Златовласка

Глава 1

Белая патрульная машина с выключенными фарами и мигалкой стояла у обочины рядом с домом. В час ночи улица была объята сном. Я остановил машину и направился туда, где под голым апельсиновым деревом стоял Джейми и разговаривал с полицейским. В заливчике, который был сразу за домом, послышалось урчание рыболовного катера. На мелководье по эту сторону моста водилась кефаль, но на крючок она не шла, так что рыбаки, бороздя круг за кругом, выбрасывали сети.

Джейми выглядел бледным и подавленным. Ему было сорок шесть лет – на десять лет старше меня, – но в молочном лунном свете он казался гораздо моложе, а может быть, такое впечатление создавала его хрупкость. Он был в голубой тенниске, белых брюках и синих летних туфлях. Стоявший против него патрульный взмок: волосы прилипли ко лбу, под мышками рубашки темнели большие пятна. Он наблюдал за мной с того момента, как я вылез из машины.

– Я Мэттью Хоуп, – представился я. – Адвокат доктора Парчейза.

Сам не знаю, почему я сразу обратился к патрульному, а не к Джейми. Очевидно, подсознательно я с самого начала пытался взять Джейми под защиту, дав понять представителям закона, что являюсь юристом и никаких фокусов с правами клиента не потерплю.

– Значит, он вам позвонил? – спросил патрульный.

– Да.

– Когда, сэр?

– Где-то без четверти час. Минут десять назад.

– Я принял сообщение по радио всего пять минут назад, – сказал патрульный. У него это прозвучало как обвинение.

– Все правильно, – заметил я. – Сначала он позвонил мне. Я посоветовал ему уведомить полицию.

– Ничего, если я войду сейчас в дом? – спросил патрульный.

– Да, конечно, – глухо ответил Джейми.

– Если не хотите, можете не ходить со мной.

– Я бы предпочел… не ходить, – сказал Джейми.

– Хорошо, сэр, – сказал патрульный, неожиданно слегка коснувшись рукой плеча Джейми. После этого он осветил газон фонариком и легко зашагал к передней двери, переступая через трубы дождевальной установки. Луч фонарика высветил медную дверную ручку. Патрульный настороженно повернул ее, как бы ожидая, что дверь будет заперта, но дверь оказалась открытой, и он вошел внутрь.

Оставшись наедине с Джейми, я тут же начал:

– Я бы хотел задать тебе тот же самый вопрос…

– Это сделал не я, – отчеканил он, не дав мне договорить.

– Скажи мне правду, Джейми…

– Это и есть правда! – опять перебил он.

– …потому что, если это твоих рук дело, мне нужно знать это прямо сейчас.

– Это не я.

– Хорошо… А как ты думаешь, кто это мог быть?

– Не знаю, Мэтт… Просто не имею представления!..

– А почему ты позвонил мне, а не обратился сразу в полицию?

– Не знаю. Наверное… ты мой адвокат, Мэтт, наверное, я подумал… что-то относительно… Ну, я не знаю…

Еще одна патрульная машина деловито подруливала к обочине. Ни сирены, ни мигалки. Водитель выключил двигатель и вылез. Поддернув брюки, он не мешкая направился туда, где под голым апельсиновым деревом стояли мы с Джейми. Это был настоящий гигант. Во мне самом шесть футов два дюйма росту,[1] и вешу я сто девяносто фунтов,[2] но по сравнению с ним я вдруг ощутил себя карликом. На рукаве его рубашки были сержантские нашивки. А потел он еще обильнее, чем другой патрульный, – температура в этот день поднялась до девяноста двух градусов, так что сейчас было восемьдесят шесть,[3] да к тому же здешняя высокая влажность. Такая погода скорее подходила для августа, чем для последнего дня февраля.

– Сержант Хэскомб, – представился он, прикоснувшись к козырьку фуражки. – Кто тут вызывал полицию?

– Я, – отозвался Джейми.

– Ваше имя, сэр?

– Джеймс Парчейз.

– Я выехал, как только услышал сообщение по радио, – сказал Хэскомб. – Ферли все равно бы вызвал меня. Ферли – позывной пять, а я его начальник.

Казалось, при таких габаритах он испытывает неловкость, общаясь с людьми меньше его ростом. Он вытащил из заднего кармана носовой платок, снял фуражку и вытер лоб, затем спросил:

– Он сейчас внутри?

– Да, – ответил я.

– Простите, сэр, а вы?..

– Мэттью Хоуп. Я адвокат доктора Парчейза.

– Понимаю, – произнес он. – Что ж, извините, – добавил он и направился к двери. Прежде чем зайти в дом, он вытер околыш фуражки носовым платком. Несколько секунд спустя он вышел и стремительно направился к машине. По спине у него расползлись пятна пота, напоминавшие развернутые крылья летучей мыши. Я разглядел его, когда он потянулся за рацией: лицо его было мертвенно-бледным…

Я адвокат не по уголовным делам.

Прежде чем переехать в Калузу, я семь лет работал адвокатом в Иллинойсе, и здесь, в штате Флорида, я последние три года занимался все той же адвокатской практикой, но мне никогда не приходилось представлять клиентов, которые были бы замешаны в уголовных преступлениях. Первое, о чем я спросил Джейми по телефону, это не хочет ли он, чтобы я связался с адвокатом по уголовным делам. Хотя это не совсем так. Сначала я спросил его, не он ли совершил эти убийства. Он заверил меня, что нет, но я все же напомнил, что не являюсь адвокатом по уголовным делам, и спросил, не хочет ли он на всякий случай пригласить хорошего адвоката. Джейми ответил: «Если я не убивал, тогда зачем он мне нужен?» В тот момент я не нашелся, что ему ответить. Просто посоветовал поскорей вызвать полицию и сказал, что еду. А вот сейчас, в час тридцать ночи, глядя на всех этих полицейских, шныряющих по дому и вокруг, я почувствовал себя совершенно выбитым из колеи и пожалел, что не настоял на помощи эксперта.

У обочины теснилось уже три полицейских машины, и патрульные поставили заграждение на обоих концах Джакаранда-Драйв. Внутри этих заграждений находилось четыре автомобиля из команды капитана, возглавлявшего Отдел расследований убийств, два детектива в штатском, которым было поручено это дело, и помощник медицинского эксперта. Представитель прокурора штата припарковал свою машину через дорогу сразу за фордовским фургоном криминалистов. Машина «скорой помощи» с раскрытыми задними дверями была развернута задом к дороге…

Вся эта суматоха разбудила соседей, беспокойство охватило всю улицу. Люди толпились перед заграждениями, перешептывались, задавая вопросы, останавливая то одного, то другого патрульного, чтобы узнать, что же все-таки произошло. Большинство из них было одето в пижамы и халаты. Улица была залита ярким лунным светом.

– Кто здесь главный? – спросил патологоанатом.

– Я.

Детектива звали Джордж Юренберг. Примерно моего возраста, может, на год-два моложе, тридцать четыре – тридцать пять лет. Рыжие волосы. Клок волос, прилипший ко лбу, смотрелся как пятно ржавчины. Нависшие брови тоже были рыжими, а глаза – такого насыщенного темно-коричневого цвета, что казались почти черными. Переносица и скулы усыпаны веснушками. Одет он был в яркую клетчатую летнюю куртку, темно-синие брюки, голубые носки и коричневые мокасины. Из-под куртки – темно-красная тенниска с распахнутым воротом. Он был высокого роста, как, впрочем, и большинство полицейских.

– Я закончил, теперь можете осмотреть их сами, – сказал патологоанатом. Он имел в виду трупы жены Джейми и его детей. – Причиной смерти являются многочисленные колотые раны, – добавил он. – Сейчас трудно сказать, какая из них оказалась смертельной. Тот, кто это сделал…

– Здесь находится муж, – прервал Юренберг.

– Простите, – извинился эксперт. – Как бы то ни было, коронер[4] позже специально введет вас в курс. Извините, – еще раз проговорил он и направился к своему голубому «шевроле».

Юренберг подошел к напарнику, беседующему с техническим экспертом из Отдела криминалистики. Тот был смуглым человеком маленького роста с ярко-голубыми глазами. Юренберг сказал ему несколько слов, напарник кивнул и вместе с экспертом пошел в дом. Юренберг вернулся к нам.

– Не возражаете, если я задам доктору Парчейзу несколько вопросов? – спросил он.

– Его ведь ни в чем не подозревают, не так ли?

– Нет, сэр, конечно же, нет. Если хотите, сэр, я могу рассказать ему о его правах, но это всего лишь обычное предварительное расследование, и в данном случае от меня этого не требуется. Хотя, если хотите, я готов…

– Нет, нет, все в порядке, – сказал я.

– Что ж, тогда вы не возражаете, сэр, если я задам ему ряд вопросов?

– Да, пожалуйста, – согласился я.

– Доктор Парчейз, я предполагаю, что не вы убили собственную жену и детей. Я прав, предполагая это?

Его речь слегка напоминала речь южанина, хотя акцент улавливался с большим трудом. Нужно было внимательно прислушаться, чтобы вдруг уловить характерный протяжный гласный звук или проглоченную на конце слова согласную. Его манера общения была приятной и дружеской, несмотря на то, что он задавал вопросы по поводу ужасающего по жестокости убийства.

– Я их не убивал, – проговорил Джейми.

– Отлично. Тогда далее я предполагаю, что вы хотите помочь нам найти того, кто их убил. Доктор Парчейз, я прав, предполагая это?

– Да.

– Вам не приходит в голову, кто мог бы совершить такое?

– Нет, – односложно ответил Джейми.

– Не было ли недавно каких-нибудь угрожающих писем или телефонных звонков?

– Нет, не было.

– Вы врач, не так ли, сэр?

– Да.

– Практикуете здесь, в Калузе?

– Да. Я работаю в Бельведерском медицинском центре.

– Не мог кто-нибудь из ваших пациентов иметь причину затаить злобу на вас или на…

– Ни о ком такого сказать не могу.

– А как насчет медсестер? Вы не ссорились с ними в последнее время?

– Нет.

– Вы хорошо им платите?

– Да.

– Кто-нибудь из них заводил в последнее время разговор о повышении зарплаты?

– Я им обеим повысил зарплату только в прошлом месяце.

– А что насчет ваших коллег?

– Я практикую в одиночку, у меня нет коллег.

– А есть у вас соперники по профессии, которые могли бы желать вреда вам или вашей семье?

– Не думаю.

– Может быть, в последнее время у вас возникали споры с семьями пациентов, которых вы лечили? Или что-нибудь вроде этого?

– Нет.

– Вы преследовали кого-нибудь за неуплату по счетам?

– Нет.

– Доктор Парчейз, а теперь я хочу задать вам сугубо личный вопрос, и мне необходимо знать ответ, потому что это важно. Вы или ваша жена развлекались на стороне?

– У нас был очень счастливый брак.

– Давно вы женаты, доктор Парчейз?

– Восемь лет.

– Это ваша первая женитьба?

– Нет.

– Ваша первая жена жива?

– Да.

– Она живет здесь, в Калузе?

– Да.

– От первого брака есть дети?

– Двое.

– Где они живут?

– Дочь последние три года живет в Нью-Йорке. Сын – здесь, в Калузе.

– Сколько им лет?

– Дочери двадцать два. Сыну двадцать.

– В последнее время не было между вами ссор?

– Нет.

– Вы хорошо ладите с ними, не так ли?

– Лажу с ними… – Джейми пожал плечами. – Достаточно хорошо, – добавил он. – Они были не в восторге от идеи развода с их матерью, но это было восемь лет назад, и, я уверен, все уже в прошлом.

– А когда в последний раз вы виделись с вашей дочерью?

– На Рождество.

– Здесь, в Калузе?

– Нет, в Нью-Йорке. Я съездил туда, чтобы повидаться, и мы обменялись подарками. Все было очень славно.

– А с вашим сыном?

– Он обедал у нас в прошлый вторник вечером.

– Он ладил с вашей второй женой?

– Да, отлично.

– Как его зовут, сэр?

– Майкл.

– А где он живет?

– На катере. Он стоит у причала в Бухте Пирата.

– На Стоун-Крэб?

– Да.

– Он живет один?

– Нет, вместе с подружкой.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Не приходилось с ней встречаться.

– А дочь как зовут?

– Карин.

– А вашу бывшую жену?

– Бетти.

– Позже мне понадобятся их адреса.

– Хорошо.

– Доктор Парчейз, как я понимаю, вас не было дома большую часть ночи. Верно?

– Да. Я играл в покер.

– Когда вы ушли из дому, сэр?

– Без двадцати восемь.

– Где проходила игра?

– На Уиспер-Кей.

– В чьем доме?

– У Арта Крамера. Хенчи-Пасс-роуд.

– Когда пришли гуда?

– Без чего-то восемь. На дорогах было мало машин.

– Вы ехали через мост Санта-Мария, не так ли?

– Да.

– Сколько было игроков?

– Семь.

– Мне понадобятся их имена. Я был бы признателен, если бы вы потом записали их для меня, доктор Парчейз. Имена и адреса.

– Все имена не назову: было несколько новых игроков.

– Тогда всех, кого знаете.

– Ладно.

– Доктор Парчейз, когда вы кончили игру?

– Без чего-то одиннадцать.

– Почему?

– Много проигрывал, игра не шла.

– И направились прямо домой, не так ли?

– Нет.

– Тогда куда же?

– Остановился пропустить стаканчик в баре «Наизнанку».

– Как долго вы там пробыли?

– Я ушел около половины первого. Может быть, немного раньше.

– Сколько стаканчиков вы там пропустили?

– Два.

– Когда вы туда прибыли?

– Около одиннадцати.

– А ушли в двенадцать тридцать?

– Чуть раньше.

– Встретили кого-нибудь из знакомых?

– Нет.

– Никого, кто бы мог вас опознать, а?

– Нет. Если только… Не знаю. Я сидел у стойки бара, возможно, бармен меня и запомнил. Я на самом деле не могу сказать с уверенностью.

– Но вы лично с барменом не знакомы, так?

– Нет, не знаком.

– В котором часу вы вернулись домой, доктор Парчейз?

– Думаю, примерно без двадцати час.

– Когда подъехали, не заметили ничего необычного?

– Нет, ничего.

– Кого-нибудь видели на улице?

– Никого.

– Свет горел?

– Да.

– Это было в порядке вещей?

– Морин всегда оставляет свет включенным, когда меня нет дома.

– Как вы вошли в дом, доктор Парчейз? Через входную дверь?

– Нет. Я поставил машину в гараж и прошел к боковой двери. К двери на кухню.

– Дверь была заперта?

– Да.

– У вас свой ключ от нее?

– Да.

– Вы играете в покер каждое воскресенье?

– Каждое второе воскресенье.

– Это установившийся порядок, да?

– Да, более или менее. Иногда бывает, что игру приходится отменять, потому что не собирается достаточно игроков.

– Каждый раз играют одни и те же?

– Да, состав постоянный. Но если кто-нибудь из нас не может, есть список запасных игроков…

– Если вы не против, я бы хотел узнать имена и телефоны игроков прямо сейчас, – сказал Юренберг.

В тот момент, когда звонил Юренберг, молодой врач с санитаром выносили тело Морин, покрытое клеенкой. Через край носилок свешивалась кисть левой руки. На ладони и пальцах были глубокие порезы, безымянный палец рассечен почти до кости. Следом двое патрульных несли другие носилки. Дочерям Джейми было соответственно шесть и четыре года от роду. В последний раз я видел их живыми недели две назад, когда Джейми пригласил нас всем семейством искупаться у него в бассейне. Малышка Эмили, которой было шесть лет, купаясь, поведала мне о том, что у ее приятеля на зубах скобки. Она поинтересовалась моим мнением по поводу скобок. Ничего страшного, ответил я, со временем снимут. Она, казалось, не поверила…

Прежде чем поднять трубку телефона, Юренберг обернул ладонь носовым платком, и только потом тупым концом карандаша набрал номер. Мне показалось это излишним, но, наверное, он знал, что делает. Он произнес в трубку:

– Мистер Крамер? С вами говорит детектив Юренберг из полицейского управления Калузы. Извините, что беспокою вас в такое время…

Двое патрульных тащили третьи носилки. Молодой врач и санитар «скорой помощи» направлялись обратно в спальню. Увидев носилки, они резко остановились. Врач выглядел раздраженным. Он покачал головой и снова вышел на улицу. Санитар спросил:

– Чем-нибудь помочь? – а патрульный, который шел первым, ответил:

– Нет, сами справимся…

Юренберг сказал по телефону:

– Я хотел спросить, сэр, был ли сегодня вечером у вас доктор Джейми Парчейз? Угу. Что ж, большое спасибо, сэр, я очень признателен. Благодарю вас, сэр, – повторил он и опустил трубку на рычаг, а носовой платок сунул обратно в карман. – Что ж, прекрасно, – обратился он к Джейми. – Доктор Парчейз, вы должны извинить меня за подобную проверку, но когда расследуется убийство, мы обязаны проверять все досконально. Полагаю, вы не собираетесь оставаться здесь на ночь?

– Такое и в голову не придет, – ответил Джейми.

– Дело в том, что по крайней мере до утра здесь будут люди. У нас еще много работы. Если вы не против, вам лучше переночевать где-нибудь в другом месте.

– Спасибо, – поблагодарил Джейми. – Пойду кое-что возьму.

Он направился было к своей спальне, но вдруг резко остановился. Тряхнув головой, он резко повернулся и вышел наружу. Я пошел за ним. Было десять минут третьего, когда мы покинули место преступления.

Глава 2

Я предложил Джейми переночевать у нас в комнате для гостей, но он сказал, что хочет побыть один: ему нужно время, чтобы хоть как-то прийти в себя. Я не заметил у него ни единой слезинки. Я ожидал слез, но их не было. Остановившись перед машиной, он вдруг сказал мне, что ему до смерти хочется выпить. Таким образом, вместо того чтобы повернуть налево в направлении аэропорта и вереницы небольших мотелей, вытянувшихся вдоль шоссе к северу, я повернул машину направо, надеясь отыскать открытый бар среди множества разбросанных тут и там вдоль Южного шоссе. Честно говоря, я сомневался в необходимости этого, но руки Джейми, лежащие на коленях, начали заметно дрожать.

Восточный край залива пунктирно обозначен ниткой шоссе № 41, более известного под названием Тамайами-Трейл. Мой напарник Фрэнк убежден, что «Тамайами» – это по-деревенски «На Майами». Возможно, он и прав. Если вы проследуете по автостраде 41 на юг, то в конце концов упретесь в шоссе Аллигаторов, которое пересекает полуостров Флорида и упирается в восточное побережье. Как раз теперь мы и продвигались на юг в поисках работающего бара, размышляя, не найдется ли хоть один такой на Уиспер-Кей. Неподалеку от пяти островков, но только три из них – Стоун-Крэб, Сабал и Уиспер-Кей – тянутся с севера на юг параллельно противоположному берегу. Фламинго и Люси служат мостиками, соединяя материк с островами Сабал и Стоун-Крэб. За ними простирается Мексиканский залив. Плывите, держа курс строго на запад от Калузы, – и в конце концов очутитесь в Корпус-Кристи, штат Техас.

Я высмотрел открытый бар сразу за торговым центром Кросс-ривер. Неоновая вывеска все еще горела, а у оштукатуренного фасада здания под разными углами стояло несколько машин. Но когда мы зашли внутрь, официантка в черной мини-юбке и белой блузке с глубоким вырезом сказала:

– Извините, у нас закрыто.

Она казалась слишком молоденькой и неопытной, чтобы подавать виски глубокой ночью. Бармен наливал новую порцию для одного из четверых мужчин, сидевших за стойкой. Официантка заметила мой взгляд и проговорила:

– Видите ли, они сидят уже давно. На самом деле, мы закрываемся.

В дальнем конце помещения двое юношей действительно переворачивали стулья вверх ножками и ставили их на столы, а третий уже подметал пол.

– А почему бы вам быстренько не обслужить нас – пока еще есть какое-то время до закрытия, а? – предложил я с улыбкой.

Официантку звали Сэнди. Так было написано белыми буквами на маленьком черном прямоугольнике из пластика, приколотом к ее блузке. Она неуверенно пробормотала: «Ну что ж…» – и посмотрела на бармена. Бармен философски пожал плечами, а затем кивком головы пригласил нас к стойке бара. Мы заняли места рядом с дверью, подальше от возбужденно о чем-то бормочущего телевизора. Показывали какой-то фильм. Что-то с Хэмфри Богартом. Я почему-то подумал, что юная официантка не имеет представления о том, кто такой Хэмфри Богарт.

– Что будете пить? – спросил бармен.

– Джейми?

– Бурбон со льдом.

– А мне девар[5] с содовой.

Бармен кивнул. На экране телевизора Богарт говорил актрисе, которая мне была неизвестна, что она прекрасна, просто красавица. Джейми уставился на свои руки, лежащие на стойке бара, так пристально, как будто взглядом хотел заставить их перестать трястись. Бармен приготовил напитки, Джейми сразу поднял свой стакан и одним глотком осушил половину. И вот тут-то и хлынули слезы.

Я обнял его одной рукой.

– О, Господи, Мэтт, – всхлипывал он. – Я никогда… Я никогда не видел… О, Господи!

– Успокойся, – сказал я.

– Столько… крови, о, Господи! Все стены залиты… Наверное, она хваталась за них… как в клетке… как будто пытаясь выбраться из проклятой клетки! Заточенная вместе с…

– Что поделаешь теперь, – успокаивал я. – Что поделаешь, Джейми, ну же, идем!..

Посетители, сидевшие за стойкой бара, казалось, оцепенели, уставившись в телевизор. Один бармен повернул голову и посмотрел на Джейми. Я продолжал успокаивающе похлопывать Джейми по плечу, а он все плакал и плакал, пытаясь подавить рыдания. Наконец он вытащил носовой платок, вытер глаза и высморкался. Он поднял стакан с виски, допил и сделал знак бармену повторить. Наполняя стакан, бармен продолжал с любопытством следить за Джейми. Даже отойдя к противоположному концу стойки, время от времени он поворачивал голову и кидал на Джейми взгляд-другой.

– Что меня поразило, так это ярость, с которой все это совершалось, – рассказывал Джейми. – Тот, кто это сделал, – он просто полосовал… Господи, Мэтт, когда я зашел внутрь, я… Господи!..

– Ну-ну, успокойся, – проговорил я.

– Сколько крови!.. – сказал он и снова начал всхлипывать.

– Ну-ну, Джейми.

– Она… знаешь… она была моей второй попыткой. Я имею в виду, сколько попыток в жизни выпадает. Подумай сам, сколько мне еще осталось? Сорок шесть! Так сколько мне еще осталось – лет тридцать? Никогда не получается так, как хочется, правда? Измени свою жизнь, заведи новую семью – все равно не получится так, как надеешься! Это была моя вторая попытка. Предполагалось, что последняя.

Я был знаком с Джейми три года. Конечно, мне было известно, что Морин была его второй женой. Я знал также, что она являлась дипломированной медицинской сестрой и работала вместе с ним в Калузе. Как раз недавно я проверял у него списки пенсионного фонда и обнаружил в старых записях имя Морин О’Доннел. Она проходила как средний медперсонал. Более того, вскоре после их свадьбы фонд выплатил в общей сложности шесть тысяч долларов в пользу Морин О’Доннел Парчейз по окончании срока ее найма. Я понял, что у них был служебный роман, который привел Джейми к разводу и последующей женитьбе. Однако мне были не известны подробности их взаимоотношений, и я никогда ими не интересовался. Доверительные рассказы об интимных подробностях – это та форма мужского общения, которая мне не по вкусу.

Поэтому я чувствовал себя несколько неловко, слушая рассказ Джейми о личных делах, о которых в любом другом случае он бы умолчал. Бармен смотрел телевизор, но что-то в напряженной посадке его головы подсказало мне, что он с жадностью ловит каждое слово, произносимое Джейми. На другом конце комнаты один из юношей, ставивших стулья на столы, произнес что-то по-испански, и тогда тот, кто подметал пол, рассмеялся. Смех был тихим, и в нем слышался перебор гитарных струн, шелест вееров и шорох черных шелковых мантилий.[6] Официантка взглянула на часы. Уже не осталось никого из посетителей. Я подумал, почему это она не уходит домой, потом догадался, что она ждет бармена.

– Я влюбился сразу же, как только ее увидел, – продолжил Джейми и снова высморкался. – Я понял, что это – второй шанс, Мэтт. Первый мой брак умер в первый же день. Морин вошла в мой кабинет, ее прислало бюро по найму, так как прежняя медсестра забеременела и была вынуждена уволиться. Она вошла, и, Господи, я в жизни не видел зрелища более прекрасного. Я понял: вот оно, счастье! Я должен обладать ею. К этому времени я уже почти шесть лет крутил с другими женщинами, но это было нечто другое, это было… я не знаю. Я никогда не верил в такое, но вот оно случилось.

Я подал знак бармену повторить. Пить не хотелось, но я надеялся, что пауза в разговоре направит мысли Джейми в ином направлении. Мне почему-то было невмоготу слушать его. Еще когда я жил в Чикаго, мне приходилось встречать мужчин, прогуливающихся по бульвару Мичиган и разговаривающих с собой. Большие города часто действуют на людей подобным образом. Как только вы оказываетесь низведены до уровня никому не ведомого маленького человека, никого не озадачит, что вы бродите туда-сюда и произносите страстные монологи. Если кто-то и обратит на вас внимание, так просто покачает головой и скажет: «Псих». Однако на самом деле это никакой не псих, а обыкновенный безымянный неудачник бредет, размахивая руками, и в одиночестве беседует сам с собой. Сейчас Джейми был похож на такого. Вроде бы он разговаривал со мной, и с виду это выглядело как диалог. Но больше это смахивало на монолог, который всплывал откуда-то из глубин его подсознания, как будто жестокое убийство лишило его существо имени, а удар трагедии наградил его разум свободой и забвением.