Гитлерград

1

Вольдемар шел по вечернему городу. Навстречу шла веселая толпа, горланившая баварские песни. Сегодня была пятница, и можно было позволить. Трое парней и четверо девушек, хохотавшие видимо от недавно выпитой полрюмочки шнапса, – вряд ли больше, сейчас в Гитлерграде готовили такой шнапс, что можно было слететь с катушек с полной рюмки, сразу видно, что русские технологи, работавшие на Баварии, внесли свой древневодочный вклад в рецептуру, – перекрыли половину Маннергейм-штрассе, бывший Невский. Веселые фольксвагены жуки, бибикая, старались их объезжать, а какой-то опель-грузовичок плелся за последним баварцем, по-видимому, никуда не спеша.

Вольдемар зашел в одну из многочисленных подворотен, скользнул взглядом по стенам типичного двора-колодца, коими славился город, который немецкие жители между собой злорадно прозвали Гитбургом (*git – мерзавец, по-немецки), и остановился на голубеньких шторках третьего этажа. Они были закрыты.

– ясно, сюда больше ходить нельзя, – подумал Вольдемар и, быстро развернувшись, столкнулся с одним из поющих баварских парней, который был уже вполне трезв.

– герр Штольц?

– да

– герр гаулейтер вызывает Вас к себе

– сейчас?

– немедленно, герр Штольц, следуйте за мной.

Вольдемар с баварцем снова вышли на Маннергейма и пошли в сторону Адмиралтейства, которое с 1944 года стало зданием администрации восточных земель. Собственно, там и располагался кабинет гаулейтера Хеннинга фон Трескова.

2

Хеннинг Герман Роберт Карл фон Тресков стоял у любимого окна с видом на Маннергейм-штрассе, угадывая вдали, у московского вокзала статую финского генералиссимуса, венчавшую переименованный в его честь Невский проспект. Фон Трескову не удалось переубедить Бормана не называть Ленинград в честь этого конченного придурка, которого он, тогда еще первый офицер Генерального штаба группы армии Центр, самолично подорвал в Смоленске в марте 43го.

Находившийся тогда в Берлине, и ставший тогда канцлером Мартин Борман, опередивший застрявшего в войсках Геринга, вызвал Трескова и поговорил с ним начистоту.

– Хеннинг, – начал Борман, – я догадываюсь, что наш фюрер погиб не от гранаты смоленских партизан, а с Вашей помощью. Мюллер мне доложил мне, что за вашей организацией давно ведется наблюдение, ваши взгляды противоречат идеям нашего фюрера и вы явно тяготитесь великой миссией Германии

– господин Канцлер…

– не перебивайте. Вы знаете, что мы все устали от Адольфа, и, в общем, мы решили, что не так уж и важно, как он погиб, но мы, для важности дела, будем считать, что погиб он геройски, в борьбе с врагами, согласны, Хеннинг

– да, мой фюрер!

– брр….давайте без этой адольфовщины….пожалуй, вернемся к гражданскому обращению, которое было при Гинденбурге. Просто – Канцлер.

– яволь!

– а вообще, можете называть меня Мартин, не публично, конечно, а когда мы тет-а-тет. Все таки, мы многим Вам обязаны, герр Тресков

Гаулейтер вспомнил этот разговор и улыбнулся. Сколько времени прошло – целых 17 лет.

Тогда, весной 43го, Борман поручил фон Трескову немедленно начать со Сталиным переговоры о перемирии, которое и было заключено 22 апреля 1943 года. Демаркационная линия проходила по линии фронта, при этом Ленинград переходил Германии и ее союзнику Финляндии.

Через полгода Борману удалось договориться с Маннергеймом о передачи города в исключительное владение Рейху, после чего туда была перенесена ставка управления восточными территориями, а фон Тресков был назначен гаулейтером.

– разрешите? – Вольдемар зашел в кабинет гаулейтера

– входите, Штольц, входите, как раз думаю о Вас. Присаживайтесь.

Собеседники расположились на мягких имперских кожаных диванах, которые фон Тресков привез с собой из Берлина.

– Надо бы их заменить, – подумал гаулейтер, впрочем, он думал так каждый раз, когда присаживался на диван, но так и не менял. Запах Берлина и молодости всякий раз его останавливал. – Я попросил Вас зайти, чтобы обсудить важное поручение. Вы же, как я понимаю, из русских немцев?

– Не совсем так, герр фон Тресков, отец мой был из них, но уехал из России еще до первой мировой. Я родился уже в Дрездене.

– тем не менее, насколько я знаю, Вы возвратили себе фамильную квартиру на Гороховой, прямо рядом с Гестапо, и какое-то имение под Смоленском.

– Так точно, герр гаулейтер, в конце сороковых, когда на восточных землях возвращали экспроприированное у немцев, мне удалось вернуть некоторое отцовское имущество.

– Похвально, то есть у Вас есть в крови что-то русское, не может не быть.

Гаулейтер снова посмотрел в окно.

– Знаете, Вольдемар, мы сейчас назначаем посла в Москву…

Штольц вытянулся и щелкнул каблуками

– Нет-нет-нет, Вам я не предлагаю быть послом. Туда поедет Криста-Венфридис Шуленбург, по стопам отца, так сказать… хороший был человек, – фон Тресков посмотрел куда-то вдаль, – Вам я хотел дать особое задание, поедете под видом коммерсанта, но Ваша цель – определить намерения Советов. Ходят слухи, что они опять готовятся к войне. Нам бы не хотелось этого.

Посмотрите, пооботритесь там. Может поможете наладить какие-то коммерческие связи. Главное же, попробуйте войти в доверие к Жукову. Все зависит от него. Ну и докладывать будете только мне.

– это не военная операция? Абвер не расстроится, что все проходит мимо него?

– не расстроится, я согласовал это с Борманом, – Гаулейтер нажал на кнопку вызова адъютанта, – Альфред, позовите Клауса.

В кабинет вошел давешний баварец, который выследил и привел сюда Штольца.

– Клаус, познакомьтесь со Штольцем поближе, а завтра обеспечьте его всем необходимым для отправки к Советам. И да, Вы едете с ним в Москву. Поговорите с Сименсом, чтобы они подготовили все бумаги. До свидания, господа!

Фон Тресков пожал обоим руки и проводил до дверей.

Помимо управления восточными землями, на нем лежала задача поддерживать отношения с Советами, которые оставляли желать лучшего. Жуков, который сменил Сталина на посту Генсека ВКП (б) в 53м, жаждал реванша. Он не мог простить покойному генералиссимусу мирного соглашения с немцами после ряда одержанных им лично побед. Фон Тресков его понимал, но сегодня не 43й, а 60й, Германия уже запустила человека в космос, владеет атомной бомбой, сосредоточила в своих руках всю индустриальную мощь Европы – неужели Жуков не понимает, что война будет кровопролитной и изнурительной?! Безусловно нужен человек, который его убедит в никчемности примитивных порывов. Лучше все-таки заключить мирный договор и жить дальше, переходить от взаимной подозрительности к сотрудничеству.

Именно этого ждал гаулейтер, отправляя Штольца в Москву.

3

Тем временем Вольдемар в сопровождении Клауса отправились в Сенат – подвальная пивная у памятника Петру Первому, великому российскому царю. В Сенате было накурено, на стойке танцевали русские девицы, хотя и парочка немецких фройляйн кокетничала рядом с подвыпившими посетителями. Немецкая, финская и русская речь вперемешку создавала приятный гул гитбуржской пятницы.

– Пойдем к нашему столику, – Клаус показал рукой в дальний угол, где Штольц увидел всю ту же знакомую компанию. – Гретхен, Анхен, Фриц, Альберт, Анна-Мария, Барбара – представил Клаус своих друзей.

Вольдемар пожал всем руки и присел рядом с Гретхен.

– хочешь выпить? Шнапс, водка, пиво? – Гретхен уже звала кельнера, энергично размахивая слегка пьяной рукой

– пожалуй выпью пива, завтра рано вставать

– милый, – Гретхен уже почти висела на его плече, – ну зачем рано вставать в субботуууу?! А?

– дела, фройляйн!

– Гретхен

– дела, Гретхен, -Вольдемар дал кельнеру 2 рейхсмарки и попросил принести всем пива

– мне шнапса! – успел вставить Клаус

– зер гут, метр пива и бутылочку шнапса

– ты мой герой! – крикнул Клаус и погрузился в созерцание бездонной пропасти в декольте Анны-Марии.

– Пойду покурю – Вольдемар достал любимый дрезденский Империум и стал продираться к выходу.

На улице было чудесно. Вольдемар вышел на набережную и облокотился на гранитную плиту. Перед ним плескалась ночная Нева, перемывая волнами звезды северного неба. Пахло морем и надвигающимся летом.

– интересно, наверняка тут прогуливался мой дед, и прадед тоже… теперь вот и я в этом городе, удивительно

– ты куда убежал?! – Гретхен бесшумно подошла и обняла его сзади.

– вышел покурить, подумать

– дай сигаретку, – девушка развернулась спиной к реке, изогнувшись и впившись Вольдемару в глаза своей слегка пьяной улыбкой

Штольц протянул ей пачку. Гретхен подцепила ухоженными ноготками сигаретку и прикурила от зажженной Вольдемаром спички. Глубокая затяжка и томный горячий выдох….

– знаешь, так здорово, что Клаус привел тебя к нам. Я тогда еще на улице тебя увидела и подумала, вот бы познакомиться с таким породистым парнем. Не поверишь, но Клаус оказывается искал именно тебя, вот сволочь, он позвал нас прогуляться, но повел нас именно туда, где мы тебя встретили

– да, я так и понял, что все это было не случайно, он меня нашел потом.

– да, он нас бросил и пошел за тобой, а потом привел тебя в Сенат. Люблю это место. Самое вкусной баварское пиво именно здесь. Ты знаешь, что тут открыли огромную пивную фабрику. Отец Альберта. Да, он такой богач, этот Альберт. Ну ничего, Анна-Мария его немножечко подразорит… – Гретхен начала хохотать и закашлялась.

– наверное тебе не стоит курить, – Вольдемар взял сигарету из пальцев девушки, – слабые легкие

– перестань, я курю уже 10 лет

– а сколько тебе? – Штольц взял Гретхен под руку, и они медленно пошли в сторону Иисакия

– 25, я уже взрослая девочка!

– давно в Гитбурге?

– 7 лет здесь, приехала вместе с Клаусом и Анной-Марией. Мы учились в одной гимназии в Ростоке, его позвали в управление Восточными землями, и он предложил поехать с ним. Все равно в Ростоке скучно, а здесь такая жизнь! – Гретхен снова захохотала и закашлялась. – только по родителям немного скучаю. Но я им звоню. Почти каждый день. С работы это бесплатно.

– а я здесь с 45 го, уже 15 лет. Здесь жил когда-то мой отец, он погиб еще в Первую мировую при Вердене. Я родился за год до его смерти

– оооо, так ты старичок, а на вид и не скажешь! Женат?

– нет, как-то не довелось

Гретхен взглянула на кавалера с новой стороны и обняла его руку двумя ладонями.

– пошли уже куда-нибудь, мне холодно, ветер!

– ты же из Ростока – там такие же ветра!

– не знаю, видимо дома все было теплее, а здесь как начнет дуть, так просто кошмар!

Вольдемар снял с себя пальто и накинул на плечи Гретхен.

– ты же замерзнешь!

– да мы уже пришли, – Штольц достал из кармана связку ключей.

– в Гестапо?! – слева за высоким ампирным забором возвышалось серое здание секретной канцелярии.

– да нет же, – Штольц засмеялся, – мой дом напротив. Ужасное соседство, но ничего не поделаешь, это квартира моего отца, которая досталась теперь мне.

Он открыл парадную и включил свет. Гретхен проскользнула за Вольдемаром и скинула пальто.

– подожди, тут прохладно, а нам еще на третий этаж подниматься.

– ничего, я пробегусь. – Гретхен вспорхнула на ступеньки и понеслась в развевающемся платье на третий этаж

Вольдемар по-спортивному припустил за девушкой, но догнал ее только на втором этаже, и то, потому что она резко затормозила, развернулась и поцеловала его в губы.

– Подожди, не здесь, остался один этаж!

– а я не могу ждать целый этаж, – от нее волшебно пахло алкоголем и парижским «Magie»

– тогда ты целуй, а я подниму тебя к небесам, – Вольдемар подхватил Гретхен и пробежал с ней еще три пролета, проявил навыки открывания двери вслепую, толкнул дверь и донес свою фройляйн до глубокого кресла в гостиной.

– мы дома, – пойду заварю кофе, – Вольдемар включил телевизор и пошел на кухню.

В этот момент зазвонил телефон.

– Алло, ааа, Клаус. Да, я дома. Да… когда? Утром? Хорошо, заходи к 10 утра, я буду готов. Спокойной ночи.

– Клаус звонил, – крикнул Вольдемар из прихожей, – зайдет завтра утром. Они уже разошлись по домам, ну, или по крайней мере, он уже дома.

Штольц заварил кофе в маленькой турочке, разлил по чашечкам и понес в гостиную, прихватив с полки плиточку финского шоколада.

Гретхен мирно спала, свернувшись калачиком, в большом отцовском кресле. Вольдемар аккуратно перенес ее на кровать, укрыл пледом и погасил свет.

4

Его разбудил энергичный стук в дверь.

– майн Готт, кого это принесло в четыре утра! – Гретхен по прежнему тихо сопела под пледом. Штольц засунул ноги в тапочки и пошел в прихожую

– Кто?!

– откройте! Гестапо!

5

В Ставке, которой назывался Большой Кремлевский Дворец с тех пор, как Генсеком стал Жуков, было, как всегда, не протолкнуться. Повсюду сновали офицеры, слышался характерный звон перескакивающих кареток, в кабинетах громкие голоса раздавали какие-то команды, сопровождая их отборнейшим матом, а на плацу перед дворцом без устали маршировали солдаты.

Через Боровицкие ворота в Кремль влетел черный ЗиМ и попетляв немного замер у входа в Ставку. Из машины выскочил молодой офицер в мундире капитан второго ранга и отдав честь караулу быстро поднялся на третий этаж.

Жуков вместе с двумя генералами склонился над картой. Она ему, эта карта, и во сне снилась. С 43 года ничего на ней не менялось. Хотя он мысленно двигал по ней танки и разворачивал артиллерию. Но с заключенным перемирием приходилось считаться. А ведь как все славно было: победа под Сталинградом, чуть-чуть не дошел до Смоленска. Стягивали войска на южном направлении и почти прорвали блокаду Ленинграда.

Жуков снова вспомнил о тех славных сражениях. Он как раз готовил наступление на Смоленск, когда ему позвонил Сталин: «Товарищь Жюков, хачу вас паздравить! Гитлер помер!», – сказал тогда Главнокомандующий ему по телефону.

– Бесконечно рад, товарищ Верховный Главнокомандующий! Это ускорит нашу победу!

– Падажди, Георгий! Здесь надо падумать!

Сталин думал пару дней, ни с кем не обсуждая и даже не общаясь. Потом снова позвонил Жукову: «Георгий, там в Смоленске, рядом с тобой, фон Тресков, порученец Бормана, нового канцлера Германии, хочет с тобой встретиться, обсудить условия перемирия. Поезжай, обсуди и обязательно подпиши».

Жуков был в этот момент под Белгородом, и до Смоленска, если не по минам и окопам, часов восемь ходу. Он и рванул. Из свиты только Курганский. Ну, восемь не восемь, за двенадцать доехали.

В полуразрушенном здании уездной администрации состоялась его первая встреча с Хеннингом фон Тресковым.

– господин Маршал, я хотел бы обсудить с Вами условия перемирия. Гитлер погиб, больше ни у кого в руководстве Рейха нет желания продолжать войну с Россией. Мы хотели бы предложить господину Сталину заключить перемирие и закрепить демаркационную линию по линии фронта, а позже уже подготовить мирный договор в рамках которого обо всем договориться

– господин Тресков. Я безусловно рад, что ваш Гитлер погиб. Нашей стране его планы принесли много бед, но не кажется ли Вам, что стоило бы вернуть границы к соглашению августа 1939 года, когда мы были еще союзниками?

– господин Жуков, я понимаю Ваше беспокойство, но, поверьте, мы будем делать все возможное, чтобы восстановить добрососедские отношение, а для этого, как мы понимаем, нам надо будет договориться о границах.

Жуков повернулся к Курганскому:

– Коля, со Ставкой связь установлена?

– Так точно, товарищ Маршал!

– Соедини!

Жуков вышел в соседнюю комнату поговорить со Сталиным. Беседа длились почти сорок минут. Пару раз он хотел бросить трубку, один раз даже чуть было не сказал: «Вы прямо как Троцкий, который сдал полстраны в Брест-Литовске», но сдержался, потому что это было бы последнее, что он вообще кому-то сказал.

В итоге Сталин категорично потребовал от Жукова подписать перемирие с разграничением по линии фронта.

– А Ленинград? Они просят Ленинград!

– Пусть забирают, ты патом атабьешь!

Сталин смалодушничал. Поверил Борману, что теперь все будет по другому, мир, спокойствие, сотрудничество.

Ну да, вернули всех пленных. Они все равно мимо проехали на новые стройки пятилетки. Стрелять, убивать перестали. Но сколько потеряли территорий! Почти вся Украина, Прибалтика, Финляндии пришлось все обратно отдать, и самое главное Ленинград. И еще ведь, суки, специально его в Гитлерград переименовали. Чтобы мы зубами от злости скрипели.

Когда Сталин умер, Жуков по общему согласию стал руководителем страны. Собственно, больше никто и не мог бы удовлетворить потребность ее жителей в справедливости. Если к Прибалтике привыкнуть не успели, то Украина была плоть от плоти своя. Минск, Могилев, Смоленск – исконные русские земли, которые сегодня принадлежали немцам.

Такой мир никого не устраивал, и потому с Жуковым были связаны все чаяния и надежды.

А Жуков ждал уже 7 лет. Он понимал, что за сталинские десять лет перемирия Германия набралась сил. Последний враг Британия уже подписала с Борманом мирный договор и начала торговлю. Тем более, что Германия уступила Англии часть французских колоний и Исландию.

США были далеко, и после того, как ее не позвали к дележу европейского пирога, отстранилась от дел старого света совсем.

Напряженными были только германо-советские отношения, да и то, постепенно все начали к этому привыкать.

В кабинет зашел адъютант Жукова полковник Курганский.

– Товарищ маршал, капитан второго ранга Гвоздев по Вашему приказанию прибыл!

– Пусть заходит.

Курганский открыл дверь и пригласил стоявшего в приемной офицера пройти.

– Ну что, капдва, добрался?

– Так точно, товарищ маршал.

– Подходи, полюбуйся, сколько нас осталось в Европе: англичане, Франко, Весь юг – Муссолини, остальное – немцы, черт бы их побрал. Финнов я не беру, ну и шведы, понятное дело, тоже роли не играют.

Вся континентальная Европа, кроме нас с Англией, считай фашисты. Да и то, Англичане мир то заключили, урвали себе всю Исландию заодно, хитрецы. Одни мы еще воюем. Сечешь?

– так точно, товарищ маршал.

– и что прикажешь с этим делать?

Гвоздев молчал, понимая, что маршал сам сейчас должен рассказать, что же с этим делать

– а! Молчишь, Гвоздев! И эти молчат, – они кивнул на двух генералов армии, что расположились по другую сторону карты.

– мы не молчим, Георгий Константинович!

– во! Не молчат, Гвоздев! Ну давай их послушаем, что ли! Вперед, бойцы!

Один из генералов положил лапищу на карту в районе Балтийского моря:

– Ленинград надо забирать. Возьмем Ленинград, остальное сами отдадут.

– ну, положим, не все, Украину то им с чего отдавать. Там вроде у них все прекрасно. И население довольно, и экономика растет, – заметил другой

– так что, оставим все как есть?! Грозно посмотрел Жуков на окружающих, – так все и оставим, вашу мать?!

– товарищ маршал, можно обратиться? – капитан второго ранга решился на небольшую атаку

– валяй!

– а почему нам с ними не подписать с немцами мирный договор и по нему не попросить Ленинград обратно?

– не отдадут

– ну можно попробовать. Если это условие долгого мира, то почему бы и не отдать.

– эх, жаль Николай Герасимович не дожил, сейчас бы как вошел бы в Финский залив, как жахнул бы из всех орудий почище Авроры…

– прошу прощения, Георгий Константинович, у нас ведь нет кораблей в Финском заливе, если только с Ладоги на утлых суденышках да по Неве пройти, а из Мурманске вести, так фашисты у Киркенеса еще всех потопят. Не дойдем, – заметил один из генералов

– так, паникеры, освободили помещение! Мне с капитаном второго ранга поговорить надо

Генералы вышли.

– ты вот что, Гвоздев, ты же немецкий знаешь, у фирмачей фашистских работал

– так точно, товарищ маршал

– поедешь в Ленинград, тут у нас оказия образовалась, фриц один при задержании сдох, а вертухай, что его оприходовал, тебя брал в 50м, знаю-знаю, не любишь вспоминать, все мы не любим… так он военной контрразведке заявил, что фриц тот, вылитый ты, да ты сам погляди, – маршал протянул капитану второго ранга немецкий паспорт. С фотографии на Гвоздева смотрел Гвоздев, только без усов.

– ничего себе!!! – аж присвистнул капитан, – бывает же такое

– да, и парень не просто абы какой баварец, а адъютант самого гаулейтера Трескова. Сечешь, капитан второго ранга?!

– секу, товарищ маршал, но не могу же я вот так вот заявиться к гаулейтеру и похлопать его по плечу, вот мол я, как его

– Клаус Хасс, – сказал маршал, – Клаус Хасс…. Не можешь, конечно, но есть там наш человек, с которым тебе придется пообщаться. Вращается в самый высоких кругах Гитлерграда, тьфу ты….надо же было так наш святой город испохабить! Свяжешься с ним, поживешь пока на явочной квартире, впитаешь информацию, потом технично займешь место этого Клауса. Иди, Курганский тебе дальше все объяснит

– Служу Советскому Союзу!

В приемной уже ждал адъютант Жукова Николай Курганский.

– значит, Гвоздев, сегодня вечером самолет с Ходынки. Забросят тебя в Колпино, оттуда доберешься на S-Bahne ихнем до Ленинграда, ты должен в самолете переодеться и уже от Колпина говорить только по немецки. Если что, вот тебе пароли и явки в Колпино, Тосно и Шушарах. Если вдруг что произойдет, можешь установится у наших товарищей. Но не злоупотребляй. Помни, что там ты уже не капитан второго ранга Советского Военно-Морского Флота, а штурмбанфюрер СС Клаус Хасс.

Приедешь в город, иди сразу на квартиру в Басковом переулке, 12, третий этаж. Там есть телефон. Позвонишь по этому номеру и договоришься с нашим человеком о встрече.

Да! Если все в порядке, шторки должны быть на кухне открыты. Ну, на всякий случай. Вот ключи. Все понял?

– так точно, товарищ генерал

– ну молодец, Гвоздев. Да, нашего человека зовут Вольдемар Штольц, не забудь.

6

– Куда вы его увозите?! – Гретхен металась по квартире от спокойно одевающегося Вольдемара к двум суровым гестаповцам, потом к секретеру на котором лежали сигареты. Нервно, трясущимися руками зажгла сигарету, затянулась, закашляла, снова подошла к гестаповцам и начала орать:

– Что вам от него нужно? Что он сделал?

– фрау, наше дело маленькое, прийти и забрать герра Штольца в Гестапо. В чем он виноват, та ему и скажут

– Безумие какое-то, просто безумие! Вольдемар, держись, я этого так не оставлю. Да, я сейчас позвоню Клаусу, пусть он звонит Гаулейтеру, – она энергично плюхнулась на кровать, возле которой стоял аппарат, и начала крутить диск. – Черт, черт, черт! – она несколько раз нажала на клавиши отбой, – никто не берет трубку. Может Анне-Марии? Да, точно… где у меня был ее телефон, – она залезла в свою сумочку и достала маленькую записную книжку….Алло? Анна-Мария? Привет, извини, что разбудила. Не знаешь, где Клаус? Тут у нас неприятности. Да, серьезные.

– фрау, мы рекомендуем вам не распространяться о том, что происходит, иначе заберем и вас, – тихо сказал суровый гестаповец, подойдя к тараторящей Гретхен.

– гут, Анна-Мария, если Клаус появится, пусть срочно позвонит Вольдемару. Вольдемар, какой у тебя телефон?

– 2-45-13, – ответил Вольдемар завязывая галстук. Ладно, я пошел, береги себя. Надеюсь, все разрешится.

Вольдемар в сопровождении двух гестаповцев вышел из квартиры, а обессиленная Гретхен свалилась на кровать и снова затянулась.

Потом вскочила, и пошла в ванную.

7

– Фамилия?

– Штольц

– Имя?

– Вольдемар

– где родился?

– Дрезден

– где жили до Гитлерграда? Адрес

– Дрезден, Аугсбургер штрассе, 7

– адрес в Гитлерграде?

– Гороховая 3

– соседи значит, родители?

– Андрей Штольц, погиб при Вердене, мать Елизавета Орлова.

– русская?

– да, мои родители из России, уехали до первой войны в Дрезден, а так все предки, о ком знаю, жили здесь, в Петербурге.

– кем вам приходится Грета фон Бюлов?

– о, даже так?

– отвечайте

– а даже не знал ее фамилии

– Вы хотите сказать, Штольц, что Вы не знали, что она работает в СС?

– нет, не знал, а что собственно случилось?

– здесь вопросы задаю я

Штольц пожал плечами.

– знали ли Вы некоего Клауса Хасса?