Шепчущие тени

© Макаров, 2025

ISBN 978-5-0067-7638-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Солнце висело в небе, как раскалённый медный диск, выжигая последние капли влаги из потрескавшегося асфальта. Воздух дрожал над дорогой, создавая миражи, в которых покосившиеся сараи у обочины превращались в призрачные замки, а редкие чахлые деревья – в сгорбленных стариков, застывших в немом укорe. Артём щурился, пытаясь разглядеть поворот сквозь волны марева, но изображение плыло и двоилось, словно кто-то нарочно размазывал реальность. Очки он снял ещё час назад – эти дорогие линзы с антибликовым покрытием лишь усиливали адскую жару, превращая мир в перекошенную, неестественно резкую картинку, которая резала глаза.

В редакции его дразнили «вечным романтиком». Три болезненных разрыва за последний год, бесконечные свидания через приложения, которые всегда заканчивались одинаково – он слишком быстро влюблялся, слишком глубоко погружался, слишком отчаянно цеплялся. Последняя, Катя, психолог по профессии, сказала прямо перед уходом:

– Ты как тот пёс из мультика – бросаешься на каждого, кто бросит тебе взгляд, а потом не понимаешь, почему все убегают.

Артём тогда хмыкнул, сделал глоток виски и пошутил, что, возможно, ему стоит завести собаку. Но ночью, лежа в пустой постели и уставившись в потолок, он думал, что, возможно, она права.

Машина подпрыгивала на колдобинах, и с заднего сиденья донеслись металлические звуки – это болтался старый диктофон «Весна-202», подарок главреда на последний день рождения.

– Для твоих великих сенсаций, Дон Жуан, – усмехнулся тогда шеф, зная о сердечных злоключениях Артёма. – Может, хоть техника будет тебе верна.

Артём не ожидал, что будет использовать этот раритет в какой-то богом забытой дыре, куда его отправили за материалом о пропавших людях. Он потянулся поправить диктофон и вдруг почувствовал на пальцах что-то липкое – то ли старая изолента отходит, то ли действительно кто-то когда-то оклеил аппарат скотчем.

Радио внезапно захрипело, и сквозь помехи прорвался обрывок фразы:

– …опять семнадцать… семнадцатый… не ходите…

Он вырубил приёмник, но тишина, воцарившаяся в салоне, не принесла облегчения. Воздух здесь пах теперь не только бензином, потом и старым кожзамом сидений, но чем-то сладковато-приторным, как раздавленные ягоды, оставшиеся гнить на солнцепёке.

Артём машинально потянулся к бардачку за жвачкой, и вдруг его пронзила память: так пахло в детстве у бабушки, когда она варила вишнёвое варенье – густое, липкое, с горчинкой переспелых ягод. Именно таким горьковато-сладким оказались все его несостоявшиеся отношения – обещаниями, которые не сбылись, надеждами, которые рассыпались в прах.

Впереди, из колеблющегося марева, показался ржавый указатель «Кринки – 2 км». Знак был покорёжен, будто кто-то бил по нему кувалдой, а под названием деревни кто-то выцарапал «не возвращайся».

Артём автоматически провёл рукой по щетине, чувствуя, как под пальцами выступает липкая влага. Он уже представлял себе эту деревню – дюжина покосившихся изб с прогнившими крышами, пара вечно пьяных мужиков у единственного магазина, старухи на лавочках, перемывающие косточки всем подряд. Обычная история пропавших людей, которых либо найдёт полиция, либо не найдет никто. Как и его любовные истории – либо вспыхнут ярким пламенем и быстро угаснут, оставив только пепел сожжённых ожиданий, либо так и останутся нераскрытыми тайнами, вопросами без ответов.

Но когда он свернул на последний подъездной путь, в лобовое стекло ударил слепящий солнечный зайчик, отражённый от чего-то металлического у дороги. На мгновение Артёму показалось, что на обочине стоит девушка в белом – недвижимая, как памятник, с лицом, скрытым в тени.

Сердце ёкнуло знакомым трепетом – ровно так же оно вело себя при виде каждой новой потенциальной «той самой», каждого обещания нового начала.

Он резко дёрнул руль, машина вильзнула на разбитой дороге, но когда он выровнял курс и посмотрел в зеркало заднего вида – обочина была пуста.

Только ворона, сорвавшаяся с придорожного столба, каркнула что-то похожее на «крин… крин…», прежде чем скрыться в поле.

Артём вытер ладонью лицо, оставив на коже солоноватый след пота.

– Опять за своё, – подумал он, чувствуя знакомое раздражение на самого себя.

Жара, конечно, сводила с ума, играла с сознанием.

Он достал сигарету, зажал её в зубах, но прежде чем закурить, на несколько секунд замер, вслушиваясь в тишину, нарушаемую только потрескиванием перегретого двигателя.

Где-то вдали, за полями, уже ждала его деревня Кринки.

Глава 2

Деревня встретила Артёма неестественной, гробовой тишиной, которая обрушилась на него, как тяжёлый занавес, едва он заглушил двигатель.

Не слышно было ни лая собак, ни детского смеха, ни даже привычного шума листвы – только навязчивое жужжание мух где-то вблизи далёкое постукивание незакреплённой ставни.

Первое, что бросилось в глаза – покосившаяся вывеска «Магазин Улыбка», где буквы «УЛ» почти полностью облупились, оставив лишь призрачные следы красной краски на выцветшем дереве. Сквозь запылённое, покрытое паутиной стекло просматривались пустые полки, на которых одиноко ютились несколько банок с нечитаемыми этикетками и пыльные бутылки из-под кваса.

Смутный силуэт женщины за прилавком замер в неестественной позе, будто застигнутый врасплох, когда Артём попытался рассмотреть детали сквозь грязное стекло.

Машина, скрипнув амортизаторами, остановилась рядом с древним колодцем-журавлём, чьи деревянные балки почернели от времени и покрылись трещинами, напоминающими морщины на лице старика. Металлическая цепь скрипела на ветру, издавая звук, похожий на слабый стон.

Артёма вдруг осенило – он мог бы сделать эффектное фото для статьи: «Тихая гавань, где исчезают люди» – снимок этого колодца на фоне умирающей деревни.

Он уже потянулся за камерой, как вдруг где-то за спиной громко хрустнула ветка – слишком громко для безлюдного места, слишком нарочито, будто кто-то специально хотел привлечь его внимание.

– Здравствуйте, вы к кому? – хриплый, будто пересыпанный песком голос заставил его резко обернуться.

Перед ним стоял мужчина лет шестидесяти, одетый в выцветшую, когда-то голубую рубаху с оторванным карманом. Его лицо покрывали глубокие морщины, расположенные странно симметрично, а левая рука была туго перебинтована грязным бинтом, из-под которого местами проступали жёлтые пятна.

Но больше всего Артёма поразили глаза – мутные, почти белёсые, с крошечными зрачками, которые неестественно сузились, несмотря на яркое солнце.

– Я журналист из областной газеты, – начал Артём, инстинктивно делая шаг назад и чувствуя, как под ногой проваливается рыхлая земля. – По поводу пропавших здесь людей…

Старик резко перебил его, и в этот момент Артём уловил странный запах – смесь лекарственной мази и чего-то сладковато-гнилостного, исходящего от бинтов.

– Волонтёры уже были, – прошипел старик, и его пересохшие губы растянулись в подобии улыбки, обнажив редкие жёлтые зубы. – Один парень потом… не совсем собой стал.

Он сделал паузу, и в его глазах мелькнуло что-то, что Артём сразу отметил про себя – это был не страх, а скорее мрачное предостережение, взгляд человека, который видел слишком много, чтобы бояться, но знал достаточно, чтобы предупредить.

– Говорят, он теперь по ночам кричит одно и то же… – старик наклонился ближе, и Артём почувствовал на своей щеке тёплое, затхлое дыхание, – …семнадцать.

В этот момент где-то в глубине деревни громко хлопнула дверь, заставив обоих вздрогнуть.

Старик резко выпрямился, его глаза расширились, а пальцы начали нервно теребить край бинта.

– Вам лучше уехать, пока не стемнело, – прошептал он, внезапно изменившись в лице. – Она не любит чужих.

Не объясняя, кто это «она», старик развернулся и заковылял к ближайшему дому, оставляя за собой след из капель какой-то тёмной жидкости, сочащейся из-под бинтов.

Артём остался стоять у колодца, внезапно осознав, что за всё это время не увидел ни одной живой души, кроме этого странного старика.

Окна домов смотрели на него пустыми, тёмными глазницами, а где-то на задворках деревни скрипела незакреплённая калитка, будто кто-то только что прошёл, торопясь скрыться.

Он медленно поднял взгляд на вывеску магазина – теперь силуэт за прилавком исчез, а на стекле, покрытом слоем пыли, кто-то провёл пальцем, оставив чёткую надпись:

«Не спрашивай про 1999».

Тень внезапно накрыла деревню, хотя на небе не было ни единого облачка.

Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а в кармане его куртки вдруг зажужжал диктофон, включившийся сам по себе.

Когда он достал аппарат, на маленьком экране мигало одно-единственное слово:

«Запись».

Но он точно помнил – не нажимал кнопку записи.

Никогда.

Глава 3

Дом, который снял Артём, стоял на самом краю деревни, будто отторгнутый самой землёй, словно сама природа не желала его принимать. Он возвышался над пустырём, как чужеродный нарост, не вписываясь в общий уклад этого места. От остальных изб его отделяло широкое, поросшее бурьяном поле, где среди чертополоха и сухой полыни колыхались странные тёмно-фиолетовые стебли – такие высокие и плотные, что казалось, будто они растут не из земли, а проросли сквозь неё из какого-то другого, более тёмного мира.

Даже воздух здесь был иным – густым, застоявшимся, будто запертым в невидимую ловушку. Ветер, свободно гулявший по деревне, будто обтекал это место стороной: сорняки стояли недвижимо, не шелохнувшись, в то время как вдали уже качались верхушки сосен, и их глухой шум доносился, как далёкое эхо.

Дорога к дому представляла собой едва заметную колею, заросшую по краям колючим репейником. Кое-где в пыли виднелись следы шин, но они выглядели старыми, размытыми, будто последний раз сюда ездили много лет назад. И всё же дом перед ним стоял неестественно новым – аккуратно обшитый свежим сайдингом цвета выцветшей сосны, с тщательно покрашенными ставнями в тон. Окна блестели, будто их только что вымыли, а крыша, покрытая современной металлочерепицей, выглядела так, словно её установили вчера.

Но что-то в этом было не так.

Дом не просто выглядел новым – он выглядел чужеродным. Как будто его вырезали из какого-то другого места и вставили сюда, не спросив разрешения у земли. Он не вписывался в пейзаж, не отражал времени, не нёс на себе следов дождей, ветров и зим. Даже тень от него падала как-то неправильно – слишком резкая, слишком чёрная, будто нарисованная тушью.

Хозяйка появилась внезапно – Артём даже не услышал, как она подошла.

– Мария Ивановна, – представилась она, не протягивая руки.

Женщине было на вид лет пятьдесят, но в её глазах светилось что-то нездоровое – странный, слишком яркий блеск, будто за её зрачками горел крошечный огонёк. Её пальцы беспокойно теребили подол клетчатого платья, оставляя на ткани влажные пятна. Она двигалась резко, порывисто, словно её дёргали за невидимые нитки. Взгляд её не задерживался на Артёме дольше секунды – она постоянно озиралась, будто ожидала, что из-за угла дома сейчас выйдет кто-то ещё.

– Вот ключи, – она протянула связку с тремя ржавыми ключами, и Артём заметил, что её руки дрожат так сильно, что металл позвякивал. – Всё исправно. Вода есть, свет есть, интернет… ловит. Слабый, но ловит.

Она говорила быстро, торопливо, будто боялась, что её перебьют. Голос её звучал хрипло, с придыханием, будто ей было трудно дышать.

– Только… – она вдруг замолчала, её взгляд застыл где-то за спиной Артёма, и её лицо исказилось на мгновение – губы подрагивали, веки дёргались.

– Только что? – спросил Артём, обернувшись.

За ним была только пустая дорога, уходящая в сторону деревни. Ни машин, ни людей – лишь вдалеке кружила ворона, чёрное пятно на фоне серого неба.

– Не выходите ночью, – прошептала женщина так тихо, что Артём едва разобрал слова. – Особенно в полнолуние. И… не открывайте никому. Даже если услышите знакомый голос.

– Местные хулиганы любят пошутить? – усмехнулся Артём, пытаясь снять напряжение.

Но женщина внезапно схватила его за запястье. Её пальцы оказались удивительно сильными и холодными – не просто прохладными, а ледяными, будто она только что вытащила руку из снега.

– Ветер у нас странный, – прошипела она, и её глаза расширились, наполняясь настоящим ужасом. – Может… унести.

Она бросила взгляд на небо, где уже клубились тяжёлые тучи.

– И не трогайте пироги, если найдёте. Они не для вас.

Не дожидаясь ответа, она резко развернулась и почти побежала к старенькой «Ладе», припаркованной у забора. Машина завелась с первого раза, хотя звук мотора был каким-то… влажным, хриплым. Через секунду она уже исчезала в облаке пыли, оставив Артёма стоять перед странным домом с ключами в руке.

Он повернулся к дому – и в этот момент ему показалось, что в одном из окон мелькнула тень. Быстрое движение, едва уловимое. Но когда он пригляделся, там никого не было.

Дом оказался полной противоположностью внешнему виду.

Снаружи – свежий ремонт, аккуратная отделка, почти новострой. Внутри – словно застывшие девяностые.

Цветочные обои с выцветшими розочками. Кружевные занавески, пожелтевшие от времени. Ковёр с оленями на стене, покрытый тонким слоем пыли.

Воздух был густым, тяжёлым, пропитанным запахом плесени и чего-то сладковатого – как будто здесь давно пекли пироги, и аромат въелся в стены.

Артём прошёл на кухню – и замер.

На деревянном столе стоял вишнёвый пирог.

Совершенно свежий.

Тёплый.

От него даже шёл лёгкий пар.

Рядом лежал нож, на лезвии которого застыли капли варенья. На тарелке – крошки, будто кто-то только что отрезал кусок и съел.

Артём медленно протянул руку, коснулся пальцем поверхности – пирог действительно был тёплым. Только что из печи.

Но хозяйка сказала, что не привозила ничего.

Он осмотрел кухню. Чисто. Ни крошек на полу, ни следов того, что здесь кто-то был. Только этот пирог, будто материализовавшийся из воздуха.

Настроение у Артёма испортилось.

Он решил проверить остальные комнаты.

Спальня встретила его новым сюрпризом.

На кровати лежала открытая книга – старый сборник сказок, страницы пожелтевшие, но аккуратные. Рядом на тумбочке стоял стакан с недопитым чаем.

И чаинка ещё плавает.

Словно кто-то только что сидел здесь, читал… и встал, чтобы ненадолго выйти.

Глава 4

Ночь пришла слишком быстро.

Словно кто-то нарочно погасил солнце, накрыв деревню чёрным покрывалом.

Артём лежал в кровати, ворочаясь. Дом не умолкал ни на секунду.

Пол скрипел без причины – не под чьими-то шагами, а сам по себе, будто доски сжимались и разжимались, как живые. Трубы постукивали – не резко, а мягко, словно по ним водили чем-то. Обои шелестели, будто за ними кто-то ходил.

А за окном ветер выл, временами переходя на визгливый тон – почти человеческий крик, приглушённый расстоянием.

Артём уже начал проваливаться в сон, когда его разбудил скрип.

Отчётливый.

Чёткий.

Кто-то шагал по коридору.

Шаги были неправильными – то тяжёлыми, гулкими, будто человек наступал на полную стопу, то вдруг почти бесшумными, словно переходя на цыпочки.

Артём замер.

Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно на весь дом.

Он медленно протянул руку к выключателю.

Щёлк.

Свет вспыхнул, ослепив его на секунду.

В комнате никого не было.

Но…

На полу.

Мокрые следы.

Босых ног.

Они вели от двери… к его кровати… и обратно.

Артём встал.

Пол под его ступнями был холодным и липким.

Он вышел в коридор, включил свет.

Пусто.

Но на кухне горел свет.

Артём подошёл к дверному проёму – и остановился.

На столе лежал откусанный кусок пирога.

А нож, которым его резали, торчал из столешницы, будто воткнутый с нечеловеческой силой.

И тогда он поднял взгляд.

На потолок.

И кровь застыла в жилах.

На белой поверхности были отпечатки.

Мокрые следы босых ног.

Кто-то ходил по потолку.

Следы вели от окна к центру комнаты, где образовалась тёмная мокрая точка.

И оттуда капало.

Кап.

Кап.

Кап.

В этот момент само включилось радио.

Сначала – только помехи.

Потом – голос.

Искажённый.

– Семнадцать…

Громкость росла.

– Семнадцать…

Голос превращался в вопль.

Артём бросился к радио, схватил его – но кнопки не работали.

Шнур был выдернут из розетки.

И всё равно радио орало:

– СЕМНАДЦАТЬ!

И вдруг – тишина.

А потом…

Шуршание страниц.

Из спальни.

Кто-то перелистывал книгу.

Артём медленно пошёл на звук.

Дверь в спальню, которую он точно оставил открытой, теперь была прикрыта…

Глава 5

День выдался на удивление спокойным – слишком спокойным, словно сама природа затаила дыхание в ожидании чего-то неотвратимого. После ночных кошмаров Артём решил отвлечься – обойти деревню при свете солнца, поговорить с местными, если такие найдутся.

Улицы казались почти безлюдными, лишь изредка мелькали тени за занавесками – неясные силуэты, замершие у окон, будто наблюдали за ним, не смея выйти. Воздух был наполнен запахом нагретой солнцем пыли и скошенной травы, но под этим привычным ароматом угадывалась едва уловимая нотка чего-то кисловатого, напоминающего забродившие ягоды.

У колодца он заметил коренастого мужика лет пятидесяти, чинившего велосипед. Мужчина сидел на корточках, его мощные руки с жилистыми венами ловко орудовали гаечным ключом. Когда тень Артёма упала на него, тот поднял голову, прищурив маленькие, глубоко посаженные глаза:

– Ты тот журналист, что в доме у Марии Ивановны остановился?

– Да, – Артём устало улыбнулся, почувствовав, как его виски снова начинают пульсировать. – Артём.

– Николай, – мужчина вытер руки о замасленные штаны, оставив на ткани темные разводы. – Слухи тут уже ходят. Говорят, ты про пропавших копаешь.

Его голос звучал спокойно, но в глазах читалась настороженность – не просто недоверие, а что-то глубже, словно он оценивал, насколько Артём готов услышать правду.

– А ты что думаешь? – Артём достал блокнот, но Николай отрицательно покачал головой.

Мужчина хмыкнул, достал из кармана смятую пачку «Беломора», ловко выбил сигарету и закурил, прикрыв глаза от солнца:

– Думаю, что с такими вопросами лучше под самогончик. Иди за мной.

Хибара Николая оказалась на отшибе – низенький домик с резными ставнями, покосившимся крыльцом и палисадником, заросшим малиной. Старая лавочка у входа была отполирована до блеска множеством сидевших на ней людей. Над дверью висел подковывающий гвоздь с намотанной на него ниткой – синей, как узоры на руке Артёма.

Внутри пахло дымом, кожей и чем-то пряным – смесью сушеных трав и специй. На грубо сколоченном столе стоял графин с мутноватой жидкостью, миска солёных огурцов и чёрный хлеб, нарезанный толстыми ломтями. В углу потрескивала печь, освещая комнату неровным оранжевым светом.

– Садись, – Николай разлил самогон по стопкам, которые оказались старыми гранеными стаканами. – Тут, брат, не всё так просто.

Он сделал первый глоток и закусил огурцом, хрустящим, как первый осенний ледок.

Они пили медленно. Самогон обжигал горло, оставляя послевкусие зерна и чего-то травяного, но после третьей стопки Артём почувствовал, как тревога отступает, уступая место странному умиротворению. Николай рассказывал байки – про то, как в молодости ловил в лесу «ходячие огни», которые оказывались то лисицами, то чем-то похуже; про старуху-знахарку, которая лечила заговорами и могла остановить кровь взглядом; про то, как в 90-е «полдеревни сгинуло» после того, как раскопали каменный круг у реки.

– А Светку знаешь? – спросил Артём, когда между ними установилось молчаливое понимание.

Тень пробежала по лицу Николая. Его пальцы, только что так уверенно державшие стакан, слегка дрогнули. Он налил ещё, долго молчал, смотря в огонь, потом сказал, не поднимая глаз:

– Она… особенная. С детства. Говорят, видит то, чего другие не могут. После того случая в 99-м её словно подменили.

В его голосе прозвучала нота, которую Артём не мог идентифицировать – то ли страх, то ли уважение.

– Какого случая? – Артём наклонился вперед, чувствуя, как алкогольное тепло расходится по телу.

– Не спрашивай, – Николай резко встал, его тень гигантской каракатицей расползлась по стене. Он достал гитару из-за печки – старую, с потертым грифом, но с ухоженными струнами. – Давай лучше споём.

Он заиграл старую деревенскую песню. Артём слегка улыбнулся и пытался подпевать, но слова он не знал.

Под утро, когда огонь в печи догорал, превратившись в горстку тлеющих углей, Николай вдруг сказал, глядя куда-то поверх головы Артёма:

– Уезжай, парень. Пока можешь.

– Почему? – Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки, несмотря на тепло в избе.

– Потому что тут все давно решено, – мужчина потушил окурок о подошву, оставив на ней черный след. – Игра началась до тебя. И закончится после.

В его глазах отражались последние искры в печи, создавая иллюзию, будто они горят изнутри.

Артём хотел спросить ещё, но Николай уже захрапел в кресле, его грузное тело полностью расслабилось, а за окном ветер завыл так, будто смеялся над его вопросами – долгим, протяжным смехом, в котором угадывались нотки чего-то знакомого…

Глава 6

Утро в Кринках наступило странно – без привычного пения птиц, без скрипа колодезного журавля, без звуков просыпающейся деревни. Тишина была настолько плотной, что в ушах звенело, а собственные шаги по деревянному полу звучали неприлично громко.

Артём проснулся с ощущением тяжести во всем теле, будто кто-то невидимый всю ночь сидел у него на груди. На подушке осталось мокрое пятно – от пота или, возможно, от слёз, хотя он не помнил, чтобы плакал.

Солнечный свет, проникавший сквозь занавески, казался каким-то блеклым, обесцвеченным, лишенным привычной теплоты. Даже тени выглядели не такими чёрными, как обычно – скорее серыми, размытыми, словно мир потерял часть своих красок за ночь. Артём потёр глаза, но это не помогло – ощущение нереальности происходящего только усилилось.

Он долго сидел на краю кровати, пытаясь осмыслить ночные события. Радио теперь молчало, но на кухне все еще лежал тот самый откусанный кусок пирога, а на потолке отчетливо виднелись высыхающие мокрые следы. Они располагались в странном порядке – не хаотично, а как будто кто-то специально выстроил их в определённый узор, напоминающий созвездие.

Артём потрогал их – пальцы остались липкими от какой-то сладковатой жидкости, напоминающей разбавленный мед, но с металлическим привкусом.

Решив не завтракать в этом странном доме, он направился в деревенский магазин. Дорога казалась необычно длинной, хотя по карте до «Улыбки» было не более пяти минут ходьбы. Ноги будто увязали в невидимой трясине, а знакомые дома вдруг приобрели чужие, искажённые очертания.

Магазин оказался крошечным, с низкими потолками и приглушенным светом. Пол скрипел под ногами, а с полок на Артёма смотрели товары с пыльными этикетками, некоторые из которых были написаны от руки.

Продавщица Анна – полная женщина с нездорово бледным лицом и неестественно черными волосами – стояла за прилавком, перебирая какие-то бумажки. Когда Артём вошел, она резко подняла голову, и он заметил, как ее глаза на мгновение расширились от испуга, а губы дрогнули, обнажив желтоватые зубы.

– Вам чего? – спросила она, избегая смотреть ему прямо в глаза.

Ее пальцы нервно перебирали край фартука, оставляя на ткани влажные пятна. Артём заметил, что под ногтями у женщины что-то темнело – земля или, возможно, засохшая кровь.

Когда он вышел из магазина, солнце, которое только что светило так ярко, теперь пряталось за внезапно набежавшими тучами. На заборе напротив кто-то нарисовал мелом странных птиц – с непропорционально большими глазами и тонкими человеческими пальцами вместо лап.

И вдруг он почувствовал тот самый знакомый холодок вдоль позвоночника – ощущение пристального чужого взгляда.

Медленно обернувшись, Артём увидел её.

Девушку в черном платье до пят, стоящую у колодца.

Ее губы шевельнулись, и хотя звука не было, Артём отчетливо прочитал по губам:

«Уходи».

Затем она исчезла, оставив после себя лишь сверток с засушенными травами, перевязанными синей ниткой…