- -
- 100%
- +
Настроение у Собанова было хорошее и он приветливо крикнул Лёньке:
– Привет, Лёнька! Как дела?
А тот, не меняя позы, трагически поведал:
– Пвохо.
– А что такое? Что с тобой случилось? – Сабанов, услышав трагизм в ответе грустного мальчишки, даже остановился.
Лёнька, не меняя тона, честно ответил на поставленный вопрос:
– Жидко какаю.
Собанов, едва сдерживая смех, успокоил его:
– Ничего. Это дело поправимое. Ты только слушайся маму. Она тебя обязательно вылечит.
С тех пор они с папой иногда вспоминали Лёнькину «болезнь».
* * *– А что, можно и больше? – Лёнька видел в окне раненых горняков, смотревших на него и на его прощание с больницей. Они о чём-то говорили между собой. Но их разговора Лёнька не слышал. Ему так захотелось остаться вместе с ними, что он вырвался из рук Собанова и папы и бросился назад – в больницу. К мужчинам, которые стали ему ближе, чем родные. Они стали для Лёньки всем за эту последнюю неделю. Он бросил всё и кинулся к ним. И маленький мальчишка, прорвав все заграждения взрослых рук, прыгнул в руки тех, кто поддерживал его в минуты горьких слёз, радостей и улыбок.
Он оказался у них на руках. Они его обнимали, тормошили непослушные, жёсткие вихры. Они, настоящие мужчины гор, дарили Лёньке тепло своими жёсткими рабочими руками.
Папа с Собановым молча с улыбкой наблюдали за этим прощанием.
Потом мужчины передали Лёньку на руки папе, а Азамат обратился к нему:
– Береги своего сына. Со временем из него вырастет настоящий мужчина. Я бы хотел, чтобы и у меня был такой же сын. Но тебе повезло больше. Пусть он будет здоровый. Пусть у него в жизни всё будет хорошо.
Папа, наверное, не ожидал такого от простых горняков. Он пожал им руки и, приподняв столь бесценный для себя груз сильными руками, отнёс к машине, покатившейся вниз. В Мизур.
В классе Лёнька, конечно, сразу почувствовал себя героем. Все его спрашивали о трудностях в больнице. И Лёнька, конечно, всем пересказывал о невероятных, перенесённых там страданиях и мучениях. Он даже показывал на переменах пацанам следы от уколов на попе.
Даже Прасковья Антоновна посоветовала ему особо не бегать после такого интенсивного лечения. Что Лёнька и делал.
После каждого звонка весь класс выбегал на улицу с криками и воплями, а Лёнька, стараясь хромать, деланно медленно вылезал из-за парты и также очень медленно проходил во двор, где, стоя у стены, съедал бутерброд, которым тётя Глаша обычно снабжала его в школу. Или просто смотрел на бегающих ребят. Даже Женька не понимала, что с ним происходит. Она, как всегда, участливо поинтересовалась:
– А у тебя сейчас чего-нибудь болит? А гулять ты после школы выйдешь?
Но Лёнька, делая болезненный вид, вяло отвечал на все её вопросы.
Ляжкин, тот вообще к Лёньке не подходил. У него свои интересы.
Прасковья Антоновна, ввиду Лёнькиного болезненного состояния, к доске его не вызывала, заданий не задавала и вообще, не трогала его, несмотря на то что Лёнька сидел перед ней на первой парте. Женька сидела тоже довольная. Её тоже не вызывали к доске, потому что если бы её вызвали, то Лёньке пришлось бы вставать, а Прасковья Антоновна не хотела тревожить такого больного ученика.
До дома Лёнька добирался хромая. И все соседи видели, насколько болезненными оказались уколы в больнице. Но дома всё становилось, так как надо. Братья у Лёньки ходили, как шёлковые. Если что, то кулак под дых каждому обеспечен, и у Лёньки появилась масса времени почитать книги, недавно купленные папой. Но когда приходила с работы мама, то у него опять начинали болеть ноги после уколов и ему делали компрессы на попу, чтобы сошли шишки после этих таких болезненных уколов.
Теперь утром Лёньке не приходилось торопиться к первому уроку.
Мама кормила мальчишек и убегала на работу. С Вовкой и Андрюшкой оставалась тётя Глаша, провожавшая Лёньку в школу. Ведь он же очень больной!
Но едва Лёнька отходил, хромая от дома, как за углом вся его болезнь пропадала. Он бегом возвращался в тутовый сад. С собой он брал рогатку и устраивал охоту на воробьёв. Подходящие камни он после школы собирал на берегу Бадки. Иногда удавалось попасть в одного или двух. Их тельца Лёнька складывал в карман и потом кормил ими школьного Джульбарса. Тот всегда оставался довольным и благодарным Лёньке за это. И, если он к кочегарке никого не допускал, то Лёньке всегда радовался.
Лёнька частенько заходил в кочегарку в отсутствии Геора и подкидывал несколько лопат угля в топку. А потом смотрел, как там начинает гореть уголь. Джульбарс же лежал у входа в кочегарку и никого туда не пускал. Только после того, как пламя в топке прогорало, Лёнька уходил оттуда, а Джульбарс провожал его до входа в школу.
После всех этих важных дел Лёнька приходил на второй урок и, вновь хромая, заходил в класс.
Прасковья Антоновна всегда спрашивала его:
– Что опять укол сделали? – и Лёнька с томным видом подтверждал её догадки.
– Да, папа возил меня на укол в больницу, а сам только что уехал на работу.
Прасковья Антоновна после его объяснений тяжело вздыхала.
– Ах, как жаль, что мы не смогли с ним повидаться. Мне у него надо очень много расспросить о твоём здоровье, – что уж тут поделаешь с сынком начальника, говорил весь её горестный вид.
Но, как всегда, если у чего-то есть начало, то у него всегда будет и конец. О чём Лёньке в то время было невдомёк.
И это вскоре произошло.
В тутовый садик, где мама с Лёнькой и братьями гуляли, вошла Прасковья Антоновна.
Мама родная! В Лёнькиной душе всё тысячу раз перевернулось и сжалось при виде своей учительницы. Что сейчас будет?!
Мама, увидев Прасковью Антоновну с радостной улыбкой пошла ей навстречу, а та, в свою очередь, не отказала ей в любезности, протянув руки для приветствия.
Поздоровавшись, они мирно уселись на скамейке и начали любезно беседовать. Вокруг них бегали Андрюшка с Вовкой и кругами ходил Свисток.
Свисток – это сынок училки. У него не работает правая рука после полиомиелита. От остальных пацанов он отличался тем, что с самого детского садика старался делать Лёньке всяческие пакости и теперь назревала ещё одна.
Лёнька чувствовал это всеми фибрами своей души. От этого почему-то чесался зад и на макушке вставали дыбом волосы.
Из-за кустов он наблюдал за выражением маминого лица. Оно из радостного постепенно стало переходить в озабоченное. Потом мама стала что-то энергично жестикулировать, поднялась со скамейки и позвала:
– Дети, домой. Лёня, ты где? Иди сюда. Быстро домой, – уже грозно слышался её голос.
Лёнька вылез из кустов, подошёл к маме, прижался к ней и увидел ехидный взгляд Свистка, говоривший: «Сейчас тебе будет»!
И в самом деле. Лёньке было.
Болезнь с попы перешла в реально ощутимые воздействия, от которых он сначала извивался в маминых руках, а позднее, когда пришёл с работы папа, то и в его.
Сколько слов Лёнька выслушал о своём недостойном поведении и лжи. О! Если бы он их запомнил, то записал их и из них получился бы большущий словарь.
А тогда Лёнька думал лишь об одном: «Будут продолжать лупить или нет?»
У папы рука сильная. Лупил он врунишку от души, несмотря на предварительно проведенную душещипательную профилактическую беседу. Ох и орал же Лёнька! Но это больше для виду. Особой боли он не прочувствовал. Это он орал для того, чтобы разжалобить материнское сердце. А мама его и пожалела. Вырвала орущего сыночка у папы из рук, прижала к себе, унесла в кровать и всё приговаривала:
– Ты же не будешь так больше? Ты же у меня самый лучший? Солнышко золотое моё, ну успокойся, спи.
И в таких ласковых и тёплых руках мамы Лёнька заснул.
А утром, когда он без опоздания, почти самый первый влетел в класс, Свисток ехидно со своей парты прошептал:
– Ну, что. Досталось? Так тебе и надо, больной.
* * *
Леонид Владимирович и сейчас иногда болеет, но всегда возникает вопрос. А стоит ли так сильно изображать болезнь?
Если болезнь не так серьёзна и можно, взяв себя в руки, перенести её, то, наверное, это стало результатом той папиной взбучки, навсегда отбившей охоту к симуляции. А такой взбучки уже никогда больше не будет, потому что папы нет. А так бы иногда хотелось услышать грозный папин голос, которым он учил своего сына премудростям жизни.
Ну, а если Леонид Владимирович и в самом деле заболевает, то так бы ему хотелось ощутить тепло маминых рук, которые он до сих пор помнит.
Иногда во сне они к нему приходят эти тёплые и нежные мамины руки, хотя мамы давно уже с ним нет и рук этих тоже никогда больше не будет.
Как же их не хватает и не будет хватать ему, пока у него самого навек не закроются глаза.
Октябрь 2013 г. ВладивостокКислота
Черёмин класс сегодня по каким-то причинам задержали, и Лёнька стоял на выходе из школы, чтобы не пропустить своего друга.
Он знал, что Черёма не выйдет через заднее крыльцо, потому что через него в это время опасно выходить, из-за играющих во дворе пацанов из интерната. Там можно запросто нарваться на неприятности, обычно заканчивающихся дракой.
Поэтому они всегда использовали для выхода парадный вход и старались вываливаться из него гурьбой, чтобы никто из интернатских к ним не пристал.
Но сегодня у выхода из парадных дверей школы Лёнька стоял один. Ребята из его класса давно разбежались по домам.
Наконец-то мальчишки и девчонки из Черёминого класса начали выбегать из дверей.
Вот и Черёма.
– Вовка! – окликнул его Лёнька.
Увидев своего друга, Черёма обрадовался. Ему не хотелось идти одному домой, а вдвоём интереснее и веселее.
– Привет! – радостно засияли его глаза, как будто две перемены назад они не гоняли вместе в школьном дворе. – Чего ждёшь? Или скучно идти одному домой? – между делом поинтересовался Черёма.
– Нет. Не скучно, – загадочно посмотрел на него Лёнька и таинственно прошептал. – Дело есть.
– Чё за дело? Опять лупить потом будут? – с опаской посмотрел на вечно что-нибудь придумывающего друга Черёма.
– Да не бзди ты горохом, – веско растягивая слова, успокоил его Лёнька. – Просто после школы переодевайся и пойдём в одно интересное место. Я вчера там был и одному мне там не справиться. Твоя помощь нужна, – Лёнька обнял Вовку за плечи и заглянул ему в глаза, надеясь на поддержку.
– Ага. Так и нужна, – всё так же настороженно смотрел на него Черёма.
Он всё ещё не верил в Лёнькины благие намерения, но, почесав затылок, согласился:
– Ладно. Рассказывай.
Лёнька взахлёб принялся рассказывать ему о перспективе сегодняшнего похода.
– Ты знаешь сарай у задних ворот фабрики? – как бы исподволь, поинтересовался он.
Вовка, подумав, нехотя ответил:
– Ну. Знаю.
Ещё бы он не знал его. Этот сарай давно манил их своей загадочностью, потому что двери его всегда держались закрытыми на громадный замок, узкие окошки затянуты колючей проволокой и ночью на него всегда светил огромный прожектор. Сколько раз мальчишки подбирались к нему, чтобы заглянуть вовнутрь через щели в дощатых стенах, но внутри ничего не увидели. И это ещё больше раззадоривало их.
– Вчера я там был вечером, – заговорческим шёпотом пытался объяснить Черёме Лёнька. – Одна доска на задней стенке отошла и можно туда залезть. Но одному мне не отогнуть её. Силы маловато, – пожав плечами, пояснил Лёнька, но тут же оправдался: – Но я притащил туда трубу. Вместе мы отогнём эту доску. Да и внутри темно. Надо, чтобы кто-нибудь светил фонарём. Ведь там такая темень, как в пещере Алладина, – Лёнька остановился и загадочно посмотрел Вовке в глаза.
– Нет! Я туда не полезу, – начал отказываться Черёма. – А если поймают? Что тогда будет? Опять лупить будут? Нет, я этого не хочу, – уверенно подытожил он свои доводы.
Мальчишки уже подошли к дому Черёмы. Пришла пора прощаться, но Лёньке так хотелось залезть в этот таинственный сарай и узнать, что же там такое секретное хранится. И тогда он привёл последний аргумент:
– Друг ещё называется, – обиженно пробурчал Лёнька, отворачиваясь, и добавил: – Вон Том Сойер со своим другом не расставался, и они клад нашли.
О приключениях Тома Сойера и его друга Гекельберри Финна они читали взахлёб и им тоже очень хотелось найти клад и стать знаменитыми пацанами. Они так об этом мечтали!
– А вдруг в этом сарае абреки спрятали клад? И если мы его найдём, то отдадим его в школу и о нас напишут в газете, – не сдавался Лёнька.
И этот последний аргумент полностью сломил сопротивление Черёмы.
– Ладно. Вот покушаю и тогда выйду, – нехотя согласился он, тут же добавив: – Без этого меня из дома не выпустят, ты же знаешь.
Лёнька радовался, что его мечта сегодня может осуществиться.
Черёма пошёл домой, а Лёнька взлетел на второй этаж своего дома, закинул портфель в угол и заглянул на кухню. Нашёл пару бутербродов, съел их, запил молоком и начал собираться в поход за кладом.
Поменял батарейку в фонаре, а то после недавнего путешествия по подвалам их дома, он светил слабовато. Эти батарейки всегда продавались в хозяйственном магазине, но не всегда получалось сэкономить деньги на их покупку. Но вчера Лёнька перетерпел искушение купить пирожки в буфете школы и взамен их купил новую батарейку.
Фонарь светил хорошо. Лёнька проверил его в темноте ванной комнаты. Луч бил прямо и сильно. Лёнька отрегулировал точку и остался доволен своим сокровищем. Этот китайский фонарик папа привёз ему недавно из Москвы.
Требовалось ещё взять складной нож, подаренный папой, небольшой моток проволоки и верёвку. Это на всякий случай. А вдруг придётся спасаться. Тогда без них совсем придётся плохо. И, конечно же, спички. У настоящих путешественников всегда с собой должны быть спички. Лёнька завернул их в кальку и перевязал резинкой. Это на случай дождя во время предстоящего путешествия.
Всё это богатство он рассовал по карманам, оделся и выбежал из дома.
Вовка жил в таком же соседнем доме, но только их квартира являлась зеркальным отображением Лёнькиной. Поднявшись на второй этаж, он едва дотянулся до звонка и позвонил.
Дверь, как всегда, открыл Юрка. Вовкин старший брат. Юрка сверху вниз презрительно посмотрел на Лёньку и крикнул вглубь квартиры:
– Вовка! Иди! К тебе Макарон припёрся, – и впустил Лёньку в коридор.
Вовка сразу же выбежал из своей комнаты.
– Заходи, – торопливым шёпотом встретил он друга. – Я сейчас, – видно, он тоже нешуточно собирался.
Вскоре они вышли из дома и направились к задним воротам фабрики.
Огромный серый сарай возвышался возле них. Он, как бы, составлял часть забора и являлся продолжением ворот.
Мальчишки осторожно огляделись перед подходом к этой громадине и осторожно прокрались к задней стенке сарая. По всей видимости, недавно кто-то ремонтировал забор и, когда прибивал колючую проволоку на соединении сарая с забором, то повредил одну из досок сарая.
Это только вчера обнаружил Лёнька. Доска немного отошла от общей стенки и за ней зияла щель. Но щель оказалась мала, чтобы в неё пролезть. Поэтому вчера Лёнька притащил кусок трубы, чтобы расширить её, но силы у него одного не хватило, чтобы отогнуть отошедшую доску. Поэтому Лёнька привлёк для этой операции Вовку.
Притаившись у задней стенке сарая, они заглянули в щель. Внутри стояла зловещая темнота. Даже фонарь не пробивал её. Это предвещало то, что внутри сарая обязательно должен находиться клад.
– Давай, возьмём трубу, просунем её в щель, надавим вдвоём и увеличим щель. Этого нам хватит, чтобы пролезть вовнутрь, – предложил Лёнька.
Сейчас Вовка соглашался со всеми предложениями. Его уже увлекла жажда путешествий и открытий.
Мальчишки просунули трубу в щель, навалились на неё, и доска с противным скрипом сдвинулась с места.
Теперь щель оказалась настолько большой, что в неё можно пролезть двум худеньким пацанам, что они и сделали. Конечно, они не ящерицы, свободно проникающие в самые узкие щели, но в образовавшееся отверстие пролезли без труда. И даже нигде не зацепились ни за какие углы и гвозди и не порвали ни брюки, ни куртки.
Внутри стояла кромешная темень. Воздух жаркий и спёртый. И абсолютная тишина. Даже шум фабрики не проникал сюда. Это ещё больше подчёркивало таинственность проникновения в сарай. Пришлось сразу включить фонарики.
В свете их лучей мальчишки разглядели несколько рядов каких-то ящиков, поставленных вплотную к стенам. Проползти вперёд не получилось. Пришлось взобраться на самый верх этой пирамиды из ящиков по самим ящикам.
Паутина противно липла к лицу и рукам, но мальчишки, цепляясь за края ящиков и вставляя пальцы в щели между ними, взобрались на самый верх и сверху этой пирамиды осветили сарай.
Вдоль всех стенок стояли стопки картонных ящиков с жёлтыми или красными этикетками. Вниз мальчишки спуститься не решились. Высоко.
Лёнька попытался это сделать, но один из ящиков, за который он держался, зашатался и рухнул вниз. В абсолютнейшей тишине раздался страшный грохот.
Это показалось незадачливым кладоискателям пострашнее грома в грозу или грохота взрыва, когда буровики взрывали породу в штольнях.
Мальчишки замерли от страха и сидели наверху ни живы, ни мертвы. Не дай бог, если бы кто-нибудь услышал этот грохот. Но грохот стих. Они подождали ещё некоторое время, притаившись на вершине пирамиды из ящиков, но никто не появлялся. Вокруг сарая стояла прежняя тишина. Значит, никто их не услышал, и они решили продолжить дальнейшие исследования.
Мальчишки сидели, затаившись в наступившей тишине. От страха у Лёньки тряслись колени. Да ещё снизу началось раздаваться какое-то странное шипение. Как будто там проснулось тысяча змей.
Лёнька посветил вниз фонарём. По полу сарая разливалось какая-то жидкость из разбившихся ящиков, начавшая пениться. Это уже становилось интересным. Дрожь от первого страха прошла и Лёньку начало разбирать любопытство.
Он вытащил нож и, надрезав крышку одного из ящиков, посветил во внутрь, а там разглядел какие-то серебряные цилиндры.
– Смотри. Серебро. Это что? Клад? – завороженно прошептал Черёма.
– Сейчас посмотрим, что это за клад такой, – как бывалый кладоискатель хмыкнул Лёнька. Вытащив один из серебряных цилиндров из ящика, он встряхнул его. Внутри что-то булькало. Странно. Наверное, это булькала та жидкость, что разливалась по полу. Тогда Лёнька размахнулся и швырнул цилиндр вниз.
Стекло цилиндра с грохотом раскололось, и из него потекла какая-то маслянистая жидкость. Вовка светил вниз и наблюдал, как она со зловещим шипением расползается по полу.
Он тоже вспорол другой ящик и вытащил оттуда такой же цилиндр. Размахнулся и тоже швырнул его вниз. Цилиндр раскололся, и из него тоже потекла та же жидкость. Когда жидкости встретились, то, к удивлению вошедших в раж мальчишек, они стали пенится.
Вот это да! Вот это здорово! Мальчишки совсем осмелели и начали швырять серебряные цилиндры вниз один за другим, толкать ящики ногами, чтобы они падали вниз.
Вокруг стоял только звон разбитого стекла и шипение разлившихся жидкостей. Весь пол покрылся пеной. Ребят обуял азарт. Хотелось, чтобы пены становилось больше и больше. Но тут Вовка чего-то закашлялся, да и у Лёньки стало першить в горле и слезиться в глазах.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.