Ветер перемен

Однажды она приболела, Николай был в командировке, они остались с сыном вдвоём, и болезнь навалилась совсем некстати. Кое-как отработав и забрав его из детского сада, она вернулась домой, без сил рухнула на кровать в каком-то то ли сне, то ли полузабытьи, чувствуя страшный озноб во всём теле. Очнувшись через несколько минут, увидела возле себя сына. Он лежал, прижавшись к ней маленьким тельцем, и изо всех сил обнимал, пытаясь согреть.

Под утро Аня забылась, прикемарила, но тут же открыла глаза и села, задыхаясь на диване. Горячая игла болью прошила ей сердце.

– Ваня! – выдохнула она и, упав на колени, неистово начала молиться, чуя материнским сердцем беду.

Нелепо махнув руками, упал, заливаясь кровью, Сашка, который уже никогда не познакомит своего друга с фигуристой соседкой. Воздух вокруг Ивана наполнился запахом пороха и гари, пот застилал глаза, а сердце частило в такт автомату. Стреляли все и, казалось, везде, казалось, весь Грозный и пригороды полыхали в зареве пожаров, а свинец насытил воздух смертью. Уже окружили Дом правительства, здание МВД, здание ФСБ, Центр и общежитие для сотрудников. Каждое здание мгновенно становилось очагом обороны, но боевики не пытались их брать штурмом, лишь посылали ультиматумы с предложением сдаться в плен и вели перестрелку. Казалось, они чего-то ждали. Ждали поддержки из Ханкалы и оборонявшиеся.

Но Иван этого уже не увидит: в одном из таких боёв он будет тяжело ранен и в бессознательном состоянии доставлен в военный госпиталь, где и узнает чуть позже, что в результате переговоров 31 августа 1996 года было подписано мирное соглашение и федеральная группировка российских войск покинула Чечню.

Известие о том, что Иван находится в госпитале в Москве, Вершинины получили из военкомата. Аня и Николай тут же собрались и улетели, оставив дом на дочь. Полина к этому времени стала настоящей красавицей. Тоненькая, большеглазая, с копной золотисто-рыжеватых волос, пушистым облаком окружавших её лицо. В отличии от брата она выросла спокойной, рассудительной, училась в вузе, получала профессию и несмотря на эффектную внешность была настоящей «заучкой», предпочитая библиотеку шумным вечеринкам. В этот день она, расстроенная известиями о брате, спешила с занятий на автобус, когда заметила знакомое лицо в окне городского кафе. Это была Оля, с которой они не виделись с тех пор, как Иван ушёл в армию. Девушка сидела за столиком и над чем-то смеялась – видимо, её собеседник был весёлым человеком. Полина не выдержала и в гневе рванула дверь кафе. Подлетев к их столику, она выпалила:

– Как не стыдно! Иван в госпитале, а ты здесь с этим чаи распиваешь! – она махнула рукой в сторону олиного собеседника и случайно задела чашку, стоявшую на краю стола. Чашка перевернулась и окатила Сергея, а это был он, подостывшим чаем.

– Как в госпитале? – растерялась Оля. – Что случилось? Я ничего не знала! Что с ним? Не молчи, говори!

Она вскочила и затрясла Полину за плечи, посетители за соседними столиками начали на них оглядываться. Сергей быстро промокнул чай, попавший на брюки, салфетками и, встав, заставил обеих девушек сесть за столик.

– Успокойся, – сказал он Оле и добавил, обращаясь к Полине: – А ты рассказывай, что случилось.

– Вот ещё! – грубо ответила она, разозлённая их свиданием. – Ты вообще кто такой, чтобы мне приказывать?

– Поля, успокойся, пожалуйста. Сергей мой друг, умоляю тебя, расскажи, что с Ванечкой?

– Ранен он, – неохотно пояснила Полина. – В госпитале сейчас, родители к нему поехали, подробности пока не знаю.

– Серёжа, что делать? – расплакалась Оля.

– Для начала успокоиться, – ответил он, подавая салфетки. – И пойти умыться, у тебя тушь потекла. Раз в госпитале, значит, жив, это уже хорошо! Сходи, припудри носик, – предложил он Оле.

– А ты выкладывай всё, что знаешь, – потребовал у Полины, когда Оля ушла.

Полина вроде как взбрыкнула, но, взглянув в его строгие, серые глаза послушно всё рассказала.

– Оле ни слова, – предупредил Сергей, видя, как она возвращается.

Потом прошёл к прилавку и купил ещё чая и пирожных.

– Налегайте на сладенькое, – сказал он, ставя на стол кружки с горячим чаем.

Полина во все глаза рассматривала Сергея. Невысокого роста, но повыше неё, плотный, коренастый – в нём явно чувствовалась мужская сила и уверенность. А его красивые глаза вдруг заставили сердце девушки биться чаще.

– Нужно дождаться, когда вернутся родители Ивана, – продолжил он, – только после этого ты поедешь в Москву. О деньгах не беспокойся, я помогу, – он жестом остановил пытающуюся возражать Олю. И добавил: – Пей чай, а то остынет.

Странная троица шла по улице. Две девушки: одна неприметная, серенькая, заплаканная мышь, другая – взъерошенная красавица, бросающая гневные взгляды на сопровождающего их курсанта. Тихий день августа клонился к вечеру, прохладный ветер гнал бумажки по тротуару, а в небольшом провинциальном городке нарождался настоящий любовный четырёхугольник, и судьбе было непонятно, как этот клубок теперь распутать.

После той случайной встречи в кафе Полина зачастила к Оле. Каждый раз, приходя в общежитие, она надеялась увидеть Сергея, но он подчинялся строгим правилам военного училища и мог появляться лишь на выходные. Со стороны казалось, что былая детская дружба девушек, разбившаяся вдребезги, когда они стали постарше, вновь расцвела, – но так лишь казалось, ведь иногда за внешней, радужной оболочкой скрывается мрачная истина. Чем больше Полина узнавала Сергея, тем больше он ей нравился: с ним хотелось бродить по тихим улочкам и целоваться на заднем ряду кинотеатра. Тем более после возвращения из госпиталя всё внимание родителей и Оли сосредоточилась на Иване.

Правда, Сергей был с Полиной вежлив, корректен и никак не проявлял своей заинтересованности, какие бы она ни предпринимала попытки: приглашала в гости, когда дома никого не было, носила короткие юбки и пыталась поразить кавалера своим интеллектом. В жизни так бывает, что один человек любит, а другой – позволяет себя любить, и Полине тут не повезло, потому что Сергей, в которого она влюбилась так, что если отрывать, то прямо с кожей, как раз позволял. За переживаниями своими она как-то упустила момент возвращения брата из госпиталя, а Ваня вдруг стал каким-то чужим, непонятным.

Восстанавливался Иван тяжело, и Аню беспокоило не столько его физическое состояние, хотя швы после операции заживали плохо и постоянно воспалялись, сколько душевная сумятица. Сын замкнулся в себе, стал неразговорчив и, что самое страшное для матери, начал прикладываться к бутылке. Сперва по чуть-чуть, но какая мать этого не заметит?

– Ой, бяда, – разводила руками Нюра. – Помню, как Антип, муж твоей тётки, таким с войны вернулся: смурной, нелюдимый совсем. Бабушка твоя, покойная головушка, долго с ним возёкалась, лечила всё, травами отхаживала. В голову-то к человеку не заглянешь, неузнато, что там творится, вот брательник мой, к примеру, с войны домой так и не вернулся, по стране бражничал, а потом пристроился к одной, сына заделал, Андрейку- то. Пить начал, когда баба померла, обратно в село вернулся, да ты помнить его должна, безрукий он был! Помнишь?

Нюра в последнее время всё воспоминаниями занималась, кто ни зайдёт по делу ли, или просто в гости, каждый раз вываливала на человека всё, что помнила. И что интересно: то, что давным-давно помнила она очень хорошо, могла даже назвать узор на вышитых матерью полотенцах, а что поближе – стала помнить плохо. Иной раз собственное имя забывала, шутка ли – семьдесят шестой год пошёл. Растеряла к старости и знания свои, словно кто их выдул из головы; молитвы кой-какие помнила, из трав могла чай заварить, а так всё: ни лечения тебе, ни помощи, самой бы кто помог.

– Помню, конечно, мама, помню, – прервала её Аня, приехавшая в Ёлошное посоветоваться. В десятый раз по кругу выслушивала она воспоминания матери. – Ты мне лучше скажи, делать-то что?

– Жанить парня надо! – ответила ей Нюра, недовольно поджимая губы от того, что ей не дали дорассказать. Старый человек, что малый – всяк обидеть норовит.

– Как женить? – опешила дочь, ожидая другого ответа. Она рассчитывала, что мать поделится тем, как бабушка в своё время боролась с военным синдромом зятя, а там, глядишь, и травы какие есть, заговоры. Сама-то она давно всё перезабывала, только простецкую простуду могла вылечить да головные боли снять, хотя нет-нет, да и приходили к ней вещие сны, да всплывали в голове иногда обрывки знаний, переданных бабушкой с мамой.

– Очень просто. Вон Ольку в жёны пусть берёт: девка справная, нашенская, там, глядишь, дети пойдут, смысл в жизни появится, мирным трудом жить начнёт, к жизни воротится. Глядишь, и я правнуков потешкать успею, чую недолог мой век.

– Почему я бабушку не слушала, а? Вот ведь говорила она мне, что нельзя отказываться от того, что свыше нам дано, но я же сама знаю, как лучше для меня! Теперь вот ни тебе, ни собственному сыну помочь не могу, – воскликнула в сердцах Аня.

– А ты на Бога положись, – сказала ей Нюра, укутывая плечи тёплой шалью.

– Придётся, – с горечью ответила дочь, подумав про себя, что консультация опытного врача для сына ей не помешает.

Оля действительно любила Ивана и окружила его своей заботой, не замечая порою равнодушия парня к себе. Ей пришлось нелегко. Сергей же несколько раз предостерегал её о том, чтобы она не растворялась так в любимом.

– Почему он сейчас не здесь? – спрашивал он Олю, помогая переставлять им с девчонками шкаф – задумали перестановку в своей комнате.

– Он ещё плохо себя чувствует, – оправдала она Ивана. – Девчонки, вы бы до магазина сходили. Чем помощника угощать будем? – предложила она соседкам, когда шкаф был почти на месте.

– Год прошёл, а он всё также себя «плохо чувствует». Конечно, столько лежать на диване! Хоть у кого спина устанет! – продолжил разговор Сергей, когда дверь за подругами закрылась.

– Ты не понимаешь, он там такое видел! Ему очень тяжело! – с жаром ответила Оля.

– Да, я не понимаю! Почему он не встретил тебя на автовокзале в прошлые выходные, когда ты тащила на себе тяжёлые сумки? Не переломился бы до общежития тебя довезти! Я бы приехал – в увольнительную не отпустили.

– Серёжа, ты только не злись, я знаю, ты добрый, только Ивану сейчас очень тяжело, я это знаю, чувствую! Ты расскажи лучше, как там у вас с Полиной? Хорошо всё?

– Хорошо, – отдуваясь, отвечал он, ворочая тяжёлый шкаф. – Так хорошо, что волком выть хочется. Душит она меня своей любовью, сил нет! Ты надел шарфик, милый, – смешным голосом передразнил он Полину. – Какой шарфик, если мы на плацу целый день маршировали?

– Это называется забота, Серёжа. Цени, что у тебя есть тот, кто о тебе заботится! – весело ответила Оля, мысленно представляя их разговор по телефону.

Полина нырнула в любовь, как в воду, с закрытыми глазами и готова была ради неё пойти на всё. В этом она так напоминала саму Олю, что иногда ей казалось, будто они и не подруги вовсе, а родные сёстры.

– Повезло тебе, Серёжка: Полинка классная девчонка! – сказала она, подбирая разложенную на кровати одежду и вешая в шкаф, перемещённый на новое место.

– А тебе? Тебе повезло? Когда о тебе заботиться начнут? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– У меня всё хорошо, Серёжа, – враз посерьезнев, сказала она и отвела взгляд.

Ей досталась та же участь, что и Полине – любить. Любить беззаветно, преданно, как умеют иные женщины, не ожидая многого взамен. Сергей не ошибся: Иван был скуп на ласку, порою невнимателен, недавно вот забыл про её день рождения и, пока его мама не намекнула прямо, даже не вспомнил. Было стыдно за него, когда за общим столом, утром, когда она осталась в их доме с ночёвкой, родители начали поздравлять Олю, а Иван растерялся и что-то там промямлил, пообещав купить подарок позже… но так ничего и не подарил.

Его постоянно бросало из крайности в крайность: то он был чересчур весёлым, то становился вдруг нежным и ласковым, то замыкался в себе. С ним было сложно, и ей казалось, что так будет всегда, но стоило ему улыбнуться, прижать её к себе, шепнуть на ушко милые слова – и мир переставал существовать. Все вокруг интересовались, когда они поженятся, спрашивали родители Оли, его родители, не удержалась от вопроса и баба Нюра, и они уже подали заявление, а она всё не знала, как сказать об этом Сергею.

– Серёж, а полку повесишь? – вынырнула она из своих невесёлых мыслей, старательно улыбаясь ему, но Сергей, хорошо знавший все оттенки её настроения, видел, как плескалась, разливаясь вокруг, грусть в её глазах.

– Ну что там у тебя стряслось, выкладывай! – потребовал он, берясь за молоток.

– Может быть, чаю? – предложила она, страшась предстоящего разговора.

Глава 8.

Свадьба была скромной. Проводили её в доме Вершининых, вынеся лишнюю мебель под сарай. За столом собралась родня, одногруппники, друзья, не было лишь Сергея. Узнав, что Оля выходит замуж, он прекратил с ней всякое общение и старался избегать встреч, как ни пыталась Полина их организовать.

– Горько! – выкрикнул, вскочив, подвыпивший Андрей – дядя Ивана – и грузно вернулся на стул рядом с женой.

– Горько! Горько! – закричали гости. Звенели рюмки, хрипло пел магнитофон, стараясь перекричать стоящий в комнате гул. У Оли болели голова, нога, натёртая новой туфлей, и щёки от бесконечной, натянутой улыбки.

– Ну что, жёнушка, горько кричат, надо целоваться, – сказал новоиспечённый муж. – Как ты, не жалеешь, что замуж за меня пошла?

– Нет! – твёрдо ответила Оля, принимая поцелуй мужа.

На Нюру, сидевшую сбоку, вдруг снизошло видение. Внезапно, как бывало раньше. Она охнула и схватилась пальцами за край стола.

– Что, мама? Плохо тебе? – встревожено спросила сидевшая рядом дочь.

– Ничего, дочка, голову обкружнуло, – ответила Нюра, вытирая ладонью мокрый лоб, и добавила, глядя на молодых: – Душно тут.

Трудна и непредсказуема их будущая жизнь, и баба Нюра уже, увы, ничем помочь им не сможет.

– Анечка, ты проводи меня до спальни, что-то устала я сегодня, – попросила она дочь и, перекрестив молодых, тихонько ушла.

Спустя год после свадьбы молодую, цветущую Олю было не узнать: пожухла, как осенняя трава, полностью растворившись в Иване и семейной жизни. Есть такие женщины, забывающие о себе, живут они заботами своих мужей, детей и по-своему счастливы, ведь каждый человек понимает своё счастье по-разному. Жили молодые в доме Вершининых – так решили родители мужа, выделившие им отдельную, большую, светлую комнату. Свекровь пропадала на дежурстве в больнице, свёкр всё также мотался по стране, закупая для своего небольшого магазинчика товар, так что были молодожёны предоставлены сами себе, и никто не мешал им выстраивать свои отношения.

Оля устроилась работать в небольшую фирму, коих развелось, как грибов после дождя; Иван работал на местном заводе во вновь созданной охране. Вечером они чаще всего смотрели телевизор в большой комнате, редко куда-либо выбирались и скорее напоминали старых, умудрённых опытом супругов, проживших в браке не один год, чем молодую, влюбленную пару. Впрочем, Оля всё же нашла для себя отдушину и, закончив курсы кройки и шиться, с удовольствием шила, выпросив у свекрови старенькую швейную машинку. У девушки был вкус, и из-под рук её выходили милые вещички, не уступающие по качеству иностранным…

Полинка с удовольствием наряжалась в Олины обновки, красуясь перед Сергеем. Через полгода после свадьбы Ивана, выскочила она замуж за Сергея и теперь с гордостью носила его фамилию. Жила семья в общежитии, наотрез отказавшись селиться в доме родителей, несмотря на их предложения, и сидели, как говорится, «на чемоданах», ожидая назначения Сергея в воинскую часть.

– Я за ним на край света готова пойти. Вот скажут мне, например, отдай свою жизнь за мужа – я отдам! – щебетала Полина, крутясь возле зеркала в новой, сшитой Олей юбочке. – Посмотри, вот здесь не морщит? – без перехода спросила она.

– Дай посмотрю, – Оля нагнулась над подолом юбки, перемётывая ткань прямо на Полине.

– Не понимаю, что вы с ребёнком всё тянете? Мама давно внука хочет или внучку, мы сейчас о ребёнке даже думать не в состоянии, неизвестно где служить будем, а вам сам Бог велел! – тараторила она, не замечая, как потемнело лицо подруги.

Ещё бы, умудрилась она с неуклюжестью медведя в посудной лавке задать вопрос, чересчур неприятный собеседнице. Вокруг все как с ума сошли, даже её родители требовали поскорее родить, а что могла она ответить им всем? Да ничего. Не получалось у неё забеременеть, хоть тресни. Оля уж тайком в поликлинику сбегала, думая, что проблема в ней, но нет – здорова. Иван на днях медосмотр проходил – в порядке. И любовь у них есть, и достаток, а ребёнок так и не получается, словно заколдовал кто.

– Ой, а у нас когда всё устаканится, я непременно рожу Серёжке мальчика, он так мечтает о сыне, даже имя ему придумал – Даня, Даниил. Я ему говорю: ну что за имя такое дурацкое, давай Алёшкой назовём, а он упёрся и всё тут. Хотя оно, кажется, необычно так переводится с древнееврейского: «Бог – мой судья», что-ли.

– Странные вы, имя для нерождённого выбираете. А если девочка будет? – спросила Оля, отрезая ножницами нитку.

– Ну что ты! У Сергея только сыновья родятся! – убеждённо ответила ей Полина. – Он у меня, знаешь, какой? Во! – она сжала руку в кулак, показывая Оле каким, по её словам, был муж. И вдруг продолжила: – Слушай, не моё, конечно, дело, но Ванька снова пить начал, да? Просто я видела его тут в пивбаре на Советской. Он навеселе выходил и меня не заметил.

Оля лишь вздохнула в ответ. Что есть, то есть, выпивает муж. Немного, правда, но каждый день. Счастье, что они в доме его родителей живут – отца он пока побаивается, остерегается в открытую пить. То, что Иван пил почти каждый день, очень её нервировало. Пробовала она поговорить с ним тихонько, пыталась увещевать, плакать, но ничего не помогало: он исхитрялся так прятать спиртное, что найти его было невозможно, зато лавровые листочки, чтобы перебить запах, лежали везде, даже в прикроватной тумбочке.

– Ну всё, готово. Можешь лететь к мужу на крыльях любви, – сказала она, поправляя на Полине юбку.

– Ну ты просто волшебница! – чмокнула её в щеку подруга и крутанулась вокруг себя. – Фирма! Девчонки обзавидуются! Побежала я, Сергунька заждался! Маме, папе привет! А Ваньке воздушный поцелуй! – выкрикнула она на прощание.

Оля иногда завидовала Полине. Ей так не хватало поддержки Сергея, который продолжал её избегать, придумывая разные способы, чтобы лишний раз с ней не видеться…

Вечером в доме Вершининых, на кухне, за поздним ужином, разгорелся спор между Иваном и отцом. Вершинин-старший подкопил деньжат и хотел положить их в банк. Сын же считал, что деньги нужно перевести в доллары и держать при себе, дома.

– Ты на Ельцина посмотри, – убеждал он отца, – ему же верить нельзя, он в любой момент может что угодно придумать, и ты лишишься всего! Посмотри на него, он же вечно пьяный!

– Как и ты! Думаешь, мы с матерью не знаем, что ты к бутылке постоянно прикладываешься? – сердито сказал отец, не обращая внимания на умоляющий взгляд жены. – Деньги у матери постоянно клянчишь. Всё думаете, будто я слепой и ничего не замечаю!

– Прикладываюсь, и что? Имею право! Воевал так-то, ваш покой защищал! – окрысился тут же Ваня. – Не на твои пью, если что, зарабатываю так-то!

– Хоть сейчас-то не ври! Уволили тебя давно за пьянку, кто такого охранника держать будет? – Николай был вне себя от злости.

– Ваня, это правда? – Оля не поверила ушам своим. О том, что муж теперь безработный, она не знала.

– Кривда, – огрызнулся Иван. – Разве это работа – пропуска на проходной проверять? Платили сущие копейки, а требований на миллион!

– Конечно, зачем тебе деньги, – прервал его отец, – живёшь на всём готовом, я оплачиваю твои завтраки и ужины, плачу за коммуналку, мать на винишко подкидывает, жена шмотки покупает! Хорошо устроился, ещё и пьёшь! И пока ты живёшь с нами, изволь подчиняться правилам этого дома! Я не пью, и ты не будешь! – завёлся Николай, не замечая, что разговор накалился до предела.

– Я всё ждал, когда ты меня попрекать начнёшь, дождался! Ноги моей больше здесь не будет! Оля, собирайся, мы уезжаем!

– Ваня, ну куда вы собрались, ночь на дворе? – умоляюще сказала Аня. – Успокойся! Отец, ну хоть ты скажи! – обратилась она к мужу.

– Ольга пусть остается, а этот пусть валит на все четыре стороны!

– Ты со мной? – обратился взбешённый Иван к жене.

Оля только кивнула и вышла из комнаты, чтобы собрать вещи…

Первую ночь они провели на скамейке на остановке, после сняли комнату в доме на улице Климова, расположенной на берегу Тобола. Маленький, покосившийся домишко, вросший окнами в землю, состоял из гостевой комнаты и кухни. На кухне жила сама хозяйка, старенькая тетя Глаша, сдававшая жильё студенткам. Комната была чистенькой, с кроватью у стены и диваном возле окна, за которым мелькали только ноги проходящих мимо людей. Для умывания предназначался умывальник, для ночных нужд – ведро.

При доме был разбит небольшой огородик и пристроился нужник у забора. Во дворе под яблоней стоял старый деревянный столик и пара скамеек.

Сама хозяйка оказалась старушкой компанейской, и Оля с ней быстро подружилась. Возвращаясь с работы, она всегда приносила Глафире Ивановне небольшой гостинчик, стараясь порадовать старушку. Хозяйка, в свою очередь, к приходу Оли не забывала согреть чайник и иногда даже жарила небольшую порцию картошки на маленькой сковородочке специально для девушки. Ивана хозяйка особо не жаловала – дома он находился редко. Устроившись работать экспедитором, колесил по стране, нимало не заботясь о том, как живёт его жена в доме без удобств. Прибегающая в гости Полинка и заглядывающая иногда Аня жалели Олю, предлагали ей разные варианты, но она, заняв позицию жертвы, где ей было комфортно, покорно ждала своего супруга.

Глава 9.

Август 1998 года выдался сложным. Один дефолт чего стоил: вся денежная масса в России обесценилась в несколько раз, рубль обвалился мгновенно в полтора раза, а к осени – более чем в три. Утром 17 августа банки в городе не открылись как обычно, и Николай, не послушавший совета сына, не смог снять свои сбережения, в один миг ставшие пустышкой.

– Как же так? – растерянно спрашивал он у жены. – Ельцин же обещал, что дефолта не будет, мол, ляжет на рельсы, ежели чего? Это же всё, что мы заработали за последние годы, я же внукам хотел, себе на старость, а теперь что?

– Николаша, – успокаивала его Аня, – выживем потихоньку. Вон картошки сколько накопали, тушёнка есть, перебьёмся как-нибудь, а там, глядишь, снова на ноги встанем. Не одни мы такие, люди, вон, целые бизнесы свои теряют, а мы магазинчик только, зато жильё сохранили. Есть где жить, что кушать, выкарабкаемся.

В иной ситуации всякое случается – кто-то теряет всё, а кто-то богатеет. Вот и те, что накопления свои в долларах держали, и на ноги встали, и доходы свои приумножили. Среди них, как ни странно, оказался и Иван. Уход из дома родителей сподвиг его на изменения в собственной жизни. Новая работа дала возможность наладить нужные контакты, позволившие в условиях экономического кризиса начать зарабатывать. Он всё так же мотался по стране, закупая и продавая то тут, то там, постепенно создавая условия для своего будущего бизнеса…