Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости

– Курганы строились не как дома мертвых, – проговорил Радзутана. – Некогда тут был самый обычный город. Курганы служили дворцами, храмами, жилищами. Здешние обитатели пасли скот и возделывали поля, ловили рыбу в огромном озере с пресной водой.

И опять Сатаари ничего не сказала.

– Было ли это порабощением земли? – спросил Танто.

Женщина по-прежнему молчала.

– Эй, с тобой все хорошо? – осведомился Радзутана, ласково положив руку ей на плечо.

Выведенная из задумчивости, шаманка кивнула – медленно, словно бы все еще была погружена в грезы.

– Я… просто мне никогда прежде не доводилось бывать в месте, где так тихо, – хрипло промолвила она.

– Мы с Танто можем пошуметь, если хочешь, – предложил Радзутана, усмехнувшись.

Сатаари досадливо тряхнула головой:

– Ты не понимаешь. Когда я там, снаружи, боги всегда говорят со мной, даже если я не понимаю их голосов: ветер стонет над степью, птицы чирикают в кустах и в гнездах среди кактусов, мыши шуршат под землей, звезды перемаргиваются под свою безмолвную музыку… Но здесь я совсем ничего этого не слышу.

Радзутана и Танто переглянулись.

– Ты ощущаешь присутствие зла? – осторожно поинтересовался ученый.

– Нет… Скорее уж, похоже, что боги, из страха или из уважения, держатся поодаль от этих мест… Они как будто не хотят направлять нас, как если бы мы воистину были сами по себе.

Оба собеседника Сатаари молчали – не знали, что на это сказать.

Наконец шаманка тряхнула головой, словно бы сбрасывая некий невидимый груз, и опустилась на колени. Основание стены, освещенное теперь факелом, оказалось не просто сделанным из голого камня. Танто и Радзутана тоже склонились, чтобы повнимательнее его осмотреть.

Внизу вдоль стен зала повсюду были закреплены полосы тонкого, как пленка, материала. Он напомнил Радзутане гибкий, почти прозрачный пергамент, который Адьулек и Сатаари использовали для голосовых картин во время Праздника зимы. Но вместо буйства цветов и прихотливых узоров, запечатлевающих движения танцовщиц и издаваемую барабанами музыку, эти полосы покрывал однотонный слой матовой дымчато-серой краски. По этому безликому фону шла одинокая тонкая бороздка, похожая на русло неспешной реки, что несет свои воды по пустынной равнине, или на след заплутавшего путника, пересекающего нетронутое море травы.

Это абстрактное изображение казалось одновременно бессмысленным и полным значения.

– Что это за материал? – осведомился Радзутана с благоговением. – Очень похоже на бумагу.

– Это оболочка желудка гаринафина, – пояснила Сатаари каким-то отстраненным тоном. – Она очень тонкая, но прочная – если правильно ее обработать, выдерживает многие поколения зим.

Заинтригованный, Танто ткнул в картину пальцем.

– Нет! – выкрикнул Радзутана, и Танто отпрянул.

Но было поздно, палец мальчика уже коснулся полосы. Ученый поморщился, опасаясь, что хрупкие линии окажутся повреждены.

Но они сохранились. Слой прозрачного лака покрывал изображение и защищал его от воздействия стихии, в точности как клей, который использовала Адьулек для сохранения голосовых картин.

– Это духовный портрет, – вымолвила Сатаари сдавленным голосом. – Может, в этой погребальной камере их несколько, – добавила она, бросив взгляд на скелеты. – Мне никогда не доводилось видеть такого старинного, но, полагаю, и прежде все делалось точно так же. Эти портреты снимают с великих воинов прямо перед смертью, с целью поймать дыхание жизни, запечатлеть поток их духа.

– Поймать дыхание жизни… Запечатлеть поток духа… Но каким же образом? – заинтересовался Радзутана. – Подобно голосовым картинам?

Сатаари покачала головой:

– Таинства наши могут быть показаны только детям Афир.

– Но я – агон. Я почитаю наших богов и боюсь их, – заявил Танто.

Сатаари ласково посмотрела на мальчика:

– При всей своей храбрости, милый, ты пока еще не воин. Только пролив первую кровь, ты будешь посвящен в самые сокровенные из таинств. Не тревожьте эти священные портреты. Смотрите, но не трогайте.

– А истории, рассказанные на этих картинах, согласуются с известным тебе преданием? – спросил Радзутана.

– Здесь по-прежнему слишком тихо, – ответила Сатаари после долгой паузы. Выражение лица у нее было встревоженное, как если бы она не вполне могла поверить в некое видение, доступное только ее глазам.

Радзутана не понимал странного поведения шаманки. Он был готов побиться об заклад, что две тщательно выписанные фигуры на рисунках – это изображения тех самых людей, которые покоятся в этом зале и запечатлены на духовных портретах. Если исходить из рассказанной Сатаари легенды, это и были надменные вожди Пятой эпохи, прогневавшие богов своей гордыней и греховной жизнью. Воплотившие в себе все те пороки, которые так осуждали современные агоны. Однако вместо того, чтобы выказывать презрение и недовольство, Сатаари держится по отношению к ним весьма почтительно, даже благоговейно и, судя по всему, готова их защищать. Похоже, на самом деле шаманке известно гораздо больше, чем она желает признать…

– Мы с Танто осмотримся тут немного, – сказал Радзутана и зажег еще один факел от факела Сатаари.

Оставив женщину в задумчивости созерцать следующий духовный портрет, мальчик и ученый вернулись к центральному помосту, на котором покоились два скелета.

Радзутана вставил факел в дыру на конце помоста. Не будучи человеком религиозным, он тем не менее шепотом вознес молитву богам Дара и Гондэ, попросив их даровать покой душам усопших. Оба скелета принадлежали людям высоким и крепко сложенным; следы заживших переломов на их костях говорили о жизни, полной насилия.

Пока Танто разглядывал лежавшее на каменном помосте оружие, не желая распрощаться с мечтой обнаружить некое могучее магическое средство, Радзутана опустился на четвереньки, исследуя кувшины из обожженной глины, стоящие перед платформой. Из того, который Танто разбил раньше, высыпались семена, и ученый радостно хмыкнул.

Будучи возделывателем, Радзутана питал куда больший интерес к семенам, нежели к загадочным «духовным портретам», что бы это ни означало. В прежние времена, когда они еще жили в Кири, он пытался одомашнить и облагородить некоторые виды туземных клубней и дикорастущих зерновых, но, увы, без особого успеха. Поселение в долине полностью зависело от привезенных из Дара зерен: без них ничего бы не получилось. Но обитатели этого города курганов некогда практиковали земледелие и наверняка вывели культуры, хорошо подходящие к местным условиям. Поскольку сейчас у Радзутаны не было времени тщательно изучить найденные в погребальном зале семена, он просто сгреб как можно больше разновидностей оных и ссыпал все в висящий на поясе кошель.

– Кажется, я что-то нашел! – раздался возбужденный крик Танто.

Радзутана поднялся:

– Что именно?

Мальчик указал на каменные и костяные орудия:

– Посмотри на их расположение – как эти двое могли до них дотянуться?

Ученый понял, что имеет в виду Танто. Все инструменты – клинья, молотки, костыли, ножи с прямыми и кривыми лезвиями – были относительно короткими. Но вместо того, чтобы положить их возле рук усопших, чтобы те могли с легкостью воспользоваться ими в загробной жизни (если, конечно, намерение соплеменников действительно было таким), оружие находилось у них в ногах, вне пределов досягаемости.

– И лежали инструменты не так, – пробормотал Танто.

– Что ты имеешь в виду?

– Даже и не знаю, как объяснить… – Танто смутился. – До вашего прихода я обследовал эти орудия в темноте, и они выглядели иначе… Их передвинули!

– Но сие невозможно, – возразил Радзутана. – Мы с Сатаари ни к чему не прикасались.

– Я знаю, что говорю. Они передвинулись! – Танто сжал кулаки. – Возможно, это из-за света. Призраки ведь не любят свет, да?

Хотя Радзутана всегда гордился своей принадлежностью к поборникам разума и посмеивался над суевериями, однако сейчас, когда ученый находился в погребальной камере, рядом с двумя скелетами, слушая рассказ мальчика о том, как оружие покойников переместилось само по себе, по спине у него забегали мурашки. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и осторожно промолвил:

– Я вовсе не утверждаю, что ты не прав, но давай проверим твою теорию, ладно?

– «Взвешивай рыбу», – произнес Танто, немного успокоившись.

Радзутана улыбнулся. Юный пэкьу-тааса, скорее всего, и не догадывается, что частенько говорит как мать. Ученый взял факел, отошел подальше и, поместив его за большое каменное изваяние спящего быка, вернулся обратно.

Постепенно глаза Радзутаны и Танто привыкли к темноте, и на каменном помосте, словно рыбы из глубины моря, появились светящиеся точки. Но помимо этого, ничего не происходило.

– Вот! – вскричал Танто. – Именно это я и видел!

Слабые люминесцентные линии проступили на каменной платформе, соединив орудия с руками скелетов призрачными рукоятками.

– Это волшебство, – сказал мальчик. – Вот как они действовали оружием – при помощи невидимых рукоятей!

Радзутана снова взял факел и стал тщательно осматривать платформу, едва ли не упираясь носом в камень.

Теперь, хорошо представляя, что искать, он с легкостью заметил на поверхности слабые темные линии, совпадающие с очертаниями светящихся в темноте рукоятей. Ему вспомнились горящие глаза животных и людей на рисунках.

– Мне кажется… я знаю, в чем тут дело, – объявил ученый.

Он объяснил Танто, что костяные и каменные орудия были, скорее всего, прикреплены к рукоятям, сделанным из недолговечного материала, такого как дерево. Со временем рукоятки сгнили, оставив лишь следы на камне. Однако следы эти представляли собой идеальную среду обитания для населяющих внутренности кургана люминесцентных грибов. Так и возникла иллюзия «призрачных рукоятей».

Выслушав подобное толкование, мальчик явно приуныл.

– Но мне сдается, ты обнаружил кое-что более интересное, – продолжил Радзутана. – Если вообразить эти орудия с прикрепленными к ним длинными ручками, то получится и не оружие вовсе, а… сельскохозяйственные инструменты.

Танто и сам уже видел, что его старший товарищ прав. Стоило мысленно добавить к этим предметам «вооружения» рукояти, как они превращались в грабли, заступы, лопаты и прочие орудия труда, при помощи которых его мама и другие дара возделывали поля в долине Кири.

Мальчик постарался представить этих двух великих вождей Пятой эпохи работающими в полях. Опустив взгляд на пальцы ближайшего из скелетов, Танто вообразил, как они обхватывают ручку мотыги вместо изрыгающей гром боевой дубины. Перемена показалась ему такой разительной, что уголки его губ приподнялись в улыбке.

Внезапно он застыл:

– Пальцы! – Мальчик дернул Радзутану за руку и указал на скелеты.

Ученый какое-то время смотрел, не понимая, о чем речь, а потом глаза у него тоже расширились от изумления.

Для уверенности они еще раз вместе пересчитали пальцы скелета: один, два, три, четыре, пять, шесть. Пальцев было по шесть на каждой руке.

Оба в ошеломлении переглянулись. А потом подбежали к второму скелету и стали считать у него пальцы на ноге: один, два, три, четыре, пять, шесть. По шесть на каждой ноге.

Танто и Радзутана бросились к Сатаари, по-прежнему в безмолвии разглядывающей роспись на южной стене. При свете факела они пересчитали пальцы на сложенных руках у высокого мужчины на погребальных носилках в голове процессии: один, два, три, четыре, пять, шесть.

У великого героя Кикисаво было по шесть пальцев на каждой руке, что давало ему силу десяти медведей; у великой героини Афир было по шесть пальцев на каждой ноге, что делало ее выносливой, словно десять муфлонов.

– Стало быть, Афир и Кикисаво марали в грязи руки и ноги, – пробормотала шаманка.

Это казалось абсолютно невозможным, но орудия, которые были погребены вместе с ними, равно как семена, найденные близ каменной платформы, и росписи на стенах зала, свидетельствовали о невероятной правде. Героическая пара не была безвинно изгнана из рая. Напротив, эти двое были в ответе за те самые действия – по крайней мере, отчасти, – что как раз и навлекли гнев богов. Люди, которые возвели эти курганы и обрабатывали поля, были предками агонов и льуку. Они изготавливали такие же духовные портреты, почитали тех же богов и рассказывали многие из тех же самых легенд.

– Все древние мифы правдивы, – прошептала Сатаари. – Но мы неверно понимали их.

Танто и Радзутана не перебивали ее, хотя у них возникло множество вопросов, которые хотелось задать. Какую жизнь вели люди, построившие эти курганы? Какие события могли обратить роскошный рай, изображенный на ранних рисунках, в этот Город Призраков? Почему Кикисаво расстался с Афир, чтобы встретиться с ней после смерти?

– Как ты думаешь, что тут произошло? – спросил наконец Радзутана.

Сатаари покачала головой:

– Боги по-прежнему молчат.

– Может, нам стоит самим во всем разобраться?

Ясно было одно: Афир и Кикисаво прилагали все силы, чтобы сохранить свой образ жизни. Если, действуя так, они порабощали землю, то не сожалели об этом до самого конца.

Хотя Танто и не добыл волшебное оружие, он заслужил восхищение всех детей в лагере. Ведь ни один воин ни в одной из легенд не смог войти в Город Призраков и вернуться оттуда живым.

– Ты такой же храбрый, как твой отец-пэкьу, – на полном серьезе заявил Налу.

Танто покраснел и пробормотал слова благодарности.

В последующие месяцы Танто развлекал отряд рассказами о своих приключениях. Обладая от рождения талантом сказителя, он выдавал историю помаленьку, сохраняя интригу и всячески приукрашивая события. Каждый вечер заканчивался настойчивыми просьбами детей рассказать «еще чуть-чуть, ну хоть про еще один курганчик», однако Танто лишь загадочно улыбался и качал головой:

– Приходите завтра вечером.

Пережитый опыт также сблизил Сатаари и Радзутану. Когда ученый предложил посадить некоторые из добытых в Великом кургане семян, шаманка не стала возражать. Напротив, она даже вместе с ним копала оросительные канавы и орудовала лопатой и мотыгой, которые Радзутана изготовил по образцу увиденных в погребальной камере. Если уж сама Афир столь высоко ценила земледелие, что предпочла упокоиться вместе с сельскохозяйственными инструментами, а не с орудиями войны, то, может, идея выкапывать еду из земли и не лишена смысла, рассудила Сатаари.

Когда побеги взошли и начали буйно разрастаться, Радзутана стал задумываться о том, как собирать и хранить урожай и в конечном итоге как употреблять его в пищу. Он экспериментировал с различными рецептами, позволяющими в наибольшей степени раскрыть вкус и питательность этих незнакомых клубней и зерен. К удивлению и радости ученого, Сатаари и дети охотно подключились к его опытам. Подчас, когда лагерь буквально гудел, поскольку все живо обсуждали, как лучше жарить или варить, каким должен быть огонь и какие следует добавлять специи, Радзутана улыбался и качал головой, представляя, что неким загадочным образом перенесся в кухню одного из крупнейших ресторанов Дара.

В следующую зиму никто не умрет от голода.