Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости

Тэра поманила мужа и предложила ему прогуляться за пределы лагеря.

– Напрасно ты ведешь себя так, – сказала она тихо.

После разговора, состоявшегося в тот дождливый день с Торьо, Тэра начала понемногу приходить в себя. Хотя это была уже не прежняя уверенная и решительная предводительница из долины Кири, она вновь обсуждала дела с Таквалом и прочими, время от времени выдвигая различные предложения. Силы буквально с каждым днем возвращались к ней, и теперь принцесса принимала активное участие в охоте, ставила палатки, заботилась об Алкире и даже просила мужа научить ее управлять гаринафином – хотя прежде никогда не выказывала к этому ни малейшего интереса.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты пэкьу, – пояснила Тэра. – Пусть наше предприятие и выглядит безнадежным, но мы пока еще не проиграли. Только когда ты перестанешь убеждать людей и начнешь прибегать к угрозам, они окончательно утратят веру в тебя.

Таквал воззрился на супругу. Маска решительного и сильного вождя, которую он носил не один месяц, мгновенно спала, открыв лицо усталого и испуганного человека.

– Но что мы можем сделать, имея только одного гаринафина и меньше двух десятков людей, многие из которых даже не воины? – прошептал он едва слышно.

– Не знаю, – ответила Тэра. – Но позволь напомнить тебе, что Тенрьо Роатан был некогда беглым заложником, располагавшим одним-единственным гаринафином, а мой отец начинал восстание с шайкой преступников и дезертиров, числом примерно равной нашему отряду. И еще мне вспоминается один отважный принц агонов, который не побоялся спрыгнуть с города-корабля в бескрайнее море – один, вооруженный только надеждой, что сумеет найти способ освободить свой народ.

Таквал обнял Тэру и крепко поцеловал.

– Дыхание мое, зеркало моей души, – проговорил он, оторвавшись наконец от ее губ. – Мне так не хватало тебя все это время.

– Прости, что покидала тебя, – отозвалась Тэра со слезами на глазах. – Пусть Кунило-тика и Джиан-тика сгинули, но красота мира остается. Мы не позволим буре заставить нас забыть, что есть радуга.

– Теперь, когда ты снова со мной, я чувствую себя сильным, как Афир.

Когда они возвращались в лагерь, Тэра прошептала сама себе:

– Всегда есть второй акт. Всегда.

Прислушавшись к совету супруги, Таквал отказался от угроз. Вместо этого он побуждал воинов-агонов постоянно упражняться и тренироваться, строя планы, как добыть еще гаринафинов, если им повезет наткнуться в предгорьях на нескольких охотников-льуку. Тэра тем временем подбадривала Типо То, Сами и других членов общины из числа дара, напоминая, что у них еще есть шанс отомстить за друзей и любимых и выполнить задачу, которую возложили на них на родине.

Как-то раз Таквал, отправившийся в разведывательный полет, вернулся в лагерь неожиданно рано. За Алкиром, его скакуном, тянулся другой гаринафин, тяжело раненный, так что он едва мог держаться в воздухе. Наездником был не кто иной, как Аратен, один из агонских танов из долины Кири, который прежде считался погибшим вместе с прочими. Вместе с ним летели еще шестеро других воинов-агонов, все уже не первой молодости и раненные во время нападения льуку.

Вновь прибывшие представляли собой печальное зрелище: изможденные, покрытые шрамами, полученными не только в бою с врагом, но и позже, когда им приходилось бороться со стихией. Глаза у всех глубоко запали, как если бы им пришлось повидать ужасы, выходившие за пределы сил простых смертных.

Тэра была поражена:

– Но как им удалось выжить? Где ты их нашел?

– Все вопросы потом, – заявил Таквал мягко, но решительно. – У нас еще будет время поговорить.

Без промедления пробудились к жизни вентилируемые огневые ямы. Основанные на традиционной агонской конструкции, в которую Сами внесла усовершенствования: они почти не давали дыма, сводя риск обнаружения беглецов к минимуму. Искупавшись в горячей воде, вновь обретенные товарищи воспрянули духом и с жадностью поглотили предложенное Таквалом и Тэрой угощение из жареного мяса под ягодным соусом.

– Вы представить себе не можете, как же мы рады вас видеть, – промолвила Тэра, когда Аратен и остальные утолили голод.

– Думаю, что можем, принцесса, – ответил Аратен, и его исхудавшее и покрытое шрамами лицо расплылось в довольной улыбке. – Столь многие наши соплеменники погибли, и я даже не берусь сказать, сколько раз меня одолевали сомнения в том, что я когда-либо вновь увижу вас и пэкьу. Но потом я решительно отбрасывал подобные мысли.

Тэра заметила: Аратен подчеркнул, что искал ее и Таквала, при этом упомянув ее первой. Эта мелочь тронула принцессу почти до слез.

– Агонский воин никогда не сдается, – продолжил тан. – И боги сочли возможным вознаградить мою веру, вотан. – Аратен с трудом встал, слегка покачиваясь, и отсалютовал Таквалу, подняв обе руки и скрестив их в запястьях. Потом повернулся к Тэре. – Вотан, – повторил он и отвесил ей поклон по обычаю Дара.

После недавнего бегства дозорных твердость непреклонного Аратена, который никогда не проявлял к ней уважения в долине Кири (и который, что уж скрывать, никогда ей самой не нравился), потрясла Тэру. Рубцы на теле и на лице тана свидетельствовали об ужасных муках, каковые ему пришлось претерпеть, пока он бежал от льуку и искал дорогу сюда.

– У меня на родине, – произнесла Тэра, чей голос готов был вот-вот сорваться, – есть поговорка: «Истинная сила лошади проверяется долгой скачкой». Лошадь, – пояснила она, – это такой наземный гаринафин, очень маленький. Так вот, только по прошествии времени мы узнаём настоящий характер наших товарищей. Мне жаль, что в прошлом мы с тобой не были близкими друзьями.

Аратен тоже был тронут, и среди всех присутствующих не нашлось никого, чьи глаза остались бы сухими.

Таквал предпринимал все более продолжительные разведывательные вылазки на Алкире. Поскольку теперь к их лагерю присоединились раненый гаринафин и не оправившиеся пока бойцы, стало еще важнее вовремя обнаружить приближение льуку.

Ни один преследователь льуку не был замечен поблизости всю следующую неделю: то был самый продолжительный отрезок времени, который беглецы смогли провести на одном месте. Все объясняли это по-разному. Одни приписывали передышку уединенности долины, в которой оказались: видимо, поисковые отряды льуку не заметили их и ушли дальше на север, ускоряясь с каждым днем. Другие полагали, что пэкьу льуку после столь долгой и бесплодной погони наконец сдался и решил оставить их в покое.

Таквал сказал Тэре, что, возможно, тут сыграл свою роль побег Аратена. Опасаясь, что еще больше порабощенных агонов могут последовать примеру Аратена, Кудьу, вероятно, решил отозвать погоню, сосредоточив воинов и пленных в Татене, чтобы укрепить свои позиции. Тэра, признаться, довольно скептически относилась к подобным доводам, однако в душе надеялась, что муж прав.

Так или иначе, передышка радовала, поскольку давала раненым возможность поправиться.

Новые члены отряда поведали о своих приключениях.

По словам Аратена, большинство пленников из Кири отослали в Татен, но некоторых агонов, сопротивлявшихся слишком яростно и сдавшихся только по причине ран, оставили в долине, поскольку им требовалось время, чтобы окрепнуть. Там же Кудьу оставил и раненых льуку, а сам бросился в погоню за Таквалом и Тэрой. Вольу, ненавистный предатель, уехал задолго до того, как Аратен и другие поправились и смогли ему отомстить…

– Постой! – вскричала Тэра, которую, как и всех прочих из отряда Таквала, последняя фраза Аратена повергла в недоумение. – Ты говоришь, что наш дядя предатель?

Вот так подлый умысел Вольу и вышел на свет. Долго потом соплеменники топали ногами и проклинали его имя. Вновь потекли горькие слезы. Мысль, что столько людей погибло по вине одного-единственного труса, была нестерпимой.

Адьулек опустилась перед Тэрой на одно колено:

– Принцесса, прости, что была несправедлива к тебе. Не ты причина нашей неудачи. Я не всегда соглашалась с твоими решениями, но мне не следовало позволять нашим разногласиям затуманивать мой ум. Нет прощения моей позорной ошибке.

Другие агоны последовали ее примеру.

Но Тэра сидела как завороженная. Это открытие не притупило в ней чувства вины. Быть может, даже, напротив, обострило его.

Ведь именно по ее настоянию Таквал много лет назад пощадил дядю. Она верила, что Вольу можно перетянуть на свою сторону или, по крайней мере, контролировать; что заручиться его помощью всяко лучше, чем снова проливать кровь. Но ей не удалось заглянуть вглубь души Вольу, а потому смерть всех тех, кто погиб в долине Кири, определенно была на ее совести.

«Мой отец предал Гегемона на берегу реки Лиру, зная, что, оставив его в живых, обречет на смерть еще больше народу. Оказавшись перед таким же выбором, я предпочла милосердие и совершила роковую ошибку. Не слишком ли я слаба, чтобы принимать суровые решения?»

Аратен между тем продолжал свой рассказ. Он поведал, как тайком обходил лагерь, выясняя, кто из пленников по-прежнему предан делу пэкьу. Это было нелегко, потому что после бегства юных пэкьу-тааса охрану оставшихся пленников удвоили…

– ЧТО?! – снова перебила его потрясенная Тэра.

Тут выяснилось, что однажды ночью сопровождавшие детей стражники напились, оставив в карауле Тоофа и Радию. Радзутана, Сатаари и дети каким-то образом сумели освободиться, одолели Тоофа и Радию и сбежали на гаринафинах в дебри. Когда протрезвевшие караульные добрались пешком по Кровавой реке до лагеря льуку и доложили о бегстве пленников Кудьу, тот сразу догадался, что это дело рук Тоофа и Радии. Их лишили всех званий, сделали рабами и отправили в Татен, – по словам пэкьу, «смерть для этих двух предателей была бы слишком легкой карой».

Отряд возликовал, услышав от Аратена, что, вопреки всем усилиям Кудьу, детей, Сатаари и Радзутану так и не нашли. Украденных ими гаринафинов позднее разыскали в сотне миль от того места, где произошел побег. Хотя некоторые думали, что беглецы умерли зимой от голода и лишений, большинство верило, что им каким-то образом удалось найти укромное место и спастись.

– Лично я убежден, что они живы, – заявил Таквалу и Тэре Годзофин. – Мой Налу хороший охотник, а Сатаари и Радзутана, пусть и не воины, оба весьма умны и находчивы. Наверняка боги присматривают за ними!

Таквал и Тэра обнялись и залились слезами радости. Если прежде Тэра успела проникнуться к Аратену симпатией, то после этого второго открытия сердце ее наполнилось горячей благодарностью к несгибаемому воину. Да и все остальные тоже заметно приободрились.

Когда прилив радости немного схлынул, Тэра снова призадумалась. Теперь, когда преданность Тоофа и Радии получила подтверждение, их поступки стали видеться в ином свете. Следуя безжалостной тактике степняков и оставив ребятишек позади, чтобы отвлечь Кудьу, эти двое спасли не только самих детей, но также Таквала и Тэру.

После нескольких месяцев изнурительных переходов и отчаянных перелетов через горы принцесса вынуждена была признать, что, тащи они за собой детей, избежать пленения для всего отряда стало бы гораздо более сложной, а то и вовсе невыполнимой задачей. И без того трудно было уходить от погони льуку, имея на руках так много пожилых людей и всего лишь одного способного летать гаринафина. Навьючить на него еще и беспомощных ребятишек означало подписать приговор всем.

Решение было трудным, но Тооф и Радия приняли его мгновенно, подвергая риску и свою жизнь, и свою честь. Более разительный контраст, чем между их целеустремленностью и ее бесполезными метаниями, сложно было представить. И сейчас душу Тэры раздирали самые противоречивые чувства: вина, восхищение, угрызения совести и благодарность. Она поклялась спасти двух этих друзей (ставших истинными агонами, хотя в жилах их и текла кровь льуку) и как можно скорее разыскать детей… Вот только как это сделать?

Надо же, как все повернулось. Вольу, которого Тэра считала преданным и верным сторонником, оказался виновником их несчастий. Тооф и Радия, которых она заклеймила как изменников, на деле стали настоящими спасителями не только детей, но и единственного уцелевшего отряда мятежников. Существует ли предмет более сложный и загадочный, чем человеческое сердце? И как отличить сердце чистое и верное от коварного, насквозь пропитанного ложью?

– Воистину ты принес нам добрые новости, – обратился Таквал к Аратену. – Но ты до сих пор еще не объяснил, как вам самим удалось вырваться из лап льуку.

И Аратен поведал следующее. Всю зиму он и другие раненые пленники-агоны оправлялись от ран на руинах уничтоженного поселения в долине Кири. С течением времени стражники из числа льуку ослабили бдительность. И однажды ночью – это было, когда уже пришла весна, – Аратен и отряд преданных Таквалу воинов одолели охрану, захватили гаринафина и направились на север, на поиски пропавшего пэкьу.

Аратен и его товарищи избегали внимания преследователей, выдавая себя за танто-льу-наро, этих степных бродяг, не принадлежавших ни к одному из племен, не соблюдавших традиций ни льуку, ни агонов и давших обет не участвовать в войнах. Танто-льу-наро почитали бога врачевателей Торьояну Целительные Руки и отвергали любое насилие – другим именем их бога было Торьояна Миролюбивый. Хотя все степняки одинаково презирали этих изгоев, но и вреда они им тоже не причиняли, опасаясь возмездия со стороны могущественного божества. Поскольку танто-льу-наро кормились отбросами и подаянием, Аратен и его люди имели возможность беспрепятственно собирать сведения о Кудьу Роатане, его планах и политических маневрах.

– Кудьу созвал в Татен самых умелых шаманов и самых умных рабов из числа дара, – сказал Аратен.

– Зачем? – спросила Тэра.

– Вольу Арагоз сообщил ему, что в окружающей Дара Стене Бурь вскоре снова откроется временный проход. Кудьу собирает всех, кто обладает знаниями, дабы проследить за рассуждениями Луана Цзиа и шаг за шагом повторить его путь. Он намерен рассчитать точное время, дабы послать к берегам Дара новый флот для вторжения на Острова.

И вновь Тэра ощутила укол совести, поймав себя на мысли, что и это тоже в значительной степени ее вина. Хотя она тщательно хранила секрет о новом открытии Стены Бурь, Вольу, с которым они обсуждали перспективы нападения на Татен, наверняка предположил, что образование нового прохода в ближайшее время возможно.

Получается, что ее раз за разом оставляли в дураках.

Тэра призадумалась. Вывести формулу, по которой можно рассчитать даты, когда в Стене Бурь вновь откроется проход, было делом таким же сложным, как предсказывать солнечные и лунные затмения. Это стало венцом долгой карьеры великого Луана Цзиаджи, блестящего математика и изобретателя. Даже одаренной Дзоми Кидосу пришлось опираться на оставленные Луаном ключи и приложить массу усилий, чтобы самой воспроизвести его расчеты. Так неужели льуку, не имеющие, в отличие от жителей Дара, вековых традиций учености и культуры, сумеют решить эту проблему? На первый взгляд подобная идея казалась нелепой.

Но не потому ли Тэра допустила прежде так много ошибок, что неверно оценивала тех, с кем имеет дело? Вольу и Кудьу, Тоофа и Радию… Список получался длинным.

– Идет молва, что дела в Татене продвигаются неплохо, – продолжал Аратен. – Группа ученых уже сумела определить период следующего открытия Стены Бурь с точностью до года.

– Не знаешь ли ты, о каком именно годе идет речь? – с тяжелым сердцем осведомилась принцесса. Она уже дорого заплатила за свое высокомерие и не намерена была повторять прошлые ошибки.

Смерть берет верх только тогда, когда мы перестаем учиться.

Аратен покачал головой:

– До меня доходили лишь слухи, никаких подробностей мне не известно.

– Как только ты достаточно окрепнешь, тебе следует вернуться в степь и разузнать больше, – решила Тэра.

«Ах, пожалуйста, только бы это не оказалось правдой!» – молилась она. Ведь при таком раскладе у нее не было ни малейшей возможности помешать отправке нового флота вторжения. Если Кудьу удастся правильно рассчитать момент открытия очередного прохода в Стене Бурь, ее путешествие в Укьу-Гондэ и жертвы, принесенные столь многими дара и агонами, будут напрасными.

Разумеется, Аратен не горел желанием возвращаться в степь, где вероятность быть опознанным людьми Кудьу возрастала после каждой встречи с очередным племенем. Но Таквал поддержал жену, зная, сколь тяжкий груз лежит у нее на сердце. Ведь сам союз между агонами и дара был задуман, дабы предотвратить новое вторжение льуку на Острова; Тэра никогда не простит себе, если не сумеет выполнить эту важнейшую миссию.

Так или иначе, несколько дней спустя Аратен заявил, что готов, и ушел обратно в степь – один, не взяв с собой ни гаринафина, ни кого-либо из товарищей.

Тэра тем временем продолжала брать уроки верховой езды. Теперь, когда у них имелось два боевых скакуна, представлялось особенно важным, чтобы каждый член отряда умел управлять гаринафином. Мало ли как повернется дело, следует быть готовыми ко всему.

Таквал лично учил жену. Она выказала себя способной ученицей и спустя пару недель уже могла достаточно уверенно управлять Га-алом, старым гаринафином, которого привел Аратен (сам Таквал при этом сидел позади нее в седле). Га-ала явно воспитывали в традициях льуку: те через страх и наказания прививали крылатым скакунам полную покорность человеку, так, чтобы звери не были привязаны к кому-либо одному, но подчинялись любому наезднику. Теперь, став слишком старым для участия в боевых действиях, Га-ал исполнял обязанности вьючного животного, обеспечивая перевозку людей и грузов; а через год-другой ему предстояло отправиться на убой. Поскольку льуку охраняли престарелого гаринафина не слишком тщательно, Аратен сумел украсть его. Га-ал оказался не просто послушным, но одновременно пугливым и робким. Всякий раз, когда кто-то подходил к его голове, он дергался, как если бы боялся наказания. Жалея бедное забитое создание, Тэра заботилась о гаринафине и врачевала его раны, так что между нею и Га-алом начал потихоньку возникать мост доверия.

Удержаться на гаринафине было самой простой задачей. Пока Тэра не просила Га-ала исполнить в воздухе какой-нибудь трюк, к чему сам пожилой зверь совершенно не стремился, он двигался в горизонтальном полете на удивление ровно. А вот освоить систему команд, отдаваемых через сжатие коленей, удары пятками, поглаживание по шее или голосом (посредством прикладываемого к позвоночнику рупора) оказалось не менее сложно, чем выучить новый язык.

Всадники на быстро летящих гаринафинах были практически глухими. Рев ветра, поднимаемого взмахами крыльев, а также шум проносящегося мимо воздуха почти исключали для наездников возможность переговариваться между собой, не говоря уже про общение со скакуном. Для решения этой проблемы степные народы использовали трубу из кости гаринафина: узкий конец устройства прижимали к последнему позвонку у основания шеи животного, а всадник отдавал через раструб простые команды.

Команда «са-са», к примеру, означала, что гаринафин должен исполнить быстрый разворот в воздухе с целью проверить, не висит ли на хвосте противник. В свою очередь, команда «руга-то» была для скакуна приказом броситься на ближайшего врага и искупать его в пламени. «Пэте-пэте» предписывала повторить предыдущий маневр, а «та-сли» служила сигналом, что гаринафин должен как можно резче перевернуться в воздухе: этот приказ обычно отдавался, когда наезднику требовалось сбросить врагов, которые вздумали идти на абордаж. Команда «тек» чаще всего применялась во время патрулирования, призывая крылатого зверя быть настороже, тогда как приказ «те-воте», пожалуй, использовался реже прочих. Он означал, что скакун должен пустить в ход когти и зубы – то была тактика последнего шанса, когда у гаринафина иссякало огненное дыхание. Тэре предстояло освоить целую систему голосовых команд, которая дополнялась определенными жестами, закрепленными для основных маневров.

Признаться, поначалу все это показалось принцессе довольно сомнительным.

– Я и сама-то себя не слышу, а как до него докричаться? – спросила она у Таквала.

Ей пришлось отклониться назад и, повернув голову, орать почти прямо в ухо мужу, чтобы тот услышал вопрос.

– Он слышит через кости! – прокричал в ответ Таквал. – Ты просто попробуй! Труба работает!

Не веря в это до конца, Тэра снова повернулась, приложила узкий конец рупора к основанию толстой, как бревно, шеи крылатого зверя и проговорила в раструб:

– Са-са.

Гаринафин покорно развернулся, описав крутой вираж с резким креном, после чего лег на прежний курс и полетел дальше.

Тэру поразило, что животное не только слышит ее через позвоночник, но и прекрасно все понимает. Она не раз слышала прежде, что гаринафины необычайно умны, но одно дело – отвлеченно знать и совсем другое – почувствовать, как гора мышц и сухожилий повинуется твоим командам.

Потренировавшись еще с неделю, принцесса сказала мужу, что хочет отправиться в полет одна.

– Ты уверена, что уже готова? – засомневался Таквал. – Все-таки для тебя это абсолютно новое занятие…

– Мне по силам справиться самой, – непреклонно заявила Тэра.

– Ладно, – сдался муж, – но не забывай держаться пониже, чтобы тебя не увидели издалека, и не покидай долину. Если заметишь что-либо подозрительное, немедленно возвращайся.

Тэра взлетела с первыми проблесками рассвета. Ощущение свободы парения в воздухе будоражило кровь. Лететь верхом на гаринафине было совсем не то, что путешествовать на воздушном судне. Корабль, сооруженный по образу и подобию сокола-мингена, несмотря на пернатые весла и расширяющиеся мешки с подъемным газом, в конечном счете был все-таки машиной, а не живым существом. Человек, который летит на воздушном корабле, представляет собой праздного пассажира, не более того.

Управление же гаринафином, напротив, требовало со стороны Тэры непосредственного участия и постоянного взаимодействия: происходящее напоминало совместный танец всадника и скакуна. Ей приходилось смещать центр тяжести, когда зверь поворачивался, сохраняя равновесие, сжимать и сгибать ноги, чтобы усидеть в седле, соразмерять дыхание с работой легких животного. Надо было синхронизировать движения с партнером-скакуном, чувствовать бедрами тепло гаринафиньего тела, вибрировать в такт дрожи массивной туши – все это делало ощущения органичными, как если бы она и сама превратилась в иное существо.

Обретя уверенность, Тэра поупражнялась в пикировании, наборе высоты, крутых и плавных поворотах, самых простых оборонительных маневрах и даже сымитировала несколько атак. Ледяной ветер кусал кожу, вопреки теплу утреннего летнего солнца, встающего над долиной, и заставил ее по достоинству оценить одежду из толстых шкур, столь любимую льуку.

Пролетав так половину утра, Тэра, вполне довольная своими успехами, надумала устроить передышку и перекусить. Для посадки она выбрала широкий каменистый уступ на середине склона крутой горы. Хотя утесы внизу и наверху густо поросли зеленью, каменная платформа была совершенно голой, напоминая рукотворное сооружение. Принцесса сочла ее удобным насестом, где можно перевести дух, поскольку еще не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы принимать пищу верхом на летящем гаринафине.

Но Га-ал, едва приземлившись, насторожился и недовольно взвизгнул, явно выражая желание немедленно взлететь снова.

– Погоди, милый! – со смехом сказала ему Тэра. Чтобы успокоить гаринафина, она ласково, но твердо погладила его сбоку по шее, как это ей показывал Таквал. – Ты, может, и полон сил и задора, но мне требуется немного отдохнуть и подкрепиться.

Однако всегда послушный зверь на этот раз отказывался подчиняться. Он фыркал и недовольно мычал, переступал с ноги на ногу, мешая Тэре спуститься с его спины. В конце концов принцессе не осталось иного выбора, кроме как как прибегнуть к рупору.

– Киру-киру! – произнесла она строгим тоном, требуя подчинения.

Га-ал неохотно наклонил шею и изогнулся так, чтобы наездница могла без труда спешиться. Вопреки недовольству гаринафина, Тэра нашла уступ вполне приятным местом для отдыха. Широколиственные лианы, свисающие с уходящего вверх склона, обеспечивали обилие тени, а с выступающей вперед платформы открывался вид на часть долины внизу и на горы на противоположной стороне. Теперь, когда ей более не приходилось, предельно сосредоточившись, прилагать усилия, дабы удержаться на парящей в воздухе массивной туше, Тэра могла со спокойным сердцем насладиться величественной красотой долины, окинув ту праздным взглядом.

Окольцовывающие долину горы были острыми и крутыми, похожими на острия мечей, а пики их поутру отбрасывали густые тени. У иных гор верхушки были словно срезаны, и получалась плоская платформа, поросшая травой и цветами, напоминавшая причудливую инкрустацию, которой оружейники в Дара украшают свои изделия. Валуны, обточенные ветром так, что получились какие-то странные фантастические фигуры, высились на уступах, а дно долины было скрыто туманом. Все здесь выглядело первозданным, неизведанным, не тронутым рукой человека, ибо обитатели степи, в отличие от беглецов, которыми руководило отчаяние, сторонились этих священных гор.