Антонимы любви

Так красота от скверны и обмана

Как сгнивший цвет – зловеннее бурьяна…

Шекспир

1 глава

Разлепив глаза, я думаю, что по-прежнему сплю – просто сменился сон. На часах четыре утра. Солнце ещё не встало, но в соседней комнате закрываются и открываются створки шкафа, выдвигаются ящики, звучит голос матери. Она разговаривает с кем-то по телефону на повышенных тонах. В четыре, черт возьми, утра. Сердце бешено колотится, норовя вырваться из груди. Что-то произошло. Обычно эту женщину не вытащить из постели раньше десяти. Я лежу, уставившись в темный потолок, и пытаюсь расслышать, о чем ведется разговор.

Первая мысль, пришедшая в голову: она хочет меня бросить. Прям как однажды это сделал отец – уехал в командировку в Волгоград и не вернулся. Командировку в кавычках. На самом деле там его давно ждала любовница – молодая девчушка, с которой он когда-то познакомился в самолете. Я её даже видела пару раз в его машине. Говорил, подвозил до дома «приятельницу». Мне и в голову не могло прийти, кто она такая на самом деле. «Так не бывает», – думала я. «Ты даже и представить себе не можешь, как бывает», – выплюнула мне реальность в лицо.

Сбрасываю одеяло и выскакиваю в коридор босиком. Пол холодный, отчего по спине пробегает дрожь.

– Мам, что случилось?

Я застаю её в прихожей в твидовом плаще. В руках ключи от машины, а на голове – взрыв на макаронной фабрике. Так она не выходила из дома, даже когда за ней однажды приехала скорая и хотела забрать в больницу с подозрением на воспаленный аппендицит.

– Да… – дальше следует нелитературное выражение. – Какие-то суки нам разбили витрину. Охрана позвонила. Надо ехать разбираться.

Поджимаю губы, пытаясь быстро сообразить, могу ли я чем-то помочь. Времени терять нельзя.

– Я с тобой.

– Варь, тебе в университет, – мама продолжает копаться в сумке, проверяя документы.

– Нам всё равно первую пару отменили. Препод по философии заболел.

Не обращая на меня внимания, она поворачивается к входной двери и отодвигает щеколду. В этот момент чувствую себя призраком из фильма с Деми Мур.

– Ну мам. Я всё равно не усну.

Она смеряет меня взглядом и хлопает глазами, будто до неё только дошло, что я не шутила всё это время. Минутная заминка. Мы потерянно смотрим друг на друга. Кажется, обе ещё не пришли в себя после пробуждения.

– Давай только быстрее.

– Я пулей.

Забегаю в комнату, стягиваю пижамные шорты и надеваю висящие на спинке стула джинсы. Футболку с «Хеллоу Китти» решаю не менять, чтобы не тратить время. Под худи её не будет видно. Хватаю сумку и спускаюсь во двор, где мама уже завела мотор «хонды». Мы обе выглядим, как городские сумасшедшие, которые пытаются угнать чужую машину среди пустынной улицы. Где-то вдалеке уже занимается рассвет. Сентябрь. Последние отголоски теплых летних ночей.

– Кто разбил-то хоть? Тебе уже сказали? – спрашиваю, зевая, и пристегиваю ремень.

Мама выруливает со двора так резко, что меня прижимает к сиденью.

– Разбежались, конечно. Они даже ещё туда не приехали! Нет, ты представляешь? Звонят мне и сообщают, что сработала сигнализация, по камерам видно, что в стекле дырка. Кто хочет, пусть заходит. А они и не чешутся!

Её голос становится всё выше с каждым словом. Я вижу, как напрягаются руки на руле. Стараюсь не комментировать её вождение – сейчас точно не время.

Когда-то этот бизнес был для моей матери лишь блажью, способом занять свободное время. Сколько себя помню, всё моё детство она исполняла роль порядочной домохозяйки. Но когда я пошла в среднюю школу и стала более независимой, мама поняла, что заскучала. Так у неё появилась идея – открыть магазин премиальной уходовой косметики. У нас в городе нигде больше такая не продавалась, приходилось заказывать с зарубежных сайтов и ждать доставку по несколько недель.

Поначалу магазин приносил только убытки, но мама не сильно беспокоилась. Нас всё равно кормил отец, который уже много лет занимал ведущую должность в строительной компании. Помню, как она радовалась каждой проданной баночке крема, как выкладывала фотографии довольных клиенток. Это было её маленькое королевство, где она правила безраздельно. Но когда отец ушел, «Лаборатория сияния» стала нашим единственным источником дохода. Алименты ему платить не пришлось, мне тогда как раз только-только исполнилось восемнадцать.

Чуть не забыла, есть ещё моя стипендия. Но её обычно хватает, чтобы максимум выпить пару раз матчу с круассаном в окно между парами. Именно поэтому меня сейчас жутко потряхивает. Я уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что даже временная приостановка работы магазина – это офигеть какая серьезная проблема. Но всё еще слишком ребенок, чтобы начать обеспечивать себя самостоятельно. А на носу поездка в Москву на музыкальный фестиваль… Если что-то пойдет не так с магазином, придется все планы отменять.

Мы на месте. Мама вынимает ключ из зажигания и расчесывается пятерней. На удивление она выглядит спокойной. Будто дело её жизни не висит на волосок от смерти. Хотя, возможно, я преувеличиваю. Не похоже на то, что придется с кем-то драться за банки с увлажняющим кремом, а именно так я себе по пути представляла, что нас здесь ждет.

– Схожу узнаю, сколько уже успели вынести товаров, пока они ехали полночи.

Мы припарковались поодаль, но с моего ракурса всё равно видно дыру размером с футбольный мяч и трещины на стекле, расползающиеся паутиной во все стороны. Осколки разбросаны по всему полу, блестят в свете уличного фонаря. Да, клиентов принимать сегодня не придется. Мама, сложа руки на груди, разговаривает с какими-то мужчинами в форме. Наверное, они из охранной организации. Полиция ехать не торопится.

Поворачиваю зеркало заднего вида и достаю из сумки косметичку. Протираю лицо специальными салфетками, наношу блеск на губы, забираю русые волосы в хвост. Мама приучила меня выглядеть хорошо при любых обстоятельствах. «Никогда не знаешь, кого встретишь», – любит она повторять. А также: «Кто станет покупать косметику у семьи замарашек?». Хотя в четыре утра это правило кажется особенно абсурдным. Хорошо бы ещё почистить зубы, чтобы не пугать одногруппниц своим зловонным дыханием. Хотя, честно говоря, у меня совершенно нет желания идти сегодня в универ. Уж точно не после такой беспокойной ночи.

На телефон прилетает сообщение. Я аж вздрагиваю, чуть не роняя косметичку. Но это всего лишь мама переслала мне в мессенджере какое-то видео. Нажимаю на воспроизведение. Там запись с камеры на нашем магазине. Время: 3.15. Двое парней и одна девушка, все явно поддатые, идут мимо «Лаборатории сияния». Очень медленно. Смеются о чем-то и громко спорят. До меня доносятся обрывки слов. Что-то про некую Лику, выходящую из туалета «Белуги» вместе с их знакомым. «Белуга» – это местный бар-рыгаловка, возле которого неподалеку всегда на всякий случай стоит полиция. Там драки бывают примерно через день. Даже по будням. Наверное, эти трое направлялись как раз оттуда.

Один из парней – брюнет в олимпийке-Адидас и с татуировкой на шее – с размаху пинает кусок плитки, отвалившейся от тротуара. Будто в замедленной съемке я вижу, как плитка летит по дуге. Раздается оглушительный звон. Девушка кричит, прикрывая рот руками. Брюнет подходит поближе к витрине и смотрит внутрь с округлившимися глазами, явно не веря в то, что натворил, а затем замечает камеру, висящую прямо перед носом.

– Твою ж мать!

Звучит стена нецензурных выражений и короткое: «Валим». Троица разбегается в разные стороны, девушка на каблуках спотыкается и чуть не падает. Это произошло где-то два часа назад. «Живут же люди, гуляют по ночами в будни», – думаю я не то с завистью, не то с осуждением. А ведь они примерно мои ровесники. Я всегда старалась держаться от таких ребят подальше, чтобы не расстраивать маму, да и самой не хотелось никуда вляпаться. Но иногда размышляла: а каково это? Просто забить на всё. Вот как они. Перематываю видео назад и вглядываюсь в размытые лица.

– Варь? – зовёт меня мама, открывая дверцу машины. Холодный воздух врывается в салон.

– А?

– Они мне посоветовали не идти пока в полицию, а лучше самим найти этого идиота.

После её слов хочется почистить уши. Может, послышалось? Очень странный совет, честно говоря.

– Как ты себе это представляешь? У тебя есть среди знакомых Эркюль Пуаро?

– И она ещё называет меня бумером, – мама закатывает глаза. – Сними какой-нибудь ролик. У нас же несколько тысяч подписчиков, может, кто-то его и знает. Ну. Соображаешь?

Я моргаю, пытаясь уловить, всерьёз ли она сейчас всё это произносит. Её лицо остаётся непроницаемым, но пальцы, крепко сжимающие связку ключей, выдают решимость сильнее любых слов. Черт. Походу и правда придется выкладывать видео. Вот уж не знаю, какой в этом толк. В основном наши подписчики – это боты и подруги маминых подруг. А тут явно контингент иной. Может, попросим местные бары сделать репост с их аккаунтов? Но для начала нужно смонтировать ролик.

Делаю скриншот записи и приближаю зернистое лицо главного преступника. У меня возникает смутное ощущение, что где-то я его уже видела.

2 глава

Просим, пожалуйста, подписчиков помочь нам в поиске виновника. Сегодня ночью разбили витрину в «Лаборатории сияния».

Крупным планом осколки на полу. Следующий кадр – запись с камеры видеонаблюдения.

К сожалению, мы не сможем возобновить работу, пока не сделаем ремонт. Если вы знаете этих молодых людей, просим написать нам в личные сообщения их контакты. Мы бы хотели попробовать мирно уладить этот инцидент. Берегите себя.

В полдень мой телефон разрывается от оповещений. Захожу на страницу магазина и вижу, что в директе полно входящих запросов. Люди, которые никогда не были нашими покупателями, выражают соболезнования. Голова что-то плохо соображает. На секунду в сознании закрадывается идиотская мысль – не умер ли кто, пока я спала. Но потом вспоминаю про дурацкую витрину, в которую ночью бросили кусок плитки. А я уж надеялась, что всё это мне лишь приснилось. Но увы. Реальность оказалась куда страшнее кошмаров.

В мессенджере тоже накопилась куча непрочитанных. Девочки пишут, приду ли я на пары. Кажется, я проспала факультатив по лингводидактике, к которому готовилась все выходные. Чертовски обидно – столько времени потратила на реферат, и всё впустую. Марк отправил мне десять сообщений о том, как сильно волнуется. Не пострадала ли я. Хорошо ли обращаются со мной похитители. Боже. Даже отец сказал, что обо всем слышал и готов покрыть расходы. Наверное, Олечка, которая тайно следит за нашими соцсетями, показала ему видео. Кажется, так зовут его новую пассию. Или Леночка? Не помню уже.

Вернувшись из магазина, я решила, что вздремну часок перед универом. Голова раскалывалась от усталости и стресса, веки слипались сами собой. Но будильник не сработал. Или сработал, а я его не услышала – не знаю. Во рту отвратительный привкус чего-то кислого, а на желудке – пусто. Крошки во рту не было со вчерашнего ужина. Придя немного в себя и съев ложку йогурта из банки, стоя у холодильника, я открываю директ.

«С ним раньше дружил мой сын. А я всегда ему говорила, что ты связался не с той компанией. Это просто уму непостижимо. Что с нашей молодежью стало?!!! Страшно из дома выйти».

«Звоните в полицию!! Это нельзя так оставлять. Жесть полная. Мне очень жаль».

«Добрый день! Можем вам заменить окно со скидкой, если упомяните нашу компанию в видео-благодарности».

Предприимчивые. Не прошло и суток, а они уже тут как тут, словно стервятники над падалью.

«Мой бывший одногруппник Антон. Вот его профиль».

«Андрей, кажется. Видела его на сайте знакомств».

«Я его знаю, мы учились вместе в школе. Его зовут Антон Вицин».

«Антон Вицин».

«Саша Спицын».

«Вицин».

«Вицин».

За несколько часов видео набрало тридцать тысяч просмотров. Для нашего аккаунта это огромная цифра. Прежде, чем позвонить маме, я захожу на страничку Антона-Андрея-Саши. Фотки из подвальных баров, с сигаретой в зубах напротив неоновой вывески «Только для взрослых», видео с концертов. Типичная эстетика потерянного поколения, думаю я, листая его профиль. Татуировкой на шее оказался лев, играющий на скрипке, из средневековой миниатюры. Странный выбор. Листаю-листаю-листаю и вижу знакомую аудиторию из соседнего корпуса моего университета. Там находится факультет информационных технологий. Так вот оно что. Теперь понятно, где я его видела. Наверное, он учится вместе с Марком. Или учился. Честно говоря, человек, который в будний день бьет витрины, не похож на прилежного студента.

Звоню, чтобы поделиться с матерью своей находкой. Становится немножко стыдно за то, что этим утром я не сразу поддержала её идею. Прежде видео набирали не больше пятисот просмотров. Причем часть зрителей приходилась на Индию. Но в этот раз алгоритмы нам соблаговолили. Или просто криминал людям гораздо интересней нового поступления лосьонов.

– Алло. Мы его нашли, – хриплю в трубку. – И что мне теперь делать?

Когда у вас маленький бизнес, один человек чаще всего выполняет обязанности и маркетолога, и менеджера, и уборщика. Чтобы маме было чуть полегче, я взяла часть работы на себя. В основном всё, что связано с медиа.

– Как что? Напиши ему: либо возмещаешь ущерб, либо мы обращаемся в полицию, и там на тебя заводят административку. Выбирай.

Я слышу, как она отдает кому-то указания на заднем фоне, видимо, уже на месте с мастерами.

– Может, лучше сделать как-то помягче? Я, вообще, не уверена, что можно было так выкладывать чье-то лицо в Интернет…

Меня грызет сомнение. Вдруг мы нарушили какие-то законы о персональных данных? Или о клевете? Я не юрист, понятия не имею.

– Варвара Александровна, – мама использует мое полное имя, что всегда означает конец дискуссии, – у твоей матери из-за каких-то пьяных идиотов простаивает магазин. Аренду платить никто не отменял. А мы сейчас будем тут расшаркиваться перед ними. Я договорилась со стекольщиками, чтобы они сегодня пришли. Посмотрим, какой нам счет выставят.

По её голосу кажется, что она на грани нервного срыва, спорить бесполезно. Я представляю, как она стоит посреди разгромленного магазина, и чувствую то же самое.

– Подожди, там кто-то скидку предлагал.

– Да-да, мне уже несколько таких маркитантов звонили. Прям как похоронные службы в больницах. Сидят и сторожат, пока какой-нибудь клиент откинется, – на заднем фоне звучит чья-то неразборчивая речь. – Я отключаюсь.

Гудки в трубке. Меня всё ещё немного потряхивает. Не то от голода и усталости, не то от ответственности. Начинаю накручивать себе, чем всё это может закончиться. Ответным иском Антона в суд за то, что мы его опозорили на весь Интернет? Или он выберет решить вопрос чести самостоятельно, и следующий камень полетит мне в голову. Живот крутит от тревоги. Еще ничего не произошло, а в моей фантазии меня уже убили в подворотне.

– Антон Вицин, ну что же ты наделал? – шепчу, как заклинание.

Я рассматриваю его фотографию, на ней он чем-то смахивает на солиста группы «Джой Дивижн». Бледный, с взъерошенными волосами и каким-то пустым взглядом. В голове так и начинает играть: When routine bites hard and ambitions are low… Вроде не похож на агрессивного типа, хотя кто его знает. Внешность обманчива. Ладно, пишу: «Добрый день, мы бы хотели решить вопрос с порчей имущества мирно. Могли бы вы подойти по этому адресу сегодня?». Перечитываю сообщение три раза, исправляя опечатки. Стараюсь звучать официально, но не угрожающе. Как только я его отправляю, на экране появляется значок входящего звонка. Стоит ли говорить, что сердце у меня ушло в пятки? Это он? Так быстро?

– Варя, блин, – звенит в ухе громкий возглас Марка, и я выдыхаю с облегчением.

– Прости, я только проснулась. Не успела ещё никому ответить.

– Как ты там? Как мама? Если вам нужна помощь с заявлением, я могу попросить отца, чтобы он поговорил со знакомыми…

На заднем фоне шумит улица. Сигналят машины, и трамвай дребезжит, приближаясь к остановке. Наверное, Марк специально вышел из корпуса, чтобы мне позвонить. Воображаю, как он стоит на крыльце, прикрывая рукой второе ухо от шума.

– Подожди, мы в порядке, – выдавливаю ибупрофен из блистера и наливаю стакан воды. – Завтра уже всё будет чики-пуки. Только с этим парнем надо договориться о компенсации.

– С Антоном? – фыркает он, и в его голосе звучит что-то вроде презрения.

– Ты его знаешь? – уточняю я и запиваю таблетку водой, поморщившись от горького привкуса.

– Ну, не лично, но видел, он с моего факультета. Только на курс старше. В том году его отчислили. Он какой-то вообще придурошный, даже на пересдачу с комиссией не явился.

Это объясняет многое. От тех, кто бьет по ночам витрины, докторской степени ждать не приходится.

– Можно было и не снимать никакого видео, а у тебя спросить, – хмыкаю я, чувствуя легкое раздражение.

– Да вообще лучше с ним не связывайся. Я не знаю, что он там употребляет. Пусть полиция разбирается.

Выпускаю из легких воздух в глубоком выдохе. Голова уже кружится от всех этих советов. Еще полтора года назад, когда мы жили с папой, жизнь была гораздо проще. Не помню, чтобы я что-то решала, кроме пробников по ЕГЭ. Но детство кончилось. Теперь я стою посреди кухни и думаю, подавать ли в суд на неизвестного мне человека.

– А у тебя как дела? – спрашиваю у Марка, пытаясь сменить тему.

– Хреново.

– Чего? – в моем голосе звучит испуг.

– Не видел самую красивую девушку на свете уже целых два дня, все краски вокруг померкли.

– Ма-а-арк, прекрати, – мои щеки пылают, как у школьницы. Даже сейчас, в такой момент, он умудряется меня смутить. – Давай сегодня вечером встретимся. Может, я смогу чуть разбавить твою будничную серость. Конечно, если вдруг самая красивая девушка на свете уже тебя куда-нибудь не пригласила.

– Пригласила только что. Ладно, прогульщица, мне пора бежать. Целую, – последнее слово он произносит шепотом, видимо вокруг столпились люди.

На душе становится легко и приятно. Словно тревога растворилась, соприкоснувшись с его словами, как сладкая вата, которую кинули в чай. Отнимая телефон от уха, я улыбаюсь. Во рту застряло несказанное «я тебя люблю» на прощание. Ничего, скоро мы увидимся вживую, и я наверстаю. На экране открыт диалог с Антоном Вициным. От него пришло новое сообщение: «Ок. Смогу подойти к 17:00». Ни извинений, ни приветствия, ни малейшей вежливости. Даже вопросительного знака в конце. И правда идиот какой-то, думаю я, и улыбка стирается с моих губ.

3 глава

На пары я так и не пошла. Девочки выгородили перед преподами и сообщили всем, что у меня случились непредвиденные семейные обстоятельства. Пришлю реферат в письменном виде, и всё будет путем. За первый курс я успела себе приобрести хорошую репутацию, и, как говорится, потом зачетка работает на тебя. Вместо университета я поехала помогать матери в магазине: подмести немного стекло, проследить, чтобы рабочие ничего не натворили и не унесли. Будто они разбираются в бальзамах для волос, но мама у меня параноик.

Выгляжу я со стороны наверняка престранно. На мне свитер с открытыми плечами, красная помада и огромные винтажные серьги. И в таком виде я орудую метлой, собирая осколки в совок. Мы договорились с Марком пойти в новый независимый кинотеатр смотреть Линча на английском. Для меня это будет языковой практикой. А для Марка хорошим поводом оставить меня без помады на губах. Линча он не особо любит.

– Привет, – раздается за спиной шершавый голос.

Я оборачиваюсь. В метре от меня стоит Антон Вицин. Просто стоит, не пытаясь наброситься или вновь разбить уже новенькое стекло. С виду самый обычный парень, не алкоголик и не маргинал. Даже и не скажешь, что он способен причинить по дурости кому-то столько хлопот. Однако дружелюбием от него не пахнет. Руки в карманах куртки, взгляд недовольный. Будто это мы во всём виноваты и доставляем ему неудобства.

– Мне кто-то написал. Типа договориться можно. Ну, по поводу ущерба. Я и пришел. Кто у вас главный? – устало спрашивает Антон.

Внутри меня поднимается негодование. Можно подумать, он делает нам одолжение, а не мы ему. Я откладываю совок и молча направляюсь к тумбочке под кассовым аппаратом. Туда мы сложили договор на замену стекла и смету от нашего бухгалтера с примерной дневной выручкой.

– Это че?

Антон выгибает бровь и смотрит так, будто я протянула ему распечатку с мемами, а не документы. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы твердо ответить ему, глядя прямо в глаза:

– Сумма ущерба.

– Тридцать пять тысяч? Вы там совсем сдурели? – восклицает он и трясет бумагами.

Числа быстро складывает. Но я решаю не язвить, а то вдруг всё-таки накинется. Мы остались наедине, и этот Антон больше не производит впечатление уравновешенного человека. В рукопашном бою я точно ему проиграю. Он выше меня на целую голову, и вид у него такой мрачный, будто только вернулся со скотобойни.

– Да, столько мы заплатили рабочим. И плюс плата за неустойку, – блею я, словно передо мной не пацан на год-два старше, а черт знает кто.

– Красная цена этого стекла тысячи две-три. Оно было не противоударное, как мы уже выяснили, – произносит он язвительно и сует мне обратно в руки документы. – Сказали бы чуть раньше, я быстро б поставил. Ещё до открытия. Там делов-то.

Антон вновь засовывает ладони в карманы и нагло пялится на меня. В горле застревает комок. Какого черта он тут исполняет? Но вместо злости я испытываю бессилие. Боюсь, если на меня продолжат давить, я заплачу.

– Сейчас это не имеет никакого смысла. Я могу только поговорить с хозяйкой насчет рассрочки.

– Ну, поговорите.

Я натужно улыбаюсь и предлагаю ему присесть на розовый пуфик для клиентов. Отвернувшись, сжимаю кулаки так, что белеют костяшки. Самой от себя противно. Как говорит мама, расшаркиваюсь перед маргиналом с пустыми карманами. Оказавшись на месте Антона, я бы ползала на коленях, моля о прощении, а с него спесь так и не сошла.

Набираю матери и пытаюсь сделать вид, что мы с ней всего лишь коллеги, а не живем в одной квартире девятнадцать лет и почти столько же воруем друг у друга йогурты. Она сообщает, что подойдет через семь минут и всё решит. Тем временем Антон, ради которого я разыгрывала это представление, даже ухом не повел. Листает новости в «Телеграме» как ни в чем не бывало. Зато мне выдается шанс повнимательнее его разглядеть. Взъерошенные темные волосы, острый нос, длинные пальцы, как у пианиста. На нем брендовые шмотки, но меня не проведешь: они ему чуть велики, явно из секонд-хенда. Будь у него деньги, давно бы сунул нам в руки, а не разыгрывал этот цирк. Словно почувствовав мой пристальный взгляд на себе, Антон поднимает голову. Улыбка пробегает по тонким губам.

– Классные сережки. У моей бабушки есть похожие, надевает их только в театр. Это мельхиор?

На секунду мне кажется, что я проглотила язык. Что это было? Комплимент? Не каждой девушке понравится такое сравнение. Если, конечно, его бабушка не Дита фон Тиз, в чем я сомневаюсь. Собрав мысли в кучу, серьезно изрекаю:

– На твоем месте я бы сейчас думала не о сережках, – в сердцах забываю, что до этого мы обращались на «вы». – Родители, вообще, в курсе, что ты натворил?

Моя дерзость его только забавляет. Он ухмыляется, словно происходящее – лишь забавный спектакль, а не повод отправиться одному из нас в тюрьму.

– Я давно совершеннолетний. Даже по меркам Сингапура. Так что их это не касается.

Начинает казаться, что у этого парня либо слабоумие, либо он хочет попасть за решетку. Я слышала, что иногда так делают мигранты – намеренно совершают преступления, чтобы их депортировали на родину. Вот только на мигранта Антон не похож, а на придурка – на все сто.

– Герой явился. Варь, ты ему уже дала листочек с ручкой? – громкий голос заполняет пространство.

– Зачем?

Мы оба смотрим на мать, которая вихрем влетает в магазин. Двое мужчин уже почти закончили работу, новое стекло выглядит таким чистым, что кажется, будто мы сидим на улице.

– Ну, как зачем? Писать извинения.

– Это вместо компенсации? Согласен. У меня даже ручка есть, – Антон щелкает в воздухе колпачком, и я замечаю на его кисти надпись на каком-то инопланетном языке.

– Размечтался. Это в дополнение.

Повисает напряженная пауза.

– Подождите, мы же хотели это как раз обсудить.

Впервые я замечаю растерянность на его лице. Ещё при мне он держал надменную маску, но теперь она спала. А за ней – трусливый мальчик, у которого нет ни копейки за душой. Хочется позлорадствовать, но мне почему-то становится его жалко.