Минус отец

Посвящается светлой памяти

Александра Владимировича Никифорова

– Отдай ребенка! Отдай ребенка! Ну отдай мне ребенка!!!

С этими словами дверь судебного зала распахнулась, и посетители Мосгорсуда увидели выходящего из зала мужчину с невозмутимым выражением на лице, который крепко, но очень бережно держал на руках девочку лет семи. В коридоре он спокойно повернул направо и, не оборачиваясь на крик, молча пошел в сторону лифта.

Выскочив из зала, за ним побежала женщина, продолжавшая кричать:

– Ну отпусти ты ее! Ну отдай мне ребенка!

Все присутствующие не могли отвести взглядов от этого трио. Девочка спокойно сидела на руках у отца, обвив его шею и плечо ручками и с полным доверием прислонив голову к нему; лицо ее выражало неподдельную безмятежность.

– Ну отпусти ты ее! Пожалуйста! Ты же слышал, что сказали судьи – она должна быть с матерью! Ты будешь встречаться с нею, когда захочешь! Ну отпусти ее ко мне! Пожалуйста! Ну прошу тебя!

За ними уже спешили приставы, чтобы разнять их. За форменными спинами приставов это трио, направляющееся к лифту, уже не было видно.

Разговоры, разом замолкнувшие с прорывом шума, не возобновлялись. Люди на скамейках вдоль стен коридора, слышавшие всю историю с первого крика, раздавшегося еще из зала, молчали. Увиденное произвело на всех тягостное впечатление.

Из зала вышла секретарь и объявила:

– По делу Сбитневых – проходите.

Адвокат Георгий Смирнов поднялся со скамейки, на другом конце коридора поднялся еще один мужчина, и оба они молча направились к двери зала.

На входе в зал Смирнов наклонил голову – то ли из-за высокого роста, чтобы не удариться макушкой о дверную притолоку, то ли из-за подавленного состоянии после увиденной им только что сцены. Сбитневы тоже делили детей – жена не разрешала мужу, интересы которого он представлял, общаться с детьми, и Смирнов уже и не надеялся, что удастся отстоять права отца.

Январь, как нередко теперь случается в Москве, напоминал скорее март – теплой околонулевой температурой, грязными подтаявшими сугробиками серо-коричневого цвета вдоль дорог и черным мокрым асфальтом, ледяной панцирь на котором пробивали змейки ручейков талой воды. Дойти до двери здания, не запачкав обувь, даже здесь, неподалеку от центра города, было затруднительно. Но эта мартовость января не могла ни обмануть, ни обнадежить людей, живущих в Москве или часто приезжающих в нее, потому что впереди маячил холодный и ветреный февраль.

Настроение было плохим, под стать погоде. Адвокатская практика выматывала ежедневно, а вот радовала успехами нечасто.

Есть адвокаты, которые живут работой, успехи, неудачи – для них не столь важно. Они ведут несколько дел одновременно, бодро чередуя следственные действия, судебные заседания, документы, переговоры и личные беседы, переписки, телефонные звонки – поистине наслаждаясь всей этой активностью. Когда они жалуются на занятость, им можно посочувствовать, но недолго – потому что в их глазах читается «скорей бы понедельник – и снова на работу!». Были бы открыты суды по субботам и воскресеньям – они и по выходным ездили бы с радостью в судебные заседания.

Георгий всегда искренне восхищался подобной активностью и неутомимостью, но сам таким не был. Он устал. Он устал бороться там, где ставилось под сомнение очевидное, а неочевидное – побеждало. Его напрочь не вдохновляла перспектива с каждым новым делом совершать восхождение на гору правосудия – потому что он не мог быть уверен, что ему удастся водрузить на ее вершине знамя победы того, кому он помогал, установив справедливость, а борьба ради борьбы его давно уже не увлекала. Что же тогда держало его в профессии? На этот вопрос он не мог себе толком ответить.

Смирнов поприветствовал охранников на входе в бизнес-центр и поднялся в офис адвокатского бюро. Он являлся простым адвокатом и был практически неизвестен широкой публике вне профессионального сообщества, но как специалисту с большим стажем руководители бюро выделили ему пусть небольшой, но отдельный кабинет.

Улавливая собственное сходство с тем из героев замечательного адвокатского сериала «Практика», который снял о себе рекламный ролик как о «рядовом Джимми» («У вас рядовое дело? Вам помогу я – рядовой Джимми!»), сам себя Смирнов иногда называл «рядовой Джорджи», переделывая свое имя на английский манер.

Заседание, по счастью, не затянулось, и он приехал в офис раньше, чем предполагал. На пятнадцать ноль-ноль у него была назначена встреча, и за оставшийся час с небольшим он мог спокойно поработать над документами, сделать звонки и просмотреть электронную почту.

В 14:55 секретарь сообщила ему, что пришел посетитель – Александр Сергеевич Рацимиров, помочь которому ему поручили руководители бюро.

Пока посетитель располагался за столом, Смирнов рассматривал его, чтобы составить первое впечатление и потом ориентироваться на это впечатление. Судя по статусному деловому костюму и сорочке с галстуком, Рацимиров был управленцем, но все-таки не самого высокого ранга – дела людей такого ранга вели сами руководители бюро. Гладко зачесанные волосы с ровно обозначенным пробором показывали его внутренний формализм, а бесстрастное выражение лица – строгость корпоративных правил, которым он привык подчиняться. У него не просматривалась непререкаемая убежденность в своей правоте, которая всегда ощущается во взглядах и действиях высокопоставленных чиновников и топ-менеджеров крупных корпораций. Но и бизнесменом он явно не являлся – насупленный взгляд, стремящийся показать уверенность, но на самом деле скрывающий внутреннюю настороженность и беспокойство, показывал, что у него отсутствовала готовность идти напролом, как танк, – то есть вплоть до драки настаивать на своем, что столь необходимо при ведении бизнеса.

Очевидно, что у Рацимирова были подчиненные, но руководил он ими с оглядкой на руководство.

Смирнов и посетитель обменялись визитками. Так и есть – начальник департамента крупной компании.

– Слушаю вас, Александр Сергеевич.

– А кто-то из управляющих партнеров вашего бюро будет присутствовать на нашей встрече и вести мое дело? – посмотрев на дверь кабинета, с беспокойной заинтересованностью спросил Рацимиров, ничуть не смущаясь бесцеремонности своего вопроса.

– Нет, вашим делом буду заниматься только я.

Смирнов уже привык к подобным вопросам. Руководители бюро лично занимались только делами самых важных и значимых доверителей, а остальных направляли к простым адвокатам. Ему поручали вести семейные дела.

Посетитель едва кивнул, заметно приуныв, но промолчал, явно собираясь с мыслями (или с духом). Смирнов терпеливо ждал, понимая, что человеку нужно сосредоточиться и решиться рассказать ему о своей проблеме.

Георгий уже понял, что работать с ним будет трудно. Судя по его солидной внешности и манерам, Рацимиров явно привык командовать своими подчиненными, поэтому, скорее всего, он и ему попытается указывать, как и что делать. Если бы Георгий являлся известным адвокатом, люди были бы счастливы, что ТАКОЙ специалист согласился вести их дело. Но Смирнов («рядовой Джорджи») был мало кому известен, поэтому к нему доверители могли относиться без пиетета. А этот Рацимиров еще и изначально недоволен тем, что его дело поручили простому адвокату.

Смирнов мысленно вздохнул.

– В общем, мы развелись с женой.

Георгий не задавал уточняющих вопросов. По опыту он знал, что мужчины в таких делах крайне неохотно идут на откровенность, но постепенно, понимая, что они нуждаются в помощи адвоката, рассказывают все.

Ну или практически все.

Так получалось и на этот раз.

– Развелись мы трудно, со скандалом.

Рацимиров явно хотел что-то скрыть, то ли не считая это важным, то ли стыдясь. Однако Смирнов молча смотрел на него таким прямым всезнающим взглядом, что он смутился.

– Ну… она узнала, что у меня роман на стороне.

Понятно. Классическая история. Скорее всего – на рабочем месте: такие мужчины, как Рацимиров, очень заняты, и искать любовных приключений на стороне им просто некогда, а опускаться до примитивных удовольствий, встречаясь с раскованными доступными барышнями – и несолидно, и боязно – и из-за криминала, и из-за репутации.

– В общем, разводились мы по-плохому, в суде. И половину имущества она уже получила.

О как! Значит, проблема не в разделе нажитого добра? Это уже интересно. Обычно мужчины жестко бьются за имущество, не желая его не то что уступать, а даже и делить. Их доводы просты: раз они работали все эти годы и зарабатывали – значит, и все приобретенное имущество должно принадлежать им, а жены пусть уходят ни с чем. Порочная логика общества, в котором под декларацией равноправия мужчин и женщин продолжает процветать психология махрового патриархата.

Но Рацимиров о свершившемся разделе имущества сказал спокойно, без надрыва, раздражения, сожаления. Как будто утрата половины состояния его и не огорчила вовсе.

Или он настолько проникся чувством вины перед бывшей женой?

Но тогда что ему нужно?

– И она теперь не дает мне видеться с сыновьями.

Надо же. Вот оно что. Сыновья. Он явно переживает, что перестал видеться с детьми.

Многолетний опыт позволял Смирнову точно определить, кто из отцов искренне переживает из-за невозможности общения со своими детьми и готов бороться за свои права. Иные делали это просто из желания «насолить» «бывшей» – помотать ей нервы еще одним судебным делом, заставить ее ходить в суд, в опеку, в разные учреждения за необходимыми документами, да еще и оплачивать помощь адвоката (и это – за свой счет, а не из алиментов, которые подобные отцы предпочитают не платить). Обычно так поступают бывшие мужья, проигравшие раздел имущества. Это омерзительно. Смирнов таким отцам принципиально отказывался помогать.

Но тут – другое дело: сожалений по поводу раздела имущества Рацимиров не высказывал, а вот из-за препон в общении с сыновьями переживал.

– В чем это выражается? – уточнил Смирнов, готовясь записывать детали.

Рацимиров заговорил медленно, как бы переживая те события, о которых рассказывал:

– Я ушел из дома, сыновья остались с ней. Потом был суд, развод, раздел имущества. Все это время я жил отдельно. Не вмешивался, чтобы не накалять ситуацию – мы с большим скандалом расстались.

Он помолчал.

– Все решения вступили в силу. Я стал звонить ей, чтобы договориться о встрече с детьми. Она не отвечала. Проверил через знакомых номер ее телефона – тот же. Написал через мессенджеры – не отвечает. Вижу, что она меня везде заблокировала. Написал ей эсэмэску, что хочу увидеться. Она ответила «Забудь о нас, мы не хотим иметь с тобой ничего общего. Трахайся с кем хочешь. Детей ты больше не увидишь». Вот.

Рацимиров показал на телефоне то сообщение – именно такого содержания, дословно, как он озвучил наизусть.

Смирнов подумал, что бывшая жена Рацимирова писала этот текст на эмоциях – это очевидно, но при этом хотела не просто порвать отношения с ним, ведь можно было написать короче и емче, но и дать понять бывшему мужу, что она думает о нем. Значит, у нее много невысказанного в его адрес. Значит, на самом деле она еще не готова полностью разорвать с ним общение, и это обнадеживает. Но Рацимирову он решил эти свои соображения пока не высказывать.

Он промолчал еще и потому, что заметил, как в тот момент выглядел Рацимиров. Нет, он не плакал, и глаза у него не были влажными, да и по должности ему явно не положено выказывать слабость перед кем бы то ни было. Хотя правило «Мужчины не плачут» к нему вряд ли можно было применить – он выглядел совершенно не брутально. Но на его лице читалось такое мучительное переживание, такая внутренняя, тщательно скрываемая им – может быть, даже от самого себя – боль из-за невозможности встречаться с детьми, что становилось понятно – ему реально плохо из-за разлуки с ними.

– Вы хотите настаивать, чтобы сыновья жили с вами? – осторожно спросил Смирнов.

– Да нет, я понимаю, что детей от матери не заберут, и они будут жить с ней. Но я хочу общаться с ними.

– Сколько лет вашим сыновьям?

– Старшему, Мишке, восемь, младшему, Ваньке, пять.

Георгию показалось, что лицо мужчины прояснилось, когда он говорил о возрасте сыновей, но потом Рацимиров вновь нахмурился.

– Старшего, поскольку ему уже есть восемь лет, могут вызвать в суд и спросить, хочет ли он общаться с вами. Хотя и не должны опрашивать.

Рацимиров опустил голову.

– Она настроит его против меня, – глухо проговорил он.

– Но сейчас она вообще не дает вам встречаться с ними, – парировал Смирнов.

– Это да, – вздохнул Рацимиров. – Как будет – так будет.

И решительно продолжил:

– Я хочу видеться с сыновьями. Вы мне поможете?

В этом вопросе явственно прозвучала решимость Рацимирова принимать участие в воспитании сыновей.

– Да! – заверил его Георгий.

По пути домой он задумался, как лучше повести дело нового доверителя – какие шаги нужно предпринять в первую очередь. Сам Рацимиров симпатии не вызывал – мужчина хоть и видный, даже представительный, но вполне заурядный. Спортивностью фигуры он не отличался – хотя ему исполнилось всего лишь тридцать пять лет. Он изменял жене, она его выгнала, они развелись, разделили имущество, теперь он походит какое-то время по бабам, нагуляется, потом какая-нибудь женщина снова окрутит его.

Интересно, изменял ли он жене и раньше. В браке они прожили больше десяти лет, двух детей родили. Может быть, жена Рацимирова раньше просто не знала, что муж ей изменяет, а как выяснила это – сразу выгнала его и развелась с ним?

Поженились они явно молодыми: она, наверное, его ровесница, или чуть помоложе, может быть – студенческий брак, заключенный сразу после получения дипломов. Оба явно не были готовы к семейной жизни. Интересно, изменяла ли она ему. Ну, он одиноким точно не останется, хотя ему явно пора заняться фитнесом и привести себя в форму.

«Ну, мне тоже не мешало бы заняться фитнесом и следить за своей формой – ради здоровья» – подумал Смирнов.

Скорее всего, было так: сошлись – расписались – родился ребенок – пошли шероховатости. Кое-как жили – родился второй ребенок – шероховатости усилились. Все окончательно разладилось – разошлись. За сохранение семьи никто не боролся – ни муж-изменщик, ни оскорбленная его изменами жена.

Нужны ли ему сыновья? Трудно сказать. Наверное, нужны, раз он смирился с разделом имущества и уже отпустил эту тему, а вот за общение с ними готов бороться. А нужен ли он сыновьям? Что он может им дать? Занимался ли он ими, пока они жили вместе? Находил ли время на них? Неизвестно. Или тогда не находил, а сейчас спохватился? Все может быть. Но помогать ему нужно сейчас.

Рацимиров, напротив, ехал домой вдохновленным. Вроде бы адвокат опытный, знающий. Разговаривать с ним неособо приятно, но главное, чтобы дело толково вел.

И Александр Сергеевич расслабился – решение проблемы поручено адвокату, теперь об этом можно не думать. Можно спокойно вести прежнюю жизнь, работать, отдыхать. И отдыхать свободно, раскованно – теперь, когда жена все узнала, и они развелись, он – свободный мужчина, причем мужчина небедный, ему все доступно. Все-таки тогда нужно было быть поосторожнее, чтобы подруга жены не увидела его с любовницей на горнолыжном курорте – жене он тогда сказал, что поехал на большой экономический форум. Ну, теперь уже дело прошлое. Все равно их брак распался бы. Та любовница испугалась огласки и вернулась к мужу, ну ничего – он найдет новую женщину, и не одну.

Дети. Сыновья. Мишка и Ванька. Ну, они парни, вырастут – он им все объяснит. Они же мужики – они поймут его.

Только бы не потерять общение с ними.

Он нахмурился, крепче взялся за руль, вырулил на крайнюю левую полосу и с раздражением прибавил скорости, распугивая своим непробиваемым взглядом водителей встречных автомобилей.

Поскольку между Рацимировыми произошел полный скандал, но в суд еще никто не обратился, нужно было попробовать договориться миром. Александр Сергеевич сообщил Смирнову телефон адвокатессы, которая оказывала помощь его жене, поручил вести переговоры от его имени.

Георгий слышал об этой адвокатессе, Декабровой, но лично они не были знакомы. То, что он слышал о ней, настораживало: говорили, что она сильный юрист, но при этом дама в суждениях решительная, а в высказывании своего мнения – прямолинейная.

Но звонить ей все равно нужно – какой бы неприятной она ни была.

– Элеонора Ивановна?

– Да. Кто это? – ответила Декаброва, как будто сразу занимая оборону.

– Здравствуйте. Это адвокат Георгий Юрьевич Смирнов.

– Здравствуйте. Что вам нужно?

Голос Декабровой прозвучал устало, как будто бы она нахмурилась, готовясь переходить в наступление.

– Я представитель Рацимирова Александра Сергеевича.

– А…

Это суперкраткое «А…» показалось наполненным презрением и даже неприязнью к Рацимирову, и Смирнов предположил, что такое отношение может рикошетом ударять и по нему. Декаброва явно ассоциировала себя со своей клиенткой и была оскорблена за нее, а его, Смирнова, возможно, уже ассоциировала с Рацимировым.

Но далее ее голос прозвучал теплее, как-то даже уважительнее, по отношению к нему как к коллеге:

– Так, хорошо. Что вам нужно, Георгий Юрьевич?

– Александр Сергеевич поручил мне вести переговоры о порядке его общения с сыновьями.

– Давайте поговорим. Чего он сейчас хочет?

– Он хочет сохранить общение с сыновьями.

Секунды две длилось молчание, и потом Декаброва предложила:

– Ну, тогда давайте встретимся у меня в офисе. Так, сегодня понедельник. Давайте в пятницу, или в следующий понедельник – раньше не могу.

– Давайте в пятницу.

– Хорошо.

Понимая, что Рацимировы не могут даже в одной комнате находиться, а не то что общаться, они с Декабровой условились провести переговоры вдвоем – без доверителей.

Смирнов приехал в ее офис вовремя. Когда в переговорную вошла Декаброва, Георгий невольно залюбовался этой дамой. Будучи немного выше среднего роста, она вошла с прямой осанкой и гордо поднятой головой, что показывало ее уверенность в себе – в то время как стильный деловой костюм черного цвета подчеркивал ее женственность. Но главное – лицо: оно притягивало взгляд собеседника как магнит. Ее большие голубые глаза смотрели прямо, подтверждая ее уверенность в себе и независимость, а также неоспоримо выдавая жесткий волевой характер. И то, что глаза выглядели как бы несколько удивленными, не могло ввести в заблуждение опытного собеседника: то удивление читалось как «И этим вы хотите меня обмануть?». Короткие светлые волосы холодного соломенного оттенка весьма органично сочетались с удивленным взглядом, и отдельные пряди, свободно ниспадающие на высокий лоб, дополняли создаваемый ею женственный образ. Однако Смирнов четко понял: красота этой женщины не может скрыть ее сложный характер – поистине стальной.

Георгий приветствовал ее:

– Здравствуйте, Элеонора Ивановна.

Декаброва ограничилась кивком и сказала:

– Перейдем к делу.

И ему стало понятно – волевой характер этой адвокатессы не может скрыть даже красота, а свою неприязнь к Рацимирову она, возможно, распространила и на его адвоката. Будет трудно. Но Георгий не показал виду, что отметил такое подчеркнуто холодное начало встречи.

– Да, перейдем. Ситуация, конечно, сложная…

– Сложная? – переспросила Декаброва, удивленно поднимая брови. – Ваш клиент – мерзавец. Вы согласны?

О как. Декаброва сразу занимает атакующую позицию. Но при этом она смотрела на него с улыбкой, как бы играя резкими словами.

Однако нельзя позволять ей подобные оскорбительные нападки на Рацимирова – как бы он ни поступил в отношении своей семьи.

– Элеонора Ивановна, прошу вас, давайте обойдемся без оскорблений в отношении моего доверителя. В распаде семьи всегда виноваты оба…

– Может быть, вы еще и ее обвините в том, что он изменил ей? – с вызовом заявила Декаброва, смотря на него прямым взглядом своих больших голубых глаз.

Но тут же сама отменила свой вопрос, добавив доброжелательно:

– Ну что мы с вами, Георгий Юрьевич, будет спорить из-за клиентов.

Георгий подавил вздох, понял: будет не просто трудно – будет очень сложно.

– Что бы там ни произошло, кто бы как ни поступил, сейчас Александр Сергеевич хочет договориться с Дарьей Васильевной об общении с сыновьями.

– Ну, давайте поговорим об этом. Но я не буду скрывать того, что ваш клиент поступил отвратительно.

Смирнов недоуменно молчал. Все, что он узнал об этой адвокатессе, говорило, что она высокопрофессиональный юрист. И сейчас она явно играла с ним. Ему самому Рацимиров тоже не нравился, ни характером, ни тем, как он поступил, но это же не повод высказывать ему свое недовольство его аморальностью.

Адвокатская Москва знала, что Георгий Смирнов очень консервативен и старомоден, и, будучи верным мужем своей единственной жены, в принципе отрицательно смотрит на супружеские измены – даже если они совершены мужем.

Тем временем Декаброва, видимо, настроилась конструктивно:

– Хорошо, поговорим о деле. Чего он хочет?

Ее голос звучал уже совсем спокойно. Хорошо же она умеет управлять собой.

– Он хочет видеться с обоими сыновьями два раза в месяц, по выходным. В их дни рождения он хочет проводить с ними по два-три часа. Все это либо по месту его жительства, либо на нейтральной территории. Забирать и привозить их он будет сам. Летом он хочет уезжать с ними с отпуск на две-три недели.

По лицу Декабровой стало понятно, что у нее вновь нарастало недовольство чрезмерностью требований Рацимирова, но она смогла справиться с ним.

Или же она изобразила подступающее недовольство, чтобы показать, что смогла справиться с ним. С такой волевой и умной женщины станется все.

Вслух она проговорила уже ровным деловым голосом:

– Я все передам клиентке. Но с нашей стороны непременное условие – регулярная уплата алиментов, и не пятнадцать тысяч рублей, как он, наверное думает, а реальная треть всех его доходов.

Слово «он» прозвучало довольно презрительно, а в целом фраза даже внешне выглядела угрожающе – настолько внушительно Декаброва произнесла ее.

– Хорошо. Я сообщу доверителю.

Договорились, что она позвонит ему, когда получит информацию от клиентки.

Покинув офис, Смирнов признался сам себе, что рад завершить эту встречу – так его отяготило общение с Декабровой, хотя она оказалась и не такой резкой и неприятной, как о ней говорили.

Но в любом случае шахматную партию по этому делу он начал, пусть и с хода е2…е4.

После его ухода та подумала полминуты, потом позвонила:

– Это Декаброва. Да, здравствуйте. Встретилась с ним, начали переговоры. Так что все по плану. Нет.... Нет! Не сомневайтесь. Дарья Васильевна, вы приняли правильное решение! Он же вам изменил! Чему он может ваших детей научить? Зачем он им? Вы сделали правильно, что выгнали его. Послушайте меня. Да, будем вести переговоры. Да, все сделано, теперь ждем. Все будет так, как я вам сказала.

Смирнов рассказал Рацимирову о состоявшейся беседе и спросил:

– Что думаете об алиментах?

– Ну, надо платить, – с явной неохотой ответил доверитель.

Это не удивило адвоката: очень многие мужчины пылали такой ярой ненавистью в отношении бывших жен, что под любыми предлогами, даже под угрозой уголовной ответственности, отказывались платить алименты – лишь бы не передавать экс-супругам никаких денег. Те, кто проигрывал процесс о разделе имущества, считали, что бывшие жены должны содержать детей за счет полученной доли и своих доходов. Те, кто нормально разделил имущество, просто не хотели ничего платить бывшим.

Смирнов не одобрял такого подхода, он считал, что алименты должны уплачиваться в любом случае – даже если отцу не давали общаться с детьми. Это была его принципиальная позиция.

Вот и сейчас он сказал максимально внушительно:

– Алименты нужно уплачивать, это ваша обязанность по закону.

– Знаю, знаю, – с некоторым раздражением ответил Рацимиров.

– Значит, обсуждаем эти две темы вместе?

– А мы можем как-то уйти от уплаты алиментов? – поинтересовался доверитель.

– Нет, – коротко ответил адвокат.

– Георгий Юрьевич, вы как будто не мой адвокат! – официальным тоном проговорил Рацимиров, и трудно было определить, упрек это или шутка.

Смирнов решил проигнорировать эту фразу.

– Что дальше? – спросил доверитель.

– Проведем переговоры – как уплачивать алименты и как организовать ваши встречи с сыновьями. Напишите мне ваши пожелания, как вы хотите встречаться с ними – с обоими одновременно, с каждым по отдельности. И я в переговорах буду стараться продавливать нужные вам формы, дни и время встреч.