Путь Избранного. Фэнтези

Глава 1

– Веды мы, сынок. – Похлопав внука по плечу своей еще налитой силой ладонью старый Кремень, присел рядом на лежавшие стопкой на земляном полу шкуры лесных туров. – Это о многом может сказать, коли призадуматься всерьез. Помнишь от кого начались жизни пращуров наших?

– Все помню дедушка! Сколь раз ты мне еще в детстве это втолковывал. Великий Род в те далекие времена полюбил простую смертную, которая и родила ему трех сыновей. Звалась та его любовь Ведой. Дети их были полубоги. Нельзя богам получить от смертных себе подобных. Первый сын, Вернигора, тот был славным богатырем, но не смог из-за своего гигантского роста подобрать себе женку по душе. Так и пробродил по свету долгую часть своей жизни в одиночестве. Только своими делами геройскими и сел в памяти народа. Потом Род к себе его в Великий Лес призвал. Теперь там свою службу славного витязя правит. Стережет покой Рода, пока тот, обратившись в большого черного ворона, сидит в гнезде на макушки сосны, которая подперла собой небеса, и зрит на мир, как он делает все вперекор его Слову. Второй сын, Громобой, тот в точности по дорожке старшего прошелся и тоже теперь при отце караулом ходит. Младшой, Лучезар, иной жизнью жил. Не было в нем того великого роста, какой братья старшие поимели от отца. Таков он ростом был почти, как ты, дедушка. Чуть в плечах поширше. Повыше на полголовы. Силой его Род не обидел. Но больше тяги любопытной к познанию того, что вокруг творится, ему в голову положил. Потому бродил он по свету не для доблести воинской, а чтобы разузнать, что где к чему. В таком блуждании своем и обрел жену, она ему родила пятерых мальцов, которые выросли богатырями, но дела отцовского не оставили. Тоже много бродили. Чтобы смогли сохранить все то, что узнали для потомков, вразумил их Род грамоте. От той поры и ведутся у нас книги, которые читал я с тобой и без тебя все эти годы. Вот в этих скитаниях по Белому Свету, когда спрашивали их иные, откуда взялись, отвечали, что пошли они от Рода и Веды. Потом все забыли изначальные пояснения и стали говаривать, что из рода Веды. А после и совсем сами ведами стали отзываться. Так вот, дедушка! Иль напутал чего?

– Ты напутаешь! Как же! Тебя дубиной долго по голове дубасить надо, чтобы мысли какие повыскочили. – Довольно улыбаясь, проговорил дед. – Только это баловство одно в таких разговорах. Поутру призовут тебя на настоящие испытания. Настал твой черед идти в Великий Лес с поклоном Роду от всех, кто родился от сына его и внуков. Таков уклад в Слове. Раз в десять весен уходит один из юношей наших на поклон к Роду. Получит благословение – всем радость! Не вернется – знать получил от Отца Богов задание особое и брошен в край какой для подмоги народу тамошнему в трудную годину. Тому, кто получит благословение Великого Рода, дастся жизнь долгая. Получает он в дар такое могущество, что прочим и присниться не может. Коли вертается обратно посланник наш, знать не показался Роду. Знать, жить ему тута до скончания века. Одно дело, то в охотники пробиться. Там можно мужскими делами прославиться. Только и тут через испытание пройти надобно. У охотников свои потребы. Вот так вот, внук.

– Ты не говорил о том ранее дедушка. Отчего сам-то тут остался? Ведь в книжных науках очень здорово разбираешься. Почитай, на память кажный листочек говоришь.

– Не мне было то решать. Моей задачей от Рода стало обучение тех, кто пойдет Долгой Тропой. В твои-то годы как ожидал я, что падет на меня выбор. Ан – нет! А на тебя пал глаз Рода. Выходит, надобен, для дел каких-то. Что поручает он избранникам, нам то не ведомо. Даже нашему чародею Гостомыслу. Одно знает, что призван ты. Видно Великий Род строгий запрет на слухи те наложил. Ни один до нас не долетел. Жаль, верно, расстаться с тобой. Больно прикипел. Но тут же радость в душу придет: внук в число избранных попал. Не зря, видать, силы в тебя ложил. Жаль, отец твой не узрит праздника нашего. Горд бы был. Его тоже Род избрал. Может, свидитесь где. Скажешь тогда ему про меня, что его место в сердце заполнено наполовину гордостью, наполовину горечью. Так-то…

Только утро задело краешком верхушки, как затарабанили в дверь землянки, где дед с внуком только под утро от разговоров и уснули.

– Заспались, тетери! Милован и Гостомысл уж ждут на поляне! И охотники зверя поднимать пошли! Веди своего внучка, Кремень. Глянем на что годен молодой вед, которого Род к себе кликнул!

– Не подведи, внук! – Толкал к выходу и без того спешившего внука Кремень. – Помни отчего охотники тебя Бером прозвали. Ныне встреча у тебя с тезкой. Только тот медведь, как он и есть. А ты человек! Хотя и с медвежьим прозвищем. Помни то! Ты ловчее и хитрее разъяренного зверя! Коли верх возьмешь, не мучь долго. Не кичись удалью своей. Забери себе его дух добавкой к своему. А свежатинку мы на стол для всех дадим! Уж постараются наши бабы! Будь спокоен!

Один из охотников, что ждал их у выхода, позвал Бера следовать за собой. Пробежав какое-то расстояние, они выбежали к повалившемуся от старости дубу, ветвистые корни которого, как густые заросли заслоняли собой берлогу, что облюбовал себе на зиму медведь. Он-то и издавал сейчас недовольный рык в ответ на то, что охотники ломали его сладкие сновидения тычками длинных жердей. Наконец и берлоги вылетел злобный рев и наружу высунулась морда хозяина леса Он недоуменно взирал на то, что происходило снаружи. Какие-то двуногие, в лохматых шкурах, суетились у берлоги, осмелившись прервать его зимнюю спячку. Сейчас он получит удовольствие сломать хребтины одному другому. То-то будет запасец пропитания к тому времени, когда весеннее тепло само выгонит его. Зверь рванулся наружу и вскинулся на задние лапы, выставив перед собой передние, которыми стал делать взмахи, словно собирал воздух. Опытный взгляд охотника сразу определил, что зверь в огромной ярости, когда единственный удачный удар лапы может нанести страшные раны, от которых уже тяжко будет оправиться.

Бер скинул с себя меховую безрукавку и пошел навстречу зверю. Через пару шагов можно было узреть, как меняется внешне этот спокойный юноша. На лице возник страшный оскал, лицо обрело какой-то полузвериный облик. Мышцы закатались тугими буграми по всему обнаженному телу. И, вдруг, он тоже издал звериный рык очень похожий на тот, что издавал его противник. Медведь насторожился и на какое-то мгновение замер на месте. Этого мгновения хватило Беру на то, чтобы оказаться рядом с удивленным зверем и нанести ему страшные удары по голове обеими руками. Зверь взревел, потянулся лапами к тем местам, откуда струями забила кровь, и рухнул на землю, словно поскользнувшись. Бер тут же оказался верхом на его спине и мощным движением свернул шею

медведю. Тот поскреб еще немного землю лапами и затих. Тут же один из охотников полосонул своим ножом по горлу умирающего зверя. Так делалось всегда, чтобы оставшаяся в звере кровь не испортила свеженины.

– То-то знатное угощение нынче будет! Медведь-то еще не все сало потерял. Всем хватит! – Заявил тот, кто пустил кровоток из тела издыхавшего зверюги. – Сейчас мы его быстренько освежуем. Иди, Бер в обрат. Там тебя новые дела ждут. Ныне день у тебя таков.

Бер быстрым шагом направился обратно в поселение. Там его действительно ждали… все жители от малого и до великого. В конце поляны, которая упиралась в молодую поросль, уже закопан был ствол сухой сосны, которая не смогла пробиться к свету свой макушкой и оттого вытянула слабевший ствол тонкой жердиной до той поры, до какой сил хватило.

– Подойди, внук Кремня! – По обычаю не называя имени испытуемого, подозвал Милован Бера. – Сказывай, как с медведем обошлось? Не зашиб ли тебя ненароком? Может, повредил как? Следует ли продолжить испытание? Иль, отложить на пока?

– Чего откладывать, Старейшина? Каков был я, таков и есть. Чего мне этот злой дурень сотворить мог? – Спокойным тоном ответил Бер.

– Точно! – Встрял в разговор вернувшийся с Бером охотник. – Он ему даже прикоснуться к себе лапой не дал. Так завалил кулачищами своими, как я никогда и не видывал, и не слыхивал. А потом и шею свернул. Только и успел братан мой кровь пустить, а то были бы ныне без доброго угощения. Вскорости приволокут зверину. Уже свежуют.

– Вона как! Выходит, первое испытание и не заметил?! Любо то нам, люди?!

– Любо! Любо! – Прозвучало в ответ.

– Тогда, как положил Великий Род в Слове своем про испытания Избранника, пущай покажет себя внук Кремня во втором! Бери оружие, с которым испытание пройти должен и в путь свой почетный затем отправиться! – Милован указал на уложенные рядком на шкуре, положенной на землю рядом с ним дротик, топор и большой нож. И, дождавшись, когда Бер вооружится, отмерил от вкопанной сосенки три десятка шагов. – Теперь яви нам свое искусство владеть всем тем, что в дорогу с собой возьмешь.

– Это я сейчас. – Спокойно произнес Бер и первым делом запустил в тонкий ствол дротик, острие которого пронзило древесину ровно по центру, оставив торчащим снаружи только древко, засевшее в стволе.

Зрители восторженно закричали похвалы. А Бер, оставаясь равнодушным ко всем выкрикам в свой адрес, резким движение руки послал в полет нож, который моментально впился своим широким лезвием в основание древка дротика, расщепив его на две равные же части и войдя в него по самую рукоять. Голоса зрителей зазвучали еще громче. Даже привычные к разным умениям своих охотников веды искренне удивлялись и радовались новому герою.

А Бер между тем уже сделал взмах руки с топором. Тяжелый топор врезался в захрустевший ствол и наискось рассек его на де части. Верхняя часть рухнула на поросль, слегка отскочив в сторону. А нижняя обратилась в пень, верхушка которого словно прилеплена была к дротику и торчавшему из древка ножу. Всего лишь тонкая пленка прикрывала их. И та через короткое время прорвалась под тяжестью оружия и дротик с ножом упали на землю. Народ ликовал. О таком испытании долго будут ходить легенды!

– Теперь твой черед, Гостомысл. – Заявил Милован. – Пытай Избранного!

Чародей знаком предложил Беру последовать за ним и укрылся в своей землянке. Там на шкурах, застилавших земляной пол, были разложены разные книги, свитки, обереги и предметы, которых ранее Бер никогда и не видывал.

– Великий Род избрал тебя. Он не явил мне, как это делал завсегда, к чему ты будешь призван, но объявил, что, коли ты пройдешь все испытания лучше, чем прежние избранные наградить тебя вот этим! – Чародей достал из-за пазухи кожаный мешочек, всегда висевший на его шее. – Тут перо из крыла Великого Рода. Владеющий пером находится под Его непрестанным приглядом. Чем обернется этот пригляд, сказать тебе не могу. Помощь ли явится нежданно, чудо ли какое сотворишь, сам того не ожидая, иль наказан будешь за неверный поступок – то Роду решать. С этого момента снимает он с меня свой пригляд. Знать, получил я доверие его. А теперь приступим к испытанию. Быстро и верно ответить должен на вопросы мои.

И посыпались вопросы о том, что писано в книгах, что вели веды все свои века, для чего делаются обереги и какую службу правят они в раздельности и вместе, да и другое многое. Вопросы выскакивали изо рта Гостомысла, как пчелы из корчаги. Непрерывно. Вот тут-то Бер вспотел. Но, держался бодро и сыпал ответами, не задерживая их в своей голове.

– Все! – Объявил Гостомысл. – Хватит! Более, чем надобно наговорили! Прошел ты в Избранные. От того теперь и зваться так будешь. Пошли к народу.

Объявление Гостомысла о том, что Бер справился с испытанием в избытке, вновь вызвало радостные крики. Всем хотелось, через возгласы свои стать причастным к тому деянию, что вершилось на их глазах. Все неотрывно глядели на Бера, стараясь запомнить того, кто смог удивить даже самого нелюдимого Гостомысла. Ведь придется рассказывать о том внукам своим. А те, глядишь, и своим перескажут. Тут все точно излагать надобно!

Выслушав слова Гостомысла, Милован с Кремнем крепко обнялись с Бером.

– Не подвел, внучок! – Ласково шептал Кремень внуку, который был на полголовы выше его и пошире в плечах. – Славу свою мне в память оставишь. Народ о тебе всегда говорить будет. Оттого и мне легшей разлуку пережить…

Последним обнял Бера Гостомысл.

– Являю всем волю Великого Рода! – Заявил он после объятий. – Избранным стал наш родич-ведун! За особое умение к тому, что Словом в испытания заложено, должон я ему передать вот это!

Гостомысл снял висевший у него на шее мешочек с пером из крыла самого Рода.

– Много лет был и я испытуемым Великим Родом. Не только награда в священном даре, но и надзор Отца Богов! Почетная и трудная ноша! Чем обернется она Избранному?! Наградой ли за дела его, или жестким укором за поступки дурные?! То только Великий Род решит! – С этими словами надел Гостомысл мешочек на шею Бера. – Носи и не моги обронить, или, хуже того, дать его в чужие руки! Вы с ним теперь одно! Благослови тебя Великий Род на исполнения всех его предначертаний!

– Теперь, застилайте поляну шкурами! Отведаем того, что наготовили жены из добычи Избранног. Пожелаем ему доброго пути. Завтра мы уже не сможем узрить того, кто с восходом солнца начнет вершить предначертанное ему Великим Родом.

Как только пиршество началось, охотники поднесли Миловану то, что изготовили из шкуры медведя убитого Бером. Они уже очистили ее от остатков мяса и жира, аккуратно выскребывая каждый клочок, а затем выкроили из нее подобие рубахи.

– Вот теперь одежда твоя главная, Избранник. Скидывай прежнюю. Прямо на тело одевай, пока не застыла жизнь в шкуре. На тебе все окончательно высохнуть должно, чтобы по телу твоему лечь. Когда же Весне властвовать над Белым Светом черед придет, отвяжи бечеву, которой рукава держатся, и будет у тебя знатная одежка на лето. Не снимай совсем, пока не велит тебе Тот, Кто позвал тебя к себе. Вот тебе в дар от меня пояс, что передал мне когда-то по случаю сын мой, ушедший той же дорогой. Дорог он мне, но тебе более, чем мне, надобен. Оружие свое забери. Дротику уже сладили новое древко. Прежнее ты ж попортил. Идите уже с Кремнем. Пусть соберет тебя дед в дорогу. Последняя у вас ночь…

Глава 2

Еще не успело солнце высунуть свои первые лучи из-за верхушек деревьев, как Бер, обняв на прощание деда, с которым не спали всю ночь, вспоминая прожитые годы и думая о том, что может ждать впереди, шагнул на новый путь. Из-за широкого пояса выглядывала рукоять ножа, справа на боку в специальной петле, которая давала возможность быстро выхватит его по нужде, висел топор, а в руках было древко дротика, который всегда должен быть наготове. За спиной напоминал о себе своей тяжестью мешок, в который старательно упихнул Кремень, сколь сладилось, продуктов на дорогу. Еще он приладил к мешку две кожаные лямки в которые просовывались обе руки и мешок не сковывал движения владельца.

Чтобы не видеть прощальные слезы деда и не проявить свою слабость, что не полагалось настоящему Избранному, Бер постарался быстрее скрыться за ближайшими деревьями проделав начало пути чуть не бегом.

Все! С прошлым нет более связи, кроме как во снах и чаяниях! Впереди, как всегда неизвестное, будущее! Привет тебе, Будущее!

Целый день шел Бер по знакомым местам. Держал свой путь строго на то место, откуда солнце каждое утро явит Белому Свету свои первые лучи. Так Гостомысл подсказал. Ему одному среди ведов тот путь открыт. Хаживал ли сам по нему, про то Беру не известно. Но как-то ведь общается с Родом?

Все тут знакомо. Каждый кустик, каждое дерево. Много раз с дедом хаживал, когда тот его разным разностям обучать стал да о мире вокруг ладно сказывать. Потом уже и Гостомысл гонял в разные закутки, чтобы ответы на его вопросы искал. Не одним только книгочейством занимался. Не только чужие слова из книжных знаков сложенные себе в мозги откладывал. Теперь точно знал он, почему трава низка, а деревья высоки. Почему летом вода жидкая, а зимой камня тверже. Отчего птица ввысь взлетает, а змея только на брюхе ползать обречена. Много чего познал. Даже голосам птичьим и звериным подражать наловчился. Но, то уже сам схотел. А душу щемило немного от того, что все видит в последний раз. И голоса, которым ловко подражает, и не услышит, может, больше. Друзья за спиной остались. Особливо голубоглазая Ольха. Больно уж эти глаза глубоко в душу забрались. Аж вздохнул с сожалением, что не утонет больше в этом ласковом море. Твердила все, что следом убежит. Говорил, что Избранный в одиночку свой путь проложить должон. Так нет! Одно и тож: убегу за тобой! А что если и взаправду убежит? Гнать от себя назад, когда уже день пути позади? Она же хрупкая. Она сгинет в лесу ночном. Не охотница, ведь. Только-только из подростков выбилась и офигурилась бабьими делами. Над ней любой зверь зло сотворить может. Хоть бы не решилась!

«А как на то Род глянет? Зачтет мне такое как? Ведь, на погибель девку в ночь могу отправить.» – Помыслил Бер и рука его самопроизвольно сунулась за пазуху и вытащила наружу бережно хранимый мешочек с пером.

– Тебе решать! Толи одному дальше топать и беспомощного человека бросить, толи выручить и пожалеть, но… – Донеслось вдруг неоткуда и смолкло на полуслове.

Бер удивленно завертел головой во все стороны, нор так никого и не почуял, хотя чутье у него было получше иного зверюги дикого. Ан – нет! Есть запах. Его ветерок попутный донес издалека. Знакомый запах. Очень знакомый! А солнце уже наметило в за деревьями упрятаться. Бросился Бер туда, откуда запах донесло. В сотне шагов от себя увидел со страхом глядевшую на него Ольху. Та прилепилась всем телом к стволу и застыла в ожидании приговора. Шитая мехом наружу шубейка из черного соболя, шапка из того же зверя да сапожки из оленины прятали от влюбленных глаз ее стройную фигуру, обволакивая ее мягким теплом.

«Будь, что будет!» – Мелькнуло в голове Бера. Он схватил за руку Ольху, притянул ее к себе и крепко обнял.

– Со мной пойдешь, коли уж так вышло! Ничего без воли Рода вершиться не может. Знать, и такое со мной выйти должно было. Тяжек путь наш будет. Осилишь ли? Люба ты моя!

– С тобой хоть куда готова идти! Теперь, когда кинуться искать, все одно изгоем буду. Такого позору девке не простят, чтобы без воли родителя за парнем вдогонку бросаться неведомо куда. Порченая я теперь для всех. Каждый волен плюнуть в меня и от себя прогнать. Нужен мне позор такой? А с тобой, даже если на погибель, все одно куда, а пойду. Один ты у меня в сердце отныне. Иных и поминать-то – грех. Да простит меня Великий Род!

– Вот и спросишь у Него прощения, когда добраться сумеем. А путь-то настоящий только с завтрашнего утра и начнется. Сейчас что? По родным местам прогулка. А, что ждет нас в Приозерье, о котором и в книгах-то ничего ладного не писано, про то сказать не могу. Что узрим, то нам и падет на долю.

*****

Переполох начался прямо с утра, как покинул навсегда родной дом Бер. Женка старшего охотника Грома побежала по жилищам соседей с вопросом, не видал ли кто дочь ее Ольху, которой поутру не оказалось у родительского очага. Конечно же, бабы, как это водилось всегда, создали суету и подняли шум. Девка пропала! Все столпились у жилищ Гостомысла и Милована.

– Чего хотите от нас? – Сонливым голосом вопрошал у устроительниц переполоха Гостомысл. – Не уследили девку, мы-то причем? Теперь уж и не догоните! Она за Избранным в лес подалась. Что сказано в Слове? Во след Избранному, по пути его никто из нас погони устраивать не может! То – великий переступ воли Рода. За то и наказание грядет в ответ зело грозное. А ты, Угар, чего руками разводишь, как дитя малое? Коли породил девку, так и должон был строгость блюсти обучить! Чего теперь топчешься тут? Не будем скопом дочь твою вертать в обрат. Слово не велит!

– Слышали?! – Грозно насупился Милован. – Идите делом займитесь! Нечего толкаться тут! Может и дойдут когда слухи какие от Ольхи. Хотя и не верю я в то. А сама коли на другой день явится… Знаете не хуже меня, что приключится. Изгоем станет. Ни у одного очага в нашем поселенье ей места не будет. Одна в лес уйдет и далее. Для девки прямая погибель. Может, лучше так, как и случилось. Видать на то Воля Рода имеется. По-иному не было бы такой оказии. Идите ужо!

*****

Ночевка в лесу прошла спокойно. Усталость взяла свое и Ольха, сразу же после ужина забралась в брошенную берлогу, где догорали угли разведенного ранее Бером костра для согрева их временного укрытия, и, удобно устроившись на разомлевших от тепла пучках мха, положив голову на тугой бугор мышцы предплечья Бера, быстро заснула крепким сном. А Бер еще долго лежал с открытыми глазами, пытаясь в мыслях представить, что может ждать его в дальнейшем пути, когда попутчицей его стала эта хрупкая дорогая ему девка, которую до сего дня и поцеловал-то еще только пару раз. А тут… Лежит у него на руке и сопит в ухо тихонечко. Непривычно. И какое-то странное, неведомое ранее чувство обдало его жаром. Он осторожно просунул руку за полог девичьей шубейки и осторожно покрыл ладонью одну из выпуклостей на ее груди. Ожидал, что встрепенется и двинет ему хорошенько по нахальной роже его. Ан – нет! Наоборот. Только плотнее прижалась. А в нем уже заговорили все мужские начала. Захотелось рвануть с нее одежду, увидеть всю, как есть и ласкать, ласкать… Знал, что не может так вот, без воли ее. Ведь доверилась девка не для того, чтобы все случилось в этой заброшенной берлоге! Вскочил, чтобы прогнать все нахлынувшее вылез наружу. В лицо дунул прохладный ветерок, остужая его горячность. Потоптался возле лаза. Хоть бы, нечисть какая сейчас набежала! Силушкой поиграть да пыл совсем остудить. Только… в этом лесу, где веды живут с незапамятных времен, никто не сунется сам первым в супротивники. Знают, чем дело кончится. От того и стороной обходят всякого их мужчину. Жаль!

Вернувшись в берлогу, Бер, аккуратно, чтобы не разбудить Ольху, снова определил ее головку на прежнее место и прижав ее к себе другой рукой, вскоре крепко уснул. Однако утреннюю зорьку встретил уже на ногах. Разогревая над костерком нанизанные на прутья куски мяса. На пряный аромат, наполнивший собой пространство вокруг берлоги, выглянула Ольха.

– Ты уже и кушать готовишь?! Спал ли? Вроде, когда я однажды проснулась ночью, тебя и рядом не было. Ходил куда?

– До ветру. – Отмахнулся Бер, лицо которого залилось краской стеснения от воспоминаний того, что приключилось с ним ночью. – Да постоял немного снаружи. Чтобы твоему сну не мешать. Я-то, неуклюжий, и примять тебя, стебелек ты мой нежный, запросто мог. Не зря Бером нарекли. Понеуклюжей медведя буду.

– Наговоришь! Я вон, к тебе прижавшись, словно провалилась куда. Так хорошо мне было только тогда, когда у матушки под боком ночевала. Обои вы мне шибко любы. Каждый по-своему. Она теперь по мне слезы лить будет. Жаль! И, опять же, обратной дороги то нет?

– Нет у тебя дороги такой. – Подтвердил Бел. – Для народа нашего ты теперь изгой. Для меня же… Любимая спутница.

– И не только! Женой твоей стану. Как только появится возможность обряд соблюсти, так и стану… – Робко заявила в ответ Ольха. – В одну упряжку с тобой впряглась. Вместе теперь волокушу жизни волочь будем. Супружниками мы станем. Нет к тому противления твоего?

– Подснежник ты мой любимый! – Бер загреб Ольху в свои грозные на вид но нежные по сути объятья. Оторвав от земли и держа ее нежно на руках, он в несколько кругов обежал поляну. – Конечно же – супружники! Как хорошо придумала! Так, видно, и Роду по нраву. Иначе всего этого и быть не могло.

Во время завтрака, Бер наставлял Ольху.

– Держись завсегда рядом и слегка позади. По левую руку. Правой руке воля нужна. Она должна дротик держать, а в случае необходимости и топор или нож быстро выхватить. Коли трудно идти будет, придерживайся за руку. Только держись за локоть. Вдруг стрелы пускать придется. Если так держаться будешь, руку быстро высвободить смогу и тебя не зашибу. Коли до драки дело дойдет, там следить за каждым своим движением некогда. Привычка работает. Ты же сразу укрытие какое присмотри и там схоронись до поры. На всякий случай возьми это. – Бер протянул Ольхе небольшой нож, который охотники обычно хранили за голенищами сапог от чего и прочим их однородцам название пошло – ножные. Ножи! – Пускай при тебе У меня еще и кулаки есть. А тебе может службу сослужить. Осторожнее только. Востер больно. На, в тряпицу заверни. Пошли уже. Пора. Не везде голосом советы давать можно. Потому поучу тебя по дороге, как охотники в засаде друг другу знаки подают. Пригодится. На чужую землю Приозерья ступим к середине дня. Мне про нее мало ведомо.

Видать, не доводилось ведам долго побывать в тех краях. Надобности, видать, на то не было. Одно писано, что народец там живет диковатый. К пришельцам не очень гостеприимный. Одно успокаивает. Мелок народец тот. Один вед десятка их мужиков по силе стоит. Может и не приключится беды никакой.