Глава 1
МАРШРУТ № 10
Роман
Шел трамвай десятый номер.
На площадке кто-то помер…
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Всегда задавалась вопросом: зачем авторы пишут предисловия? Что ты хочешь сказать читателю? Написал. Издали. Прочитают, если понравится. И …не удержалась – написала предисловие.
Обычный день в обычном городе обычной страны обычной планеты Земля. Обычные люди. И они до безвкусицы банально пересеклись в стандартном старом трамвае, коих немало колесят по улицам и переулкам. Совершенно разные, незнакомые и непохожие. Один ехал убить свою деспотичную мать. Вторая – принять участие в нелегальном поединке по смешанным боям. Третья, журналистка, взять интервью у маньяка. Вокруг находились воры, пьяницы, женщины с неудавшейся личной жизнью, безбилетники, психи, бабки и даже одна собака.
Но по стечению обстоятельств, трамвай стал неуправляемым. Как и его обитатели: вагоновожатый, кондуктор и все пассажиры… В такой ситуации героям предстояло взять власть в свои руки и тем самым – элементарно выжить и спасти заодно весь окружающий их паноптикум.
А где-то недалеко шла локальная война – и там реально «прилетает». Но маменькин сынок предлагал по телефону незнакомкам снять трусики, чтобы получить ипотеку. Жертвы ЕГЭ работали литературными корректорами, а журналисты изощрялись в сомнительных и глупых шутках. И тоска, тоска, тоска… Бурная, жестокая, разнузданная – но тоска. Настоящая, древнерусская…
В общем, самый настоящий «корабль уродов», как пел некогда известный бард, чье имя сейчас лучше не произносить. Придется и нам на этой самой шхуне в эту самое житейское дерьмо окунуться. Ибо бытие определяет сознание. Или как сказал другой философ: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.
«НА СМЕНУ ПАВШИМ – В БОЯХ УСТАВШИМ!»
Изначально газету предполагалось назвать именно так. Потом власти посчитали, что слишком длинно. Сократили до двух слов. Это была одна из старейших газет в стране, даже на пять лет старее «Комсомольской правды». Правда, в 90-е кто-то из ушлых деятелей выкупил известный бренд. Газете срочно пришлось придумывать новое название. А старое, известное на всю страну, где-то сдохло. Ну «Подробности недели» так «Подробности недели».
Офис располагался на 12–13 этажах «свечки» Дома Печати на улице имени охотника, русского писателя-классика, а по некоторым слухам, еще и бабника, и шпиона, Ивана Тургенева. Когда-то страна могла себе позволить супериностранный, итальянский проект: несколько лифтов, трубы пневмопочты в каждом кабинете, подземные переходы в огромные помещения типографии и зачем-то окна в две трети стены. Из-за этого летом было очень жарко, а зимой очень холодно. Иностранные лифты дрожали на ходу и пугали сотрудников. А импортные батареи не согревали – спасал убогий буфет с коньяком на первом этаже. Или магазин на соседней, не переименованной почему-то улице имени Вождя мирового пролетариата.
Вообще, это был целый комплекс, «завод» по производству пропаганды. Здесь располагались сразу несколько газет, типография и издательство, офисы представительств федеральных изданий, информагентство. Как бы сказал покойный Довлатов – логово «трубадуров режима».
Зачем их редакции нужно было столько площадей – никто не знал. Они находились на балансе, но оплачивались газовиками, которые числились учредителями. И все были счастливы: и журналисты, получавшие гонорары, и добытчики народного достояния, отмывавшие бабки. Страна, хоть и перестала быть великой, оставалась в силу географии богатой.
А с развитием в стране демократии в здании стали появляться другие СМИ. Печатные, электронные, даже ТВ-студия оказалась как-то. Новым структурам нужно было «мясо» – то есть, сотрудники, которых и не особо жалко выгнать. Так молоденькая и смазливая Рада Светлая оказалась обитателем одного из кабинетов 13-этажного здания, где еще старожилы помнили банкеты с участием первых лиц региона.
Верстальщик Андрюша спокойно сидел себе в углу и верстал очередной номер. Компьютер, конечно, был то еще барахло – но лучше такое, чем ничего. Хотя у газовиков были машины и получше. Можно было бы и попросить, подогнать по-босяцки.
Зашел Авдеич и сразу, не поздоровавшись, начал:
– Это что!?!
Андрей даже не понял, про что тот говорит. А Авдеич уже тряс перед Андрюшиным носом распечатанной передовицей, в смысле первой, полосой газеты…
– Это что, спрашиваю???
Андрюша не понимал. Ну, глава региона. Ну, жестикулирует. Хорошее, выразительное фото.
– Ты назад посмотри!
Андрей взглянул и честно удивился. Господи… Какой-то мужичок за спиной губернатора показывал средний палец правой руки. Но Андрюша-то тут причем? Почему фотографу не предъявляют претензии? Или выпускающему редактору?
– Безработным меня сделать хочешь? – ласково спросил Авдеич. – Это знаешь, где обнаружили? В типографии! Не ты, ни выпускающий, ни корректоры этого не увидели. Может еще слово из трех букв в заголовок вынести?
Андрюша даже после всего того жестокого пассажа не понимал свою вину. Ну, фотограф накосячил, выпускающий пропустил. А он то, Андрюша, тут причем?!
– Все! Будешь рекламные буклеты ваять! Потому как… Потому как… Ибо просто не фиг…
Авдеич, недовольный и злой, громко хлопнул дверью, и ушел. И тут внезапно, маленькая Рада подошла и поцеловала Андрея в ухо. И, засмущавшись, выбежала за Авдееичем вслед… Дура!
И Авдеич был дурак! Или, просто не знал, что на рекламной продукции – сдельная оплата. И там верстальщики получали гораздо больше, если все было хорошо. Но эта бесцеремонная ругань при всех Андрюшу крайне задела. Он положил кружку в карман куртки и пошел к кадровичке. Ибо… Ибо не фиг!
СВЕТЛЫЙ/ТЕМНЫЙ… МУДАК ОН!
Олег Светлый был мажором. Так его, по крайней мере, называли. Папа – чиновник, мама – преподаватель института. Жил в «дворянском гнезде», в 14-подъездном огромном доме почти в самом центре города. Правда, соседями были и рабочие металлургического комбината, и взрывники с карьера, и мелкие актеры местного театра драмы, и даже слесари и милиционеры. Позже с семьями стали заселяться «авторитетные бизнесмены». Но всем было наплевать на статус друг друга – вместе выгуливали детей и собак, стояли в очередях за квасом, «хлопали» во дворе ковры и праздновали этажами Новый год.
У Олега был странный вкус на слабый пол. Он почему-то выбирал в качестве объектов вожделения барышень-отличниц, которые потом оказывались неуемными нимфоманками. Это же нужно было иметь такой талант! Они выглядели, не как модели, не как гопницы-давалки. А все из себя приличные и правильные.
Первой любовью Светлого в школе стала Катя с не очень красивой фамилией. Но в разрезе белой блузки практически каждый день можно было наблюдать ее озорной и дерзкий сосок. Она вышла замуж за парня из глубокой провинции, но на «Мерседесе», и рассказывала подружкам, что дает ему, если тот купит шубу, сапоги, браслет.
Вторую школьную любовь Олег стеснялся даже попытаться поцеловать – настолько она выглядела недоступной. А потом вдруг на дискотеке в спортзале по ее инициативе, во время медляка они стали целоваться взасос. После их вызывала «на ковер» завуч. Да и про первую «задержку критических дней» Олег услышал от этой отличницы. Даже обрадовался. Правда, оказалось, это было проверкой на вшивость! А через 20 лет после расставания она, замужняя и мать двоих детей в чужой квартире его просто изнасиловала, и была довольна этим.
С мамой Рады получилось все как-то случайно. Подготовительные курсы на журфак, тогда еще курить можно было на лестнице. Таня попросила открыть ей бутылку пива – студенты, не стесняясь преподов, пили – он, гарцуя, открыл бутылку зубами, а не зажигалкой. Ну, вот и познакомились. После занятий пошел ее провожать. Посидели во дворе у пятиэтажки, пивка попили, Олег попытался Таню даже по ноге погладить и под юбку залезть. Та отвергла приставания, да и не особо хотелось. Потом, правда, подруга Тани удивлялась: как это так произошло?
Причину удивления Олег понял чуть позже. Как-то уже после поступления и взаимных отношений Таня, видимо, перебрав пивка, вдруг сказала: у нее к 17 годам была куча мужиков, а сколько конкретно – не помнит. Какая милота – подумал Светлый. А ведь девка выглядела пристойной, умненькой и даже не дала сразу. Через неделю Таня-Танюша еще раз поразила: у меня сифилис. Учитывая, что Олег параллельно встречался с дочерью местного серьезного человека – на БМВ и с помповым ружьем – новость была не очень. Но, пронесло, не подцепил заразу. Зато вскоре выяснилось, что Танька спит не просто с другими чуваками, но и с его друзьями. Тьфу, блин! А ведь он ее почти любил…
От кого была Рада – Олег Светлый не знал. Ему даже, по большому счету, было пофиг. Но он ее искренне любил: ребенок не виноват, в конце концов, в косяках своих родителей. Водил в садик, в школу. А потом, посчитав, сколько его друзей и коллег полегло, освещая войны, забросил местную журналистику и уехал на фронтовые будни. Так легче…
– Да какой он Светлый, темный и мудак он, – сказал про Олега его бывший хороший друг. Фраза в журналистской среде стала ходовой. Хотя в лицо сказать такое журналисту побаивались, вдруг еще в морду даст. Знали, что может.
19 августа каждый год у журок была традиция: праздновать профессиональный праздник. В далеком и многими забытом 1991-м в СССР – была когда-то такая страна – произошла так называемая «попытка государственного переворота». ГКЧП во главе со старыми партийцами попытался контролировать телевидение, радио и печатную прессу, и, в том числе, запретив все неподконтрольные СМИ. И главным препятствием в работе редакций стала невозможность разместить заказ на тираж в типографиях. В ответ на эти ограничительные меры представители 11 изданий создали «Общую газету». 20 августа они выпустили номер на четырех полосах, размножили его на копировальном аппарате и распространили бесплатно. 22 августа, после победы над ГКЧП, был распространен отпечатанный в типографии итоговый номер «Общей газеты» на восьми полосах.
Придя на празднование годовщины «путча» в столовую Дома печати, Олег хряпнул полстакана коньяка, подошел к главе областного Союза журналистов Диме и с левой руки – хотя был правшой – прописал по физиономии. «Поздравил» матом присутствующих журналистов и ушел, захватив с собой маленькую Раду.
I
Профессионал он и в Урюпинске, и в Крыжополе профессионал. А военный корреспондент Олег Светлый был именно таким. И в Африке, в Южной Америке, на Днестре или еще где – не важно. Локальных конфликтов на планете много.
Городок, как и большинство небольших населенных пунктов, страдал от обстрелов и бомбежек куда больше, чем крупные и потому лучше защищенные ПВО агломерации. Олег в бронежилете, с надписью «PRESS» (типа для собственной безопасности, якобы в таких не стреляют – ага, конечно) работал «с места событий».
– Мы ведем прямой репортаж из Шушана, который подвергается варварским обстрелам артиллерии айранской армии, – заученно и нарочито напряженно говорил журналист. – И вчера на город опять упало несколько ракет, выпущенных из реактивной системы залпового огня. Было уничтожено несколько жилых домов, погибли мирные жители.
Пока Олег вещал, камера оператора периодически съезжала на разрушенные строения, битое стекло, сгоревшие автомобили и хвостовик ракеты, торчавший из земли около памятника какому-то герою или правителю.
– Сейчас… – попытался продолжить Светлый, но закончить фразу ему не дали, из громкоговорителя за спиной автоматический голос начал повторять: «Воздушная тревога!», «Внимание, воздушная тревога!». Тут же завыли сирены. Камера оператора успела выхватить белый инверсионный след от ракеты, которая упала недалеко от них. Несколько сотен килограмм взрывчатки – скорее всего, это была «Точка-У» – угодили в недалеко расположенный от съемочной группы жилой многоквартирный дом. Улицу заволокло грохотом, дымом и пылью. Стало жарко не только на месте событий, но и телезрителям.
Последующие крики, ругань, стоны и глупо-беспорядочно бегающих гражданских камера запечатлеть не захотела. Да и зачем? И так все понятно. Вот если бы вдруг посреди этого ада случилось веселое застолье с выпивкой на руинах крепости, как в «Трех мушкетерах» с Михаилом Боярским – это еще, куда не шло. А к крови, кишкам, оторванным конечностям и трупам за время войны уже все как-то попривыкли.
Олег завершал свой репортаж. Опять некстати вспомнил, как на днях была расстреляна машина с корреспондентами. Трое: оператор, фотокор и корреспондент ранены. Один, 34-летний талантливый журналист, погиб. У парня остались жена и двое маленьких сыновей. Олег журналиста знал, общался. Подумал: что если что случится с ним, как тогда его Рада? «Ну, она сильная, справится», – решил за дочь отец, чем в очередной раз успокоил себя.
II
На экране телевизора шел традиционный для этого времени суток выпуск новостей. Рада жадно всматривалась в экран, пытаясь среди невоенных и военных действий рассмотреть отца. Даже подошла поближе к экрану, подслеповато прищурившись. Но сюжет уже закончился, и бодро обеспокоенный телеведущий сказал: «Это был репортаж нашего корреспондента Олега Светлого». Рада в ответ, как маленький ребенок, помахала в экран рукой «пока-пока» и выключила телевизор.
– Нет, ребята, я не гордый, не заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне орден?! Я согласен на медаль, – мрачно, но с выражением, как на уроке у доски, продекламировала она вслед, задумчиво жуя жевательную резинку. – Эх, папа, папа… Больно мне!
С обреченностью и тоской военнопленного Рада села за компьютер. Мокрыми глазами посмотрела на висевшие на настольной лампе на шнурах разных цветов бейджи «Рада Светлая, Газета «Подробности недели», корреспондент». Начала печатать на клавиатуре: наберет – и удалит, наберет снова. Этот нехитрый ритуал молодая журналистка повторила несколько раз. Не писалось вообще. В голове было пусто. «Опять дотянула до последнего, овца тупорылая».
И тут как обычно, и как всегда некстати, зазвонил телефон.
– Чего тебе? – не здороваясь, неприветливо ответила Рада, нарочито громко жуя жвачку.
– И я тебе очень рад, – ответила трубка голосом коллеги. – Чего делаешь?
– Найдите правильный ответ, – раздраженно произнесла девушка, подражая телеведущему шоу. – А: пью шампанское и жру ананасы, Б: вышиваю крестиком, В: пишу очерк на Пулитцеровскую премию, Г: хочу выпрыгнуть с 16 этажа. Возьмете подсказку?
– Понятно, пишешь, – коллега, похоже, и не обиделся. – Это, слушай. Мы с ребятами – Славка, Катька, Юрка, Анька – решили тут посидеть немного. Погнали?!
– Без меня. Мне завтра на третью полосу материал сдавать, а у меня еще конь не валялся. Да что там – не приходил даже еще конь. И муза меня никакая не посетила, не пишется совсем, – мрачность голоса явно показывала нежелание куда-то срываться и «посидеть».
– Рада, да что там писать-то?!
– Да хрень полная выходит. Не сделаю – Вера приговорит к расстрелу через повешение на Центральной площади.
– Не приговорит, – не сдавался абонент. – Тебя даже ругать и то не будут. Авдеич, как всегда, заступится. Рада…
– Стас, блин, отвали, идите без меня, – начала беситься журналистка.
– Рада… Хочешь, я напишу статью за тебя? – уже тихо и примирительно коллега. Он явно имел на нее какие-то виды и планы на предстоящий вечер. И Рада это понимала.
– Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас! Зачем??? – преувеличенно театрально прочитала строчки Лермонтова Светлая. И захихикала.
– Драмкружок 3-го «Г» на гастролях, – Стас похоже начал заводиться. – Ты можешь нормально разговаривать?!
– Давай, пока, – Рада отключила трубу, села за компьютер и стала набирать текст. Перебранка ее взбодрила, разозлила и явно пошла на пользу. Слова в предложения стали складываться буквально сами с собой.
Глава 2
III
На конечной остановке трамвая – или, как говорят, «на кольце» – народу собралось достаточно много. Хотя время было уже не «час пик»: уехали все студенты, рабочие с близлежащего завода, работающие рядом служащие и прочий офисный планктон. Стояли и отъезжали трамваи, в диспетчерской отмечали путевые листы вагоновожатые и сдавали деньги кондукторы. Там же, в этой обшарпанной временем служебной будке работники городского транспорта курили, ели-пили нехитрую снедь с чаем-кофе, болтали, или просто отдыхали от излишка сосуществования с незнакомыми людьми.
Большинство пассажиров ждали «десятку». Она долго не отправлялась почему-то. А ведь это был единственный маршрут, который шел на окраину города.
Высокий мужчина с явным лишним весом, в одежде эстетики 80-х годов, с полными тряпочными сумками уныло переругивался с маленькой тщедушной пожилой женщиной лет 60-65 лет (мама?), одетой также, по моде своей молодости. Издали их легко можно было принять за пару стариков, а не за сына и мать. Вся из себя спортивная барышня – в костюме с трилистником, куртке, с большой спортивной сумкой (в ушах наушники с музыкой) беспокойно нарезала круги вокруг диспетчерской. Остальные граждане тоже нетерпеливо нервничали, но молча и на месте.
Наконец из служебки вышел вагоновожатый, парень приблатненного вида: в кожанке, кепке и солнцезащитных очках, походка что называется, «как на шарнирах». По-хозяйски, с самодовольным видом, неторопливо обошел трамвай, проверил двери, колеса (там то что проверять – не давление же в шинах!), салон, сел на свое место с видом, как будто в Ламборджини. На «кругу» по пути к остановке он разогнался так, что заскрипели, засвистели и взвыли все детали старого вагона. Молодая, полноватая женщина в бушлате кондуктора отошла от кучки коллег – в руках у нее был пластиковый стаканчик с кофе – и поспешила к трамваю, куда уже стали загружаться пассажиры.
– Людаааа! Люда – звезда из Голливуда! Машина подана! – гопник-вагоновожатый выглянул из трамвая и громко заорал на все «кольцо».
– Вот ведь клоун! Придурок! Выпендрюжник! – заворчали в кучке курящих работников городского транспорта.
Кондуктор, стараясь не расплескать кофе, забежала в вагон.
– Ну, три, два, раз, поееехали!» – на весь вагон в громкоговоритель объявил водитель (пассажиры удивленно переглянулись), и вагончик тронулся.
И тут к остановке подбежала Рада. За ней метрах в пяти семенил какой-то явно городской сумасшедший. Двери услужливо открылись, девушка с дурачком шумно ввалились в салон. «Поехали!» – вновь объявляет вожатый, и старая желто-красная Татра поехала.
Рада с первого взгляда заметила, что в вагоне все пассажиры откровенно раздражены, видимо из-за долгого ожидания. Все, кроме двух выпивох, которые были увлечены эффектно одетой и вызывающе накрашенной женщиной лет 40. Пытались, так сказать, наладить контакт.
– И куда такая королева красоты едет? – как бы в пространство проговорил, покачиваясь в такт вагону и жестикулируя, один из ухажеров. – До какой остановки? Серег, давай проводим красавицу до дома!
Серега решил поддержать беседу.
– Выпьешь с нами? – он протянул женщине полторашку пива. – Я же вижу, что тебе хочется! Так позволь себе то, что тебе сейчас хочется. Гыгыгыгыыы!
– Пошли на хер, синяки, не для вас тут стою! – дама (Рада почему-то про себя прозвала ее «разведенкой») прошла дальше в вагон и попыталась сесть. Но, буквально, пройдя метр, обнаружила, что какая-то молодая мамаша, купив у кондукторши один билет, вместе с маленьким ребенком заняла два последних свободных места.
– Ты какого хрена купила один билет, а заняла все свободные места? Покупай два билета, или освобождай место! – разведенка набросилась на молодую девку.
Той было лет 18-19 (сыну было года три): простое крестьянское лицо, в вязаной шапочке и дешевом спортивном костюме, без макияжа и каких-либо признаков образования.
– Да твое-то какое собачье дело, сколько билетов я купила, накрашенное чучело, – огрызнулась девка. – Что, ребенка выгонишь? У тебя у самой ребенок-то есть? Швабра потасканная…
«Чучело-швабра» поморщилась и пошла по вагону дальше. И буквально через секунду от проезда через стрелку бабуля в платке, держащая в руках мопса, одетого как ребенок, в вязаных кофточке и шапочке, случайно ткнула собакой в яжмать. Та вскрикнула и снова завелась, буквально с пол-оборота.
– У тебя почему твоя собака без намордника! Почему в трамвае с собакой? Может, она бешеная! Есть справка, что не бешеная? У меня ребенок!
Ошарашенная таким ором бабушка с мопсом ничего этой дуре не ответила, отвернулась и быстро перешла к линии сидений у другого борта. Какой-то дядечка в возрасте тут же уступил место. А рядом развивалась целая дискуссия: худой мужчина средних лет с внешностью, как показывают в кино проходимцев, ругался с кондукторшей.
– Нет, я могу покупать билеты, но не сегодня, не при деньгах мы. Вы не имеете права заставлять меня! Готов выйти на следующей остановке.
– Ах, ты, поганец! Таких уродов, как ты, надо в детстве убивать из рогатки. Или в ванной топить!
– А не могли ли бы вы повторить последнюю фразу на камеру? – проходимец, оказавшийся еще и «зайцем», достал навороченный смартфон.
Видя эту сцену, молодой парень в натянутом на глаза капюшоне толстовки поспешно отошел подальше от кондуктора. Видимо, тоже не хотел оплачивать проезд. При отступлении он толкнул сумасшедшего, который от толчка вдруг обнял Раду и заорал: «О-о-о, вот она, я ее поймал! Она без билета! Она всегда ездит без билета! Я ее держу! Мы сдадим ее в полицию!».
– Отвяжись, придурок! – Рада попыталась вырваться, но тут неожиданно на помощь психу пришла… кондуктор.
– А ведь точно! Ты не покупала билет! Где твой билет?
– У меня проездной! Уберите этого от меня! Я же показала его, когда зашла! – Рада безуспешно пыталась вырваться из крепких объятий сумасшедшего.
– Не помню я, – у кондукторши день явно не задался. – Давай, покажи снова. Пассажиры по первому требованию должны предъявлять проездные и билеты. – И, обращаясь уже к шизику, буквально приказала. – Отпусти ее, сейчас мы ментов вызовем.
Псих наконец-то отпустил Раду. Та начала рыться по многочисленным карманам, рюкзаку, ища проездной. Вытряхнула все, даже варежки и крем для загара («Зачем он ей зимой?», – подумал заяц-проходимец). Но найти проездной так и не смогла.
– О, божечки! Да где же он?! Давайте, я куплю билет, – журналистка, плюнув на потерю, купила билет и отошла. – Да что за сборище моральных уродов??? Их всех здесь по кастингу насобирали?
И тут, позабытый всеми гопник-вагоновожатый неожиданно так дернул трамвай, что от нежданного ускорения людей отбросило назад. Те, кто стоял, невольно схватились за поручни, кто сидел – «блякнули» или «блинкнули». И все скопом начали высказывать свои мнения: «Эй, водила, полегче, не дрова везешь!», «Шумахер хренов!», «Слышь, ты урод!».
Но Татра сделала еще одно ускорение, да так, что кондуктор выронила стаканчик с кофе. Напиток попал на мать (той, которой за 60), и она, отряхиваясь, задела парня, который, никем не замеченный, лез в этот момент к ней в сумку. Вор дернулся и толкнул сына женщины, а тот, с полным баулом в одной руке, второй, не удержав равновесия, схватил деваху со спортивной сумкой за попу.
– Караул! Грабят! – заорала мать, за 65 которая, показывая пальцем на воришку. – Он у меня кошелек украл! Держите его! Андрюша, держи вора (это она уже сыну), у него наши деньги!
Андрей инстинктивно сделал шаг в сторону вора. Но на его месте вдруг оказался (к своему несчастью) городской сумасшедший. Спортсменка в наушниках, не слышав всей этой суеты, почувствовала, что ее лапают за задницу. Повернувшись, она увидела тупо и плотоядно улыбающегося дурачка, и со словами «Ах ты, говнюк!» с силой толкнула «домогателя».
– Ааа! Меня бьют! – заверещал тот. – Меня обижают! Вас надо наказать! Всех! Полиция! Держите их!
Воришка, пользуясь всеобщей неразберихой, попытался прорваться к выходу из трамвая и сделал попытку оттолкнуть спортсменку, схватив за одежду: «Пошла…». Но та, разозлившись, въехала вору прямым в челюсть, вкладывая всю силу в удар. Послышался звук клацающих зубов. Явно не ожидавший такого сопротивления, жулик откинулся назад и сполз на пол, кошелек выпал из его руки.
И в это самое время вдруг случилась остановка, открылись двери, и орущий сумасшедший вывалился из трамвая. Впустив двух новых пассажиров, вагончик тронулся, «перрон» – остался.
IV
Андрюша, 35-летний «мужчина в полном расцвете сил», наверняка, был бы очень симпатичным, если не явный лишний вес, застенчиво-насупленный взгляд и небрежная заросшая голова. В разноцветных семейных трусах он сидел за компьютером, делая затрапезный сайт какому-то затрапезному мебельному цеху. Долго, тщательно. Даже чересчур долго и тщательно.
Наконец закончил. Все на десять раз перепроверил.
Затем Андрюша открыл свой собственный сайт, на аватарке он – отфотошопленный, десятилетней давности, и в рыцарских доспехах с мечом наперевес. Посмотрел: подписчиков сайта – два, просмотров – два. Многословные, длинные посты никто не читал, не лайкал и не комментировал. Мир его явно не принимал и не хотел.
В комнату зашла мама: в длинной ночной рубашке, худая, маленького роста пожилая женщина, с седыми распущенными волосами. Она выглядела комично-угрожающе, больше комично. Но Андрюше было не до смеха. Он вздрогнул и закрыл свою страничку на экране.
– Андрюша, завтра позвони в Собес, узнай, почему мне пенсионная надбавка не пришла, всем пришла, а мне не пришла. Купи мне в аптеке «валидол» – уже кончается, только не покупай в синей упаковке, как в прошлый раз, мне нравится в зеленой, – мама строчила фразами, как станок, почти без пауз, – Тебе когда за прошлую работу заплатят? Я же говорила, что это какие-то мошенники.
– Э… я-я-я с-с-схожу, не-е-е б-б-было в з-з-з-з-зеленой, это…же…я ж-ж-же н-н-н-не з-з-знал…, – Андрюша попытался вставить слова в монолог мамы, сильно заикаясь.
Но та даже не стала дожидаться андрюшиных ответов, развернулась и ушла в свою комнату.
Через полчаса Андрюша на цыпочках подошел к двери и посмотрел, уснула ли мать. Затем достал из «тайника» (внутри складного дивана) старый, еще кнопочный сотовый телефон и позвонил на незнакомый номер. Ответил низкий мужской голос, и Андрюша сразу нажал «отбой». Набирал снова: в этот раз ответил женский голос. У Андрюши сразу не стало никакого заикания: появились приятный тембр и завораживающий голос.
– Здравствуйте, меня зовут Святослав, я представляю Русский банк. Мы проводим анонимное анкетирование. А как вас зовут?
– Меня? Света, – голос незнакомки в телефоне звучал растерянно. – И что за опрос? Русский банк? Я не пользовалась его услугами. Откуда у вас вообще мой номер телефона?
– Значит, надо воспользоваться. Наверняка у вас, Светлана, есть желания, на которые необходимы крупные суммы. Давайте завтра встретимся и порешаем этот вопрос, – голос Андрюши лился и журчал, как водопад в жару. Слова складывались в красивые предложения. Никогда и никто бы не подумал, что полчаса назад заикающийся увалень и говорящий сейчас – это один и тот же человек. А голос незнакомки в ответ произнес уже заинтересованно.
– А что, так можно? Мне бы вот ипотеку…
– Конечно, не все так сразу и легко, Света! Но ведь вы не замужем. Я же сразу понял, что вы не замужем – значит, препятствий для встреч нет. И банк это одобряет.
– А точно банк одобряет?
– Мы оформим, все оформим, Света. Я знаю, как можно получить льготную ипотеку. Путь тернист и нелегок, будет жарко на пути и поэтому пройти его придется минимально одетой, Светочка.
– Минимально что? Это как так? – голос в мембране телефона опять зазвучал растерянно.
И тут неожиданно в комнату зашла мать. Но Андрюша ее не заметил, а потому продолжил.
– Никаких трусиков, – проговорил он четко и убедительно, как на комсомольском собрании.
– Но…
– Никаких «но»! Я знаю, Светочка, что вы – настоящая красавица, вы должны снять трусики прямо сейчас…
– Ты что, поганец, такое говоришь? – крик матери вывел Андрюшу из его Эдема. – Кому ты это все говоришь, дебил? Как тебе не стыдно! Как язык твой такое произносит!
V
«Пусть Земля ему будет пухом, – Натаха прочитала строчку и уронила голову на стол, – планета Земля пухом?!». Не поднимая головы, продолжала лежать на столе среди кучи бумаг. Такие ошибки в тексте всегда бесили, раздражали – это не опечатка, даже не ошибка, это просто очевидная глупость. С заглавной буквы пишется название планеты – Земля. Та земля, которая пухом, – с маленькой. Сначала просто писать научились бы, считала Натаха, а потом уже лезли в литературу.
– Дебилы, блин. Писатели хреновы. Писателей уже больше, чем читателей, – это она уже сказала вслух. – Заводы стоят – одни графоманы в стране.
В этот момент в кабинет корректоров большого книжного издательства зашла Натахина начальница Ольга Степановна Воронова.
– Что говоришь, Ковалева? – строго спросила.
– Да я сама с собой.
– Конечно, Ковалева, почему не поговорить с таким умным и приятным человеком как я сама?!
Фамилия у начальницы была «говорящая». Ольга Степановна действительно походила на ворону – высокая, худая, темноволосая, с длинноватым носом и черными цепкими глазами. Народ Ольгу Степановну не очень любил. За что ее любить: строгая, придирчивая, беспощадная. Но побаивались. Натаха уважала Ольгу Степановну – строгой, придирчивой, беспощадной начальница была не только к подчиненным, но и к себе. А еще, Натаха узнала это совершенно случайно, когда приехала к Вороновой домой со срочной работой в неурочный час, Ольга Степановна долго выхаживала сына с тяжелой онкологией, в 31 год он умер. Но об этом на работе никто не знал. Когда сын еще был жив, по женщине никогда не было видно, что у нее проблемы, горе. Всегда подтянута, накрашена, хорошо одета. Про Натахину маму на работе тоже знала только она.