Стальной князь

Глава 4

Последние отблески заката догорали в свинцовых тучах на западе, окрашивая мир в багровые и сизые тона. Но не это зарево приковывало взгляд Алексея, стоявшего на грубо сколоченной смотровой площадке над воротами. В сотне шагов от частокола, в предвечерних сумерках, копошилась живая, стонущая масса людей. Испуганные, уставшие лица, замотанные в тряпье дети, старики, ели держащиеся на ногах.

Сердце Алексея, привыкшее к строгому ритму реакторов и точным математическим расчетам, сжалось в комок от этой первобытной, хаотичной картины человеческого горя. Он чувствовал на себе взгляды – не только толпы, ждущей решения, но и своих. Степан, опираясь на костыль, смотрел на него с молчаливой верой. Гаврила, скрестив могучие руки на груди, – с суровой оценкой. Дружинники на стенах – с надеждой и страхом. Анна, стоявшая рядом, тихо спросила, и ее голос дрожал:

– Алеша, что мы будем делать? Их же… их сотни. У нас и так с провизией туго.

Он не ответил сразу. Его мозг, отринув эмоции, уже работал как мощный процессор, анализируя данные, просчитывая риски. Пропускная способность ворот. Площадь внутреннего двора. Коэффициент полезного использования пространства. Остаток запасов продовольствия на текущую численность населения. Вероятность паники, давки, проникновения лазутчиков. Цифры и вероятности выстраивались в безрадостные графики. Логика кричала: «Нельзя! Это самоубийство!».

Но потом он посмотрел на девочку лет четырех, которая, уткнувшись в подол матери, горько плакала. И вся его безупречная логика дала сбой.

– Открывайте ворота, – сказал он, и его голос прозвучал непривычно громко и властно в наступившей тишине.

На секунду все замерли, не веря. Затем раздался скрип ржавых петель, и тяжелые створки поползли внутрь. Мгновение – и толпа, как живая лавина, хлынула в проем. Хаос, который Алексей предсказал, наступил мгновенно. Люди давили друг друга, кричали, падали. Дружинники были бессильны сдержать этот напор.

И тут с Алексеем произошла метаморфоза. Он не был больше растерянным юношей в чужом теле. Он был начальником смены на атомном объекте, где любая ошибка стоила жизней. Он спустился с площадки и шагнул навстречу хаосу. Он не кричал. Его голос резал толпу, как стальной скальпель, холодно и точно.

– Стой! – это прозвучало как выстрел. – Первый, кто пройдет дальше этой метки, останется без пайка! Он прочертил рукой линию перед собой. Дружина, ко мне! Оцепить проход!

Ошеломленные его тоном, люди на миг замедлились. Дружинники, воспользовавшись паузой, сомкнули строй.

– Анна, – Алексей повернулся к сестре, не отводя взгляда от толпы. – Организуй женщин. Пусть отведут людей к большому амбару. Не толпой, по десять человек. Степан, разбей людей на группы. Старики и семьи с детьми – отдельно. Гаврила, собери своих подмастерьев, нужно укреплять ворота, они сейчас треснут от такой толпы.

Его команды сыпались одна за другой, быстрые, четкие, не терпящие возражений. Он не просил – он приказывал. И что удивительнее всего – ему подчинялись. Адреналин и отчаяние придали ему ту самую твердость, которой так не хватало Алексею-аристократу.

Началась адская работа. Двор имения превратился в гигантский муравейник. Дружинники, подчиняясь указаниям Степана, который, хромая, перемещался по двору, направляли потоки людей. Анна с несколькими служанками пыталась успокоить самых испуганных, раздавая скудные запасы воды. Дети плакали, старики кашляли в промозглом воздухе. Воздух гудел от приглушенных разговоров, стонов и плача.

Алексей не останавливался ни на секунду. Он помогал растягивать ткань между кольями, создавая навесы от начинающей накрапывать измороси. Он лично проверял, чтобы у самых слабых было хотя бы подобие укрытия. Он видел лица – серые, изможденные, полные благодарности и немого вопроса: «А что дальше?».

«Дальше» наступило с приходом ночи. Холод сгущался, пронизывая до костей. Костры, которые удалось развести, были малы для такой массы людей. Голод, отодвинутый первоначальной суетой, снова дал о себе знать. Пайки, которые Алексей приказал выдать – крошечные куски черствого хлеба и по чашке жидкой похлебки на троих, – лишь поддразнили желудки.

И тут поползли слухи. Тихие, шипящие, как змеи. «Захар всех убьет,..», «Еды нет, мы умрем с голоду…», «Он, барин-то молодой, ничего не сможет…».

Алексей чувствовал это нарастающее напряжение, как физическое давление. Он стоял у входа в лабораторию, наблюдая, как темный двор наполняется шепотом страха. Он видел, как группы мужчин начали сбиваться в кучки, их позы становились все более агрессивными. Женщины прижимали к себе детей, их глаза бегали от Алексея к воротам.

И он снова пошел наперекор логике.

Не дав страху, перерасти в неконтролируемый взрыв, он вскарабкался на опрокинутую повозку, что стояла рядом с амбаром. Он был бледен, его одежда была в грязи, волосы растрепаны. Но когда он выпрямился во весь рост, в его глазах горел холодный огонь.

– Люди! – его голос, сорванный за день, резал ночную тьму, заставляя смолкнуть даже шепот. – Послушайте меня!

Все взгляды устремились на него. Сотни глаз, полных страха, злобы, надежды.

– Вы думаете, я не знаю, что у нас мало еды? – начал он без предисловий, без попыток утешить. Его прямолинейность ошеломила. – Знаю. Вы думаете, я не вижу, что мы заперты здесь, как крысы? Вижу. Вы боитесь Захара? И я боюсь. Умный человек всегда боится дурака с мечом. Это нормально.

В толпе прошел ропот. От него ждали высоких слов, обещаний, призывов к предкам. Он говорил на языке голой правды, и это било больнее всего.

– Но давайте посмотрим правде в глаза! – продолжал он, повышая голос. – Там, за стенами, вас ждет верная смерть. Либо от меча, либо от голода в лесу. Здесь у вас есть стены. Здесь у вас есть я. И есть шанс. Не гарантия, нет! Шанс. Который мы можем либо использовать, либо похоронить здесь же, в этой грязи, устроив давку и перерезав друг другу глотки!

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание.

– Я не буду вас обманывать. Будет трудно. Будет голодно. Будет страшно. Но пока мы держимся вместе, мы – сила. А поодиночке мы – просто мясо для Захара. Так что решайте. И запомните: первый, кто снова начнет сеять панику, будет для меня не испуганным человеком, а лазутчиком Захара. И поступлю я с ним соответственно. Понятно?

В наступившей тишине был слышен лишь треск догорающих поленьев да чей-то сдавленный плач. Его речь их не воодушевила. Она их ошеломила, придавила грузом ответственности и лишила последней иллюзии, что кто-то придет и все решит за них. Но именно это и сработало. Взрослые, трезвые люди понимали язык суровой необходимости лучше, чем сладкие сказки.

Люди молча, покорно, стали расходиться по своим временным укрытиям. Напряжение спало, сменившись тяжелой, усталой покорностью судьбе.

Алексей спрыгнул с повозки. Адреналин отступил, и его вдруг затрясло мелкой дрожью. Он прислонился к колесу, пытаясь перевести дух. Руки сами собой сжались в кулаки, чтобы скрыть дрожь. Он сделал это. Он удержал их. На одну ночь.

К нему подошел старый крестьянин. Старик был похож на высохший корень, его спина была сгорблена, но глаза смотрели ясно.

– Спасибо, барин, – прохрипел он, низко кланяясь. – Спасибо, что впустили. Дай тебе Предки сил… – Он замолчал, заколебавшись.

– Что? – тихо спросил Алексей, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Он знал, что услышит.

– Запасов-то… у нас… – старик мотнул головой в сторону амбара, где хранилось зерно, – на долго не хватит. А их… – Его взгляд скользнул по темным силуэтам, заполнившим двор. – Их сотни. Как кормить-то будем?

Алексей закрыл глаза. Он знал. Он все просчитал еще до того, как отдал приказ открыть ворота.

– Не знаю, – честно ответил он, глядя старику прямо в глаза. – Но придумаю.

Старик что-то пробормотал и, еще раз поклонившись, растворился в темноте.

Алексей остался один. Холодный ветер пробирался под одежду, заставляя его ежиться. Он смотрел на море людей, распластавшихся у его ног. Они доверили ему свои жизни. И он не имел ни малейшего понятия, как их спасти. Голод был врагом, против которого его инженерный гений был бессилен. По крайней мере, пока он не разберется с угрозой со стороны барона Захара.

Он был больше не ядерным физиком, не изобретателем, не актером, игравшим роль. Он был лидером. И бремя этого звания оказалось тяжелее, чем любое другое, что он знал.

* * *

С первыми лучами солнца лагерь начал шевелиться. Стоны, плач детей, приглушенный кашель – этот звуковой фон стал новым саундтреком его жизни. Он видел, как люди просыпались и первым делом с надеждой ощупывали свои пустые желудки, а потом, осознав реальность, с покорным отчаянием начинали новый день ожидания. Ожидания еды, спасения или смерти.

Анна подошла к нему, ее лицо было бледным от усталости, под глазами залегли темные тени.

– Хоть немного поспал?

– Хватит, – буркнул он, отряхивая затекшую спину. – Как дела с ранеными?

– Пока справляемся. Двое стариков не пережили ночи. Сердце, наверное. Еще у нескольких детей жар. Лекарств почти нет, только то, что успели собрать в лесу.

Она посмотрела на него с безотчетной надеждой, будто он, совершивший уже столько чудес, мог одним усилием воли остановить болезни и голод.

– Алеша, что будем делать?

Вопрос висел в воздухе. Тот же самый вопрос, который он задавал себе всю ночь.

«Делать». Глагол, требующий действия. Но какого? Он не агроном, не мог щелкнуть пальцами и вырастить пшеницу на каменном дворе. Он не охотник, не мог в одиночку добыть пропитание для сотен ртов. Его стихия – расчет, логика, физика. А против голода и страха они казались беспомощными игрушками.

Его взгляд упал на эфирный компас, который он, по старой привычке, носил в кармане. Он вытащил его. Кристалл на проволоке безвольно болтался, не показывая никакого направления. Бесполезный артефакт в ситуации, когда угроза была не магической, а самой что ни на есть приземленной и физиологической.

И вдруг его осенило. Мысль была настолько простой, что он сначала отмахнулся от нее, как от абсурдной. Но она вернулась, обрастая деталями, цепляясь за обрывки знаний из прошлой жизни.

«Большие скопления материи искажают пространство-время», – вспомнил он университетский курс. Любая живая система обладает собственным биополем, слабым электромагнитным излучением. А что если в этом мире, где существует эфир, это «биополе» было не метафорой, а физической реальностью? Что если крупное скопление людей – такая же масса, создающая «эфирное давление», как гора создает гравитационную аномалию?

Его компас был настроен на глобальные, статические эфирные потоки имения. Он не реагировал на мелкие, подвижные источники. Но если создать более чувствительный детектор? Если не один, а множество, соединенных в сеть?

– Анна, – сказал он, и в его голосе впервые за много часов прозвучали нотки прежней, исследовательской одержимости. – Мне нужны все кристаллы, что есть в лаборатории. Даже самые мелкие, даже те, что ты считаешь браком. И вся медная проволока, какая найдется.

Она удивленно посмотрела на него, но, видя горящий взгляд, лишь кивнула и побежала исполнять приказ. Для нее это было знаком надежды. Пока брат что-то придумывал, мир не рушился окончательно.

Алексей заперся в лаборатории. Стол был завален обломками его предыдущих экспериментов. Он сгреб их в сторону, расчистив пространство. Первым делом он взял свой старый компас и начал его модифицировать. Он аккуратно снял кристалл-указатель и заменил его на крошечный, не больше ногтя, обломок мутного кварца. Он был более чувствителен к локальным флуктуациям.

Затем он взял длинный моток тонкой медной проволоки. Его идея была проста до гениальности. Если представить эфирное поле как озеро, то крупный объект, вторгающийся в него, будет создавать волны. Один датчик может зафиксировать рябь, но не сможет определить ни направление, ни размер источника. Но сеть датчиков, соединенных в единую цепь… Это уже похоже на сейсмическую или гидроакустическую сеть. Принцип триангуляции.

Он привязал к концам проволоки несколько мелких кристаллов-датчиков. Центральный, модифицированный компас, оставался у него на столе. Он представлял себе эту систему как паутину, где кристаллы-датчики – узлы, а проволока – нити, передающие сигнал.

Теперь нужно было проверить теорию на практике. Взяв свою конструкцию, он вышел во двор. Лагерь жил своей унылой жизнью. Он нашел относительно пустой угол у дальней стены, вдали от основных скоплений людей. Воткнуть проволоку с кристаллами в землю было недостаточно. Нужен был контакт, заземление, некий резонатор.

Он приказал одному из дружинников принести несколько старых глиняных горшков. Наполнив их землей, он поместил в каждый по кристаллу-датчику, воткнув в землю конец проволоки. Получились примитивные «сенсорные узлы». Он расставил их по периметру двора, стараясь охватить как можно большую площадь. Проволока, как нервная система, тянулась за ним, уходя обратно в лабораторию, к центральному кристаллу.

Работа заняла несколько часов. Люди с любопытством наблюдали за странными действиями барина, но никто не задавал вопросов.

Вернувшись в лабораторию, он подключил конец проволоки к своему центральному компасу. Теперь система была замкнута. Он сел на стул, уставившись на крошечный кристалл-индикатор.

Сначала ничего не происходило. Кристалл висел неподвижно. Разочарование начало подкрадываться к горлу едким комом. Может, он все выдумал? Может, магия этого мира не подчиняется таким примитивным физическим аналогиям?

Но потом… он заметил едва уловимое изменение. Кристалл не двигался, нет. Он… пульсировал. Слабым, ровным светом, едва видимым в полумраке лаборатории. Ритм пульсации совпадал с мерным гулом голосов снаружи, с биением огромного коллективного сердца лагеря.

Статический фон, – определил он про себя. – Фоновая эфирная активность скопления людей.

Он сидел, завороженный, наблюдая за этим ровным свечением. Это работало. Его теория оказалась верной. Он создал первый в мире магический детектор.

И тут случилось то, чего он подсознательно ждал и на что надеялся. Ровная пульсация кристалла внезапно сбилась. Он резко дернулся, вспыхнул на мгновение ярче в том секторе, куда уходила проволока, ведущая к восточной стене, и так же резко вернулся к прежнему ритму.

Алексей замер. Это не было частью фонового шума. Это было событие. Вторжение.

Он выскочил из лаборатории.

– Дозор! – крикнул он, обращаясь к группе дружинников, греющихся у костра. – Проверить восточную стену, участок между большой сосной и обвалившимся камнем! Немедленно!

Дружинники, удивленные резкостью его тона, схватились за оружие и бросились выполнять приказ. Алексей вернулся к своему прибору, не в силах оторвать взгляд от кристалла. Тот снова пульсировал ровно.

Через десять минут дружинники вернулись.

– Никого, барин. Ни души. Только следы кабана у самого частокола.

Алексей медленно выдохнул. Ложное срабатывание. Система была неидеальна. Она реагировала не только на людей, но и на крупных животных. Помехи. Шум.

Но это не было провалом. Это было началом. Его «Эфирная сеть» сработала. Она уловила вторжение в периметр, пусть и не человеческое. Она была слепой и глухой, но она ЖИЛА.

– Хорошо, – сказал он дружинникам. – Свободны. Будьте настороже.

Он снова остался один в лаборатории. Его пальцы дрожали уже не от усталости и отчаяния, а от возбуждения. Он достал кусок пергамента и уголь. И начал чертить. Схему своей сети. Он отмечал места, где были закопаны «сенсорные узлы». Он фиксировал сектор, в котором произошло срабатывание.

Система требовала доработки. Нужно было научиться фильтровать сигналы, отличать человека от зверя. Возможно, за счет более тонкой настройки кристаллов или использования разных их типов для разных целей. Может, создать не одну сеть, а несколько, настроенных на разные «частоты».

Но главное было свершилось. Он нашел точку приложения своих сил. Пока он мог совершенствовать эту сеть, он не был беспомощен. Он мог видеть. А тот, кто видит, всегда имеет преимущество перед слепым.

Проблема голода никуда не исчезла. Она висела над ним дамокловым мечом. Но теперь, по крайней мере, у него появилась задача, которую он понимал и за которую мог ухватиться. Нужно было улучшить сеть. Расширить ее за пределы стен. Научить ее предупреждать не только о кабанах, но и о приближении солдат Захара.

Он повернулся и пошел обратно в лабораторию. У него была работа. И впервые за последние сутки мысль об этом не вызывала у него приступа тоски, а зажигала внутри знакомый, жадный огонь исследователя, стоящего на пороге открытия.

Он не знал, как накормить этих людей. Но он знал, как сделать так, чтобы их не застали врасплох. И это был первый, крошечный шаг от отчаяния к надежде. На данный момент этого было достаточно, чтобы не сойти с ума.