Серебро и Полынь

Глава 1. Серебряный Крах

Императорский зал приемов пах лилиями, дорогим брютом и, едва уловимо, – озоном высокой магии. Это был запах власти: терпкий, кружащий голову, липкий. Запах, от которого у Агнии фон Рельс всегда слегка подрагивали кончики пальцев. Она знала этот аромат с детства, но сегодня он ощущался иначе. Сегодня он был вызовом.

Она стояла в самом центре ротонды, под гигантским куполом из горного хрусталя, который фокусировал свет заходящего солнца на позолоченных колоннах. Сотни взглядов – любопытных, скептических, откровенно враждебных – кололи её спину сквозь тонкий шёлк парадного платья. Ткань цвета «Ледяная лазурь» идеально соответствовала строгому протоколу кафедры Теоретической Магомеханики. Платье было шедевром портновского искусства и одновременно – пыточным инструментом. Корсет сжимал ребра так, что каждый вдох требовал осознанного усилия, а обилие кружев у горла создавало иллюзию удушья. Но Агния не жаловалась. Безупречность требует жертв, а она привыкла приносить их на алтарь науки.

– Господа! – голос ректора Громова, усиленный мастерски сплетенным акустическим заклинанием, прокатился по залу, заставляя хрустальные подвески на люстрах мелодично вздрагивать. – Мы собрались здесь не просто для светской беседы. Сегодня мы станем свидетелями триумфа имперской мысли. Проект «Северное Сияние». Первая в истории стабилизация жидкого серебра без свинцовых демпферов. Соискатель Агния фон Рельс, прошу вас.

Агния выдохнула, расправляя плечи так, чтобы ни одна складка на лифе не сместилась. Это был кульминационный момент пяти лет её жизни. Тысячи бессонных ночей в лаборатории, где единственным спутником был гул маго-реактора. Три тысячи страниц исписанных мелким почерком расчетов. Две нервных горячки, после которых она возвращалась к столу, едва встав с постели. Всё ради того, чтобы сегодня, перед лицом Великого Князя Николая и цвета петербургской магии, доказать: хаос – это лишь недостаточно изученная закономерность.

Она сделала три размеренных шага к постаменту из черного гагата. В центре, удерживаемый невидимыми силовыми линиями, парил шар нестабильного серебра. Он был не больше крупного яблока, но в его глубине пульсировала такая мощь, что воздух вокруг искажался маревом. Это была квинтэссенция энергии: сорок киловатт в час чистой эфирной силы, заключенной в металлическую оболочку. Этой крохи хватило бы, чтобы освещать Невский проспект в течение месяца – или чтобы превратить этот дворец в аккуратную воронку, засыпав окрестности алмазной пылью.

Агния подняла руки. Перчатки из тончайшей лайки сидели как вторая кожа. «Спокойно, Агния, – приказала она себе, чувствуя, как холодный пот выступает под корсетом. – Это просто математика. Угол альфа в тридцать градусов, вектор тяги – семь единиц по шкале Ломоносова, коэффициент преломления эфира – ноль целых, четыреста две тысячных. Ты знаешь эти цифры лучше, чем собственное имя».

– Активация матрицы, – произнесла она вслух. Голос звучал сухо, профессионально – именно так должен звучать голос человека, который держит за горло саму вселенную.

Воздух в радиусе пяти метров мгновенно загустел, приобретая металлический привкус. Серебряный шар начал медленно разворачиваться, превращаясь в сложную, невозможную геометрическую фигуру – икосаэдр, грани которого непрерывно текли и переливались, подчиняясь невидимым командам Агнии. Зал ахнул в едином порыве. Дамы, забыв о приличиях, опустили веера, а кавалеры подались вперед, вонзая взгляды в сияющую конструкцию. Это была красота в её чистейшем виде – холодная, геометрическая, математически выверенная красота человеческого разума.

Агния чувствовала потоки магии кончиками пальцев. Они были послушны, как струны хорошо настроенной скрипки в руках мастера. Она вела их, плетя тончайшее кружево силовых полей, удерживая ртутную натуру серебра в жестких рамках формулы.

«Идеально, – пронеслось в голове, и она позволила себе едва заметную тень триумфальной улыбки. – Сейчас я покажу им каскадный переход. И профессор Штерн, этот старый индюк, годами твердивший, что "женский мозг не приспособлен к магомеханике", будет вынужден признать поражение прямо здесь, под люстрами императорского дворца».

Она сделала изящный, почти танцевальный пас рукой, меняя полярность центрального узла. В этот момент мир должен был измениться. Агния должна была стать легендой.

И тут она увидела Его.

Маленькое, ничтожное, серое пятнышко на безымянном пальце правой перчатки. Сажа? Капля чернил? Или, упаси небо, масляный след от маго-графа?

Откуда оно взялось?! Она же проверяла эти перчатки под микроскопом трижды перед выходом! Пятно было микроскопическим, не больше макового зернышка, но для болезненного перфекционизма Агнии оно сияло ярче, чем весь серебряный икосаэдр. Оно было нарушением симметрии. Ошибкой в её безупречном образе.

Её концентрация дрогнула. Всего на долю секунды. На один судорожный удар сердца она перестала думать о векторе напряжения и коэффициенте гармоник. Она подумала о том, как ужасно это пятно будет смотреться в завтрашней колонке «Вестника Магии», и не решит ли графиня Белозерская, что фон Рельс неряха.

Этого ничтожного мгновения хватило хаосу, чтобы вырваться на свободу.

Серебряный икосаэдр судорожно дернулся. Одна из его зеркальных граней внезапно выгнулась уродливым пузырем, напоминая гноящуюся опухоль на теле прекрасного существа. Симметрия рухнула.

– Коррекция! – рявкнула Агния, срывая голос, и судорожно попыталась перехватить уходящий поток. Её пальцы впились в воздух, пытаясь удержать ускользающие нити магии, но те превратились в раскаленную проволоку.

Магия серебра, капризная и жестокая, как обиженная богиня, не прощала секундного невнимания. Жидкий металл, почувствовав слабину в узде, издал звук, от которого зазвенели зубы у всех присутствующих – низкий, вибрирующий гул, переходящий в ультразвук.

– Ложись! – этот крик, принадлежавший кому-то из гвардейцев охраны, утонул в грохоте.

Вспышка была такой силы, что небо за окнами дворца показалось серым. Ударная волна – плотная, пахнущая озоном и жженой бумагой – подхватила Агнию, как пушинку, и отшвырнула через всю ротонду. Время растянулось. Она видела, как медленно пролетает мимо испуганное лицо Великого Князя, как разлетается на тысячи осколков гигантская ваза династии Мин, как вспыхивают занавеси.

Приземление было мягким, но катастрофическим. Она рухнула спиной в центр трехъярусной пирамиды из профитролей с кремом. Хруст заварного теста, холодный всплеск взбитых сливок и липкая сладость шоколадной глазури мгновенно заполнили её мир. Один заварной шарик забавно застрял у неё в волосах, другой – раздавился прямо в кармане, где лежала чистовая копия диссертации.

Звон разбитого хрусталя еще долго резонировал под сводами зала, перемешиваясь с истошными дамскими визгами.

Когда зрение начало возвращаться, Агния увидела последствия своего «триумфа». Гигантская люстра лежала на паркете, раздавленная собственной тяжестью. Парик графини Белозерской не просто сполз – он дымился, а сама графиня вопила на языке, который лишь отдаленно напоминал французский. Но хуже всего было то, что серебряный шар, проект всей её жизни, больше не парил. Он растекся по драгоценному дубовому паркету лужей ядовито-блестящего металла, который на глазах у всех прожигал дерево, принимая очертания чего-то крайне неприличного.

Тишина, воцарившаяся в зале через минуту, была тяжелее, чем грохот взрыва. Слышно было только, как с эполета Великого Князя Николая меланхолично капает брусничный соус, и как догорает парик графини.

Агния лежала в горе кондитерского мусора и смотрела в высокий потолок. Прямо над ней на фреске аллегорическая фигура Разума попирала ногой Хаос. В этот момент Хаос подмигнул ей.

«Интересно, – совершенно отстраненно подумала Агния, чувствуя, как липкий ванильный крем медленно затекает ей за шиворот, щекоча лопатки, – существует ли в высшей магии заклинание "Бесследное исчезновение вместе с платьем", или мне всё-таки придется вставать и объяснять, почему я превратила императорский прием в филиал ада на земле?»

Кабинет ректора Академии Магомеханики, профессора Громова, был местом, где надежды молодых ученых умирали быстро и безболезненно. Или, в случае с Агнией, долго и мучительно. Огромный дубовый стол, казалось, вырос прямо из пола, а тяжелые стеллажи с книгами нависали над посетителем, грозя раздавить его грузом многовековой мудрости. В воздухе стоял запах старой бумаги, сухого табака и разочарования.

Агния сидела на самом краешке жесткого стула, стараясь не шевелиться. Ей удалось очистить лицо и руки от крема, но платье… «Ледяная лазурь» теперь была покрыта пятнами, которые не брало ни одно бытовое заклинание. К тому же, от неё всё еще отчетливо пахло ванилью и паленой шерстью.

Громов не смотрел на неё. Он медленно перелистывал страницы в пухлой папке с казенным грифом «Чрезвычайные происшествия». Каждый шорох бумаги звучал для Агнии как удар судебного молотка.

– Итак, – наконец произнес он, не поднимая головы. Голос его был тихим, вкрадчивым и оттого еще более пугающим. – Прямые убытки – двести двенадцать тысяч золотых рублей. Три памятника архитектуры федерального значения требуют капитального ремонта. Нервный срыв у тринадцати почетных гостей. И, вишенка на этом злополучном торте из профитролей – графиня Белозерская утверждает, что после вашего эксперимента её любимый левреточный пудель начал декламировать Овидия на чистейшей латыни и требует вина.

– Это временный когнитивный резонанс, – Агния попыталась говорить твердо, но голос предательски дрогнул. – Влияние серебряной пыли на цепочки нейронных связей низших млекопитающих… Это доказывает, что поле было активным даже в момент распада!

– Молчать! – Громов ударил ладонью по столу. Пыль взметнулась золотистым облачком в луче света. – Вы не понимаете элементарных вещей, фон Рельс. У вас блестящий ум, возможно, лучший на этом потоке. Но вы идиотка. Гениальная, сертифицированная идиотка. Вы забыли первое правило Высшей Магии: «Контроль важнее Амбиций». Вы заигрались в бога, забыв, что боги не оглядываются на соус на своих перчатках.

Агния низко опустила голову, чувствуя, как щеки обжигает стыд.

– Я отвлеклась.

– Вы отвлеклись? – Громов снял очки и начал протирать их шелковым платком. Его глаза без линз казались маленькими и удивительно усталыми. – Во время эксперимента пятого класса опасности? На что? На блеск бриллиантов Великого Князя? На шепот завистников в задних рядах?

– На пятно на перчатке, – честно призналась она, понимая, что это звучит как приговор.

Ректор замер. Он посмотрел на неё так, словно видел перед собой экзотическое насекомое, у которого внезапно выросла вторая голова. Потом он медленно, с каким-то жутким спокойствием, налил себе воды из хрустального графина.

– На пятно. Разумеется. В этом вся вы, Агния. В этом вся беда современной Академии. Вы привыкли, что магия – это красивые формулы на доске, чистые лаборатории и аплодисменты после лекций. Вы живете в мире идеальных моделей. Но настоящий мир – он грязный. Он пахнет потом, навозом и кровью. Вы боитесь жизни, Агния. Вы – тепличный цветок, который решил, что может управлять ураганом, не выходя из оранжереи.

Он вытащил из ящика стола конверт. Плотная, желтоватая бумага. Красная сургучная печать с изображением скрещенных молота и кипри – эмблема Горного Департамента Империи.

– Это ваш билет в реальность, – сказал Громов, подвигая конверт к ней. – По закону я должен был предать вас военному трибуналу за порчу государственного имущества в особо крупных размерах. Лишение всех званий и пять лет каторги на свинцовых рудниках.

Сердце Агнии пропустило удар. Каторга? Она, чьи руки знали только шелк и перья, будет дробить камни?

– Но, – продолжил ректор, – учитывая ваше… специфическое дарование в области управления энергией серебра, Горный Департамент решил проявить милосердие. Империи нужны специалисты на окраинах. Там, где законы физики работают чуть иначе, а законы людей не работают вовсе.

Агния дрожащими пальцами взяла конверт.

– Ссылка?

– Мы называем это «полевой практикой с расширенными полномочиями», – сухо поправил Громов. – Вы назначаетесь младшим инспектором по магобезопасности. Сектор Восток-13. Станция «Тупик-4». Застава «Кедровая Падь».

У Агнии пересохло в горле. Она слышала это название. «Кедровая Падь» была легендой среди студентов – место, откуда не возвращаются статьи в научные журналы. Место, где добывают «дикое серебро», и где защитные контуры пожирают магов одного за другим.

– Это же Сибирь, – прошептала она. – Дикий край. Там даже почты, говорят, нет.

– Зато там много серебра, которое нужно Империи для питания столичных парков и ваших любимых балов, Агния. И там сейчас очень плохие дела. Магические аномалии, прорывы Нави, оборудование выходит из строя. Вы хотели доказать, что ваши формулы справятся с хаосом? Поздравляю. У вас будет три года, чтобы сделать это на практике.

– Но я теоретик! – Агния вскочила, и стул с грохотом отлетел назад. – Я пишу статьи о волновой природе эфира! Я не умею выживать в лесу! Громов, это верная смерть!

– Либо смерть в тайге, либо позор и кандалы здесь, – ректор впервые за весь разговор улыбнулся. Улыбка была хищной и совсем не доброй. – Выбор за вами, коллега. Поезд отходит ровно в полночь с Московского вокзала. Литерный состав. Опоздаете – я подпишу приказ об аресте. И еще один совет, Агния…

Она замерла у двери, сжимая проклятый конверт так, что острые края бумаги впились в ладони.

– Оставьте свои платья здесь. Там они вам пригодятся разве что для того, чтобы заткнуть щели в избушке. Купите самые толстые шерстяные носки, какие найдете. Говорят, в Кедровой Пади холод умеет кусать за самую душу.

Поезд «Императорский Экспресс» представлял собой триумф инженерной мысли над здравым смыслом. Огромный, бронированный, весь из заклепок и черного металла, он напоминал не транспортное средство, а сухопутный линкор, решивший покорить сушу. Вместо дыма из его труб вырывались снопы лазурных искр – маго-реактор внутри утробно рокотал, пожирая версты.

Первые двое суток Агния провела в своем купе, погруженная в состояние между депрессией и яростью. Она методично перебирала свой гардероб, понимая всю его бесполезность. Шёлковые чулки, кружевные панталоны, три пары туфель на каблуках «рюмочкой»… Единственной полезной вещью оказалась старая куртка из плотной кожи, которую она когда-то купила для полевых выходов в пригороды Петербурга.

«Это временно, – повторяла она себе как мантру, глядя на свое отражение в узком зеркале. – Я приеду, наведу порядок, оптимизирую потоки серебра, напишу отчет, который заставит Академию содрогнуться от восторга, и уже к весне буду пить кофе на Невском».

Но реальность начала меняться уже на третий день, когда поезд пересек Уральский хребет.

Блестящий столичный тягач отцепили на крупной узловой станции. Его заменили на нечто ужасающее: локомотив класса «Мамонт», покрытый слоями защитной соли, рунами и копотью. Окна вагонов теперь закрывались тяжелыми стальными ставнями, а вежливые проводники в накрахмаленных воротничках сменились на хмурых людей с армейской выправкой и револьверами системы «Наган» на поясах.

– Дальше – Свободные Территории, барышня, – буркнул один из них, когда Агния попыталась выйти в тамбур за стаканом чая. – Купцы в вагон-ресторан не ходят. Сидите в купе, ставни не открывайте. Если услышите, как снаружи кто-то плачет младенческим голосом – не вздумайте откликаться. Это не младенцы.

– А кто? – Агния поправила пенсне, стараясь сохранить холодный, ученый тон. – Местные фаунистические формы с развитой мимикрией?

Офицер посмотрел на неё как на скорбную разумом.

– Это Навь, барышня. Лесное лихо. Оно кости не ест, оно только душу выпивает, а тело оставляет бродить вдоль путей. Так что сидите тихо и молитесь, если умеете.

На пятые сутки в вагоне стало невыносимо холодно. Магический обогрев, питаемый от центрального реактора, начал барахлить – магия здесь как будто густела, становилась вязкой и неповоротливой. Агния сидела, завернувшись в три шали, и пыталась читать старый трактат «О хтонических сущностях и способах их дезинтеграции». Буквы прыгали, а смысл ускользал.

К ней в купе подсел попутчик. Пожилой мужчина в поношенном подряснике, пахнущий дешевым табаком, сушеными грибами и чем-то очень древним. Он молча достал из холщового мешка вареное яйцо, ловко разбил его об край столика и начал чистить.

– В ссылку, доченька? – спросил он, протягивая ей половинку яйца. Глядя на неё, он как-то по-доброму, но грустно улыбался.

– В спецкомандировку, – отрезала Агния, игнорируя угощение. – Я инспектор высшей категории.

– Инспектор… – Старик хмыкнул, жуя. – Красивое слово. В столице-то оно, поди, горы двигает. А здесь, за Камнем, слова мало значат. Здесь только кровь и серебро в цене. И глаза у тебя больно чистые. Не для наших мест глаза.

– У меня есть образование, – Агния вскинула подбородок. – Я знаю теорию поля, я умею строить защитные контуры. Я вооружена всеми достижениями имперской науки.

Старик рассмеялся – тихо, мелко, как будто рассыпал горох по полу.

– Наука… Скажи это тайге, когда она тебя обнимет. Тайга – она ведь как женщина, только очень злая и старая. Она гордых не любит. Она их берет за шиворот, встряхивает – и вся столичная спесь вылетает, как труха из дырявого подушки. Хрусть – и нет человека, одни пуговицы блестят в снегу.

– Я не боюсь трудностей, – заявила Агния, хотя холод внутри неё рос не от погоды, а от его слов.

– Не бояться – это хорошо. Это полдела. Главное – не считай себя выше того, что увидишь. Тут магия – это не формулы на бумаге. Это жизнь сама. Она в травах, в камнях, в вое волчьем. Если попросишь её ласково – может, и пропустит. А если полезешь со своими «интегралами»… Ну, Лихо тоже любит грамотных. Говорят, мозг у них вкуснее. Липкий такой, как помадка.

Агния демонстративно отвернулась к окну. Ставня была приоткрыта на узкую щель. За стеклом, густо покрытым инеем, проносилась Первобытная Тьма. Это был не просто лес – это была стена из исполинских лиственниц и сосен, которые стояли так плотно, что казались единым организмом. И в этой тьме, далеко за гранью света фонарей поезда, что-то двигалось.

Огоньки. Гнилушки? Или глаза тех, кто ждал здесь сотни лет, пока цивилизация проложит свои хрупкие рельсы сквозь их владения? Силуэты – слишком изломанные, чтобы быть деревьями, слишком огромные, чтобы быть зверями – медленно скользили вдоль состава.

Агния прижала ладонь к стеклу. Холод прошил её насквозь, до самых костей.

– Я справлюсь, – прошептала она, и её дыхание оставило на стекле туманное облачко. – Я Агния фон Рельс. Я лучший выпускник курса. Я заставлю это место работать по моим правилам.

Поезд вдруг издал протяжный, надрывный гудок. Тяжелые колеса заскрежетали по рельсам, выбирая последние версты. Впереди, в снежной мгле, показался одинокий, тусклый фонарь, раскачивающийся на ветру.

– Конечная! – проорал проводник, гремя засовами дверей в коридоре. – Станция «Тупик-4»! Дальше рельсов нет! Всем на выход, стоянка три минуты, пока смазка в буксах не встала колом!

Агния встала. Ноги затекли и казались чужими. Она надела свою маленькую фетровую шляпку с вуалью – вещь, которая выглядела здесь как насмешка над реальностью, – схватила тяжелый кожаный саквояж и шагнула в тамбур.

Дверь с лязгом отъехала в сторону, открывая зев в неизвестность.

В лицо ей ударил ледяной заряд. Это был не просто ветер – это был живой, яростный поток воздуха, пахнущий хвоей, горелым металлом и застарелым страхом. Мороз мгновенно обжег легкие.

Агния сошла на перрон. Хотя «перрон» – это было слишком громкое слово. Куча наваленных шпал, занесенных снегом по колено, и покосившийся деревянный столб. Вокруг была абсолютная, звенящая пустота. Ни носильщиков в ливреях, ни оркестра, ни хотя бы пьяного ямщика. Только лес, который обступал крошечный островок света, нависая над ним, как голодный хищник, готовый в любой момент проглотить эти жалкие остатки цивилизации.

Поезд, свистнув на прощание, тут же начал сдавать назад. Ему явно не терпелось убраться отсюда как можно дальше. Через минуту его красные огни растворились в метели, и Агния осталась в полной тишине.

– Эй! – крикнула она, и её голос прозвучал тонко и жалко, мгновенно поглощенный лесом. – Я здесь! Я новый инспектор из столицы! Кто меня должен встречать?!

Тишина ответила ей воем. Это не был волчий вой. Это был многоголосый, переливчатый звук, в котором слышался смех и плач одновременно. У Агнии волосы на затылке встали дыбом, а магический амулет на шее – тяжелый серебряный диск – внезапно раскалился, больно обжигая кожу сквозь ткань платья. Это означало только одно: предельная концентрация Нави.

Из темноты леса, прямо в круг света от фонаря, медленно выступила фигура. Огромная, лохматая, с глазами, которые горели ровным, холодным серебром. Она не шла – она перетекала по снегу, не оставляя следов.

– Ну, здравствуй, десерт со сливочным кремом, – прошептала Агния, чувствуя, как внутри неё просыпается что-то первобытное, ледяное. Она сжала ручку саквояжа так, что костяшки пальцев побелели. – Если ты думаешь, что я сдамся без боя, то ты плохо знаешь теоретиков магомеханики.

Она полезла в карман и вытащила свою единственную, запрещенную правилами Академии страховку – экспериментальный маго-пистолет системы «Вулкан». Компактный, с игольчатым бойком и магазином на шесть эфирных зарядов.

Она направила его на тварь и молилась всем богам логики и математики, чтобы чертова смазка внутри него не превратилась в камень при этом морозе.

Конец главы 1

Глава 2. Конечная станция

Фигура, медленно выплывшая из вязкой, как деготь, лесной тьмы, была не человеком и даже не зверем. Это Агния поняла сразу, хотя её мозг, натренированный на безупречную классификацию видов, панически пытался подобрать научное определение тому кошмару, что предстал перед ней.

Существо напоминало исполинского медведя, которого какой-то безумный создатель вывернул наизнанку и собрал заново из обломков гнилой древесины, льда и ороговевших костей. Вместо шерсти его тело покрывали серые, сочащиеся инеем наросты, похожие на древесные грибы-трутовики. Вместо глаз – две бездонные провала, в глубине которых тлел холодный, мертвенный свет, не имеющий ничего общего с жизнью. От твари исходил запах… нет, это был не звериный запах. Это была химическая атака: тошнотворная смесь разложения, старого озона и горькой полыни.

– Идентификация угрозы! – голос Агнии сорвался на визг, который тут же замерз в воздухе колючими кристаллами.

Она судорожно вскинула пистолет. Рука ходила ходуном, но мышечная память, вбитая на изнурительных уроках боевой магии, сработала безупречно. Большой палец сдвинул предохранитель, указательный нажал на спуск. В этот момент она чувствовала себя героиней имперской хроники, стоящей на страже цивилизации против первобытного хаоса.

Щелк.

Вместо оглушительного хлопка и вспышки лазурной плазмы, способной испарить стальную плиту, «Вулкан» издал жалкий, сухой и до ужаса окончательный щелчок. Маго-контур под кожухом пистолета выдал слабую струю искр и тут же погас. Смазка? Нет, не в смазке было дело. Весь эфир в этом месте был… пустым. Он не питал оружие, он пожирал его энергию, как губка.

Существо медленно склонило голову набок. Издалека этот звук можно было принять за треск ломающихся на ветру веток. Тварь не боялась. Она, кажется, улыбалась – если можно назвать улыбкой разрыв на морщинистой, серой морде, полный острых сосулек вместо зубов.

– Назад! – Агния попятилась, спотыкаясь о подол своего нелепого пальто. – Именем Императора, я приказываю тебе…

Тварь рыкнула – звук был похож на сход лавины – и бросилась вперед. Невероятно быстро. Невозможно быстро для такой груды мертвого мяса.

Агния зажмурилась, выставляя перед собой бесполезный пистолет, как щит.

«Вот и всё. Глупо. Нелепо. Даже формулу прощального благословения не успела составить… А ведь Штерн предупреждал…»

Бах!

Выстрел не имел ничего общего с высокой магией. Это был грубый, плотский, оглушительный грохот порохового оружия, от которого у Агнии мгновенно заложило уши.