В рамках приличий

– А ты на что рассчитывала? Я мужик! Имею полное право жить, как я хочу. Бабло тебе кто присылал? – муж, уже почти бывший, нависает надо мной, а я теряюсь от последней его фразы.

– Что ты мне присылал? На что ты там имеешь право? – переспрашиваю и понимаю, что вопросы звучат глупо.

– Ты не придуривайся, Маша, – фыркает он и расставляет руки в стороны. – Всё, что есть в этой квартире, куплено на мои деньги.

От этого вранья и наглости я просто задыхаюсь, но внутри поднимается ещё и волна злости.

– Слушай сюда, Воронов, – закипаю я и радуюсь, что дети в школе. – Я от тебя ни копейки не получила за последние пять лет. Всё, что здесь, – тычу пальцем в пол, – находится, куплено на мои деньги. И дети наши одеваются за мой счёт. Так что проваливай к своей второй семье и не смей сюда больше являться! На развод я уже подала!

Восемнадцать лет брака. Двое детей. Дом – полная чаша. И рога под потолок. Супер, Маша! Ты смогла построить достойную семью (сарказм)!

Глава 1

***

Стою в холодном подъезде, дети рядом со мной, а на пороге квартиры, что вот уже десять лет принадлежит нашей, как я думала, семье, стоит довольно симпатичная девушка.

– Серёжа, это к тебе, – её голос звучит совершенно спокойно.

Она даже не спрашивает, кто я. А усмешка на губах и дерзкий взгляд говорят, что она всё-таки прекрасно знает, кто я такая. На ней вечернее платье ярко-синего цвета, в пол, вечерний макияж, высокая причёска на блондинистой голове, а рядом жмётся маленький мальчик лет трёх-четырех.

– Кто там, крошка? – слышу ласковый голос мужа и внутренне содрогаюсь. – Мария?! Ты что здесь делаешь? Какого хрена? – а вот я, как оказалось, такого обращения не заслужила

– Милый, не при детях, – эта девушка слишком жеманно и даже наигранно закатывает глаза и прикрывает уши мальчику. – Разберись здесь, – она кивает в нашу с моими детьми сторону, – и нам пора собираться.

Но Сергей ничего не отвечает. На нём надет костюм, который я ему заказывала у портного, чтобы он подчёркивал его красивую фигуру. И года не прошло, как я с детьми подарила его ему. На шее бабочка в цвет платья девушки, что скрылась в квартире, а у меня перед глазами, словно на быстрой перемотке, мелькают наши совместно прожитые годы.

– Я вопрос задал, – его голос звенит злостью. – Ты что здесь делаешь? И детей ещё притащила!

– И тебе, папуля, привет, – Дашка первой берёт себя в руки. – Нормально тебе здесь живётся, смотрю.

– А ну, рот закрыла! Не доросла ещё…

– Сейчас рот закрываешь ты, Воронов, – перебиваю зло мужа. – Ещё раз так позволишь себе с дочерью разговаривать, я тебе… – но останавливаюсь недоговорив, потому что Гоша, мой сын, с другой стороны берёт меня за руку.

– Мам, не нужно, – его голос ничем не уступает сейчас по накалу Воронову. – Поехали лучше отсюда.

– Я тебе сколько раз говорил, что не люблю сюрпризы, – а вот мой муж не остывает. – Ты что, не могла позвонить? Или у тебя с руками проблемы?

– Ты решил найти козла отпущения? – вскидываю бровь в удивлении. – Тебе не кажется, что злиться сейчас должна я?

Но Сергей не успевает ответить. За спиной открывается дверь лифта, и звучный, довольный голос свекрови, которая спешила уехать на новогодние каникулы к хорошим друзьям, раздаётся на весь подъезд:

– Ой, там так метёт, что наутро все дороги будут засыпаны снегом. А они что здесь делают? – слишком громко взвизгивает она. – Серёженька! Что она сделала?

– Мама, иди в квартиру, – Сергей бросает на неё строгий взгляд. – Я сам разберусь.

– Давно нужно было, – фыркает свекровь, брезгливо посмотрев на меня и моих детей. Её же внуков! – И нечего её жалеть!

– Мама! – рычит Сергей, а в коридор за спиной мужа выскакивает девочка лет шести-семи.

– Бабуля, ты вернулась, – радостно кричит она.

– Да, моя бусинка, – Зинаида Дмитриевна сразу превращается в милейшее создание и даже присаживается на корточки перед малышкой, позабыв о больных коленях. – Я так соскучилась за тобой, внученька моя.

А вот теперь больно! Мои дети таких слов не слышали от неё, даже когда были маленькими. И это ранит намного больнее, чем предательство мужа.

– Поезжай домой, Мария! Я приеду после праздников, и мы всё решим, – строго говорит Сергей.

– А зачем откладывать, – улыбаюсь я, пытаясь заглушить боль в груди. – Я уже сама всё решила.

– Что ты там решила? – фыркает он с таким видом, будто я глупый ребенок, а он чуть ли не создатель мира. – Хотя это и к лучшему, что ты сейчас всё узнала. Устал я, – добавляет он и таким привычным движение зарывается рукой в волосы.

– Как замечательно, – нервный смешок срывается с моих губ. – И это от усталости ты решил завести вторую семью? Не нужно спектаклей, Воронов.

– Маша, не создавай проблемы, – голос Сергея снова наполняется сталью. – Домой поезжай. И не устраивай сцен.

Смотрю на мужа несколько секунд в шоке. Я даже не знаю, что ему ответить, слов просто нет, а мыслей слишком много, и они-то и не могут сложиться в нормальную речь.

– Мам, я вызвал лифт, – голос сына вырывает из оцепенения.

Я молча разворачиваюсь, подхватит сумку с нашими вещами, и иду к сыну.

– И всё? – слышу в спину удивлённый голос мужа.

– Да, – уверенно, даже не задумываясь, отвечаю я. – Как ты там сказал, всё к лучшему? Согласна на все сто.

– Мария, – Сергей угрожающе зовёт меня, но я вхожу в лифт за детьми и нажимаю кнопку первого этажа.

Дверь закрывается как раз в тот момент, когда рядом появляется Воронов. Я замечаю его растерянный и одновременно злой взгляд, но внутри пустота.

– Мама, – Даша зовёт меня тихо, а я только сейчас начинаю соображать, что на улице тридцать первое декабря, вечер, а я с детьми на улице в чужом городе.

– Даш, – Гоша голосом останавливает сестру, а я не знаю, что сказать собственным детям.

Но пустота внутри только сильнее разрастается, и с такой скоростью, что мир просто исчезает. Только тепло тел детей, что стоят за спиной, тихо говорит, что я жива и что это логичный финал всего, что меня окружает последние десять лет.

Мы выходим на улицу, а тут и правда метёт. И неизвестно, найдём мы сейчас ночлег или хотя бы столик в кафе. Мне нужно взять себя в руки. Я не одна. Мне нужно думать о детях.

В кармане начинает звонить мобильный, вырывая меня из нового водоворота панических мыслей. Достаю его и принимаю вызов не глядя.

– Мария, с Наступающим тебя. Скажи, ты можешь выслать мне один отчет сейчас. Пять минут, и я отпущу тебя за праздничный стол, – голос босса бодрый и деловой. Всё как обычно, вот только я не знаю, что ему ответить. Впервые за четыре года, что я с ним работаю. – Мария? – голос Гордея Захаровича меняется, а я всё молчу.

– Я не могу вам выслать отчет, Гордей Захарович, – отвечаю я на удивление ровно.

– Где ты? – О, я знаю этот тон.

Сейчас Соколовский не потерпит неточности, и ему нужен полный и исчерпывающий ответ. Вот это как раз и злит сейчас. Что-то слишком много мужиков вокруг.

– Далеко, Гордей Захарович. Приехали с детьми сделать сюрприз мужу. Сюрприз удался, теперь нам нужно срочно найти место, где бы остановиться. Так что, если вас не затруднит, я вам вышлю всё, как только доберусь домой, – отвечаю я ровным голосом и отключаюсь.

Смотрю на потухший экран мобильного и, развернувшись к детям, выдавливаю из себя улыбку и нежно говорю:

– Такого Нового года у нас ещё не было, родные.

– Да уж, – вздыхает Даша, посильнее натягивая шапку на лоб. Ей почти семнадцать.

Гоша на полтора года младше сестры, но не это меня сейчас пробивает ознобом и страхом. Я ведь даже не могу придумать для них какую-то историю, почему так папа поступил. Современные дети понимает намного больше и знают уже всё в подробностях.

– Предлагаю поехать в аэропорт, – стараюсь оценить все варианты, но этот мне кажется самым нормальным. – И там дождаться ближайшего рейса домой.

И именно в этот момент мне становится так обидно и больно, что глаза затягивает слезами. А больше всего обидно за детей. Они и так не знали толком отца, а сейчас оказалось, что у него семья новая и явно любимая.

Глава 2

В аэропорту почти никого. Только немногочисленный персонал и пассажиры, которые, так же как и я с детьми, ждут свой рейс. Вот только они сами выбрали такое времяпрепровождение, а я… выбор сделали за меня.

Даша уснула у меня на плече, Гоша пытается не закрыть глаза, но голова то и дело дёргается. Вот только у меня сон не приходит. Что-то сломалось внутри. И нет, не я, а какие-то установки просто рассыпались в пепел. И даже слёз нет. Одна пустота.

На удивление, мы быстро поймали машину до аэропорта и даже смогли взять билеты на утро. Главное, чтобы погода наладилась. И теперь я стараюсь думать о чём угодно, только не о муже и его семье, но не выходит.

Мысли постоянно возвращаются к Сергею, его женщине, детях и о годах, прожитых вместе. Он сейчас развлекается где-то, а я сижу на неудобных скамейках аэропорта и жду рейс.

Восемнадцать лет. Восемнадцать! И ведь даже мысли ни разу не закралось изменить ему, а у Воронова, как оказалось, не просто закралось. И что теперь?

А что ты хотела, Маша? Сама же прекрасно догадывалась, что что-то не так. Но продолжала жить, продолжала звонить, продолжала терпеть его маму, что ни разу не упустила возможности сказать, какая я бессовестная, оставила её сыночка одного на Севере зарабатывать, и живу, ни в чём себе не отказывая.

Смотрю перед собой и пытаюсь понять, почему же так больно. Чувства? Как оказалось, их и нет. Но в груди же болит!

– Маша, – участливый голос раздаётся рядом, заставляя меня вздрогнуть и вернуться в реальность.

Передо мной присаживается мой босс! Мать моя женщина, да откуда он здесь? Чёрное пальто на плечах, модная небритость, расстёгнутая на груди рубашка, дорогие кожаные туфли. Идеальные рубленые черты лица, в меру сочные губы. А ещё запутавшиеся снежинки в волосах, что так и просят, чтобы их стряхнули.

Фокусируя на нём взгляд, надеюсь, что мне всё это только снится. Я задремала, и, вот же зараза, именно Соколовский мне явился во сне. Зажмуриваюсь крепко, медленно открываю глаза и тяжело вздыхаю:

– Не сон. Рубашку нужно застёгивать, Гордей Захарович, – добавляю я строго и киваю на его мощную шею, где дёргается кадык.

– Если твой сарказм на месте, значит, не всё потеряно, – довольная улыбка касается губ босса, вот только взгляд не меняется.

Изучающий, с характерным прищуром, даже, можно сказать, сканирующий. И я представляю, как выгляжу сейчас, и это раздражает.

О боже, Маша, тебе муж изменяет! Даже хуже, у него другая семья, а ты сейчас думаешь о том, как выглядишь?

– Вы что здесь делаете, Гордей Захарович? – спрашиваю я, раздражаясь от его идеального вида.

Он старше меня, но здесь дело даже в другом – он невероятно красив и сексуален. Нельзя не замечать очевидных вещей, как любит говорить моя подруга Яся. Я слишком давно работаю на этого человека, чтобы не понимать, что он здесь не просто так. И дело не в отчёте.

– Новый год наступил, а вы находитесь не в своей постели, – стараюсь говорить ровно, но голос подрагивает. – Вам нечем заняться? Или очередная дама сердца решила, что в этот раз камушек не такой большой?

– Машенька, – улыбка Гордея теперь напоминает оскал, а вот в глазах вспыхивает опасный огонь, – я не готов потерять своего самого ценного сотрудника. Никто кроме тебя не выдерживал меня столько лет. Да и лететь всего четыре часа. А теперь поднимайся, у нас скоро посадка.

– Сама знаю, – огрызаюсь я, и только сейчас мой мозг начинает вопить.

Маша! Перед тобой твой босс. Человек, которого боятся, уважают, хотят быть на него похожими и лежать под ним, а ты его личный секретарь. Очнись!

И только теперь я понимаю, что уже утро. Ну, по крайней мере, здесь. Дети смотрят на меня удивлённо, а вот Соколовский, наоборот, довольно улыбается.

– Дарья, Георгий, поднимаемся, – его спокойствие просто добивает. – Наша посадка уже начинается. Не будем опаздывать.

– Мам, – Гоша напряжённо смотрит на меня, но всё-таки поднимается с места.

– Гордей Захарович, мы сами, – устало говорю я, поднимаясь с кресла. – И билеты у нас уже куплены.

– Да кто же спорит, Машенька, – спокойно отвечает Соколовский. – Только я вас провожу на ваши места. Мне так спокойнее будет.

– Гордей Захарович, а правда, что вы здесь делаете? – Даша сама простота.

Вот дочь у меня за словом никогда в карман не лезла.

– Не могу же я оставить лучшего сотрудника компании в трудную минуту, – Соколовский подмигивает моей дочери, а я хочу его стукнуть.

– А, это теперь так называется, – улыбается Дашка и с умным видом качает головой, а я шокировано смотрю на дочь.

– Дарья! – шепчу я. – Прекрати немедленно.

Но дочь только шире улыбается, а я тихо выдыхаю и радуюсь, что Гоша тоже подключается к разговору с Соколовским. И вот здесь происходит ещё один сбой моей внутренней системы.

Я плетусь за Соколовским и моими детьми и ловлю себя на мысли, что совершенно чужой человек сейчас идёт рядом, а родной отец даже в квартиру не пустил. Это где же я так согрешила?

Тяжёлые мысли затягивают в омут. Я ведь понимаю, что это не конец. Но внутри какая-то наивная часть меня надеется, что у Сергея хватит совести просто развестись и жить себе дальше.

И опять картинка того, как свекровь общается с маленькой девочкой. Почему же мои дети не заслужили такого общения?

Вытаскивает меня из мыслей, что я гоняю по кругу, прикосновение к животу. Соколовский сидит рядом и пристёгивает меня ремнями. Быстро осматриваюсь и замечаю детей через проход.

– Мне кажется, мы поменялись местами, Машенька, – и снова он улыбается, а в тёмных глазах видно отблески света. – Теперь я ухаживаю за тобой.

– Не дай бог, Гордей Захарович, – говорю я хрипло. – Я на ваше место не претендую. И вам на своё не советую.

– А рядом? – неожиданно спрашивает Соколовский, сканируя меня взглядом, а я воздухом давлюсь от его слов.

Это что сейчас было?

Глава 3

– Спасибо за то, что помогли, Гордей Захарович, можете быть свободны, – говорю я устало, смотря в коридор моей квартиры, где, быстро раздевшись, исчезли дети.

– Машенька, вы забыли главное правило, – неожиданно нежно говорит Соколовский и подталкивает меня внутрь. – Проходите, раздевайтесь, у меня есть вкусный чай, – всё это он говорит под мой ошарашенный взгляд и закрывает дверь за собой.

– Гордей Захарович, у вас голова замёрзла? – спрашиваю я и снова чувствую волну злости.

– Машенька, я не могу тебя оставить одну в таком состоянии, – слишком спокойно говорит босс. – Да и чай я твой никогда не пил.

– Что вы говорите? – вскидываю бровь и складываю руки на груди. – А кто вам чаи таскает в кабинет каждый час?

Чтобы смотреть ему в глаза, мне нужно задрать голову. Даже когда я на каблучке, он всё равно выше меня.

– Это не тот чай, – Соколовский само спокойствие, а я снова злюсь. – Я твоего хочу. И надеюсь, что ты выдохнула и погрызла себя нормально за время перелёта, так что давай ты мне сейчас расскажешь, что произошло.

Мне кажется, я просто разучилась разговаривать доступным языком, ну или у меня отключился инстинкт самосохранения. Потому что дальнейшие мои действия назовёшь не иначе как самоубийство репутации лучшего сотрудника.

– Сейчас будет некрасиво и совсем не воспитано, как любит говорить моя Яська, но валите нахрен, Гордей Захарович, – выговариваю каждое слово чётко, чтобы не запнуться, а то мне кажется, что от собственной наглости язык у меня сейчас к нёбу прилипнет.

– Ну нет, – качает головой Соколовский, и губы у него растягиваются в довольной улыбке. – Я туда не хочу. Но замечу, что вот такой ты мне нравишься намного больше.

– А я не хочу вам нравиться, – вот теперь раздражение я не могу сдержать. – Я хочу побыть дома, со своими детьми. Переварить полученную информацию и построить план своей жизни на ближайшие пару лет.

– Согласен принять непосредственное участие в постройке плана, – Соколовский делает быстрый шаг ко мне, ловко разворачивает меня вокруг себя и стаскивает с плеч куртку. – Но от чая не откажусь, Воронова. Не выгоняй босса в первый день Нового года. Плохая примета.

– Ой, мам, да пусть уже проходит! – громко кричит Дашка с кухни. – Чай я уже сама заварила. И поесть бы не мешало.

– Да, мам, – Гоша выглядывает в коридор, где стоим мы с Соколовским. – Гордей Захарович приехал за нами, хотя и не вижу смысла в его рыцарском поступке, – последнее уже тише добавляет сын. – Но накормить его всё же нужно.

– Устами младенцев, – довольно произносит за спиной Соколовский, а я чуть ли не задыхаюсь от возмущения.

Но просто молчу и иду в ванную. Ничего не хочу говорить. Закрываю дверь за собой и прислоняюсь спиной к ней. Слышу спокойные голоса детей и уверенные фразы Соколовского, но не понимаю, о чём они говорят.

Осматриваю это кафельное помещение, и мне кажется, что даже тёплые полы не согревают сейчас меня. Всё давит. И не только стены снаружи, но и внутри давит.

Делаю два шага и становлюсь перед зеркалом, включаю на нём подсветку и смотрю на себя огромными карими глазами, в которых пустота. Тёмные волосы собраны в высокий небрежный пучок, пуловер бежевого цвета, светлые джинсы, прикушенная нижняя губа слишком распухла.

По щеке скатывается слеза. Слишком горячая, слишком обжигающая! За ней спешит вторая, третья, а я только успеваю включить воду и закрыть рот ладошкой, чтобы заглушить всхлип.

Больно. Очень больно! Слёз столько, что я перестаю что-либо видеть. А ещё не могу понять, почему плачу.

Потерянные годы? Несправедливость? Обидно за детей? Или за себя? А может, всё вместе? Мне тридцать шесть, а я…

– Машенька, – в дверь раздаётся аккуратный стук, но вот голос босса звучит слишком настойчиво.

Да чтоб тебя?!

– Мне нужно уехать, но я очень надеюсь, что, когда я тебе позвоню, ты ответишь, – продолжает он, будто зная, что я его сейчас пошлю на небо за звёздочкой.

Хочу что-то ответить, но не выходит. Голоса просто нет. А опозориться ещё больше и начать хлюпать носом перед боссом – это уже край.

Слышу, как он уходит, как закрывается входная дверь, и слёзы заканчиваются в один миг. А с ними и силы.

Умываюсь холодной водой, стаскиваю вещи с себя, бросая всё в корзину для грязного белья. Быстро принимаю душ и выхожу.

Дети тихо разговаривают на кухне, но я не слышу ничего, вот только стоит мне войти, как они замолкают. Оба смотрят на меня слишком внимательно, слишком пытливо.

– Мам, мы здесь подумали, – начинает Даша, но Гоша её перебивает:

– Мы же столько лет и так жили сами. А тебе вообще ещё раньше нужно было развестись, – грозно говорит мой пятнадцатилетний сын. – Отец на две недели раз в три месяца – это даже не муж на час.

– Не говори так, – останавливаю сына, а груди дыра разрастается со скоростью света.

– Мамочка, всё будет хорошо, – ко мне подходит Даша и прижимается с одной стороны. – Теперь хотя бы всё по-честному будет.

Гоша тоже подходит к нам. Я сжимаю детей в объятиях и пытаюсь убедить себя, что оно и к лучшему, что Новый год начался вот так. Вот только никто не ожидает того, что ровно через три часа наше раннее утро начнётся с треша, как любят говорить мои дети.

Глава 4

***

– Сокол, да я тебя таким не видел… Никогда! – Макс сидит напротив меня и ржёт. – Ты что, выиграл очередной тендер? Или у тебя прибавился нолик на счету в банке.

– Не в бабках счастье, Макс, – отвечаю другу, а сам чувствую, что губы сами растягиваются в улыбке.

– Не в бабках, а в детках? – хохочет друг, а я подхватываю.

– И в детках, и в конфетках, и в женщинах, – отвечаю Максу и уже сам ржу в голос, потому что этот идиот подавился глотком вискаря.

– Ты дебил? – спрашивает он, пытаясь откашляться.

Да! И это уже бесповоротно. А ещё я сорвал куш, и главное, теперь его удержать в руках. Точнее, её.

Делаю глоток обжигающей жидкости и откидываю голову на спинку кресла. В кабинете уже стемнело. Через час наступит второй день Нового года, а я… радуюсь и готов убивать.

– Не хочешь объяснить? – спрашивает Макс, успокоив кашель. – А то я начинаю сомневаться в твоей адекватности. Сорвался куда-то за час до боя курантов. Поднял на уши парней из охранного агентства. Слетал в другой часовой пояс, а теперь сидишь и лыбишься будто ты трахался всю ночь, а не в небе зависал.

– Макс, ты меня сколько лет знаешь? – спрашиваю в ответ у друга, не открывая глаз.

– Такие цифры не принято называть, – снова смеётся он.

– Я когда-то делал что-то просто так? – задаю ещё один вопрос, на который мы оба знаем ответ.

– В этом всё и дело, – голос Макса становится уже более сосредоточенным. – И, ты знаешь, я бы мог сказать, как моя бывшая, «седина в бороду – бес в ребро», но тебе-то и кризис не от кого иметь, ты женат был настолько давно, что это больше в легенду превратилось, чем правда.

Да-а-а. Был у меня когда-то опыт. Можно было бы сказать печальный, но любой опыт нам нужен для того, чтобы чему-то научить и показать, как делать не нужно.

Я научился и жил себе спокойно под слоганом: «Я имею всё, что продаётся». А в наше время продаётся всё и все. Я так думал.

– Либо ты говоришь, что происходит, либо я тебе сейчас вмажу, чтобы твои думательные функции вернулись в нужное русло, – уверенно говорит Макс, привлекая внимание.

Поднимаю на него взгляд и усмехаюсь. Он склонился вперёд, упёр руки в колени и слишком внимательно смотрит на меня. Слишком внимательно смотрит.

– А хочешь, я угадаю, что произошло? – снова спрашивает Макс, а я киваю ему в ответ, молча давая согласие на его предположения. – Ты добился своей Марии-Премудрой, она тебе дала, и ты поехал бить морду её муженьку.

А даже не понял, когда начал ржать: а Макс-то, оказывается, слишком проницательный.

– Почти, – посмеиваясь отвечаю. – Я поехал забирать свою Марию-Премудрую из аэропорта, где она ждала рейс домой. Её мудак завёл себе вторую семью, а Маша с детьми оказалась не нужна.

– Них… я хотел сказать, что нормальный подарок на Новый год, – Макс ошарашенно смотрит на меня, а я чувствую, как чёрная ярость снова поднимается внутри.

Я не знаю, зачем позвонил ей вчера. Сидел в ресторане, крутил мобильный в руках и думал о ней.

Я ведь уже привык, что эта женщина, а по-другому и не назовёшь её, обворожительная, притягательная, шикарная женщина не покидает моих мыслей и снов уже слишком давно. Никогда не думал, что у меня такая выдержка.

Я даже девочек выбирал себе по типажу, похожему на неё! Но в последние полгода превратился в конченого малолетку. Да если кто узнает, чем Соколовский занимается поздними вечерами в душе, после трудовых будней, у виска покрутит пальцем!

А вчера ничего лучше не придумал, как позвонить ей. И даже придумал, какой отчёт мне нужен именно сейчас. Но никак не ожидал, что моя Машенька, мой личный секретарь, с железными нервами и стальной выдержкой, кротким характером и внимательная, будет говорить со мной дрожащим голосом.

Через десять минут у меня уже были данные её местоположения, а через двадцать минут у меня был билет на рейс. Пока летел, убедил себя в том, что я не имею права никого убивать, пока меня об этом не попросят, но желание запредельное.

– Либо ты говоришь, либо я тебе и правда вмажу, – серьёзно сказал Макс.

– Этот мудак завёл себе новую семью, – ответил я, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. – А Машеньку с детьми даже на порог не пустил.

– Откуда информация? – голос серьёзный. Ни весёлости, ни улыбки. Яровой уже всё просчитывает.

– Дети рассказали, – отвечаю я зло и бросаю взгляд в окно.

Ночь на улице. Отблески огней сейчас напоминают её глаза, в которых стояли слёзы. Но ни единая не упала.

– Пиздец, – выдыхает Яровой.

– В точку, – усмехаюсь я зло.

– Только не натвори дел, Сокол, – слишком быстро добавляет друг.

– Да когда я творил? – бросаю удивлённый взгляд на друга и получаю в ответ скептический взгляд. – Я же только заберу то, что не оценили, не любили и было в недостойных руках.

– Ты сначала у Премудрой своей спроси, нужен ли ты ей, – хмыкает Макс и разливает нам ещё по порции янтарной жидкости. – Что-то мне подсказывает, что она тебя пошлёт быстрее, чем ты подкатишь к ней. Она та женщина, кто знает о тебе слишком много.

– Значит, быстрее привыкнет, – нагло улыбаюсь, но понимаю, что в словах друга есть доля правды.

Нужен план действий. Главное, чтобы помогло. Но кто же знал, что осуществлять ещё не созданный план придётся намного быстрее и самым кардинальным образом.