Зимняя королева

Глава 1

Декабрь, 1564 год

«…Мы глубочайше надеемся, что когда-нибудь при дворе Вы поймете всю опрометчивость своих поступков и порадуетесь, что, к счастью своему, избежали этой не достойной Вас пары. Королева удостоила нашу семью великой чести, приняв Вас одной из своих фрейлин. Вы получили возможность службой ее величеству вернуть доброе имя себе и нашей семье. Найти то, что действительно сделает Вас счастливой. Не разочаруйте ее, не обманите ее ожиданий и наших надежд».

Леди Розамунда Рамси скомкала письмо отца и откинулась на подушку качающегося экипажа. Если бы только она могла выбросить из головы слова отца! Стереть из памяти все, что произошло после тех сладких, теплых дней лета… Неужели миновал всего лишь месяц? Он был долгим, этот месяц, как годы, бесконечные годы, в течение которых она старела, превращаясь в свои девятнадцать лет в старуху, не уверенную ни в себе, ни в своих желаниях.

Дрожа от холода, Розамунда сунула скомканное письмо в вышитую сумочку. Ее мысли вернулись к Ричарду, к их признанию в своих чувствах друг к другу и к тем минутам, когда они украдкой целовались в тени цветущей живой изгороди. Он даже не попытался увидеть ее, когда родители разлучили их.

А теперь ее отсылают из фамильного замка, выгоняют из родного дома и заставляют прислуживать королеве. Без сомнения, ее родители уверены, что она отвлечется в шумной атмосфере королевского двора, как капризный ребенок, которому подсунули блестящую безделушку. Они думали, что при покровительстве королевы Елизаветы да в роскошных новых платьях Розамунда найдет себе другую, лучшую пару, более подходящую имени и богатству семьи Рамси. Кажется, они уверены, что в глазах юной леди все красивые лица одинаково хороши.

Но как плохо они знали ее! Они думали, что она застенчивая, робкая мышка. Но она может стать львицей, когда знает, чего хочет! Розамунда раздвинула занавески, всмотрелась в проплывающий мимо пейзаж. Стремление родителей избавиться от нее было столь велико, что они выпроводили ее сразу же, как получили письмо королевы, – в самый разгар зимы. Вдоль промороженной колеи стояли голые деревья, простирая ветви к серому небу. Хорошо еще, что не идет снег, только белые сугробы лежат вдоль дороги комковатыми кучами.

Ледяной ветер свистел в вершинах голых деревьях и пронизывал до костей. Эскорт Розамунды – вооруженные всадники и ее служанка Джейн в повозке с багажом – молчаливо ежились в плащах.

Лондон. Он казался недостижимой целью. Дворец на Уайтхолл с его теплыми каминами был только мечтой, как и уютная гостиница. Реальностью оставались эта тряская, ухабистая дорога, грязь да пронизывающий холод, который проникал через ее подбитый мехом плащ и шерстяное платье.

РозамундуЁ охватывала замогильная печаль одиночества. Она потеряла родителей, дом, потеряла Ричарда и любовь, которая, как она думала, была взаимной. Теперь она стояла лицом к лицу с новой жизнью в новом месте, о котором мало что знала; в таком месте, где нельзя потерпеть неудачу, хотя бы из страха, что ее больше никогда не пустят домой.

Она глубоко вздохнула и почувствовала, как морозный воздух взбодрил ее. Она – Рамси! А Рамси не знают неудач! Они пережили смену пяти монархов, Тюдоров, и остались невредимы, с титулом и подобающим ему богатством. И она, Розамунда, сможет ужиться в свите королевы, не ввязываясь в бесчисленные интриги.

Может быть, к ней приедет Ричард и докажет ей свою любовь, спасет ее. Нужно только придумать, как убедить родителей, что он достойная ей пара.

Она высунулась из экипажа, посмотрела на повозку, громыхавшую за ней. Джейн сидела среди сундуков, ящиков и тюков, совсем серая и больная на вид. Прошло много часов с тех пор, как они выехали с постоялого двора, и даже Розамунда, в меховом плаще и на мягких подушках, продрогла. Почувствовав себя эгоисткой, она сделала знак суровому капитану сопровождения, что надо остановиться.

Джейн заторопилась, чтобы помочь ей сойти на землю.

– О, миледи! Да вы совсем замерзли! – выдохнула она, суетясь с белой шерстяной накидкой и перчатками Розамунды. – Неподходящее время для путешествий, нечего тут и говорить.

– Истинная правда, Джейн, – ответила Розамунда. – Ничего, скоро будем в Лондоне, и, несомненно, ни у кого нет дома теплее, а стола обильнее, чем у королевы. Только представь себе – пылающий камин, жареное мясо, вино, сладости, чистая постель, толстое одеяло…

– Если только мы доживем, чтобы все это увидеть, моя леди, – вздохнула Джейн. – Зима больно лютая. Не припомню такой!

Розамунда оставила служанку расправлять подушки в экипаже, а сама направилась в заросли деревьев сбоку от дороги. Она сказала Джейн, что отойдет по нужде, но на самом деле ей хотелось побыть одной, походить по твердой земле.

Она почти пожалела, что рискнула сойти с дороги, когда ноги начали проваливаться в мокрые сугробы и скользить на промерзших лужах. Деревья стояли совсем голыми, но росли часто, и она скоро потеряла из виду свой отряд. Ветви деревьев окружали ее, как волшебные заросли из сказки, из нового странного мира, в котором она оказалась совсем одна. И не было нигде отважного рыцаря, который прискакал бы и спас ее.

Розамунда откинула капюшон, сняла с головы сетку, распустив роскошные серебристо-платиновые волосы. Подхваченные холодным ветром, они рассыпались по плечам ее тяжелого плаща. Она подняла лицо к небу, всматриваясь в серые клубящиеся облака. В Лондоне не будет такой благословенной тишины. Там не услышишь даже собственные мысли, не то что свист ветра или шорохи голых ветвей.

Ей послышался смех. Смех?! Розамунда нахмурилась, напряженно прислушиваясь. Может, она забрела в сказку, в мир фей и лесных духов? Да нет же! Нет! Вот опять смех и голоса! Розамунда, как зачарованная, пошла на эти веселые притягательные звуки…

Она вышла из леса и сразу увидела сцену из другого мира, другой жизни. Перед нею расстилался огромный замерзший пруд – круг сверкающего серебряного льда. На его берегах горели костры, выбрасывая к небу золотисто-красные языки пламени и клубы ароматного дыма и посылая приятные волны тепла к замерзшим щекам Розамунды.

И там, у костра, были люди! Четверо – двое мужчин и две дамы – в бархате и мехах. Они смеялись и болтали в тепле костра, пили из кубков вино и жарили на вертелах мясо. А в середине пруда на коньках плавно скользил еще один мужчина! С истинным изумлением смотрела Розамунда, как он вращался, грациозно изогнувшись: его худощавое тело в черном бархатном камзоле и черных бархатных бриджах двигалось все быстрее и быстрее. Пока она, как загипнотизированная, смотрела, вращение замедлялось, и вот он замер неподвижно, как зимний бог на льду!

И весь холод, ветер и гонимые им облака затихли вокруг этого одного человека.

– Энтон! – крикнула одна из леди, аплодируя. – Ты изумителен!

Мужчина на льду изящно поклонился и расслабленно, зигзагом покатил к берегу.

– Да, да. Энтон у нас изумительный, – согласился господин у костра, с низким голосом, с каким-то славянским акцентом. – Изумительный павлин, который обязательно должен продемонстрировать перед леди свои цветастые перья.

Катавшийся на коньках в центре пруда мужчина расхохотался, подъезжая к заснеженному берегу, сел на поваленное дерево, чтобы отстегнуть коньки, локон темных волос упал на лоб.

– Уверен, что я расслышал в твоем голосе зависть, Иоганн. – Глубокий голос Энтона был окрашен мелодичным северным акцентом. Он даже не запыхался от своих выкрутасов на льду.

Иоганн саркастически фыркнул:

– Завидовать вашему обезьяньему кривлянию на коньках?! Не сказал бы.

– О! Уверена, Энтон искусен не только в катании на коньках, – проворковала высокая и поразительно красивая, с черными волосами, леди. Она наполнила вином кубок и, колыхая роскошными бархатными юбками, поднесла его Энтону. – Не так ли?!

– В Стокгольме джентльмены никогда не возражают дамам, леди Эссекс, – ответил тот, поднимаясь с бревна, чтобы принять предложенный ему кубок, и улыбаясь ей поверх золоченого ободка.

– А что еще делают в Стокгольме? – спросила она с кокетливыми нотками в голосе.

Энтон рассмеялся и сделал большой глоток вина. Он повернулся, и Розамунда вынуждена была признать, что он в самом деле красив. Вовсе не павлин, очень уж простой костюм на нем и нет сверкающих драгоценностей, только жемчужина в ухе! И хотя совсем не такой, как Ричард, – тот светловолосый, румяный, мускулистый англичанин, – но, бесспорно, красив.

Ростом он был выше среднего, худощавый, черные как вороново крыло волосы обрамляли его лицо с высокими, резко очерченными скулами и сверкающими черными глазами. И в глазах этих отразилось изумление, когда он увидел Розамунду. Он вернул пустой кубок леди и решительно направился к ней. Розамунда хотела скрыться в деревьях, но ноги ее будто примерзли к земле. Она не могла ни пошевелиться, ни даже отвести от него взгляда.

– Так, так, – улыбнулся он уголками чувственного рта. – Кто это тут у нас?!

В полном смятении, чувствуя себя дурочкой, Розамунда наконец развернулась и побежала к своему экипажу, а изумленный смех Энтона летел за ней.

Глава 2

– Почти приехали, леди Розамунда, – крикнул капитан гвардейцев. – Впереди городские ворота!

Розамунда медленно вынырнула из полного оцепенения в смутное, полусонное состояние, в которое ее загнали холод, усталость и… мысли о таинственном Энтоне – черноволосом красавце, грациозно вращавшемся на льду пруда. Она его видела или он ей только пригрезился?!

Она раздвинула занавески кареты и всмотрелась в серый день. Пока она дремала да корила себя, они оставили позади сельскую местность и въехали в совершенно новый мир, беспокойный, переполненный толпами народа, шумный мир Лондона. Ее маленькая свита миновала ворота и влилась в безбрежный поток людей, которые куда-то торопились по своим делам. Телеги, кареты, лошади, мулы и пешеходы двигались по булыжной мостовой с криками, воплями, лязгом, которые слились в ее ушах в непонятную какофонию звуков.

Розамунда не была в Лондоне с детства. Ее родители предпочитали свое графство, а в тех редких случаях, когда отец должен был появиться при дворе, он ездил туда один. Но естественно, воспитывалась она в духе космополитического двора королевы Елизаветы и всего того, что касалось манер, танцев, светской беседы и музыки.

После уединенных аллей и рощ все, что она видела сейчас в Лондоне, было поразительно, и Розамунда зачарованно смотрела вокруг.

Они медленно продвигались по узким улочкам. Неяркий свет становился еще тусклее из-за высоких, стоящих вплотную зданий. Остроконечные крыши почти смыкались высоко над улочками. Окна магазинов в нижних этажах были открыты, а их прилавки завалены прекрасными товарами: лентами, перчатками, золотыми и серебряными украшениями, книгами в прекрасных кожаных переплетах, которые манили ее больше всего.

И запах! Розамунда прятала нос в меховой подкладке своего плаща. Сточная канава, тянувшаяся посреди улицы, почти замерзла, но оставались ядовитые испарения гнилых овощей, лошадиного помета, помойных ведер, которые выплескивали прямо из открытых окон. И все это смешивалось с ароматом жареного мяса, подслащенных орешков, сидра и печного дыма. Все толкались, прокладывая себе путь, торопясь по делам, скользя на булыжниках и замерзшей грязи. Путники слишком устали или замерзли, чтобы раздражаться на стайки нищих. Несколько оборванцев прильнули к карете Розамунды, но ее охрана отогнала их.

– Прочь, рвань! – прорычал капитан. – Леди из свиты королевы!

«Из свиты королевы… – улыбнулась про себя Розамунда, – а таращит глаза по сторонам, как молочница». Она плюхнулась назад на подушки, сразу же вспомнив, зачем она здесь. Уайтхолл приближался.

Она достала из расшитой дорожной сумки зеркальце. То, что она в нем увидела, вызвало в ней смятение. Ее волосы, прекрасные серебристые, почти платиновые локоны, которые никогда не хотели укладываться в прическу, выбились из-под сетки для волос.

Ее щеки были ярко-красными от мороза, а вокруг голубых глаз пролегли темные круги от многих бессонных ночей. Она выглядела как дикарка из леса, а не как утонченная леди!

– Да, тщетны надежды моих родителей, что я найду себе достойную пару при дворе, – пробормотала она, поправляя волосы. Она надела поверх сетки для волос бархатную шляпку с перьями, разгладила перчатки на руках.

Приведя себя в порядок, насколько было возможно, она снова выглянула наружу. Они наконец-то выехали к дворцу на Уайтхолл.

Большая часть обширного дворцового комплекса, спрятанная за стенами и передними галереями, была скрыта от глаз. Но из книг и рассказов отца Розамунда знала, что за ними – огромные залы для званых и торжественных обедов, пиршеств; дворцовые комнаты и кабинеты, роскошные спальни, живописные сады с лабиринтами аллей, фонтанами и ухоженными клумбами. И кругом роскошно одетые, подсматривающие, сплетничающие придворные.

Она дышала глубоко, пытаясь думать о Ричарде и хоть о чем-нибудь еще, лишь бы не о том, что ждет ее за этими стенами.

– Леди, мы прибыли, – сказал капитан.

Она открыла глаза, увидев его возле своего неподвижного экипажа, и Джейн рядом с ним. Она кивнула и протянула руку, позволяя ему помочь ей выйти из кареты.

В какой-то момент ей показалось, что земля качается под ногами, – расшатались тротуарные плиты. Ветер здесь, у подножия лестницы, которая вела от узкой аллеи парка Святого Джеймса к началу длинного скрытого портика королевской галереи, был холоднее. А вонь здесь была намного слабее, что уже воспринималось как благо.

– О, миледи, – суетилась Джейн, разглаживая плащ на Розамунде, – ваша одежда так помялась.

– Неудивительно, – отвечала Розамунда. – После такого путешествия.

С того момента, как она увидела Энтона на льду, у нее возникло ощущение, что она погружается в новую, незнакомую жизнь, которую совершенно не понимает.

Она услышала шаги – спокойные, неторопливые, – подняла глаза и увидела даму, спускающуюся по лестнице. Ее темно-зеленое шерстяное платье с миниатюрным желтым жабо вокруг шеи и желтым шелком, видневшимся в разрезах рукавов, было роскошным! Каштановые, с проседью волосы дамы были убраны под зеленый чепец, а бледное, морщинистое лицо настороженно, как у тех, кто долго находится при дворе.

«И мне надо быть такой же, – подумала Розамунда, – настороженной и бдительной».

Сейчас она чувствовала себя мышкой, но хорошо знала, как много при дворе мышеловок.

– Леди Розамунда Рамси? – спросила дама. – Я Бланш Перри, вторая камеристка ее величества. Добро пожаловать в Уайтхолл.

Теперь Розамунда заметила на поясе миссис Перри полированный кошель для ключей. Розамунда слышала, что Бланш Перри – фактически первая камеристка королевы, потому что Кэт Эшли, которая официально носила этот титул, очень стара и больна. Дамы Перри и Эшли были c королевой с самого ее детства и знали все, что происходило при дворе. Ни в коем случае нельзя было хоть чем-то заслужить их неблагосклонность.

Розамунда сделала глубокий реверанс, надеясь, что усталые ноги ее не подведут.

– Здравствуйте, миссис Перри. Для меня высочайшая честь быть здесь!

Бледные губы Бланш Перри тронула улыбка.

– Вы должны быть достойны ее. Мы вас изрядно загрузим, леди Розамунда, на рождественские торжества. Королева приказала, чтобы к празднику все было украшено.

– Я очень люблю Рождество, миссис Перри, и мечтаю о том, чтобы служить ее величеству.

– Ну и прекрасно. Я получила распоряжение представить вас ей прямо сейчас.

– Сейчас?! – испугалась Розамунда.

Она должна предстать перед королевой такой растрепанной! Она взглянула на Джейн, которую тоже охватил ужас. Джейн неделями планировала, в каком платье, с какими рукавами, с какой прической должна Розамунда предстать перед королевой Елизаветой.

Миссис Перри подняла брови:

– Как я сказала, леди Розамунда, сейчас очень напряженное время года. Ее величество желает, чтобы вы сразу же начали свою службу.

– К-к-конечно, конечно, миссис Перри. Как пожелает ее величество.

Миссис Перри кивнула, повернулась и пошла вверх по лестнице.

– В таком случае не последуете ли вы за мной? Ваших слуг устроят.

Розамунда ободряюще кивнула Джейн и поспешила за миссис Перри. Этот конец галереи был тихим и пустынным. Темные драпировки на стенах поглощали звуки как извне, так и изнутри. Мимо торопливо прошли несколько человек, но они, по-видимому, были сосредоточены на своих заданиях и не обратили на нее никакого внимания.

Они пересекли дорогу, идущую через ворота зубчатой башни Гольбейна, и вошли во дворец. Широкие окна выходили на засыпанную снегом арену для турниров. Сверкал голубизной и золотом арочный потолок, излучавший тепло в этот сумрачный день; пол был утеплен ковром с богатым рисунком, который скрадывал звуки шагов.

У Розамунды разбежались глаза, она не знала, на что смотреть. Придворные – в атласе и бархате – стояли у окна, переговариваясь вполголоса. Их слова и смех эхом отражались от стен. Они с любопытством посмотрели на Розамунду, когда она проходила мимо.

И были там мириады сокровищ – гобелены и картины, портреты королевы и ее семьи, голландские натюрморты, изобилующие цветами и фруктами. Множество разных диковинок, собранных за долгие годы многими монархами и выставленных в застекленных шкафчиках: заводные часы в виде эфиопа, который скакал на носороге; бюсты Цезаря и Аттилы – вождя гуннов; минералы и камеи; вышитая карта Англии, которую сделала одна из многочисленных мачех королевы Елизаветы…

Но у Розамунды не было времени рассмотреть хоть что-то из сокровищ. Миссис Перри быстро вела ее дальше, в другой коридор, тихий и мрачный после сверкающей галереи. Вдоль коридора тянулись двери.

– Некоторые дамы королевы спят здесь, – пояснила миссис Перри.

Всюду бурлила жизнь: роскошно разодетые придворные; гвардейцы королевы в красно-золотых мундирах; слуги, снующие с корзинами, свертками и подносами.

– А тут личные покои самой королевы, – говорила миссис Перри, кивая придворным, мимо которых они проходили. – Если ее величество пошлет вас к кому-нибудь с поручением, то вы, скорее всего, найдете всех здесь, у личных апартаментов королевы.

Розамунда окинула взглядом людей, играющих в карты за столами.

– Как же здесь разберешься, кто из них кто? – пробормотала Розамунда.

Миссис Перри рассмеялась:

– О! Поверьте мне, леди Розамунда, очень скоро вы разберетесь, кто есть кто.

Из дверей ближайшей комнаты вышел джентльмен – высокий, стройный и темноволосый, в атласном камзоле переливчато-синего цвета. Он ни на кого не взглянул жгуче-черными глазами, но все мгновенно перед ним расступались.

– И это тот, кого вы должны узнать прежде всех других, – заметила миссис Перри. – С этой осени – граф Лестерский.

– Правда?! – Розамунда оглянулась через плечо, но темная фигура уже скрылась. Выходит, сейчас она видела небезызвестного Роберта Дадли, самого влиятельного при дворе королевы Елизаветы. И явно чем-то недовольного.

– Он – прекрасный джентльмен, но в последнее время на него свалилось столько неприятностей!

– Это так, – согласилась Розамунда. Она бы подумала, что он переживает недавнюю, довольно странную смерть своей жены. – Это из-за…

– Скоро вы все услышите, я уверена, – строго прервала ее миссис Перри. – Идемте.

Розамунда последовала за ней через другую комнату – поменьше, заставленную прекрасными музыкальными инструментами, – в кабинет, который, судя по всему, предназначался для обедов. У стен, отделанных полотняными панелями, стояли красивые резные столы, мягкие стулья и буфеты с посудой. Розамунда мельком увидела шкафы, наполненные книгами, но ее быстро повели через пустой королевский кабинет – прямо в спальню королевы.

И напряженные нервы Розамунды, расслабившиеся было от любопытства при виде сокровищ и самого лорда Лестера, снова натянулись струной. Она вцепилась в край своего мехового плаща и молилась, чтобы не упасть в обморок.

Спальня королевы была небольшой и сумрачной, всего с одним сводчатым окном, завешанным красной бархатной портьерой. В камине горели дрова, потрескивая и отбрасывая вокруг красно-оранжевые отблески. В спальне доминировала кровать, резное сооружение с витиеватой инкрустацией из экзотических пород дерева, установленное на помосте, с горой бархатных и атласных подушек и стеганых одеял. Балдахин из черного бархата и парчи был раскрыт, и занавеси закреплены толстыми золочеными шнурами. У окна – туалетный столик, заставленный бутылочками и баночками из прекрасного венецианского стекла, а за ними – лакированная шкатулка. Беспорядочно располагались несколько стульев, на которых сидели леди в черных, белых, золотых и зеленых атласных и бархатных платьях. Они спокойно шили что-то или читали, но все заинтересованно подняли глаза, когда вошла Розамунда.

У окна за маленькой конторкой что-то писала сама королева Елизавета! Сейчас, в тридцать один год и свой шестой год правления Англией, она была молода и привлекательна! Ее золотисто-рыжие волосы, зашпиленные и убранные под чепец из красного бархата, украшенного жемчугом, сияли, как солнце, в сумрачном свете. Она выглядела совсем как на портрете: бледная кожа, острый подбородок… Уголки ее рта – бутона розы – опускались вниз. Но портреты, холодные и отдаленные, не могли передать ауру высочайшей энергии, которая окутывала ее, как яркая пылающая мантия. Они не могли передать способности ее темных глаз видеть насквозь, точно таких же темных глаз, какие улыбались с портрета Анны Болейн, который висел прямо над кроватью королевы.

Королева Елизавета подняла глаза.

– Должно быть, леди Розамунда? – произнесла она мягким глубоким властным голосом. – Мы ждали вас.

– Ваше величество! – выдохнула Розамунда, делая глубокий реверанс. К ее великому облегчению, и слова, и поклон получились безупречными. – Мои родители посылают вам свой глубочайший поклон. Для всех нас величайшая честь служить вам!

Елизавета кивнула, медленно поднялась. На ней были тяжелое платье и свободная мантия, малиновая с золотом. День был холодным, и обрамленный мехом воротничок был запахнут и зашпилен жемчужной брошью. Она подошла, протянула руку, и Розамунда быстро поцеловала ее, и тут же, к ее великому потрясению, Елизавета взяла ее за руку и притянула к себе. Она пахла лавандовым мылом и цветами.

– Мы рады видеть вас при дворе, леди Розамунда, – произнесла королева, внимательно рассматривая ее. – Мы надеемся, вам не терпится помочь нам повеселиться.

Розамунде было не до веселья, но сейчас, под твердым взглядом королевы, она согласилась бы с чем угодно.

– Конечно, ваше величество.

– Вот и славно, – произнесла королева. – Моя дорогая Кэт Эшли нездорова и, кажется, все больше и больше живет воспоминаниями о былом. Я хочу напомнить ей о веселье на праздниках в дни ее юности.

– Я надеюсь, что смогу быть полезной, ваше величество.

– Уверена, что сможете. – Королева отпустила ее руку и вернулась к своей конторке. – Скажите, леди Розамунда, вы хотите замуж? Вы и вправду прехорошенькая… И юная. Вы приехали к моему двору, чтобы подыскать себе красивого супруга?!

– Нет, ваше величество, я приехала сюда не за мужем, – искренне ответила она.

– Более чем рада слышать это, – отозвалась королева Елизавета, положив изящные руки поверх бумаг. – Мне нужны абсолютная преданность и честность. В противном случае возникнут неприятные последствия, которые прочувствовала моя своенравная кузина Катерина.

Розамунда тяжело сглотнула, вспомнив слухи, дошедшие даже до их замка, о Катерине Грей, тайно вышедшей замуж за лорда Хартфорда. Бедняжке пришлось рожать ребенка в Тауэре. Закончить так же Розамунда определенно не хотела!

– Я хочу служить только вашему величеству, – совершенно искренне ответила она.

– И будете! Начиная прямо с этого вечера. У нас намечается званый обед в честь шведской депутации, и вы будете в нашей свите.

– Званый обед?! Сегодня?! – Розамунда снова сделала реверанс. – Да, ваше величество.

Елизавета наконец отвела от Розамунды испытующий взгляд и вернулась к своему письму.

– Вам надо отдохнуть. Мисс Перси, одна из наших фрейлин, покажет вам вашу комнату.

К Розамунде быстро подошла леди, невысокая милая бойкая брюнетка в белом шелке и черной бархатной мантии без рукавов.

Розамунда сделала реверанс.

Елизавета жестом разрешила ей идти, и Розамунда последовала за другой девушкой в присутственную залу.

– Я Анна Перси, – сказала девушка, беря Розамунду за руку, будто они знали друг друга много месяцев, а не минуты.

У Розамунды не было сестер и близких подруг. Она не знала, как ей принимать радушие мисс Перси, но все же было приятно почувствовать, что ты не совсем одинока при дворе.