Волшебник по залету. Книга первая. Малахитовый портал

Глава 4. Артан, Глаз сквайда искателей

Артану парень не понравился сразу. Почему? Ну, во-первых, тот был гораздо выше горца. Справедливости ради надо уточнить, что абсолютное большинство жителей городка Борска, что вырос совсем рядом с обширными развалинами Ушедших, были выше дарфа. Ну, так Артан их не особо и любил. Исключением были лишь глава сквайда, Мира, недоделанный оркус Гром, и два братца-альва, Алай с Малаем. Впрочем, последние – с большой натяжкой; не заслужили они пока полностью доверия старого дарфа. Четыре года в сквайде – это не срок.

Так получилось, что всю жизнь Артану приходилось смотреть на других снизу вверх. Ладно в детстве, которого, по сути, у него не было. Первое осмысленное воспоминание – мусорные кучи на окраине города, где проживала и добывала средства к существованию банда малолеток. Как попал в нее Артан, кто были его родители, не знал никто. А может, кто и знал, но самому малышу не говорил.

Скорее всего, жизнь его так и закончилась бы на этой свалке; как у многих, кого он видел тогда рядом с собой. Но подкидыш оказался удивительно живучим. А еще – сильным. Настолько сильным, что его взяли в сквайд искателей, как только стало понятно, что он вполне может носить на плечах вес, сравнимый с его собственным. А весил он тогда, четырнадцатилетний, больше нормального взрослого мужчины. Впрочем, норма в Борске была понятием очень условным.

Артан оказался еще и везучим. Пережил четыре сквайда. И во всех был обычным мулом – носильщиком, и помощником во всех грязных работах. А таких работ в сквайдах было великое множество. Дарф не раз порывался оставить очередной сквайд, стать искателем-одиночкой. Но такие долго не жили. Не было среди них живых легенд. Сквайды, о везучести и удаче которых с придыханием и завистью говорили в трактирах Борска, были и есть, а одиночек – ни одного. Потому что таким в Развалинах не выжить.

Последний сквайд, в котором Артан выполнял все ту же грязную и тяжелую работу, попал в древнюю ловушку. Улица, по которой растянулись девять искателей, просто провалилась на всем своем протяжении, и провал тут же заполнили стены зданий по обе стороны этого неширокого проспекта, выглядевшего так безопасно. Больше того – сквайд не раз уже проходил по этой улице, развалины вдоль которой были обчищены задолго до рождения Артана.

Дарф, как обычно, шел последним, нагруженный так, что заплечный мешок делал его фигуру почти вдвое выше, чем это было на самом деле. Ловушка сработала как раз в тот момент, когда ее границу пересек Артан. Тот был здорово измотан тяжелым рейдом, зол после недавней стычки с двумя искателями-оркусами, шутившими над коротышкой-дарфом громко и обидно, а еще здорово подавлен ожиданием грядущих неприятностей. Но на практически неслышный вздох каменных громадин, которые издали его, прежде чем обрушиться на сквайд, отреагировать успел. Почти. Повернулся на месте, и даже прыгнул назад, за пределы ловушки.

Но прыгнул уже в провале, наткнувшись на удивительно ровный срез каменного монолита. Вот к нему и прижало дарфа чудовищной массой каменных обломков. Прижало так, что наружу торчали лишь кончики пальцев, которыми он успел ухватиться за край провала. Сколько он провел без сознания, Артан не знал. В сознании же, не имея возможности даже пошевелиться, прожил долгие два дня и ночь. Любой другой разумный на месте дарфа, скорее всего, не пережил бы даже одного дня. Да что там – абсолютное большинство искателей не пережили бы самого обвала. Но далеких предков Артана боги словно специально создали, чтобы выживать в таких вот непростых ситуациях.

И дарф, которому к тому черному для сквайда дню шел уже пятый десяток лет, выжил. Не сам, конечно. В сгущающейся вечерней тьме, пробивающейся сквозь крупные обломки, кто-то дотронулся до его руки, торчащей из камней. И что-то глухо проворчал, когда эта ладонь постаралась вцепиться в чужую. Еще и вторая принялась сжимать и разжимать пальцы, показывая, что руки лишь продолжение остального тела, и что тело это до сих пор живо. Артан к тому времени настолько обессилел, что практически не мог радоваться, когда его вытащили из обломков. Но эмоции не полностью покинули его. И главными из них были злость и раздражение. Потому что заметил его, и вытащил из ловушки оркус. Гром. Первой разумный, который стал ему другом. Не сразу, конечно – после многих рейдов, непростых, гибельных ситуаций, когда они спасали друг друга и других членов сквайда…

Спасали не всегда; текучка среди искателей была очень велика. Но не в сквайде, главой которого была Мира. Одна из живых легенд Борска. Умная, расчетливая и очень осторожная. А еще – хорошо разбирающаяся в людях. Так она называла всех, с кем общалась; неважно, кем они сами себя считали – оркусами, дарфами…

Вот и в Артане она разглядела то, что не смогли разглядеть главы четырех предыдущих сквайдов. У дарфа был нюх на все необычное. Неважно – опасное, или не очень; полезное, или совсем бросовое. Главное – необычное. Потому Мира назначила его Глазом сквайда, хотя и Гром, и юные Алай с Малаем превосходили дарфа в остроте зрения, слуха и обоняния кратно. Все они видели совершенно обычный камешек на пути сквайда задолго до его Глаза. Но только Артан наклонялся, чтобы перевернуть его, и обнаружить под ним… чаще всего совершенно бесполезное. Ведь развалины древней столицы обшаривали в поисках добычи уже сотни лет. И все равно находили артефакты, иногда очень ценные. И Артан находил.

Вот и теперь дарф чувствовал – этот парень, неведомо как попавший в замурованный каменный склеп, и не понимавший ни одного слова на общем, очень необычный. В чем это выражалось? Артан объяснить не мог. Так же, как и сказать, несет ли необычность парня сквайду, и ему самому какую-то опасность, или, напротив, благо. Просто он был не таким, как все, и нужно было держаться от него подальше. Даже с учетом того, что этот незнакомец уже успел спасти его, Артана, от большой беды. Это Мира так сказала, а значит, это так и было.

Главе дарф доверял безгранично. И на ее решение переночевать здесь всем сквайдом, и в компании незнакомца, лишь кивнул. Но свое мнение все же высказал. Позже, когда все расположились ко сну, оставив первым караульным одного из близнецов. Впрочем, высказались все. Первым, как ни странно, великий молчун Гром.

– Парень – маг, – сообщил он очевидное, – очень сильный маг. Я такого еще не видел…

– И не пробовал, – прогудел едва слышно Артан, имея в виду те блюда, которыми их угостил на вечерней трапезе незнакомец, – это что вообще было?

Паузу, которую прежде других должны были по старшинству заполнить Мира, а потом Гром с Артаном, и лишь в последнюю очередь близнецы, нарушил как раз один из альвов, Малай. Потому, как понял Артан, что пауза эта сильно затянулась, а альву было что сказать.

– У нас, – почти прошептал он, – такое называют сумкой путешественника. Только на нем никакой сумки нет.

– Слышал я про такие сумки, – проворчал Гром, – редкая и дорогая штука. Только не уверен, что в такой сумке можно хранить блюдо, которое словно только что сняли с очага.

– И пиво, только что перелитое из свежего бочонка, – добавил Артан.

Он улыбнулся, и неслышно причмокнул толстыми губами, вспомнив, прежде всего, вкус именно пива, а не риса с мясом, приготовленных с великим мастерством.

– Значит парень однозначно маг, – подвела черту Мира, – непонятный, не знающий ни одного слова на общем, но очень сильный. Вон в ту кучу (она кивнула в сторону середины зала, где пыльное пятно опять обрело форму правильного круга) он вошел, как в зал трактира. А меня оттуда вышибло, несмотря на все мои артефакты… и что мы будем с ним делать?

– Ты хотела спросить, что он с нами будет делать? – язвительно поправил ее Гром.

– Ну, или так…

– У Артана надо спросить, – предложил оркус так, словно друга-коротышки не было рядом, – это он у нас специалист по всем непоняткам. Хотя я бы не отказался, если в сквайде появился маг.

– Я бы тоже, – протянула Мира чуть громче, чем требовалось – словно делала сейчас предложение незнакомцу, – но зачем это ему? Что ему артефакты, которые мы находим здесь и носим скупщикам. Он сам артефакт, как…

– Не будем делить шкуру дикого кота, которого не только не убили, а даже не увидели еще, – перебил ее оркус, зевая, – посмотрим, что он скажет утром.

– Он не говорит на общем, – напомнила Мира, – даже не счел нужным представиться, хотя для этого знать язык не обязательно. И о том, кто мы такие, не проявил ни малейшего любопытства.

– Зато угостил на славу, – возразил ей Гром, – а что насчет языка… сдается мне, что завтра он с нами заговорит.

И Артан почему-то кивнул, соглашаясь с другом…

Утром, которое в древнем зале, заполненном ненавязчивым светом, ничем не отличалось от ночи, дня и вечера, дарф проснулся от ощущения какой-то очередной необычности. Его, как главного лица предстоящего действа, в караул не ставили. Но и нежиться в походной постели долго не позволили. Точнее, не позволил он сам, подскочив на месте так, словно пропела тревожная труба. В сквайде сигналы тревоги были другими; как правило, негромкий шепот, или касание ладонью. Но сейчас на ум пришло именно такое сравнение. И тут же растаяло, когда Артан понял, в чем именно заключается необычность момента.

– Конечно, он, – проворчал он, растирая лицо, и решая, что именно сделать первым —облегчиться с утра, как того требовал организм, или направиться к магу, который стоял у стены, разглядывая тот контур, что изобразил вчера черным камнем Артан.

Организм пересилил. Походный сортир, который он собрал когда-то собственными руками, занял его внимание совсем не надолго. Но, когда дарф выскользнул из его хлипких стен, незнакомец уже был там, где со вчерашнего вечера не стали убирать походный же «стол». А результатом его медитации у стены стало еще одно черное пятно – жирное, привлекающее внимание. Как раз там, где, по предположению самого дарфа, у спрятанной в камне двери мог быть замок.

Плат вечером только вытряхнули и сложили, не убирая в походную суму, и теперь он опять приглашал искателей и их невольного соседа… пока лишь своей девственной пустотой. Дарф наизусть знал, что сейчас должно появиться на плате; точнее – должно было появиться, если бы не присутствие мага. О последнем определенно думали все. И сам маг тоже. Он уже сидел на вчерашнем месте, вытянув ноги вдоль узкой стороны «стола», и чувствовал себя при этом вполне комфортно. На лице, ничем не выделявшемся бы в толпе, блуждала слабая, какая-то задумчивая улыбка. Артан почему-то решил, что маг листает сейчас меню; словно сидел за столом трактира «У ворот». Впрочем, меню у дядюшки Мирта редко кто просил. А если просил, и получал, листать его просто не мог; в силу того, что названия всех блюд в нем, вместе с напитками, умещались на одной стороне тонкой доски. Этот же…

Наконец, маг вздохнул, распахнул пошире полузакрытые глаза, и улыбнулся теперь именно им, искателям. А потом стукнул себя по груди, и представился – так понял единственное слово Артан: «Олег».

– Мира, – тут же отозвалась глава, прикоснувшись собственной груди, – а это Гром, Артан, и Алай с Малаем.

Дотянуться до всех рукой она, естественно, не могла, потому просто ткнула в их сторону пальцем. А незнакомец, точнее, теперь Олег, продолжать не стал. Вернее, продолжил – самым привлекательным для голодных искателей образом. Начал колдовать, или магичить. Так Артан назвал процесс извлечения из воздуха очередных блюд. Точнее, маг не извлекал. Просто показывал пальцем на участок плата, и там возникали: огромное блюдо с кусками мяса, нанизанными на длинные и острые металлические прутья, которыми вполне можно было фехтовать, и поражать врага; еще одно, скромнее размерами, на котором горкой высились лепешки; явно только что испеченные. Их резкий пряный аромат силился перебить запахи мяса, шкворчащего, и до сих пор капающего застывающими каплями жира.

Наконец, появился очередной кувшин, пока запечатанный, и шесть бокалов к нему.

– Золото, – как-то безразлично констатировал дарф, – опять одно золото.

Его сейчас больше интересовало, что же находится в этом кувшине. Но, как ни чесались у него руки схватить его, и содрать с горлышка крышку какой-то неизвестной субстанции красного цвета, он, конечно же, терпел. Ждал – главу, и мага, который на правах угощающего должен был… ну, хотя бы коснуться бока кувшина, или взять в руки кусок лепешки.

– Мы, конечно, не можем удивить уважаемого мага изысканностью своих блюд, – вздохнула Мира, – и отдариться нам особо нечем…

Маг словно не понял ни единого слова, произнесенного главой. Просто обвел руками стол, и сам же первым снял с блюда металлический прут с мясом. Это послужило сигналом Артану. Как бы он не относился к незнакомцу и его непонятной щедрости, отказываться от угощения дарф не собирался. И ухватился, естественно, первым делом за кувшин. Запечатан последний был каким-то твердым, и одновременно хрупким составом. Или это пальцы дарфа были так необычайно сильны? Как бы то ни было, но кувшин оказался распечатанным в мгновение ока, и к запахам, заполнившим, казалось, все огромное помещение, добавился изысканный аромат вина.

Артан не был тонким знатоком напитков. Для него главным было, чтобы побольше, да покрепче; так, чтобы до печенок пробирало, и наутро не было обидно за бездарно проведенный вечер. Но сейчас он понял, и принял как данность, что такое вино вряд ли подавалось даже к столу герцога Дайна Великолепного, который правил землями, куда входили и городок Борск, и развалины рядом с ним. Это дарф еще не попробовал его, а лишь поднес полный бокал к крупному, красному даже без выпивки, носу. А потом он втянул в себя, медленно и наслаждаясь, весь бокал. И едва удержался, чтобы не припасть уже к кувшину, в котором, судя по всему, оставалось как раз, чтобы наполнить еще раз шесть бокалов.

Но – сдержался. Лишь погладил бок кувшина, и оглядел фигуру жующего мясо парня. Словно пытался разглядеть, где именно тот прячет под своим потрепанным костюмом другие кувшины и блюда.

Наваждение спало. Вино действительно было великолепным, но оно не могло полностью заменить собой жизнь, обыденность, в котором яркими пятнами были вот это мясо, горячий еще, духовитый хлеб, друзья рядом… и гораздо более серыми и неприятными весь остальной мир, включая четко выделявшееся черное пятно на стене. Так что вторую порцию он выпил мелкими глотками; смакуя, но уже без эйфории. И мясо с лепешками ел не торопясь, отрывая его крепкими зубами аккуратно, не пачкаясь все еще не застывшим жиром. И при этом съел, как обычно, больше кого другого. Даже больше мага, который тоже на аппетит не жаловался.

Проводив чуть подобревшим взглядом золотую посуду, которая исчезла опять по мановению руки мага, Олега, дарф неторопливо поднялся, и встряхнулся всем телом – пришло его время. Почему-то захотелось показать их новому знакомому, который по прежнему не понимал ни слова, или искусно притворялся, свое мастерство. То, как он не просто размахивает своим молотом, внешне легко и непринужденно, но и – и это самое главное – очень точно, продуктивно.

– А ты, парень, хоть и маг, – смерил он фигуру Олега, не решившись сказать это вслух, – вряд ли смог бы просто взмахнуть моей кувалдой…

Впрочем, вручать свое оружие в чужие руки он не собирался. И не делал этого никогда прежде. Даже в сильном подпитии. Даже другу, Грому, и главе сквайда. Впрочем, они на его кувалду никогда не покушались.

Дарф опять пошел по кругу, вдоль стен; только уже в обратном направлении в сравнении со вчерашним. Кувалду держал на плече, а ладонью другой руки, левой, вел по теплому, чуть шершавому камню. Никаких мозаик, выбитых рисунков или барельефов на стене не было. Как сказал бы умный и начитанный, несмотря на свой диковатый вид, оркус: «Голый функционал». Единственное, что задержало ненадолго дарфа – неглубокое отверстие и потеки расплавленного камня. Вчера Артан прошел мимо, едва коснувшись этого участка стены. Потому что даже на расстоянии вытянутой руки чувствовалось, как та пышет жаром от недавнего удара каким-то оружием; скорее всего магическим. Теперь же этот след был чуть теплым, как и вся остальная стена, и «позволил» ощупать себя. Впрочем, ничего нового для себя дарф при этом не определил.

А вот темное пятно, которое маг оставил своей ладонью совсем недавно, чуть изумило, и заставило напрячься Артана. Потому что было нанесено совершенно таким же камнем, как у самого дарфа.

– Не похожим, а именно моим, – решил он, сравнив этот отпечаток с широким черным следом, который оставил вчерашним вечером сам, – неужели успел пошарить в моем мешке?