Моя правда. Откровения в кабинете психолога

Откуда берутся дети?

Человек всего лишь слепок ландшафта детства своего.

Вика Ройтман «Йерве из Асседо»

Я сбежала. Сейчас мне 32, мне нравится моя работа, я окружена настоящими добрыми людьми, живу одна. Денег хватает на то, чтобы жить нормальной, полноценной, собственной жизнью, и все таки…

Приближаясь к тридцати годам, я часто задумывалась, почему меня раздражают зрелые, взрослые (с моральной точки зрения) люди. Я не могу с ними говорить, спорить, отстаивать свое мнение, убегаю от общения и стараюсь поскорее избавиться от них. Хотя эти люди не пытаются на меня давить или уничтожить.

Однако весь последний месяц я сижу дома и не могу даже выйти на улицу без «обмундирования»4. Разгар пандемии. Весна. Март 2020 года. Мы уже месяц не ходим в офис, все совещания проходят онлайн. Я горю от тоски и одиночества, а мысли устроили сабантуй и не дают покоя. Мой режим превратился в кашу, я перестаю понимать, где утро, где ночь. Ем пиццу на завтрак, обед и ужин. Хочется наесться до отвала и спрятаться: страшно и жутко одиноко.

Мне совсем это не нравится. Наверное, нужна дисциплина, чтобы просыпаться утром бодрой и веселой, желательно в 6:00, делать зарядку или заниматься йогой, красиво завтракать, потом работать и при этом ощущать прилив сил и вдохновения. В перерывах читать книгу или просто мечтать, глядя в окно. Пусть я не могу выйти на улицу, но сидеть на балконе ведь могу. А вечером – ужин из правильных продуктов, классное кино и отбой (желательно не позднее 22:00).

Вау, вот тогда моя жизнь заиграла бы совсем другими красками! И даже неважно, что у меня нет друзей и не с кем поболтать.

Хочу научиться дисциплине и, кажется, с этим можно обратиться к Янне. Она психолог. Мне понравилось то, что она транслирует. Помню наше знакомство на дне рождении у общей приятельницы. Мы очень здорово поговорили и она задала вопрос, который не дает мне покоя до сих пор. Напишу Янне, схожу на консультацию, ведь она бесплатная.

«Привет! Янна, именно после выхода на удаленку с 17 марта я заметила, что моя самодисциплина оставляет желать лучшего. При этом у меня довольно амбициозные планы на жизнь. Я уверена: что-то делаю не так. Увидела твой сторис про онлайн-формат работы, там есть про привычки. А помогаешь ли ты с формированием дисциплины, что ли? Не знаю, как это правильно называется.»

«Привет, на все есть причины. Отсутствие самодисциплины – скорее следствие того, как ты видишь для себя результат своей деятельности. Вариантов масса. Определить, истинный ли это запрос, можно только в процессе. И, если тебе не хватает просто дисциплины, дам практические рекомендации. Но и она бывает разной. Поэтому надо смотреть. Могу записать тебя на консультацию. Предварительно отправлю тебе опросник, ок?»

Заполняю анкету, в процессе понимаю, что не могу ответить на некоторые вопросы. Размышляю, как бы ответить так, чтобы не «спалить хату». Страшно говорить честно и открыто. Четвертый вопрос: «Как вам кажется, особенности вашей семейной системы могли повлиять на формирование запроса? Если да, то какую возможную связь с запросом вы видите?»

Что? Как вообще мое желание быть в дисциплине связано с моей семьей? Да, в моей семье не все гладко, как и в любой другой, особенно постсоветского пространства. Это ж очевидно. Ну что ж, напишу так: «Возможно, связь с семьей есть. Не помню, чтобы родители придерживались режима или их жизнь была как-то распланирована, то есть предсказуема. Папа не был дома по 40 дней, вечно в командировках, а если приезжал, все время спал, а мама не работала, все время сидела дома с нами, детьми».

Итак, отправляю ответы. Назначаем день и время первой сессии. Янна считает, что мой запрос за пару сессий можно разобрать. Вот как все просто. Я выдыхаю с облегчением.

Остается всего пара дней до первой сессии. Янна присылает мне фото ассоциативных карт и задание: выбрать одну карту, которая ассоциируется со мной; выбрать три, которые очень нравятся; и три карты, вызывающие отвращение. Вот такое я люблю. Янна собирает все выбранные мною карты в одно полотно – и что я вижу?

Вот она я – маленькая девочка. Стою на столе; голова и плечи опущены, в глазах – слезы, а вокруг – взрослые: кто сидит, кто стоит. Они тычут в меня пальцами и смеются, хохочут.

Отвращение во мне вызывает женщина в черном костюме и очках: в ее взгляде читаются ненависть и жестокость; она стоит у стены с развернутым свитком, в руках – линейка. Еще почти лысый и небритый толстый боров с синяком под глазом, сидящий в кресле, который держит в руке сломанную ветку, а над ним – туча. Мрачная картина. И женщина с чашкой кофе в руке, отекшая, если не сказать опухшая, будто покусанная в лицо пчелами; она стоит то ли на кухне, то ли в ванной комнате, а вокруг – беспорядок: грязная посуда лежит вперемешку с нестираным бельем, и куча котов.

Невольно задаюсь вопросом: «Это что, реально моя жизнь?»

Пишу Янне.

«Меня тут озарило. Я словила себя на том, что вот закончился рабочий день, и мне бы заняться чем-то для себя. И ведь есть чем – хоть свечи лепить из вощины, – но у меня прямо-таки физическое отторжение. Да откуда мне это уметь, если с самого детства я в принципе не знаю, как это: иметь хобби, уметь совмещать работу и личную жизнь? Или иметь друзей и работу. И самое главное – уметь всем этим жонглировать, не забывая о себе.

Когда я училась в школе, то помню только одно наставление от родителей: «Никаких друзей, мальчиков и прочего! Учись! Ты – отличница!» Я закончила школу с медалью, но без друзей или ухажеров. А на дискотеки меня не пускали совсем, аргументируя тем, что «успеешь еще».

Потом был колледж, где, в общем-то, наставления ничем не отличались от школы, а там-то тусовок было побольше. После них дома каждый раз (каждый, я не преувеличиваю!) ждал скандал и домашний арест: «Будет тебе 18, тогда делай, что хочешь. Учись – это важнее, все друзья подождут».

После колледжа уже было не до досуга, хотя как посмотреть. Я начала работать, пахать; мозг уже был запрограммирован: «Ничего, кроме карьеры, все остальное подождет».

Когда я уехала в Таиланд и осталась без работы, не понимала, куда себя деть, что с собой делать. Потом была Москва. Я не виню никого в том, что так сложилось, и прекрасно осознаю, что моя задача в этой жизни – научиться жить, как я хочу, легко.»

«Если сформулировать озарение более точно, то в чем оно заключается?»

«В том, что не умею распределять свою жизнь по разным сферам. Это на меня так подействовали карты, которые ты прислала.»

«Рада, что у тебя получилось скорректировать запрос. Потому что дисциплина – это инструмент. Как его развивать и для чего он нужен, мы обсудим, но есть причины, источник.»

«Меня, конечно, мотает в плане эмоций, может, это ПМС5, но вчера было хорошее настроение и весело, а сегодня с утра – апатия, я никак не могу настроиться на работу. И, кстати, эти карточные образы, то есть субличности… Я понимаю, что во мне все это есть и я могу их использовать, но как управлять ими?»

«На твою работоспособность могло повлиять много факторов, в том числе отсутствие солнца на улице. Если говорить в контексте чувств, то все наши состояния парны. То есть одно не существует без другого. И у апатии такой парой является вдохновение. Тот, кто не чувствует апатию, не способен почувствовать вдохновение. А слово „управление“ субличностями я заменила бы на „дружбу“: нужно подружиться с ними, ведь они – и есть ты. А значит – найти общий язык с собой. Если ты заметила, на карте, которую ты выбрала в качестве себя, изображена маленькая девочка.»

«Я давно начала работать над своим внутренним миром, но еще ни разу не взрослела. А я прям чувствую, что порой веду себя как ребенок, все четче это понимаю.»

«Это уже похоже на терапевтический запрос. Пока будем встречаться онлайн. Когда все восстановится, можем, по желанию, перенести встречи в кабинет.»

И я даю согласие на одну сессию в неделю.

Каждый день – как день сурка, а ведь всего-то прошел месяц. После очередной сессии ощущаю такой раздрай, будто я сломалась. Снова. Зачем я на это пошла? Было же все относительно нормально. Чувствую себя не то что воодушевленной, а наоборот, разбитой еще больше. Я просто хочу жить спокойно и без надрывов. Мне хватило «жести» на две жизни вперед. Это трудно, больно, тяжело. Взрослеть так нелегко.

А я еще и собаку завела, дурында. Сначала бы свои мозги привела в порядок. Сегодня привезли утром и к вечеру я ощущаю себя просто убитой. Хочу реветь и кричать: «Ляззат, что ты делаешь? Ты работу потеряешь, собака умрет с голоду, ну или ты умрешь». Или: «Ты недостаточно взрослая, ты еще не достигла такого уровня ответственности, чтобы иметь хотя бы пса». Короче. Не могу уснуть. Пес сопит, а я мучаюсь бессонницей. И как я собираюсь найти своего мужчину? Это какая-то паранойя. А может, я тороплюсь, и нужно на самом деле восполнить весь пробел, лет с 18 до 27? В общем, у меня истерика.

На сессии снова ощущаю всю ту боль, что была со мной бОльшую часть жизни. Последний раз так было – нет, хуже, – когда я принимала решение уехать. Тогда у меня исчерпался весь запас отговорок, чтобы остаться. В итоге решилась. Я бы хотела чувствовать спокойствие в душе, а у меня постоянно какие-то метания. Часто меня что-то мучает, будто я ищу то, не знаю что. Думаю, любой человек заслуживает жить спокойно, встает вопрос – КАК?

Мне казалось, что все самое страшное, что было в моей жизни, я уже отработала и прошла, но выходит, что нет. Потому что любое воспоминание о том времени вводит в меня в такое состояние. Я вроде бы поняла свой опыт, но, наверное, не до конца приняла его на каком-то внутреннем уровне, что ли. Я точно хочу разобраться с этим. Надоело жалеть себя, жить в постоянной тревоге и беспокойстве по малейшему поводу и без повода. Надоело все время ждать из-за угла тетку с табличкой «ПИЗДЕЦ».

В какой-то момент ловлю себя на мысли, что мне не нравится, где я живу. На самом деле квартира маленькая, но довольно уютная, однако она так заставлена мебелью, что иногда приходится проходить боком между диваном и шкафом или между столиком и другим диваном. Зачем вообще два огромных дивана в такой крохотульке-комнате?

Живу я в районе Отрадное. В этой связи вспоминается эпизод из фильма «О чем говорят мужчины», где Алексей Кортнев говорит: «В какое-то Отрадное? Зачем?..» Только сейчас поняла эту шутку.

С песелем довольно тяжело приходится, он двухгодичный «теленок» – смесь амстаффа и далматинца. На фоне его фигуры все в моей квартирке кажется крошечным. Но это не самое страшное. Федя не умеет ходить на поводке, скорее я иду за ним или качусь кубарем, когда он срывается с места за птичками или котами. А еще он срет поносом посреди кухни.

Жизнь идет своим чередом, насколько это возможно, и однажды на сессии наступает самое неприятное.

Янна спрашивает:

– А что ты помнишь из детства? Каким оно было?

– Я не помню своего детства. Какие-то обрывки эпизодов, но они мутные, неточные и практически провальные. Я ощущаю дыру в памяти и в душе… Как так вышло?

– Когда мы маленькие, наша психика учится защищать нас от мира, и забывание – один из способов. Мы все родом из детства, и любые наши реакции так или иначе связаны с этим периодом жизни. Что бы мы ни делали, принимая решение или выбирая музыку, многое руководит нами из состояния ребенка. И совсем неважно, насколько это уместно, нужно или важно. Мы делаем так, как научились тогда, будучи маленькими. Не быть ответственной за случившееся или за свои решения – это поведение ребенка, и важно вырастить в себе взрослого самой, если в этом не помогли родители.

Я недоумеваю:

– Звучит как фантастика. А как такое возможно, что мои родители не помогли мне вырастить в себе взрослого? Разве это возможно? Ведь они были старше…

– Физический возраст не является признаком наличия мудрости и взрослого состояния внутри, то есть в психике. Это лишь цифры. Наша психика тоже должна повзрослеть и, как правило, хорошие родители учат своих детей быть взрослыми: брать на себя ответственность за свои решения или поступки. Я здесь для того, чтобы помочь тебе вырастить твоего взрослого внутри.

– Как же это сделать? Что мне нужно для этого?

Янна улыбается ласково и по-доброму:

– В работе с психоаналитиком нет задачи или цели, есть процесс. И в этом процессе мы говорим, а не делаем. Говори все, что приходит в голову. Ты здесь можешь быть любой и говорить, о чем хочешь, вести себя так, как хочешь. Это твое время. Взросление – сложный процесс. Ему придется научиться самой.

– То есть я не могу достичь чего-то в жизни просто потому, что до сих пор мыслю по-детски? Взросление приходит либо с опытом, либо его показывают родители? Тогда выходит, что в моем случае не было ни того, ни другого… – Янна молчит: дает мне возможность продолжать дальше. – Уже в 8—10 лет я понимала, что значит безденежье, еда за талоны и бесконечные «проблемы». Нет, я их не решала, но всегда о них слышала от родителей. Однажды я сказала фразу, над которой папа искренне и долго смеялся: «Жизнь – трудная штука». Мне не было тогда и семи лет. Видела, как мама часто плачет от отчаяния и так хотелось ей помочь, но я не знала, как. Часто слышала фразу: «Доча, ты старше братика, будь умнее, взрослее, не веди себя, как ребенок». Мне было 5 лет…

Я неидеальная, с заниженной самооценкой, самокритичная, чересчур любопытная и пытливая. Я нетерпелива и придирчива. У меня две крайности: либо я реву и жалуюсь, либо злюсь и разношу все в пух и прах. А еще мне часто бывает стыдно… Кажется все таким сложным, тяжелым и я не знаю, что происходит, знаю только, что все эти мысли не дают мне покоя. Ходят по кругу и вертятся в голове, как бесконечная карусель, от которой уже тошнит. Но это не все мысли, которые одолевают меня вот уже месяц или год, или последние три года, или всю жизнь…

– Не скажу, что это будет просто. Я не знаю, как это будет для тебя. Но обещаю, что буду рядом. В твоей жизни нет ничего, что ты не способна прожить. Есть то, что тебе непонятно во всей этой истории. Будто кусочков пазла не хватает, поэтому не получается сложить полную картину. И каждый раз ты переживаешь это вновь и вновь.

– Почти три года после свадьбы родители не могли зачать. Потом наконец получилась я. Мама рассказывала, что ее беременность протекала тяжело, она часто болела и даже ложилась на сохранение. Родилась я раньше срока, роды были сложными и долгими. В итоге на свет появилась я – «маленькая, щуплая, с черными кудряшками, и страшненькая, похожая на мальчика».

Янна специфично поднимает бровь, на лице – смесь удивления и осознания. Будто я сказала что-то сакральное:

– Ты как будто торопилась появиться на свет. А то, что беременность была тяжелой и как проходили роды, ты когда узнала?

– Да, я тоже об этом думала. Странно другое: зачем мне мама вообще рассказывала о том, что беременность была сложной и болезненной. А когда говорила, что я родилась страшненькой и маленькой, что она этим хотела донести? Я еще в школе училась, когда слышала это.

К моменту моего рождения родителям дали от государства квартиру в хрущевке. До сих пор помню адрес: ул. Молодежная, д. 21, кв. 70, подъезд 5, этаж 4, налево.

Мое рождение пришлось на времена распада Советского Союза. Тогда все еще ценились такие качества, как преданность, патриотизм и вера в партию. Мои родители были молодыми комсомольцами, которые по путевке уехали в провинциальный город на западе Казахстана.

Город рос и развивался. Папа работал на стройке, мама – в школе. Обычная советская семья. Сначала родители жили в семейном общежитии, а к моменту моего рождения у них уже была квартира в центре города, в благоустроенном районе, где жили исключительно приехавшие энтузиасты и интеллигенция.

Тогда никто не догадывался, что вся эта стабильность может рухнуть в один момент, будто карточный домик, что вся их вера в могущество Советов может лопнуть, как мыльный пузырь.

Свое детство я помню смутно, отрывками. Мама всегда говорила, что, если не помнишь себя малышкой, значит, детство было счастливым. Только к тридцати годам я стала в этом сомневаться.