Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости

Тэра знала, что после нескольких месяцев странствия на север они вошли теперь в предгорья одного из отрогов Края Света, который агоны именовали Нога, а льуку – Крыло. Если взобраться на каменную стену на этой стороне долины, то откроется вид на высокие горы на востоке: хребет исполинского воображаемого гаринафина, образующий границу царства богов. Эти увенчанные снежными шапками пики, теряющиеся в облаках, словно вонзенные в небесный свод копья, принадлежали к высочайшим вершинам во всем Укьу-Гондэ, а точнее сказать, во всем известном мире.

Принцесса с опаской уселась на край уступа, свесив ноги, достала кожаный мешочек с вяленым мясом и сочными свежими ягодами и принялась за еду.

Наслаждаясь трапезой, она невольно задумалась о разнице между ландшафтами Дара и Укьу-Гондэ.

В Дара преобладало море. По сравнению с этим бескрайним жидким зеркалом, голубым и сверкающим, все прочее на Островах казалось миниатюрным, хрупким, утонченным и напоминало логограммы, вырезанные Творцом на воске при помощи писчего ножа из слоновой кости. Величавые утесы, омываемые волнами, образовывали семантические корни; застывшая лава, выглаженная танцующими дождями и поющим ветром, служила модификатором мотива; озера, обрамленные молчаливыми ледниками и наполненные прозрачными чернилами из извилистых рек, были модуляционными символами; а над всем этим царила какофония фонетических адаптеров: стук капель весеннего ливня, чириканье летом птиц в пестром оперении, шорох багряных осенних листьев, прыжки удирающего зимой зайца, скрипы и стоны снастей рангоута и такелажа на кораблях, звон и звяканье монет купцов, шорох перелистываемых учеными страниц и разворачиваемых ими свитков, песни и молитвы монахов и монахинь в пропитанном благовониями храме, поразительное разнообразие местных говоров на рынках и площадях, в ресторанчиках, чайных домах и лекционных залах, в деревушках и во дворцах…

Дара представлял собой красочную книгу из множества логограмм, а люди, населяющие его, были писцами, которые читали, писали, переписывали, редактировали, исправляли, подправляли, компилировали, перестраивали и шлифовали текст. Ландшафт этой страны похож на сливовый сад или возделанное поле, по которому боги в обличье людей, но только в масштабе героев, прохаживались важно, словно садовники и земледельцы, частенько вмешиваясь в дела подопечных – как ради них самих, так и для своей собственной забавы.

В Укьу-Гондэ же, по контрасту, главенствующей чертой местности была голая степь, и изваявший ее Скульптор орудовал топором огромным, как падающая звезда, и грубым, словно вой жутковолка. Озера здесь были широки, как моря; реки непостоянны и непредсказуемы, словно сердце юной девы; горы высечены из первозданного хаоса с небрежностью, оставившей зазубренные шрамы. Бескрайние дебри напоминали огромную плотную шкуру, натянутую на скелет вселенной. И буквально все на этой шкуре – племена людей, стада коров и туров, отары овец и муфлонов, стаи жутковолков и других хищников, подстерегающие добычу тигры и летящие в небе гаринафины, чахлые заросли кустарника, колючих кактусов и островки травы – колыхалось и вибрировало, словно пригоршни цветного песка, брошенного шаманом, который исполняет повествовательный танец. Ну а местные боги, существа далекие и аморфные, бесстрастно наблюдали со стороны за этой картиной, считая ниже своего достоинства прикасаться к ней.

Все в Укьу-Гондэ было чрезмерно большим, просто огромным, имеющим невероятный размах. Даже высочайшие вершины Дара не могли сравниться с безымянными пиками Крыла-Ноги, не говоря уже о величественном становом хребте гор Края Света. Даже глубочайший каньон Дара, думала Тэра, покажется всего лишь оврагом по сравнению с этой долиной, такой широкой и просторной, что ее даже на гаринафине облететь непросто. А ведь они за время пути миновали сотни подобных долин. Целые острова из архипелага Дара могли бы поместиться внутри Чаши Алуро или моря Слез, а еще говорят, что на севере, на Пастбище Нальуфин, громоздятся тысячи тысяч льдин, каждая величиной с гору. Пыльные бури, которые в степи не редкость, способны целиком накрыть область размером с Арулуги или Руи, поглотив целое королевство одним божественным выдохом.

«Как мне понять эту землю, такую не похожую на страну, в которой я родилась и выросла? Как понять ее богов, столь отличных от богов моего детства? Как научиться ходить ее загадочными тропами, совсем не такими, как у моего народа?

Как там выразилась та загадочная дама, которая, судя по всему, была богиней? „Если вам не нравятся истории, которые вам рассказывают, наполните свое сердце новыми историями. Если вам не нравится пьеса, которую вам дали, пропишите для себя новые роли“. Я живу здесь. Чтобы начать второй акт, следует закончить первый, поставить жирную точку».

Продолжая любоваться долиной, этим настоящим чудом природы, Тэра мысленно перенеслась в тот далекий день, когда сидела на другой горе, созерцая раскинувшийся у своих ног мир, рядом с той, которую любила.

Далеко ли путь лежит их, приведет куда? И какие повидают страны, берега, Прежде чем на дно осядут и дадут росток И над тихими волнами вновь взойдет цветок?

– Ах, Дзоми, моя бдительная слабость, – прошептала она, а потом возвела глаза к солнцу и взмолилась, чтобы эта золотая сфера, такая же вездесущая, как луна, согласилась передать послание ее возлюбленной. Она теперь мать двоих сыновей, она жена другого, ее опутывают многие привязанности и нити любви, но связь, объединяющая их с Дзоми, по прошествии времени не ослабла. Тэра надеялась, что ее далекая подруга тоже смотрит сейчас на солнце и способна уловить ее мысли.

«О чем думаешь ты? Чем занята? Помогаешь ли Фиро стать лучшим императором? Нашли ли вы, моя мать, брат и весь народ Дара, способ разгромить захватчиков-льуку или хотя бы сдержать их натиск? Удалось ли вам…»

Внезапно принцесса вынырнула из раздумий. Га-ал громко мычал и вопросительно смотрел на нее. Обратив лишенные зрачков глаза на тыльную сторону утеса, он вдруг враждебно фыркнул.

– Что случилось, Га-ал?

Гаринафин тряхнул головой и принялся пятиться от скалы, пока не оказался на самом краю выступа. Он стал поворачивать над Тэрой свою длинную шею и остановился, когда та вместе с головой указала на долину, словно очень большой и длинный палец.

– Знаю, что тебе не терпится снова полетать, – рявкнула Тэра, раздосадованная столь несвоевременным вмешательством крылатого скакуна. – Но я хочу еще немного побыть здесь одна, ладно?

Га-ал фыркнул, с мольбой глядя на нее.

Тэру разбирал смех. Но в то же время она начинала злиться на этого упрямого зверя, пусть даже и обладающего незаурядным умом.

– Я так давно не чувствовала себя самой собой. За последнее время столько всего… случилось.

Так приятно было говорить с Га-алом: ведь гаринафин не мог осудить принцессу или усомниться в ее словах, использовать откровенность Тэры ей во вред или плести против нее интриги. Теперь она понимала Тоофа, который говорил, что предпочитает общество гаринафинов, а не людей.

Поняв, что Тэра обращается к нему, Га-ал наклонил массивную голову и озадаченно посмотрел на женщину. Потом нетерпеливо поскреб грунт лапой, словно цыпленок, откапывающий червяка.

– Я пыталась сделать как лучше, стараясь в равной степени для агонов и дара, но, увы, ничего не вышло. И сдается мне, проблема в том, что я не научилась на самом деле думать так, как того хочет от меня эта страна. Мне нужно стать не принцессой Дара, а настоящей агонянкой. Как степи Укьу-Гондэ отличаются от моих родных островов, точно так же боги и легенды у нас тоже разные, и мне следует проникнуться духом этой земли. И пока я не начну учиться, в самом деле учиться…

В этот миг Тэра заметила, как шея Га-ала напряглась. Странное чувство овладело ею. Вернее, не совсем так: казалось, это произошло не только с нею, но и с целым миром вокруг. Он вдруг стал ни с того ни с сего молчаливым и тихим, и принцессу окутала некая мистическая сила.

Ощущение это, насквозь пропитанное какой-то невыразимой чистотой и неосязаемой ясностью, трудно было описать словами. Однако оно было знакомо Тэре, поскольку прежде та уже переживала его дважды: в первый раз – на озере Тутутика, во время беседы с загадочной дамой, рассказавшей ей притчу о семенах лотоса и сердцевине пустоты; а во второй – когда она встретилась во дворце в Пане с безымянным мастером, который играл на моафье и указал ей на сходство между звуком и светом.

А сейчас Тэре казалось, будто ее баюкают на ладони у великана – нет, скорее, даже поместили в ухо этого великана. Принцессу обволакивала некая могущественная, внушающая благоговение субстанция, которая внимательно слушала ее. Вероятно, то же самое чувствует новорожденный младенец, когда его прикладывают к материнской груди: полное умиротворение, основанный на доверии покой, безграничную любовь и защищенность от любых бурь.

Тэра позволила себе полностью отдаться этому ощущению. После долгих терзаний и сомнений, после рвущей сердце горечи утраты она жаждала, чтобы кто-то искренне внимал ей, услышал голос ее сердца, пока она берет робкую ноту. Таквал и Торьо старались как могли и подошли достаточно близко, но никто пока еще не смог услышать голос ее сердца так, как этого хотелось бы ей самой. Никто в целом свете, за исключением разве что Дзоми.

Окружающий мир померк в ее сознании, Тэра желала лишь одного – погрузиться в это всепоглощающее море любви, качаться на волнах вечности, где тебя всегда слушают и слышат.

Увы, какие-то звуки постоянно отвлекали внимание, как если бы назойливые мелкие рыбешки больно щипали ее во время плавания по спокойному морю. Она нырнула поглубже, туда, где ее не могли достать.

Га-ал прыгнул через площадку и приземлился, размахивая когтями.

«…как если бы заметил некую угрозу», – краешком сознания отметила принцесса.

Но движения гаринафина казались Тэре какими-то ненастоящими, словно в театре теней. Реальность была океаном непостижимого. Принцесса погрузилась в него настолько глубоко, что ноги ее коснулись дна, и теперь оказалась посреди обширной равнины под бескрайним небом, а вокруг росли кустарники с кривыми ветками и матовыми листьями, поникшими, словно люди при встрече с божеством. Сверкающие молнии перечеркивали небо, по степи танцевали высоченные смерчи. Каждый столб был воистину громадным, занимая все пространство от земли до облаков.

Танцующие вихри как будто образовывали различные фигуры: то были титаны, сражающиеся на арене величиной с целый мир. Эпохи человечества сменяли друг друга. Тэра видела, как зарождаются и умирают целые поколения. Одни создания выглядели словно птицы, другие – как рыбы, иные напоминали узловатые кактусы, безмолвно растущие среди пустыни. Она видела, как племена возрождаются из пепла и останков разрушенных миров. Наблюдала за тем, как люди возводят сооружения, способные соперничать с величием богов, только ради того, чтобы их уничтожили не знающие жалости и сострадания чудовища. Она видела рай на земле, а затем обрушивающийся с небес ад. Видела, как выходят на сцену агоны и льуку, кочуя по степи со стадами коров и овец, как взлетают они на спинах гаринафинов, чтобы сразиться с богами и людьми, не страшась возможных последствий.

Га-ал снова отпрыгнул к краю уступа, скуля от страха.

«…как если бы проиграл некую схватку».

Но все это было не важно. Пребывая в объятиях некоей высшей силы, Тэра продолжала наблюдать за происходящим из безопасного места и в свете божественного огня зачарованно смотрела на величайший во вселенной рассказ-танец. Она рыдала, когда негодяи торжествовали во тьме; ликовала, когда герои побеждали благодаря смекалке и силе; она обнаруживала в этих историях нити, объединяющие их с легендами Дара, находила исконную правду, содержащуюся во всех мифах, которые пережили века. А еще принцесса улавливала отличия, делающие истории уникальными для выражения самого духа степняков, присущими только этой земле с ее флорой и фауной, суровым климатом, словно вырубленными топором горами, людьми и богами.

Тэра была уверена: сейчас она испытывает именно то, что имеют в виду шаманы, рассказывая, как божественный дух снисходил на древних воинов. Ее тело не принадлежало больше ни ей самой, ни этому миру, и все происходящее на этом каменном уступе – что бы там ни происходило – не имело никакого отношения к ее сущности, ее душе.

Она чувствовала себя бессмертной.

Га-ал снова прыгнул, прямо через голову женщины, и Тэра инстинктивно пригнулась. А потом обернулась, чтобы посмотреть, в чем дело.

Между танцующими вихрями к ней грациозно пробиралось некое гигантское существо наподобие кошки, из челюстей которого торчали острые клыки. Тварь была размером по меньшей мере со слона с острова Экофи. Похожая на пещеру пасть разверзлась, когда зверь зарычал, однако при этом не раздалось ни звука.

Этот хищник был здесь абсолютно неуместен, словно актер, который внезапно появился перед экраном в театре теней, разрушив иллюзию.

Тэра совсем не испытывала страха. Если саблезубый тигр намерен растерзать ее на куски, она обретет свободу и не будет больше прикована к этому подлунному миру.

Спускаясь и махая в воздухе крыльями, чтобы сохранить равновесие, Га-ал попытался атаковать тигра левой ногой. Саблезубый зверь отмахнулся от гаринафина могучей лапой, выдвинув когти. Га-ал взвизгнул и отчаянно забил крыльями, дабы податься назад.

Принцессе хотелось сказать им обоим, чтобы прекратили. Здесь не место для насилия и борьбы. Здесь, в этом мире чистой любви. Ей хотелось, чтобы оба зверя почувствовали то, что чувствует она сама. Ну почему это для них недоступно?

Га-ал бился в воздухе, тесное пространство уступа затрудняло взлет. Он обогнул площадку с внешней стороны и снова накинулся на тигра, на этот раз с тыла. Саблезубому гиганту не осталось иного выбора, кроме как припасть к земле и перекатиться на другое место. Тигр отвернулся от Тэры и обратился к гаринафину, тихо рыча. Га-ал изогнул длинную шею, чтобы убрать подальше голову, как если бы его противник разбрызгивал невидимый яд.

Сцена в виде бескрайней степи и танцующие торнадо мигом исчезли, и Тэра охнула, как будто ее грубо вырвали из теплого пруда и швырнули в безжалостный холод этого мира. Звуки и цвета реальности потоком обрушились на ее сознание. Она стала отползать на четвереньках назад, забыв про обрыв у себя за спиной, желая лишь убраться подальше от этого зверя.

Саблезубый тигр резко повернул голову и встретился с принцессой взглядом. А потом открыл пасть и снова тихо зарычал.

Божественное присутствие вновь снизошло на Тэру, и она оставила все попытки сбежать. Ее снова поместили в ухо великана, она оказалась среди теплого всепоглощающего моря, в божественной степи с вечно танцующими смерчами.

«Беспокоиться совершенно не о чем».

Она улыбнулся приближающемуся тигру и поманила его к себе.

И тут огромная тень нависла над принцессой. Тэра подняла глаза. Крылья гаринафина заслонили на миг солнце, когда зверь и всадник стали падать на нее с высоты.