Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости
- -
- 100%
- +
Потребовался не один сеанс, прежде чем гаринафины исчерпали наконец весь свой репертуар и начали повторяться. Тэра и Сами были непреклонны и отказывались давать им награду, и тогда Алкир и Га-ал стали пробовать все более необычные вокальные партии.
Наконец наступил момент, когда Га-ал вытянул шею и напряженно уставился куда-то вдаль. Спустя несколько секунд молчания он изогнул шею и выжидающе посмотрел на Тэру и Торьо.
– Га-ал только что сделал это! – крикнула Тэра Сами, стоящей за поворотом. – Ты слышала что-нибудь?
– Нет, – отозвалась Сами. – Но Алкир вскинулся в ответ, и вид у него был такой, будто он что-то говорил. Но я не уловила ни звука. Эге, да он смотрит на меня так, словно бы я ему задолжала.
Тэра снова обратилась к Га-алу:
– Можешь повторить? То же самое, что ты только что сделал.
Га-ал непонимающе уставился на нее. Принцесса в растерянности повернулась к Торьо:
– Можешь ему объяснить?
Торьо покачала головой:
– Я не умею говорить по-гаринафиньи.
– Как нам добиться, чтобы они сделали это снова? – В голосе Сами звучала обеспокоенность. – Я не успела пощупать горло Алкира.
Тэра застонала от досады. Они так настойчиво добивались от гаринафинов, чтобы те не повторяли произнесенные ранее звуки, что не предусмотрели никакого способа заставить их снова исполнить желанную «немую» вокализацию.
– Погодите-ка! – У принцессы блеснули глаза. – У меня есть идея.
Она щелкнула пальцами и указала на свои колени, давая Га-алу команду положить голову на землю рядом с плечом, чтобы она могла на него взобраться. Зверь подчинился, и Тэра вскарабкалась ему на спину.
– Пэте-пэте! – произнесла она, отдавая боевому гаринафину приказ повторить последний проделанный им маневр.
Га-ал, повернув рогатую голову, недоуменно воззрился на нее.
– Пэте-пэте! – снова сказала женщина.
Га-ал вытянул шею и напряженно уставился в пространство.
– Йе-хо! – победно вскричала Тэра, вспомнив, как в юности работала скотницей на ферме у бабушки в Фасе.
– Алкир тоже это делает! – сообщила Сами. – Заставляйте их продолжать, а я лезу наверх.
Га-ал посмотрел на Тэру. Та сделала Торьо знак бросить животному в награду яблочко.
– Йе-хо! – опять вскричала принцесса, преисполнившись энтузиазма.
Га-ал вновь вытянул шею и уставился в пространство. Очевидно, он стал воспринимать «йе-хо» как новую команду.
Тэра бережно поместила ладонь на шею гаринафина. Лицо ее озарилось.
– Йе-хо! Торьо, Сами! Вы это чувствуете?
– Чувствую! Шея Алкира дрожит! Он определенно слышит зов Га-ала и повторяет его, хотя я ничего не слышу.
– Да, верно! Я тоже ощущаю вибрацию!
Это походило на мурлыканье кота. Причем кота очень большого и довольного.
Тэра склонилась к шее Га-ала и обхватила его руками. Она расслабилась, стараясь, чтобы как можно большая площадь ее тела соприкасалась со шкурой гаринафина. Сердцебиение принцессы замедлилось. Глубинная пульсация неслышимой песни наполняла ее всю чувством невероятного покоя, как если бы она лежала на ладони некоей любящей сущности, способной защитить от любого вреда…
– Очнитесь, принцесса! Очнитесь!
Обеспокоенные крики Торьо вернули ее к реальности. Тэра судорожно задышала, как если бы вынырнула из воды.
– Со мной все хорошо, – заверила она молодую женщину. – Мне просто нужно немного времени.
«Неужели именно таким образом саблезубый тигр завораживает жертву? – размышляла она. – Способен ли неслышимый звук настолько глубоко затронуть душу, что рассудок погружается в сон? В таком случае я пережила вовсе не встречу с божественным, а только иллюзию оной».
Тэру захлестнула волна разочарования.
Получается, что все это – величественная привольная страна под неохватным небом, воздух, напоенный тайной, танцующие смерчи, которые рассказывали истории из прошлого и будущего, – было не настоящим переживанием, а всего лишь причудливой реакцией разума и тела. Осознание этого наполнило ее сердце свинцовой тяжестью, горьким пеплом отозвалось во рту.
– Ах, как чудесно! – воскликнула вдруг Торьо. – Вот так красота!
Тэра посмотрела в том направлении, куда указывала ее помощница, и увидела, что Сами идет к ним, ведя за собой Алкира. До этого оба явно шли под деревьями, с листьев которых падала вода, и слегка промокли. Приблизившись, они тряхнули головами, сбрасывая капли. Те блеснули на солнце, заискрившись, словно золотые звездочки. Казалось, что рога Алкира были усеяны бриллиантами, а на Сами красовалась жемчужная корона.
Принцесса смотрела на них как завороженная.
Дивное зрелище пробудило в памяти другие образы. Вот Дзоми возле препарированной туши гаринафина объясняет Тэре удивительные особенности анатомии огнедышащего зверя; Таквал стоит рядом с Алкиром и учит жену, как надо взбираться наверх; Кунило-тика и Джиан-тика застыли у самодвижущегося арукуро токуа в виде зверя, гордые своим достижением; отец в дворцовом саду указывает на живую карту Дара и вспоминает о путешествии на спине крубена; мать и она сама, еще маленькая девочка, идут по лабиринту из кустарника, а консорт Рисана ткет из тумана и дыма чудовищ, чтобы напугать и развлечь ее…
«Упоение красотой и любовная истома тоже суть умственные удовольствия, оторванные от чувств, – размышляла Тэра. – Всего лишь реакции человеческой психики. Однако это не означает, что они не реальны, что они не описывают некую глубокую истину.
Знание того, что гаринафин использует для огненного дыхания ферментированный газ, лишь усиливает эффект от зрелища, благодаря пониманию механизма. Знание того, что чудовища созданы дымной магией, лишь подстегивает желание пережить острые ощущения и нисколько не мешает воздать должное мастерству иллюзиониста. Знание того, что легенда являет собой несколько иной взгляд на реальность, питает восхищение слушателей искусством рассказчика. Когда ты понимаешь, что красота, изящество и очарование человека коренятся в плоти, становится еще интереснее искать в его привлекательности отражение невидимой души, слышать эхо неслышного духа, угадывать следы того, что не подвержено разложению.
Кто станет утверждать, что божественное нельзя испытать через посредство мирского, что таинственность не основана также и на познаваемом? Мертвого гаринафина можно препарировать, но живой не становится от этого менее впечатляющим. Рыбу можно взвесить, но танец дирана по-прежнему остается неописуемым зрелищем».
– …это волна звука, в которой вибрации так разделены, что не воспринимаются человеческим слухом. Тем не менее она обладает силой, способной воздействовать на наше тело, почти как колебания земли, – закончила Сами свою лекцию.
– Получается, мы услышали то, что нельзя услышать, – промолвила ошеломленная Торьо.
– Еще одна тайна раскрыта, – заявила Сами с удовлетворенным вздохом. – Нет нужды вдаваться в мистицизм: вселенная познаваема.
– Иные тайны становятся лишь еще более величественными после того как их раскроешь, – сказала Тэра, загадочно улыбнувшись.
Стремись отыскать чудо, ибо это единственное, что действительно представляет интерес в нашем мире.
Тэра, Сами и Торьо возвратились к Таквалу и доложили ему о своих открытиях.
– Да мы всегда знали, что гаринафины способны общаться друг с другом подобным образом, – заметил тот, не понимая, почему все три женщины пребывают в таком возбуждении.
– Да, но вы не могли объяснить, как это происходит, – горячо возразила ему Тэра.
– Что толку обсуждать это? – буркнул Таквал. – Что нам делать с зовом, который мы не способны услышать? Иногда какой-нибудь особо вредный гаринафин безмолвно, чтобы не заметили наставники, обращается к другим зверям, желая подбить их на бунт. Это плохая привычка, от которой мы всячески отучаем зверей, пока они еще юные.
– Но разве ты не понимаешь, что, если гаринафины способны издавать неслышные для человеческого уха звуки, то это могут делать также и саблезубые тигры. И может быть, их безмолвный рев на самом деле…
Тэра не договорила. Слишком мало она во всем этом понимала, чтобы выдвигать умозрительные теории. Тем не менее ее чрезвычайно радовало, что она, Сами и Торьо сумели своими силами обнаружить таинственный механизм, объясняющий поведение гаринафинов. Теперь, когда принцесса Дара разгадала эту загадку, новая родина стала для нее еще чуточку более близкой и понятной.
Таквал так до конца и не уразумел, с чего вдруг этой неугомонной троице понадобилось тратить столько сил, выясняя заново то, что и так уже давным-давно всем известно. Однако им удалось научить гаринафинов издавать по команде неслышимые звуки, а это могло оказаться полезным. Он знал, что неслышимые звуки способны разноситься на большое расстояние и в дикой природе гаринафины частенько переговариваются таким образом, особенно когда ландшафт или дистанция делают обычное общение бесполезным. Теперь, даже если их отряд разделится на две группы, можно будет обмениваться сообщениями на большом расстоянии.
Когда он объяснил эту идею другим воинам-агонам, те оценили ее по достоинству, хотя и удивились. Надо же, они-то думали, что принцесса и ученая из Дара от нечего делать развлекаются пустыми экспериментами, однако оказалось, что те на самом деле придумали новый способ использовать возможности гаринафинов.
Глава 7
Раскрашенные стены
Татен-рио-алвово, восьмой месяц девятого года после отбытия принцессы Тэры в Укьу-Гондэ (за девять месяцев до предполагаемого отправления новой флотилии льуку к берегам Дара)
Вода. Холодная пресная вода. Танто сделал жадный глоток.
Жажда отступила, а желудок резко свело от голода. Он застонал.
И почувствовал во рту что-то пряное, соленое и теплое.
«Быть может, это мой язык».
Ему было все равно. Даже если это его язык, он настолько голоден, что съест и его. Танто куснул, заранее приготовившись к невыносимой боли. Но боли не было: похоже, это самая обычная пища, дарующая человеку силы. То, чего он так долго был лишен. Мальчик почувствовал, как жизнь снова вливается в него.
Танто осторожно пожевал еще. И опять все было нормально, никакой боли. Он стал жевать быстрее и усерднее.
«Я и понятия не имел, что после смерти тоже едят жареное мясо».
Он сглотнул.
– Вот и хорошо. Тебе нужно есть и пить, – произнес чей-то голос, говоривший на дара, языке его матери.
Танто открыл глаза.
«Какой ослепительно-яркий свет. Хотя тому, кто слишком долго пробыл в темноте, даже свет сального факела режет глаза».
Преодолевая боль, он заставил себя смотреть и был вознагражден, узрев лицо Радзутаны.
– Ты… тоже умер? – спросил Танто.
– Еще чего не хватало, – ответил ученый. – В отличие от одного знакомого мне пэкьу-тааса, я не придерживаюсь агонской философии и не имею привычки опрометью кидаться навстречу верной смерти. Если есть хоть тонюсенькая соломинка, обещающая надежду выжить, например увернуться из-под лап взбесившегося гаринафина, я тут же за нее хватаюсь.
Мальчик рассмеялся и попытался сесть. На него накатила волна тошноты, в глазах потемнело.
– Эй, полегче. Разве можно так дергаться? – укорил его Радзутана, поддерживая за плечи. – Ты сильно обезвожен, да и лихорадка тоже не шутка. Слушай свое тело.
Танто расслабился и позволил снова уложить себя. Радзутана подсунул ему что-то под голову, так что мальчик отчасти мог видеть, что происходит вокруг, лежа при этом на спине. Он заметил вдалеке круг яркого света, медленно перемещающийся вдоль большого зала. В круге света проступила шагающая фигура. Сатаари.
– Вы пришли за мной?
Разделяя мясо на кусочки и отправляя их Танто в рот, чередуя пищу с глотками воды из меха, ученый рассказал мальчику, как все было.
Обнаружив, что Танто исчез из лагеря, Сатаари и Радзутана были вне себя от беспокойства. Они обыскали все вдоль и поперек, опасаясь, что он свалился в яму с отходами или стал жертвой какого-нибудь хищника, хотя прежде те никогда не нападали на лагерь.
Подозрение закралось в их души, когда они заметили, что Рокири скорее взволнован, чем обеспокоен исчезновением брата. Но ни лаской, ни угрозами они так ничего из него и не вытянули – Рокири клялся, что ничего не знает.
Тогда Сатаари решила зайти с другой стороны.
– Должно быть, юный пэкьу-тааса так сильно испугался льуку… – со вздохом промолвила она.
Радзутана подхватил игру:
– Ты же не считаешь, что… Ах, даже подумать страшно… – Он заломил руки.
Сатаари грустно кивнула:
– Увы, боюсь, что…
– Кто бы мог подумать, что мальчик настолько лишен храбрости! Как мы сможем теперь смотреть в глаза пэкьу и принцессе, когда встретимся с ними снова?
– Вот именно. Мне так стыдно за него!
Рокири попался на удочку и спросил:
– О чем вы говорите? Что, по-вашему, случилось с Танто?
– Ну разве это не очевидно? – задал встречный вопрос Радзутана. – Танто утратил волю сражаться.
– Твой брат… – Сатаари сглотнула, как будто слова, которые предстояло произнести, причиняли ей боль. – Он решил сбежать с солончаков и сдаться на милость льуку.
Тут уж Рокири не выдержал. Взревев от ярости, малыш накинулся на шаманку и ученого, молотя кулаками и требуя, чтобы они забрали назад свои гадкие обвинения в адрес брата. Заливаясь слезами, мальчик раскрыл тайный план Танто исследовать Курганы, добыть там волшебное оружие, разбить льуку и спасти родителей.
Далее последовали жаркие споры насчет того, что делать. Радзутана предлагал пойти в Курганы на поиски Танто. Сатаари решительно возражала. Однако ученый стоял на своем, напирая на то, что боги не покарают его за вторжение на запретную территорию ради спасения ребенка, решившего уподобиться не кому-нибудь, а великой Афир.
– С каких это пор ты начал говорить от имени богов? – возмутилась Сатаари. – Богам вряд ли понравится, что ты сравниваешь пэкьу-тааса с Афир. Трудно угадать, что у них на уме.
– Тем больше причин идти в Курганы, – настаивал Радзутана. – Вдруг боги хотят, чтобы я вмешался прежде, чем Танто добьется успеха? Если он раздобудет ужасное оружие из Пятой эпохи, боги могут еще более сурово покарать нас за то, что мы вовремя его не остановили.
Сатаари вздохнула:
– У тебя и прочих ученых из Дара воистину раздвоенные языки. Вы всегда сыщете больше одной причины поступать так или иначе, даже вопреки здравому рассудку. И много еще доводов у тебя в запасе?
– Ты права, – признал Радзутана, помедлив. – В конце концов, доводы – это всего лишь рациональные основания, и нет смысла перечислять их сейчас. Все, чего я хочу, – это помочь мальчишке, дерзнувшему откусить кусок больше, чем он способен прожевать, смельчаку, который отважился рискнуть жизнью ради своих родителей, ради нас, ради своего народа. Мне нет дела до того, что думают боги, – я все равно отправляюсь в Курганы.
– Ну ладно, тогда я иду с тобой, – сказала Сатаари. А когда Радзутана удивленно уставился на нее, добавила: – При таком раскладе кому-то все равно придется потом идти, чтобы спасать уже тебя. Поэтому я решила не терять понапрасну времени. Кто-то должен попробовать поговорить с богами, попросить их о снисхождении к твердолобым болванам.
Радзутана мог поклясться всеми богами Дара и Гондэ, что на лице шаманки при этих словах появилась улыбка, а тон ее вдруг ненадолго сделался нежным, прежде чем снова стать деловым.
Когда после ухода Танто прошло два дня, Рудзутана и Сатаари отправились на его поиски, строго-настрого наказав детям не покидать лагерь и соблюдать осторожность. Они без труда двигались по оставленному Танто следу и, хотя путешествие заняло много дней, держались у него на хвосте. На самом деле прошло лишь несколько часов после того, как мальчик нырнул в водный пузырь, когда ученый и шаманка нашли котомку, которую он оставил у основания Великого кургана.
– Но вы ведь оказались здесь в ловушке так же, как и я? Я не смог найти дорогу…
– Не беспокойся. – Радзутана ободряюще положил руку ему на плечо. – На каждом повороте мы составляли указатель из светящихся грибов на стене. Я уже однажды возвращался ко входу, чтобы забрать кое-какие припасы.
Танто стало стыдно, что он сам не додумался до такой простой вещи. Его великое приключение обернулось полным провалом.
– Я пришел сюда искать оружие…
– Знаю, – перебил ученый. – Но твоя главная задача – остаться в живых. Никогда больше не предпринимай таких необдуманных шагов. – Видя сокрушенное выражение на лице мальчика, он смягчился. – Ты проявил невероятную отвагу. Если бы не ты, никто из нас не увидел бы чудеса Города Призраков.
– А что делает Сатаари? – поинтересовался Танто в расчете перевести разговор на другую тему.
– Ты уже достаточно окреп, чтобы ходить? Давай присоединимся к ней.
Мальчик оперся на плечо ученого, и они вдвоем подошли к шаманке, внимательно изучавшей стену перед собой. Не желая отвлекать женщину, они тоже стали рассматривать стену в свете факела, который Сатаари держала в руке.
Стены зала были покрыты рисунками, сделанными красной, желтой и черной красками. Некоторые мазки были явно выполнены веткой или пальцами, другие части изображений наносились разбрызганной изо рта краской при помощи ладони или иного трафарета. Другие фрагменты изображений вывели сажей и копотью, вероятно от такого же факела, что освещал сейчас эту сцену.
Согласно традициям степных народов, нарисованная история обычно начиналась с запада: стороны ночи, тьмы и неведомых тайн. Дает ли им это возможность, находясь в замкнутом пространстве, определить стороны света?
Набив желудок и утолив жажду, Танто обнаружил, что теперь способен думать более ясно, чем прежде. Он оглянулся на лежащие позади него на помосте скелеты. Тела, возлагаемые в степи для пэдиато савага, всегда клали головой на восток, навстречу восходящему солнцу. Что, если построившие Великий курган люди следовали тому же обычаю? Хотя, поскольку усопшие в этой погребальной камере лежали валетом, сориентироваться подобным образом не представлялось возможным.
Погодите-ка! Танто сообразил, что на некотором расстоянии от конца каменной платформы стоит каменная колонна, увенчанная каменным шаром. Обозначающим солнце, надо полагать? Уверенности в этом не было, но догадка казалась вполне логичной, и мальчик решил исходить из нее.
На западной стене, возле которой они стояли, имелось множество изображений гаринафинов, саблезубых тигров, жутковолков, мшисторогих оленей, муфлонов со спирально закрученными рогами, огромных длиннорогих туров. Туры эти напоминали длинношерстных быков, которых разводили степные народы, но в отличие от них были поджарыми, хотя при этом, по всему чувствовалось, обладали незаурядной силой. Среди животных виднелись маленькие фигурки людей, размахивающих топорами и копьями в погоне за добычей, во много раз превосходящей их по размерам.
– Это люди Пятой эпохи? – спросил Радзутана. – Или же перед нами сцена из более поздних времен, уже после того, как их изгнали из рая?
Удивленная вопросом, Сатаари едва не выронила факел. Когда пламя затрепетало, фигуры на стене словно бы ожили.
– Не знаю, – отстраненно ответила шаманка.
Она пошла вдоль стены и поманила их за собой.
Когда тьма поглотила дрожащие картинки, Танто охнул. Там, где находились глаза животных и людей, вспыхнули какие-то призрачные точки. В нарисованных глазах угнездились светящиеся грибы, – видимо, это произошло, потому что в краске содержалось некое питательное вещество.
Танто обвел взглядом темный зал, и холодный пот заструился у него по спине. Многочисленные светящиеся точки в комнате напоминали глаза, устремленные на него и молчаливо его оценивающие. Мальчику стало интересно, все ли комнаты здесь украшены таким же образом. Прежде, не имея факела, он не мог разглядеть рисунков.
На руку его легла ладонь Радзутаны, теплая и сильная.
– Все хорошо, – подбодрил его ученый. – Смотри на эти рисунки как на звезды в небесах, способные указать нам путь к истине.
Мальчик кивнул, стараясь держаться поближе к своему старшему другу из Дара, пока они следовали за факелом Сатаари.
На северной стене характер изображений разительно изменился. Здесь над ландшафтом господствовали большие курганы, многие из которых были утыканы странными сооружениями. На курганах виднелись крошечные человеческие фигурки: одни поддерживали костры перед похожими на пещеры жилищами, другие располагались на вершине, танцуя или исполняя некие неведомые ритуалы.
На переднем плане простиралось большое озеро или даже море. По волнам его плыли корабли необычной конструкции, похожие на гигантских водомерок. Судя по тому, какими маленькими выглядели на их фоне люди, суда эти намного превосходили размерами коракли, которые использовали племена, обитающие на побережье Укьу и Гондэ. Часть экипажей этих кораблей выбирала сети, тяжелые от улова. Рыбы выпрыгивали из воды, над которой порхала пернатая дичь.
– Только посмотрите, как много рыбы! – восхитился мальчик. – Мы столько никогда не видели. Это море Слез?
– Оно, наверное, было тогда еще не таким соленым, как сейчас, – пробормотал Радзутана.
Они стали разглядывать изображения дальше. Особо активная деятельность развернулась на участке между курганами и озером, занимавшем среднюю часть картины. Здесь, на одной стороне образованной рекой долины, в огражденных каменными заборами загонах паслись стада длинношерстного скота. Нарисованные животные выглядели куда более жирными, чем их дикие собратья на первой стене. На правом и левом краях картины, за пределами города из курганов, люди ехали верхом на мощных быках, сражаясь с саблезубыми тиграми и жутковолками.
В центре речной долины другие ее обитатели толпились вокруг странного вида машин и сооружений. Некоторые из этих рукотворных конструкций занимали столько же места, сколько небольшой курган, тогда как другие были такими высокими, что исчезали в затянутом дымными облаками небе. Похожие по очертаниям на скелеты животных, но только с дюжинами, а то и сотнями конечностей и крыльев, исполинские машины приводились в действие прикрепленными к различным их частям длинными канатами, за которые тянули команды людей и быков. Одни костяные чудовища перемещали землю, насыпая новые курганы, другие тащили издалека каменные блоки, а третьи трудились близ множества мелких рек, текущих сквозь город курганов к озеру. Они сооружали дамбы или рыли обводные каналы.
На противоположном берегу речного эстуария, напротив машин, виднелись фигурки людей, которые работали в полях, разделенных на аккуратные грядки.
Радзутана наклонился поближе, чтобы рассмотреть нарисованные поля, и, что-то бормоча, стал делать пометки угольным стилусом на куске свернутой в свиток коры.
– Они были земледельцами! – воскликнул Танто. – Как мама и люди из Дара!
По-прежнему не говоря ни слова, Сатаари подвела их к следующей, восточной стене палаты.
Сцена снова переменилась. Среди заброшенных полей и пустых загонов валялось множество человеческих скелетов. В море не было больше ни рыбы, ни птиц, ни кораблей; орошающие землю реки тоже исчезли. Подобные башням машины, перемещавшие на предыдущей картине землю и воду, валялись среди курганов, разломанные на куски. Яркое солнце горело на лишенном облаков небе.
Внизу фрески были изображены два больших отряда, сошедшихся в жестокой битве. Гаринафины в небе плевались друг в друга огнем, а воины на земле сражались в тесном строю при помощи пращей, палиц, топоров и копий. У них за спинами небольшая группа людей карабкалась на курганы, таща сосуды и носилки с наваленным на них добром. На спинах они несли скелеты.
– Конец Пятой эпохи, – прошептал Радзутана.
Сатаари никак на это не откликнулась.
Наконец они подошли к южной стене. На этот раз на картине был изображен центр города, в самой середине которого виднелся огромный, намного больше всех прочих, курган. На вершине его отряд воинов собрался вокруг вождя, нарисованного с таким искусством, что он казался живым. Лицо его было перекошено от страха, он с мольбой протягивал руки к зрителям.
У подножия кургана вилась длинная цепь людей: начинаясь от основания земляного сооружения, она уходила куда-то далеко прочь, за пределы картины. Люди передавали из рук в руки большие сосуды, а стоявшие у самого основания холма выливали их содержимое на землю. Что это могло быть? Вода? Кровь? Кьоффир в качестве подношения богам?
На переднем плане была изображена длинная процессия, направляющаяся к Великому кургану: люди, быки, овцы, собаки… Люди тащили на спинах тяжелые тюки, но оружия у них в руках не было. Во главе процессии виднелись большие погребальные носилки, на них возлежал, сложив руки на груди, одетый как вождь мужчина. Эта фигура тоже была прописана очень тщательно.
Над процессией кружило множество гаринафинов, явно выполнявших роль почетного караула.