Трудный выбор. Сборник рассказов
- -
- 100%
- +
Вот и сейчас Иван Акимович сидел на своей кровати, свесив ноги, пока не проснулась жена Варвара Васильевна, и неторопливо втягивал воздух. Сидеть бесшумно не получалось, потому что его мучил тяжелый грудной кашель. Иногда он хрипел, если задерживать дыхание и не давать выхода кашлю.
– Который час? – проснулась от кашля жена.
– Половина седьмого, – Ивану Акимовичу не требовалось смотреть на часы, потому что несколько минут назад он задавался точно таким же вопросом.
Варвара Васильевна тоже свесила ноги.
– Свет включить? – скорее не спросила, а утвердительно сказала она и нашарила кнопку ночника.
Комната наполнилась приглушенным светом. Варвара Васильевна собрала в пучок свои белесые редкие волосы и поверх синенького халата, что как-то подарили ей внуки, натянула серенькую любимую домашнюю кофточку с вытянутыми локтями и неровными краями. Сегодня воскресенье, а значит, внуки с правнучкой Аришей проснутся часов в девять-десять.
– Чаю попить, что ли? – она, переваливаясь с боку на бок, еще не расходившись со сна, пошла к выходу.
С пробуждением жены запах не исчезал, а стоило только кому-то из других домочадцев пройти мимо комнаты или откуда-то донестись их голосу, аромат растворялся.
Иван Акимович последний раз за это утро втянул воздух комнаты и пошел вслед за женой. Старики старались не шуметь, чтобы не будить внучку с мужем и правнучку Арину. После войны они нажили четверых детей. Поровну сыновей и дочерей. Встретившись молодым мальчишкой нос к носу со смертью, Иван Акимович как-то неосознанно понял, что нужно в его семье много детей, чтобы восполнить потерю Родины, и чем больше людей, тем труднее их победить. Сейчас дети благополучно разъехались кто куда, частенько звонили, все стали достойными людьми. В общей сложности у Ивана Акимовича и Варвары Васильевны родилось девять внуков. Те тоже разошлись, где-то пристроились, стали приходить телеграммы о рождениях правнуков. И лишь одна внучка с семьей так и не пристроились, не нашли себе места. Тем лучше, обрадовался Иван Акимович. Зачем им одним с женой такая большая квартира? Таким образом, в их доме появилась внучка Инночка с мужем Арсением и дочерью Ариной. Внуки нужны для того, чтобы поворчать с ними про погоду, немного, совсем немного покапризничать и чуть-чуть вмешиваться в их жизнь, кое-где направлять, указывая им верный путь. Так быстрее и со смыслом проходят длинные, почти бесконечные часы с раннего утра до вечера.
Варвара Васильевна разлила по кружкам чай, достала любимые ею печенья.
– К Ефиму поедешь к двенадцати? – чтобы что-то сказать, спросила она у Ивана Акимовича.
– К двенадцати.
Они молча допили чай, прерываясь на короткие замечания, потому что сегодня Иван Акимович думал о дне рождении своего фронтового друга Ефима Трофимовича. Неделю назад он купил ему хороший портсигар для коллекции. Для этого они с Арсением объездили несколько магазинов и убили на это почти весь воскресный день. Подарок должен быть особенным, потому что в этот год Ефиму Трофимовичу исполнялось восемьдесят пять и со дня победы прошло шестьдесят пять лет. В один год две юбилейные даты. Оттого Иван Акимович нервничал, когда не находил нужного, на его взгляд, стоящего подарка. А когда нашел, долго вертел в руках портсигар, изучал на нем рисунки и наконец купил. Отдать за эту вещицу пришлось немалые деньги, но об этом Иван Акимович думал меньше всего.
Проснувшись к десяти, вся семья позавтракала. Потом Арсений посмотрел на старика.
– Ну что, повезешь? – сдвинув густые брови, спросил у него Иван Акимович.
– Собирайтесь, Иван Акимович, – кивнул Арсений. Старику нравился этот голубоглазый среднего роста человек с начинающей лысеть макушкой. Неторопливый, но успевающий делать несколько дел одновременно, спокойный и немного с юмором родственник.
Иван Акимович собирался долго, тщательно причесывал редкие седые волосы, поправлял пиджак. В этот год Варвара Васильевна занемогла, тяжело передвигаясь по квартире, она отказалась ехать к Ефиму.
– Вот станет немного легче, – говорила она, – и съезжу к Ефиму, потом поздравлю.
Но Иван Акимович чувствовал, что лучше у жены с ногами не станет. Время идет вперед, и моложе они не становятся, а значит, и болезнь так легко не сломится.
Варвара Васильевна проводила мужа с Арсением и правнучкой Аришей до порога. Прижавшись к косяку, она наблюдала за ними до тех пор, пока они не скрылись в лифте.
Ехать до Ефима недолго, каких-нибудь десять минут. Приехали, вышли из машины. И тут за ними увязалась Ариша.
– Я тоже хочу! – запросилась она.
– Скучно будет, – попытался остановить правнучку Иван Акимович.
– Нет, интересно.
Он вздохнул и согласился. Ефим Трофимович к своим восьмидесяти пяти годам был уже не так бодр, как скажем, лет десять, даже пять лет назад, но все еще сохранил подвижность. Встретившись, фронтовые друзья расцеловались, обнялись, вскользь рассматривая друг друга, подмечая маленькие детали во внешнем облике друг друга.
– Какие мы с тобой стали! – усмехаясь, говорили они.
– Варенька где?
– Занемогла сегодня. Что-то с ногами. Годы-то идут.
Арина стояла в стороне с застывшей улыбкой и жадно ловила приветствия.
– Я пойду? – спросил Арсений. – Во сколько за вами заехать?
– Иди, – отпустил его Иван Акимович. – И ты, Арина, иди. Ведь заскучаешь с нами, стариками, а отец только к вечеру приедет, – с прищуром сказал он.
– Нет, я останусь, – Арина улыбнулась.
– Смотри, Арина, с отцом бы пошла. А за мной к шести приезжай.
Девочка осталась, Арсений уехал. Старики проковыляли к столу, накрытому для них дочерью Ефима Трофимовича.
– Ну что, с днем рождения тебя, Ефим Трофимович! – Иван Акимович протянул бережно упакованный портсигар.
– Красотища! – восхищенно произнес друг. Он долго вертел подаренную вещицу, рассматривая замысловатый рисунок. – Спасибо, дорогой Иван Акимович.
Они выпили по маленькой. Поздравили, поговорили о незначительных делах, узнали о новостях, от кого какие известия в семье, как дети, внуки. Но было в их встречах что-то другое, ради чего они собирались. В их жизни была война. Страшная до звенящей пустоты внутри, бессердечная до умопомрачения. И они плечо к плечу прошли эту войну. Не всю. Только с сорок третьего года. Тогда они восемнадцатилетними мальчишками с горячей головой, с отчаянно бьющимися сердцами попали на фронт. А до этого долгие два года ожидания призыва на войну. Ночами им снилось, как они воюют, бегут в кровопролитный бой. Но то, что они увидели на войне, было ужасней, чем в самом кошмарном сне. Тысячи смертей, тысячи калек.
– А помнишь, как ты с Варенькой познакомился? – спросил вдруг Ефим Трофимович. С этого вопроса они погружались в воспоминания о войне.
– Помню. Какая она тогда была красавицей. Коса тяжелая, бровью поведет, во мне так все и обрывалось. А серьезная, просто невероятно. Я ее боялся. Какие она перевязки делала, при операциях помогала. Медсестрой на фронте была. Тяжелораненых с поля перетаскивала.
– Да уж, – согласился именинник. – Это ты меня тогда с несколькими ранениями, да с простреленным животом на себе нес. Если бы не ты, умер бы я тогда под обстрелом.
– А ты все ныл: оставь меня, брось. Как в себя придет, так шепчет: брось да брось, – Иван Акимович засмеялся.
Тогда же было страшно. Ефима ранили через несколько кровопролитных боев. Когда он вдруг закричал, Ивану стало дико. Вот они выросли вместе, попали на фронт, и теперь этот мальчик точно такой же, как он, лежал на земле с подбитыми ногами, с кровоточащим животом и ошарашенными глазами. Ванька прикинул, донесет или не донесет Ефима до медсанчасти. Чтобы не видеть этих испуганных глаз, чтобы самому не было так страшно, он потащил Ефима по земле. А рядом рвались снаряды, свистели пули, ухали танки и земля, словно только что вскопанная, дымилась от осколков. Дотащил Иван его к темному вечеру, почти к ночи. Первым, кого он увидел там, была Варенька. Совсем молоденькая, с впалыми от бессонницы глазами, с быстрыми движениями и командирским тоном. Она подхватила Ефима, ей помогли уложить его на носилки. И Иван, сдав друга на руки хирурга, вернулся в часть. В следующий раз с Варей они встретились, когда уже его, раненного в голову, доставили в лазарет. Он очнулся от ее прикосновений. Оказалось, что с больными она обращалась ласково, ухаживала. Тогда-то она и понравилась ему. Что-то пробежало между ними. И там, где линия фронта была почти в шаге от них, но уже не долетали смертельные бомбы, возникла любовь. Провожая после выздоровления Ивана на войну, Варенька плакала.
– Береги себя, Ванечка, – она крепко обнимала его за шею. – Буду тебя ждать.
Ефим вернулся на фронт раньше. И снова они встретились, пошли в одном строю на врага. После первых ранений война стала привычней. Не менее страшной, нет, просто пообтерлись, приспособились. Невозможно привыкнуть к смерти людей, к окровавленным телам. В следующий раз они получили ранения почти вместе. Сначала Иван, потом Ефим. И их вместе доставили в госпиталь.
Воспоминания ветеранов пестрили датами, событиями, время незаметно бежало, а они все были там, в прошлых боях и сражениях, с огромным количеством имен. Тех, кто погиб и не вернулся, кто прошел войну, но уже нет в живых. И когда Иван Акимович поднимал лицо, в морщинах которого блестела влага, он замечал внимательный взгляд Ариши.
«Неужели все понимает?» – пролетала мысль. А потом снова мысленно уносился в прошлые годы, вторил Ефиму. За те короткие встречи, что становились с каждым годом все реже и реже, им не хватало времени, чтобы вспомнить пережитое. И только один факт в биографии Ивана не подлежал пересказу. После окончания войны он разыскал Вареньку. Она разуверилась в нем, потому что Иван перестал писать после самого тяжелого ранения в грудь. Думал, выживет – найдет Варвару. Нет – нечего и сердце ей зря рвать. Но он выжил и пришел к ней. Она увидела его входящим в ворота больницы через окно процедурной, сдернула с себя белый накрахмаленный платок и помчалась навстречу своей судьбе, стуча по полу каблучками, со слезами радости. Варенька повисла на нем, с их первой встречи она похорошела, повзрослела. Был последний день теплого мая. Завтра лето. И в первый день лета сорок пятого года они подали заявление в ЗАГС. После регистрации Иван увез ее в далекий сибирский городок. События вихрем пролетели перед глазами Ивана Акимовича.
Как всегда, прервав на самом интересном, приехал Арсений. Прощались старики долго, очень медленно продвигаясь к выходу, буквально на каждом шагу останавливались, говорили, смотрели и пытались запомнить. Когда еще встретятся? Старость ведь, сам не побежишь.
– Вареньке накажи, чтобы поправлялась. Обними ее от меня! – говорил Ефим Трофимович.
– Хорошо, можешь быть спокоен!
На лестничной площадке было холодно, но все равно они стояли и стояли. Потом наконец оторвались, по-мужски крепко чмокнулись и расстались. Ариша держала деда под руку.
– Хорошо, что вы в войне победили, – вдруг сказала она. – Знаешь, деда, когда я вырасту, я напишу о тебе.
– Напишет она, – хмыкнул дед.
– Напишу-напишу, – твердо заверила Ариша. – Я историком буду.
– Тебе сколько лет? Десять? Да пока ты вырастешь, ты десятки раз передумаешь.
– Не передумаю, – боднула Ариша воздух. – Вот увидишь, не передумаю.
Он засмеялся и шутливо ткнул правнучку в бок. Вечер был красивым. Тихий весенний вид. В такие минуты хочется идти и идти, дышать, гулять по улицам, сворачивая из одного проспекта в другой, пересекать городские дороги. Идти и молчать, вновь окунуться в воспоминания. Хотя, может быть, кому-то рассказать, как было там, на войне. Были бы силы. Ивану Акимовичу нестерпимо понадобилось прошагать по родным местам.
– Хочешь погуляем? – спросил он у Ариши.
– Хочу, – обрадовалась она и оглянулась на отца, тот пожал плечами, дескать, как хотите. Они шли втроем по освещенным улицам и слушали Ивана Акимовича. Он брел по серому прямолинейному асфальту, не чувствуя усталости, твердым уверенным шагом, как ходил лет двадцать назад. И долго красиво говорил. О том, как встретились с Варенькой, как приехали после войны и устроились жить в деревне, потом решили перебираться в город. Как трудно переезжали с маленькими детьми на руках, с длинными мешками, в которых были все их малочисленные вещи. Как строили собственный дом в огромном городе, как собирали первый урожай. И совершенно не хотелось перебивать Ивана Акимовича, он так красноречиво и живо обо всем повествовал. Поэтому они вернулись почти к ночи с задумчивыми лицами и отрешенными улыбками на них.
– Что ты детей за собой водил? – с легким укором перед сном вздохнула Варвара.
– Тебе Ефим наказал выздоравливать и крепко тебя обнять, – Иван подошел к жене и обнял ее. – Ариша сказала, что когда-нибудь о нас напишет. Не напишет, конечно, но смешно это все. Приятно, что ли? Я тогда мальчишкой тебя любил, а теперь уже есть правнуки. Как же хорошо, что мы тогда победили!
– Хорошо! – согласилась Варвара Васильевна и прильнула к плечу мужа. – Какие мы с тобой смешные стали.
В эту ночь засыпал Иван Акимович тяжело. Боже мой, как же разболелись в эту ночь ранения! От тяжелых воспоминаний, от долгого сидения на неудобном стуле у Ефима, от ночной прогулки. Он кряхтел и переворачивался, инстинктивно ища удобное положение, но глубоко в подсознании крутилась мысль: «Как хорошо, что победили». И словно в подтверждение этим мыслям появился запах. Сегодня он сконцентрировался раньше обычного. Нежная волна аромата ласково обступила Ивана Акимовича, мягко окутывая его своим духом.
– Какой же приятный запах! – прошептал старик.
– Какой запах? О чем ты, Ваня? – обеспокоенно спросила Варвара.
– Тебе не понять, – простонал Иван. – Спи!
Аромат успокаивал. Едва уловимый, чуть осязаемый, легкий, словно несуществующий. Но он существовал, и Иван Акимович знал это точно.
Воскресный полет
Ей с детства было дозволено многое, именно поэтому у нее сложился непредсказуемый решительный и сумасбродный характер. Еще бы, единственная дочь богатых родителей. Но дело было даже не в этом, а в том, что ей постоянно не хватало адреналина, и неизведанная томительная жажда приключений гнала ее вперед.
– Готова, – надев специальный шлем и очки, с блестящими от возбуждения глазами доложила Нелли, и винт вертолета закрутился. Потом в воздух начал подниматься и сам вертолет, принадлежавший ее отцу, за штурвалом которого в сопровождении инструктора находилась она.
С высоты полета птиц представал сумасшедшей красоты вид. Изумрудно зеленая, наполненная силой природы трава и ровная, пригодная как раз для показательных полетов поляна. Внизу за ними наблюдали гости во главе с владельцем вертолета и жених Нелли Митя со своими родителями, которые, кстати, были хорошими друзьями отца Нелли и тоже далеко не бедными людьми. Митя, затаив дыхание, наблюдал, как летательный аппарат набирает высоту, он один из всех знал, что вертолетом управляет Нелли.
За час до показательного выступления Нелли, перекинув через плечо спортивную сумку, вышла из машины и, спрятав руки в карманы бриджей болотного цвета, двинулась на вертолетную площадку. Завидев около вертолета инструктора, она поглубже натянула на глаза кокетливую кепку и, тихо подкравшись, ухнула за его спиной. Егор вздрогнул от неожиданности.
– Это вы? – выдохнул он.
– Я, Егор, – Нелли подняла светлую кепочку и кивнула ему. Потом сложила руки козырьком и посмотрела на небо. – Сегодняшняя воскресная погода будет замечательная. Ни единого облачка. Просто великолепно. – Она, хитро улыбаясь, попросила: – Дашь сегодня один маленький кружочек на вертолете сделать?
Егор посмотрел на нее. Еще вчера, когда она заезжала к нему на площадку, он видел ее в деловом костюме и юбке, а сегодня стоит как настоящая спортсменка и загадочно улыбается. Но так, если честно, она больше нравилась ему.
– Сегодня не дам, потому что у твоего отца гости, и я буду пилотировать один, – они давно были с ней на ты. Просто иногда при встрече он забывал об этом, а потом вспоминал. – Хочешь, чтобы твой отец меня убил?
– Егор, – она положила ему на плечо одну руку и, нежно заглядывая в глаза, требовательно проговорила, – я хочу сегодня. Один маленький невысокий кружок на вертолете, потому что на показательный полет приедет смотреть мой Митька, его родители, папины друзья, и я хочу всех поразить. Один маленький кружок, а потом я приземляюсь, – твердо повторила Нелли.
– Хорошо, но только один маленький кружок вокруг поляны и не больше, – сдался Егор. Это был тридцатипятилетний пилот, успевший поработать в авиаперевозках.
И вот сейчас она сидела за штурвалом и любовалась просторами родных полей, в то время как машина набирала высоту.
Вертолет, набрав положенную высоту, вдруг начал неожиданно стремительно падать. Толпа, тихо ухнув, побежала в ту сторону, куда приблизительно должен был упасть вертолет. Но в самой последней критической точке до земли, когда еще возможно выровнять летную технику, он легко, словно этого ждал, вышел из падения, вновь начал набирать высоту и пошел в небо. Отец Нелли Борис Иванович трясущимися руками вытер пот со лба. Но пилоту, видимо, такой эмоциональной нагрузки показалось мало, и он, кружа над поляной, вошел в сложный вираж, публика чуть не задохнулась от восхищения и страха.
– Мить, а кто за штурвалом? – Бориса Ивановича вдруг озарила странная догадка.
– Нелли, – с ужасом продолжая наблюдать за вертолетом, признался Митя.
– Как ты мог ее отпустить?! Почему мне не сказал?! – заорал будущий тесть.
Но в это время вертолет после ровного круга вновь рванулся в облака, а потом, скрывшись на секунду, безвольно с оглушительным ревом рванул к земле. Присутствующие кинулись к вертолету. Но тот, снова дойдя до пугающей наименьшей высоты, когда можно просто-напросто не подняться, взмыл в ласкающую тихую синеву. Гости обалдели от непревзойденного мастерства пилота и взревели от возбуждения. Вертолет тем временем совершил смелый крюк, перевернувшись на долю секунды вниз верхней частью.
Борис Иванович схватился за сердце.
– Что она делает?! Срочно нужно ее оттуда снять! – размахивая кулаками, он устремился за летающей собственностью. Потом подбежал и выхватил из рук диспетчера рацию и громко закричал: – Нелька, спускайся! – Борис Иванович начал делать в небо зовущие движения. – Спускайся, тебе говорят!
Ни Нелли, ни Егор не отозвались. Вертолет, словно присматриваясь, опустился почти над головами публики, нагоняя на них сильный ветер от винта, а потом полетел в противоположную сторону, совсем исчезнув из вида. Толпа со всех ног побежала за вертолетом, а впереди всех несся, держась за сердце, отец Нелли. Пока Борис Иванович мчался, не видя впереди себя вертолета, он вспомнил, как однажды его единственная маленькая дочка купила несколько билетов на взмывающий высоко ввысь аттракцион, названия которого он уже не мог вспомнить. Когда она, бледная, с синими губами, спустилась после нескольких кругов, он спросил ее:
– И зачем ты это сделала?
Нелли ответила:
– Я люблю небо.
И вдруг Борис Иванович подумал, что еще в тот раз надо было отлупить ее как следует, тогда бы не было этих частых заскоков на грани жизни и смерти, а он смолчал, наивно полагая, что Нелли самой надоест.
Вертолет вернулся в поле зрения публики.
– Приземляйся! – замахал руками отец. – Приземляйся, ненормальная!
Но вертолет, продолжая совершать сложные трюки, кружил над поляной, перемещаясь с одного края на другой. Люди на земле, впереди которых бежали отец и жених Нелли, носились, увлекаемые им, из одной стороны в другую. Самым страшным было, когда вертолет приближался к земле, и тогда все замирали и боялись подумать, что вдруг пилот не справится с управлением. Но летная техника, замерев на долгую невыносимую опасную секунду, вновь набирала высоту.
Митя, смотрящий с ужасом в небо на вертолет, которым управляла его невеста, явственно осознал, как трепетно любит свою сумасбродную Нельку, что не дай Бог, если она разобьется, и тогда его существование на земле потеряет всякий смысл. Он бежал за вертолетом и думал о предстоящей свадьбе, о количестве гостей, о том, что еще не готово, что нужно успеть до назначенного числа. Все будет так, как она хочет, только бы сейчас благополучно приземлилась на землю! Нелли мечтала полететь на медовый месяц в Рим и Париж. Обязательно нужно будет побывать в тех городах, но только поездом, поездом… К самолету он ее больше не подпустит!
Вертолет накренился, потом вновь выровнялся.
– Как же красиво! – захлебываясь от восторга, прокричала Нелли инструктору.
– Нелли, я прошу, если хочешь, умоляю, спускайся на землю! – вжавшись в кресло, попросил Егор. – И ответь отцу по рации!
– Не хочу на землю! – рассмеялась Нелли. – Обалдеть можно, как здорово!
– Топливо скоро закончится! – застонал Егор.
– Кружок и приземляемся! – заверила она, искрящаяся улыбка не сходила с ее лица.
Вертолет взмыл в заоблачные дали, затем показался на горизонте и вдруг начал резко падать, словно подстреленный ворон, без шансов выровняться. Толпа остановилась, втянула головы в плечи и затаила дыхание. На сложный вираж не похоже, кажется, опасная игра превратилась в тяжелый конец. Присутствующие остолбенели.
– Нелька! – Борис Иванович, вновь схватившись за сердце, покачнулся, потому что в какой-то момент подкосились колени. – Неллечка! – Его крик эхом пронесся и потонул в приветливом летнем пространстве.
Но летная техника как ни в чем не бывало вполне спокойно приземлилась на том самом месте, откуда взмыла в ласкающую приветливую синеву. Сияя от радости, с гордо поднятой головой первой с вертолета спрыгнула Нелли. Весь ее вид говорил: смотри, какая я! За ней бледный от страха показался Егор.
– Полетать вздумала! – яростно завопил отец Нелли. – Да я тебя сейчас лучше сам собственными руками убью, чтобы больше не терпеть твоих выкрутасов! – Борис Иванович со всех ног бросился к дочери.
– Папа! Ты чего?! – Нелька, смеясь, едва отскочила в сторону, но тот успел схватить ее за футболку.
– Я тебе не знаю что сейчас сделаю, каскадер чертов! – прошипел Борис Иванович.
Между ними встали люди и растащили их в разные стороны. Отец еще несколько минут продолжал угрожать и ругать на чем свет стоит свою дочь, его трясло мелкой неудержимой болезненной дрожью. А Нелли стояла поодаль и смеялась громким заразительным смехом нашкодившего ребенка. Пилот сидел на примятой траве рядом с вертолетом и ласково гладил землю, он уже не верил, что они смогут приземлиться и он вновь пройдется по залитой солнцем поляне.
Борис Иванович в изнеможении тоже опустился на теплую зеленую площадку.
– Хорошо, что жива осталась, – примиряясь с дочерью, сказал он. И снова ей негласно дозволили многое.
Нелли, уже не боясь отца, подошла к нему и плюхнулась рядом, продолжая весело улыбаться. Борис Иванович обнял ее вздрагивающие от неудержимого смеха загорелые плечики.
– Пойдем домой, – позвал он Нелли и всех гостей.
Они шли впереди всех. Один держась за сердце, а другая, резвясь, словно маленький ребенок, надвинув кокетливо кепку на глаза, по-прежнему, веселилась. Лишь один Митя, шедший сбоку, улыбался счастливой молчаливой улыбкой человека, обретшего счастье.