Третий бросился вперёд и полоснул мечом по ногам. Орк, оглушённый болью, отчаянно пытался развернуться, но его тело уже не слушалось. Он был похож на быка, которого со всех сторон атаковала стая волков.

Шин видел, что противник сломлен. Он шагнул вперёд и с холодной, отстранённой решимостью нанёс последний удар. Снизу вверх, под углом, в правую щёку. Его меч с отвратительным хрустом вошёл в череп, пробивая кость и мозг. Орк замер, его глаза остекленели. А потом он медленно, как срубленное дерево, начал заваливаться на бок.

Группа, которую он спас, сбилась вокруг него, как испуганные овцы вокруг волкодава. Их щиты были разбиты, руки дрожали, глаза метались по полю боя, ища следующую угрозу. Они были на волосок от паники. Шин, тяжело дыша, чувствовал, как по его лицу течёт чужая, остывающая кровь. Он понимал: у них есть шанс. Один. Хрупкий, как стекло. Орки были сильнее, опытнее, но они были пьяны своей победой. Они полагались на грубую силу, на то, что сломленный враг будет бежать. Они не ожидали, что крысы, загнанные в угол, начнут огрызаться.

«Двигаться, – билась в его голове одна-единственная мысль. – Стоять на месте – смерть. Двигаться».

– Собрались! – его голос был хриплым, сорванным криком. – За мной! Кругом! Будете меня слушать – выживете! Не лезем в лоб! Бьём по тем, кто отделился!

Он не ждал ответа. Он просто побежал, и они, как по команде, последовали за ним. Это была не тактика из учебников. Это был инстинкт стаи.

Их целью стала следующая группа – трое орков, которые с садистским удовольствием добивали раненого солдата. Тот лежал на спине, пытаясь отбиться обломком меча, пока орки, хохоча, тыкали в него копьями, стараясь продлить его агонию. Они были так увлечены своей жестокой игрой, что не заметили приближения группы Шина.

Это была не атака. Это была молния. Шин и его люди набросились на них сзади и сбоку. Шин первым вонзил свой меч в спину ближайшего орка, провернув лезвие в ране. Тот взвыл, развернулся и тут же получил ещё два удара копьями в живот. Из ран хлынули кишки. Орк упал на колени, пытаясь запихнуть их обратно, его глаза остекленели от шока. Двое других, развернувшись, встретили град ударов. Они были сильны, но их застали врасплох. Один из них отмахнулся топором, снеся голову одному из солдат Шина. Фонтан крови ударил в небо, и обезглавленное тело ещё секунду стояло на ногах, прежде чем рухнуть. Но в тот же миг орку в незащищённый бок вонзились два меча. Он захрипел, и его добили ударом в затылок. Третий, увидев, что дело плохо, попытался бежать, но споткнулся о тело раненого, которого они только что мучили, и упал. На него набросились сразу пятеро, превращая его тело в кровавое месиво из рубленых ран.

Победа не принесла облегчения. Они потеряли товарища! Но к их группе присоединились ещё двое уцелевших, которые, увидев их слаженные действия, выползли из-под груды тел. Теперь их было шестнадцать. Шестнадцать израненных, перепуганных, но злых бойцов.

Они двигались по краю боя, как стая гиен, вырывая из рядов орков по одному, по двое. Это была грязная, подлая война. Они били в спину, подрезали сухожилия, добивали раненых. Каждый убитый орк стоил им крови. Одному из их группы орк, уже умирая, отрубил ногу. Тот упал с диким криком, и его пришлось оставить. Другому пробили копьём плечо, и он, шатаясь, продолжал сражаться, держа меч одной рукой.

Шин вёл их, и его разум работал с холодной, отстранённой эффективностью. Он не чувствовал ни боли от своих ран, ни страха. Только ледяную ярость. Он видел поле боя как карту, на которой нужно было стереть все вражеские фигуры, чего бы это ни стоило.

Наконец они пробились обратно к холму. Вершина была пуста. Вся сотня Родрика превратилась в горстку выживших, сбившихся вокруг капрала. Но внизу бой ещё продолжался. Последние очаги сопротивления угасали.

– Мы спускаемся, – его голос был твёрд, как сталь. – Поддержим оставшихся.

Им не нужно было повторять. Они уже были не толпой рекрутов. Они были его отрядом. Они выстроились и начали спускаться. Их вид – пятнадцать окровавленных, грязных, но всё ещё стоявших на ногах воинов – заставил оставшихся орков дрогнуть. Силы врага были на исходе. Их ярость сменилась усталостью. Они понимали, что лёгкой победы не будет.

Пока его бойцы спускались по склону, внизу, у подножия, разыгрывался последний акт трагедии. Двое орков, похожих на мясников в залитых кровью фартуках, методично заканчивали работу. Против них осталась горстка солдат – четверо, может, пятеро. Их щиты были расколоты, копья сломаны. Они стояли, сбившись в кучу, и их защита была не более чем отчаянным жестом.

Гигантские топоры орков работали без устали. Один из солдат, молодой парень, которого Шин помнил по тренировкам, попытался сделать выпад обломком меча. Орк даже не стал парировать. Он просто шагнул вперёд и опустил топор ему на плечо. Раздался омерзительный, влажный хруст. Лезвие вошло в тело по самое топорище, разрубая ключицу, лёгкое и сердце. Парень замер на секунду с выражением немого удивления на лице, а потом его тело просто развалилось на две части. Другого орк сбил с ног ударом ноги и, пока тот барахтался в грязи, с наслаждением опустил ему на голову свой окованный железом сапог. Череп лопнул, как перезрелый арбуз, разбрызгивая мозги и осколки кости.

Последние двое, увидев это, сломались. Их животный ужас пересилил дисциплину. Они развернулись и побежали. Это была ошибка. Орки, взревев от удовольствия, бросились вдогонку. Один метнул свой топор. Он вращался в воздухе, как чудовищное насекомое, и вонзился беглецу между лопаток. Тот рухнул как подкошенный. Второго орк догнал одним прыжком и просто снёс ему голову с плеч.

Шин и его люди видели всё это. Видели, как их товарищей убивают, как скот на бойне. И в их сердцах страх сменился холодной, чёрной яростью.

– Быстрее! – прохрипел Шин, его голос сорвался. – Ударить в спину! Убить тварей!

Они побежали. Не строем, а дикой, отчаянной толпой. Ветер свистел в ушах, ноги вязли в кровавой грязи. Орки, опьянённые лёгкой победой, рыча, повернулись к следующей группе, которая всё ещё держалась неподалёку. Они были уверены, что зачистили свой фланг. Они не слышали топота ног за спиной.

Удар был страшен. Это была не атака, а казнь. Копья его людей с хрустом вошли оркам под рёбра, в незащищённые спины. Твари взвыли от боли и неожиданности. Один из них, пронзённый сразу двумя копьями, рухнул на колени, пытаясь вырвать из себя древки. Второй, развернувшись, получил удар мечом в бок. Но, умирая, он успел сделать слепой, отчаянный выпад. Его секира полоснула Шина по левому предплечью. Боль была острой, обжигающей. Шин отшатнулся, чувствуя, как горячая кровь течёт по руке, пропитывая рукав. «Рана… я ранен…» – пронеслась в голове далёкая, удивлённая мысль. Но адреналин тут же заглушил боль.

Они добили орков быстро, яростно, всаживая в их тела мечи и копья снова и снова, даже когда те уже перестали двигаться.

Шин, зажимая рану, огляделся. Две последние группы солдат у подножия холма всё ещё держались. Это были ветераны. Четверо бились против двух израненных, но всё ещё опасных орков, методично изматывая их, уклоняясь от тяжёлых ударов и нанося короткие, точные выпады. Вторая группа, из шести человек, окружила троих орков и давила их числом, не давая развернуться.

– Поддержим их! – крикнул Шин, перекрикивая стоны раненых. – Закончим с этими нелюдями!

Прежде чем они успели двинуться, четвёрка бойцов закончила свой бой. Один из орков, выдохшись, на секунду опустил топор, и солдат тут же вонзил ему копьё в незащищённое горло. Второго сбили с ног ударом щита в колени, и, пока он падал, ему снесли голову.

Теперь все оставшиеся в живых – отряд Шина, четвёрка победителей и шестеро всё ещё сражавшихся – устремились к последним трём оркам. Те, увидев, что на них со всех сторон несётся окровавленная, рычащая толпа, дрогнули. Их боевой дух иссяк. Они были окружены.

Это была агония. Последних орков не просто убили. Их разорвали на части. Десятки мечей и копий впивались в их тела, превращая их в кровавые решета.

А потом всё кончилось.

Наступила тишина. Оглушающая, неестественная. Прерываемая лишь тихим, жалобным скулежом умирающих.

Шин опустился на одно колено, тяжело дыша. Боль в руке стала невыносимой. Он посмотрел на поле боя. Это было пекло Хаоса. Красная глина смешалась с кровью, внутренностями и мозгами. Десятки тел, человеческих и орочьих, лежали в неестественных, сломанных позах. Воздух был густым от запаха свежей крови, пота и испражнений. Мухи уже начинали слетаться на этот пир.

Из всей сотни на ногах осталось не больше двадцати пяти человек. Среди них, шатаясь, стояли лейтенант Родрик и главный сержант Тилла. Её бок был одной сплошной раной, и она держалась за него, чтобы не вывалились внутренности. Родрик, с лицом серым, как пепел, смотрел на это побоище, и в его глазах стояли слёзы.

Бой закончился. Но тишина, наступившая после, была страшнее любого боевого клича. Она была густой, вязкой, наполненной тихим, жалобным скулежом умирающих и жужжанием мух, уже слетавшихся на пир.

Двадцать шесть. На ногах осталось двадцать шесть человек из сотни. И каждый из них был ранен. Кто-то сидел на земле, тупо глядя перед собой, кто-то пытался неумело перевязать рану товарищу, лишь размазывая по ней грязь. Те, кто ещё мог двигаться, бродили по полю боя как призраки, переворачивая тела в тщетной надежде найти живых. Из лежавших, тяжело дыша и захлёбываясь кровью, семерых ещё можно было спасти. Остальные были мертвы. Их тела, растерзанные и изуродованные, лежали в неестественных позах, превращая красную глину пустоши в алтарь бойни.

Потери врага – двадцать восемь орков и пять их чудовищных зверей. Цифры, которые в штабном отчёте будут выглядеть как победа. Но здесь, среди запаха свежих внутренностей и испражнений, это слово казалось кощунством.

Полчаса. Бой длился всего полчаса. Для кого-то они пролетели как одно мгновение, в адреналиновом угаре. Для Шина они растянулись в вечность, в которой каждый миг был наполнен болью, страхом и криком.

Лейтенант Родрик стоял посреди этого хаоса, и его лицо, обычно такое надменное и уверенное, было похоже на маску из серого воска. Он смотрел на тела своих людей, и его губы беззвучно шевелились. Он привык к боям, но не к такому. Не к тотальному уничтожению. Он видел, как его сотня, его ответственность, его гордость, была перемолота в кровавый фарш за несколько минут. Когда он уже смирился с тем, что ляжет здесь, рядом со своими людьми, пришла эта невозможная, отчаянная победа, принесённая странным капралом без памяти. Но горечь этой пирровой победы была хуже любого поражения.

Он подошёл к Шину. Его взгляд был остекленевшим, пустым.

– Капрал Шин, – голос лейтенанта был хриплым, безжизненным. – Ты… ты хорошо сражался. У меня есть задание. Мы остаёмся здесь. Охранять раненых. А ты… ты побежишь. Стрелой. В главный лагерь. Передай это в штаб. – Он протянул Шину окровавленный, запечатанный сургучом свиток. – Если спросят – расскажешь всё, как было. Пусть решают, что делать. Как забрать наших… павших. Возьми с собой двоих. Хотя… если встретите даже пятерых орков, вам конец. Так что просто… не попадайтесь им на глаза. Выполняй.

– Лейтенант, – Шин посмотрел на горстку уцелевших. Каждый из них был на вес золота. – Двое со мной – это ещё минус два бойца для вас. Да и правильно вы говорите – пользы от них не будет, если нас заметят. Я пойду один. Так быстрее. И незаметнее.