Твоя душа – ключ к свободе

Глава 5 – Беседа со следователем

Тем временем мы доехали до отделения МВД в Мытищах. Представляло собой небольшое здание в кирпичном стиле, двухэтажное.

Мы поднялись на второй этаж, затем проследовали в кабинет следователя. Меня завели в помещение, где меня ожидал человек, который вёл мое дело, и это была женщина. На вид лет на 30-35, лицо доброе, но не предвзятое. Когда наши взгляды встретились, я заметил, что у нее прямо-таки на лбу написано: «Да, я добрая, но работа – есть работа, извини». Это означало лишь то, что не стоит держать обиды, если вдруг она меня посадит. Если закон требует посадить виновного, кому-то нужно это осуществить.

Далее меня ожидала сама беседа со следователем, а именно дача показаний. По закону мне было положено свидание один на один с адвокатом, звонок близкому. Я же, естественно, всех этих привилегий не знал и не смог ими воспользоваться или хотя бы потребовать их предоставления. Узнал я о них уже позже. И, кроме того, я и не знал, что можно не давать показания. Как я выяснил потом, дача показаний – это сугубо личное желание раскрыть ситуацию своими словами, изложить события и объяснить свои действия со своей точки зрения, а не со стороны следствия. Смотря по обстановке, иногда не стоит говорить, если нет тех слов, которые сыграют тебе на руку.

Мы сидели рядом за одним столом: я, следователь, верзила. Его напарник остался в своем кабинете. Допрос начался, мне дали бланк для записи показаний в качестве подозреваемого. Протокол допроса подозреваемого. Именно подозреваемого, не свидетеля, не понятого – никого другого.

На бланке не было вопросов, на которые нужно дать ответ, я находился в недоумении. О чем же мне писать? Стоит ли вообще? Я обратился к следователю:

– Так, и что мне писать?

Женщина в очках посмотрела на меня, затем перевела взгляд на листок, произнесла:

– Пиши, что на самом деле произошло. Пиши понятно, а мы будем тебя поправлять и консультировать.

Значило ли это описать все события годовой давности? Знакомый меня попросил дать попользоваться картой, я ему дал. Потом он мне ее благополучно вернул. Как он выразился прошлым летом, нужно снять деньги и все. Я ему доверял, поэтому сомнений у меня не возникло.

Что же на самом деле произошло?

Кратко изложив всю ситуацию своими словами, я сильно рисковал, так как нет гарантий безопасности моих показаний, а, следовательно, я мог где-нибудь ошибиться, тем самым заработать себе проблемы.

Естественно, люди, с которыми я находился в одном кабинете, помогать не изъявляли желания. Если и хотели помочь, то с пользой для себя, в первую очередь. Я сдал свой протокол на проверку, следователь приступила к его изучению. Она быстро пробежалась глазами по моим показаниям, это заняло у нее не больше минуты. Затем подняла свои глаза от бланка, посмотрела на меня:

– Начало неплохое, но необходимы подробности, – сделала она замечание по содержанию, – Перейдем к следующему моменту: зачем ты ему передал свою карту?

– Ну он это объяснил тем, что его карта заблокирована, ему нужно было срочно снять деньги и все.

– И все? – Следователь повторила мои слова, посмотрев на меня удивленным взглядом, – Эти денежные средства были добыты законным путем, я правильно поняла?

– Уверен на все сто.

– Если они были легальные, ты бы здесь не сидел.

– Честно вам говорю, я не знал, что за деньги там и в помине, я не углублялся в подробности просьбы моего друга. Я ему доверял, как своему близкому.

Следователь глубоко вдохнула и резко выдохнула, затем посмотрела на меня:

– Говоришь, честно не знал? Еще раз повтори эти слова.

– Честно не знал.

Далее в разговор вмешался опер верзила, сидящий рядом со следователем, все это время не подававший никаких знаков внимания:

– У нас есть информация, что ты не просто знал, ты еще и предлагал другим сделать так же, как и ты.

– Кому предлагал? – спросил я.

– Дурака включаешь? – Лицо верзилы расплылось в улыбке – Умно.

Опять начались их игры. Как они умело вводят в заблуждение, заставляют усомниться в своих словах.

– Да нет же, я действительно не знаю, о чем вы говорите, – повторил свою версию я.

– Скажи мне, пожалуйста, человек по имени Радмир тебе знаком?

Радмир. Мой знакомый из Уфы. Обычный парень, такой же, как и я. Он уж точно не имел к этому никакого отношения.

– Радмиров много водится, кстати говоря. Уточните, про кого говорите, и я дам ответ.

– Давай тут не паясничай особо.

– Хорошо, понял. Так про кого же?

Опер на секунду прекратил диалог, повернулся ко следователю, мимикой дал ей понять, что наступила ее очередь говорить. Она открыла папку, лежащую рядом с ней, зачитала страницу:

– По версии следствия, вы предлагали некому Радмиру, оформить банковские карты на себя и передать в пользование третьему лицу, – закончила читать та, затем облизала палец и перелистала страницу, – Также имеется информация о том, что вы были знакомы с этим третьим лицом, кому были переданы карты.

– Да, я рассказал об этом своему близкому другу.

Было вроде такое. Я просто рассказал ему о том, что передал карту другу. Я его не убеждал поступить также.

– Значит, ты подтверждаешь, что подстрекал других людей совершить преступление?

– Нет, я просто рассказал, да и все, – ответил я.

– Еще один твой прокол: ты снова не прав.

Следователь закрыла папку, встала из-за стола, подошла к окну.

– Ладно, веди его в изолятор, – приказала она ему, – Дальше будет видно.

– Ага, – поднялся тот и указал мне следовать за ним.

У меня пересохло в горле. Изолятор? Где это? Что это? Кто меня там ждет? Куча вопросов захватили мой разум, ответы на которые я не хотел знать. Мне стало страшно, до жути.

Верзила дал знак подниматься, и я подчинился.

Глава 6 – Изолятор

Мы вышли из кабинета, спустились на первый этаж отделения, зашли в кабинет оперативников. Там уже находился его напарник: сидел за столом и смотрел какое-то видео на компьютере. Про космос: на видеоролике человек усердно рассказывал про расположение планет в солнечной системе. Что, видимо решил стать космонавтом? Надоело школьников ловить, походу.

Сняли мои отпечатки пальцев, велели оставить личные вещи у них в кабинете. Я оставил свои наушники, кошелек. Совсем забыл, и свою электронную сигарету, которая единственная снимала мне стресс все это время. И с ней пришлось распрощаться.

Перед тем, как оставить ее, я сделал последнюю затяжку, затем еще одну, и еще одну:

– Эй, давай быстрее, у нас еще работы много, – пригрозил напарник верзилы, отвлекшись от просмотра видео, – Еще накуришься в этой тюряге, да так, что легкие твои откажут.

Откуда в них столько злости. Мы едва знакомы, а уже от этих людей прилетело столько оскорблений, сколько не услышишь ни в одной бранной сцене. Может, в жизни они совсем другие, но маловероятно.

– Да, да, – добавил верзила, – Хочешь, будем тебе передачки делать? Сигарет закидывать?

Какая милость с их стороны. С чего бы это вдруг? Жалко меня стало? Что такое «передачки» вообще?

– Нет, спасибо, – ответил я, затем положил свою дуделку на их стол, – Можете меня домой отпустить? Я был бы вам очень признателен, даже подумал бы над тем, чтобы вас сводить в заведение какое-нибудь, сделать вам подарок, так сказать, в знак вашей щедрости.

– Нет уж, приятель. Тебя ожидает долгий тюремный срок. О доме можешь позабыть, думаю, лет на десять.

– Откуда появляются такие сроки? Я не сделал ничего плохого, и вы об этом в курсе.

– Слышишь, а что же ты у следователя дурака не включал? Пока мы были еще в Уфе, ехали до отделения, у тебя очень хорошо получалось им прикидываться. Сейчас уже поздно играть в игры. В твоих же интересах как можно раньше смириться с неизбежным.

Верзила был очень доволен своей надменной манерой запугивать. Пугает ли он, или говорит правду, вот в чем вопрос. Был бы у меня в тот момент уголовный кодекс, возможно, я развеял бы свои сомнения.

– Это мы еще посмотрим, ладно. Меня вытащат отсюда, не сомневайтесь. Вот увидите, и дня не пройдет, да какой там день. Куда бы вы меня дальше не повели, я тотчас же свалю, потому что я невиновен.

– Вытащат тебя разве что на носилках в скорую, дружок, – пригрозил верзила.

Эту фразу я где-то слышал, и ее произнесли точно до него.

– Я эти носилки переверну и сбегу.

Верзила ответил продолжительным приступом смеха.

Меня повели прочь из отделения, провели через внутренний двор. Шагая вдоль двора, мы дошли до парковки. Машины стояли там разного вида: разноцветные, с мигалками, без них. Некоторые даже без колес. Миновав парковку, я увидел вдали от себя небольшое строение, что-то по типу перевалочного пункта. На входе стояли два человека в форме, на них были надеты бронежилеты. Оружие тоже при себе. Работа требует быть вооруженным до зубов. Я подумал, что это была просто охрана.

Переступив порог этого пункта, меня встретил уже один сотрудник, в футболке с воротником. На руках были часы серебряные, кольцо на пальце. Остановил меня перед большой железной дверью, являющейся входом в изолятор. Вкратце, я находился в коридоре, пункт некой регистрации подозреваемых. Сотрудник в футболке записал мои инициалы в журнал, что-то там чиркнул, закрыл его, надел на меня наручники. Затем открыл железную дверь, и мы очутились уже в самом изоляторе временного содержания. Кратко именуемый «ИВС». Он тоже представлял собой помещение с длинным коридором, слева и справа от которого находились двери камер для подозреваемых.

Мне было очень страшно, непонятно, ужасно. Трудно представить, с кем меня посадят в четырех стенах. Может, стоит прям там и вскрыться? Я никогда не сидел до этого и был далек от того мира, в котором пребывают заключенные, а, следовательно, понятия не имел о том, как они живут, чем дышат.

Сразу меня в камеру не завели, а начали с досмотра. Досмотром это было трудно назвать: раздели всего догола. Походило больше на какой-то ритуал с раздеванием. Далее велели еще и трусы спустить. Ладно, хрен с ним, постою без трусов. Сколько стоять то в таком положении? Минуту, полчаса, час? Я простоял так недолго.

Дальше тот самый сотрудник в футболке достал из кобуры фонарь, и сказал мне нагнуться. Стал мне светить. Прямо туда. В пятую точку. Он там что, проход освещает, ищет сокровище? Посветил секунд тридцать, убрал фонарь, велел присесть. Я присел. Затем он жестом показал мне, что пора одеваться. «Фух», – подумал я. «Ладно, хоть размялся немного, поприседал». Везде нужно искать нотку позитива, я считаю. Даже в таких абсурдных моментах.

Далее он вывел меня из камеры досмотра, надел наручники снова, повел меня к камере. По всей видимости в которой я проведу свое неопределенное количество дней.

Провернул ключом, открыл замок, и вот, я уже в камере. Размером небольшая, сравнимо с площадью кухни в квартире. Двуместная клетка, где ужасно воняло всеми гадостями, которые только существовали.

Интерьер оставлял желать лучшего: железный стол, туалет в стиле – дырка в полу, стальные кровати. Выдали комплект белья спального: наволочка, пододеяльник, еще какая-то простынь. Первое время я не мог найти себе места: ходил взад-вперед, разговаривал сам с собой. Кстати, это моя привычка еще с давних времен. Жить без этого не могу. Ведя монолог с самим собой, можно обдумать некоторые проблемы, иногда их так легче пережить.

Еще, потому что, возможно, я совсем одинок? В двуместной камере я был один, поэтому в данной ситуации – это подходящие слова. Около входной двери была кнопка, похожая на те, которые стоят в лифтах, на домофонах в подъездах. Попробовал на нее нажать, и я услышал звук вызова. К сожалению, далее ничего не произошло: звук вызова закончился. Позвонил еще раз и тот же сценарий. Третьего раза не произошло: кнопка перестала работать. Я на нее нажимал, но она предательски не подавала сигнала.

Прошло непонятно сколько времени. Непонятно зачем, но я решил узнать, который сейчас час. Появилась еще одна проблема: а как узнать время? Спросить. У кого? Я здесь один. Решил начать громко стучаться в дверь в надежде, что в изоляторе есть хоть кто-то из сотрудников:

– Сколько время!? Слышит меня кто-нибудь?!

Я колотил в дверь что есть мочи, звук этот было сложно не услышать.

Ответ заставил меня ждать довольно долго, но он все-таки последовал:

– Хрен его знает! – прокричал в ответ кто-то из сотрудников.

Точно не такой ответ я ожидал услышать.

– Ну скажите время, это очень важно для меня! Я здесь торчу черт пойми сколько, я схожу с ума, помогите! – заорал я.

Сотрудник, должно быть, находился далеко от моей камеры. Приходилось сильно надрывать голос, чтобы тот меня услышал. Я его не видел. Со стороны выглядело так, будто я разговаривал с дверью. И у нас с ней, явно, не задались отношения.

Послышался звук шагов, постукивания чего-то железного. Приближался по всей видимости тот самый сотрудник, что ранее дал мне ответ на мою просьбу. На двери была прорезь прямоугольного размера со стеклом.

Он отодвинул железный засов со своей стороны, посмотрел на меня через это отверстие:

– Че хочешь? – обратился он ко мне, – Че звал?

В крохотном дверном прорезе показались молодые глаза, такие невинные. По ним я бы точно не сказал, что тот грубый сотрудник – это молодой парнишка.

– Хотел спросить время, да и все, – ответил я в спешке, то и дело запинаясь.

– Я же тебе сказал, хрен его знает.

– А что, у вас нет телефона? Хотя бы часов?

Он закрыл глазок после моего последнего вопроса, видимо посчитав его глупым. Я отошел от двери, начал расхаживать взад-вперед, проклиная все на свете.

Видом из окна меня решили разочаровать: кроме железок и прочей тюремной утвари не было ничего. Единственное, если немного потрудиться и присмотреться в верхний левый угол окна, то можно было увидеть небо.

Полежать мне не удавалась. Точнее я мог прилечь, но было множество стрессовых факторов. Лежал на нижнем ярусе, тупо смотрел на дно верхней шконки. На ней было много надписей: названия запрещенных символик, непонятные росписи. Видимо, оставленных бывшими жильцами, если их можно назвать такими. Посмотрел на стену слева от себя, а там черным были выбиты слова каких-то стихов: «Все проходит, и это пройдет».

Вот еще одна писанина, находилась ниже: «Меня зовут Никита, погоняло «Грязный», набери мне». Далее был набит номер сотового. «Эх, жаль у меня не было при себе телефона, так бы позвонил» – подумал про себя я.

Наверное, тот Грязный ожидает звонка от какой-нибудь зэчки, точно не от меня. Неплохая идея, кстати, позвонить кому-нибудь. Был бы у меня при себе телефон, сразу бы набрал маме, следом папе. Наверное, они уже всех моих знакомых обзвонили. Переживают – это точно. Просто не передать эти чувства. Тоска, переживания. Это если не заглядывать наперед, а я такой человек, который очень сильно думает о будущем. Дальше добавятся чувства беспомощности, бессилия, отчаяния. Ведь мне неизвестно, куда меня жизнь заведет дальше. На тот момент я думал, что нет места хуже, чем эта двуместная клетка. Как интересно выживают те заключенные, которым дали большой срок, вплоть до пожизненного? Существует же какой-то ключ к спасению.

Глава 7 – Куда дальше?

Громкий стук в дверь, скрежет металла, и меня выдернули из моего недолгого сна.

Сотрудник открыл отсек для подачи еды, встроенный в дверь камеры. Стальной квадрат со скрипом опустился, и продольный подал контейнер с едой. Я встал со шконки, подошел к двери, чтобы забрать мой, с виду не очень аппетитный, завтрак, как он сделал мне небольшое объявление:

– Как дохаваешь, собирайся на суд, – сказал он так, будто пытался поскорее свалить.

– Суд? Какой суд?

– Да я че знаю?

– Так вы же здесь работаете, по логике вещей должны иметь представление.

Я подумал, что продольный просто поглумился надо мной. Не может же быть такого? Он же должен знать, куда меня везут и зачем.

– Мозги не делай, – отсек для еды захлопнулся, я услышал звук быстро отдалявшихся шагов.

По итогу нашего не продолжительного диалога я остался с теми же вопросами, так и не получив на них внятного ответа.

Значит, так тому и быть, попробовал позавтракать. Каша была холодной, невкусной. С трудом заставив себя проглотить хотя бы половину утреннего подарка, я закончил с трапезой, следом начав собираться на суд. Что брать с собой, я так и не понял. Решил, что моим присутствием все будут удовлетворены, поэтому взял с собой лишь пустой пакет. Да и собирать мне нечего, так как свои пожитки я оставил в кабинете оперативников.

Через некоторое время я услышал значительный звук приближающихся шагов к моей камере, затем прозвучали два стука в дверь.

– На выход!

В темпе я накинул на себя одежду. Дверь отворилась, на пороге нарисовались двое продольных в форме.

Я вышел из камеры, далее один из сотрудников велел мне повернуться к стене.

Начал усердно меня ощупывать, начиная с верха, и постепенно приближаясь к нижней части торса.

– Аккуратно, – предупредил я. Продольный уже добрался своими руками до моего пояса, – Дальше идет самая серьезная часть моего тела.

– Замолкни, клоун, – огрызнулся тот, – Думаешь, я этого хочу?

– Вот же работа у вас, ребят. Даже в аэропортах настолько тщательно не досматривают. Интересно, почему там меньше внимания уделяется осмотрам? Может, вы того?

– Че сказал? – закончил досматривать тот, водрузив на меня свой соколиный взгляд.

В глазке я увидел еще одного продольного, приближавшегося к нам: тот остановился рядом со своим коллегой.

– Слышал, кем этот придурок хотел меня назвать?

– Да он просто хотел убедиться, что ты не голубой, а просто выполняешь свою работу. Или я чего-то не знаю, а?

Только что подошедший продольный хлопнул по плечу своего напарника, при этом не упустив возможности подколоть его.

– Давай, веди его к автозаку.

– Сейчас ты у меня покатаешься. – схватив меня за руки, пригрозил досматривающий, – Ты что такой борзый? Забыл, где находишься?

– Да вроде не забыл. В данный момент нахожусь в непонятном подвале, где ужасно воняет.

– Самое ужасное, поверь, еще впереди. Изолятор временного содержания многие арестанты называют дачей. – сделал интересное замечание тот.

– Не, брехня, на моей даче нет людей в форме.

– Теперь будут. – довел меня до выхода, приступая к снятию наручников. – Привыкай, тебе еще долго придется просидеть.

– Да что ты говоришь, знаешь что? – привел меня в бешенство тот своими угрозами. – Сегодня же и ноги моей не будет в вашем, так сказать, заведении. Меня выпустят из зала суда, потому что я невиновен, меня подставили. Мне останется только накидать кратенький план, куда лучше потом поехать. Есть идеи на этот счет?

– Сперва, баланду заберешь, потом в камеру зайдешь, вот весь твой сегодняшний день, – подытожил тот.

После не очень приятной беседы, сотрудник снял наручники с моих запястий.

Далее я назвал свои инициалы людям на посту охраны, выполняющие те же обязанности, что и тот сотрудник, который меня вчера досматривал: некоторые из них могли как вести документацию, так и проводить разного характера досмотры.

За один день, проведенного в изоляторе, я подумал, что одни и почти все и те же сотрудники выполняют одинаковую работу. Честно сказать, не очень приятную. Медленно шагая по проходу, ведущему к автозаку, я искренне верил, что надолго не задержусь в изоляторе. На тот момент мне не верилось, что меня могут долго держать за решеткой. Все, что я сделал – это передал свою банковскую карту своему знакомому, а о том, что дальше происходило, я в курсе не был.

Знал только, что мой товарищ снимал деньги с нее, но я ему доверял, поэтому был уверен в том, что произошла какая-то ошибка, и меня скоро оправдают. Да, я признал свою вину в передаче карты, но я пояснил следом, что и понятия не имел о предыстории денежных средств. Попросили – сделал, в чем проблема? Товарищу я доверял, как своему родному брату. Он сказал, что ему нужно снять наличные с моей карты, потому что с его счетом произошли какие-то проблемы, и он не смог воспользоваться своим. Я часто помогал друзьям справляться с трудностями, поэтому не вдавался в подробности в тот момент. Просто доверился, и на этом точка.

Меня завели в автозак, представлявший собой большой грузовик, повсюду оборудованный стальными решетками. Внутри было два отсека для посадки заключенных, огороженных дверями. В грузовой машине я был не один, пассажиров было много. В каждом отсеке по 6 человек примерно. Сидели все плотно прижавшись друг к другу, по всей видимости из-за нехватки пространства. Я прошел в отсек, расположенный в самой близи от выхода. Подумал, что так будет легче выходить. Более того, зайдя внутрь отсека, я заметил, что заключенные еще и пристегнуты наручниками к друг другу за запястья. До какой же степени соблюдается все нормы контроля подозреваемых. Не знаю, как так вышло, но я один не был ни к кому пристегнут. Мои соседи по маршрутке переглянулись между друг другом, затем каждый поочередно начал кидать взгляд на меня, засматриваясь на секунду-две, затем резко уводя взгляд прочь.

Мне стало не по себе. Не доводилось мне общаться с местными, ведь я сидел один в двуместке, поэтому понятия не имел, что последует после их пристального наблюдения за мной.

Заметил я один интересный момент в манере поведения заключенных: как только один из них прекращал начатое действие, в том случае смотреть на меня, то и другие поочередно следовали его примеру. Цепная реакция, иначе не объяснишь. Дальнейший путь туда я хранил молчание, не желая заводить диалог с кем-либо. В таких местах, как мне показалось, стоит иногда промолчать, чем заработать себе неприятностей.