Древнейшая история Руси: как оно было!

II. О Повести временных лет

В. Н. Дёмин в своей работе «Русь летописная» высказал много критических замечаний по действующей версии истории России. Чем интересна эта работа? В ней обозначены и выделены узловые моменты нашей древней истории, которые однозначно свидетельствуют о ложности академической версии истории. В. Дёмин был очень близок к истине в своих выводах, но ему не хватило исторических фактов, чтобы окончательно раскритиковать те догмы, которые существуют уже более 200 лет в русской истории. В данном разделе мы попытаемся связать аргументы и выводы В. Дёмина с имеющимся фактическим материалом, в частности в «Будинском Изборнике»35.

По мнению В. Н. Дёмина, «ответы на многие животрепещущие и не потерявшие по сей день актуальности вопросы можно отыскать в древних русских летописях. ещё больше в них неразгаданных тайн. Можно смело сказать: любая летопись – сплошная тайна. И вообще: то, что мы знаем об истории своего Отечества, в сравнении с тем, чего мы не знаем, – это капля в океане [совершенно верно]. Записи летописцев – всего лишь опорные вехи, позволяющие вести исторический поиск в заданном направлении, но неизбежно оставляющие многие вопросы без ответов. А сколько здесь намеренных искажений, приписок или, наоборот, подчисток, когда ножом выскабливались целые абзацы (впрочем, можно было поступать проще – выдирать „с мясом“ целые страницы, как это проделано с Новгородской первой летописью старшего извода)». Базируясь на работе В. Н. Дёмина «Русь летописная», попытаемся понять в первую очередь, что же собой представляет наша «начальная» летопись36.

В Несторовой начальной летописи исторические сведения по многим годам отсутствуют вообще [конечно, ведь имеющаяся версия ПВЛ сфальсифицирована Сильвестром, поэтому и стёрты некоторые события по годам, которые имелись у Нестора]. Например, с 916 по 940 год (лета) 21 хронологическая позиция оказывается пустой: цифрами обозначены только даты, а информации никакой. Отчасти это можно объяснить утерей листов первичного текста [это вряд ли] – но только отчасти. Во всяком случае ничего общего с истиной не имеет мнение отдельных историков, что в течение пропущенных лет на Руси, дескать, ничего существенного не произошло. Ой ли! [согласны с Дёминым, абсурдное объяснение, см. комм. выше]. Скорее всего, наоборот: именно в эти годы произошло нечто такое, что заставило цензоров пустить в дело все своё живодёрское мастерство [именно так]. Не приходится особенно сомневаться, что большинство летописных лакун наверняка представляют собой следы бесславной деятельности позднейших редакторов и переписчиков, с остервенением изымавших и уничтожавших в угоду правящим властям обширные фрагменты текста. Так было всегда, и за примерами далеко ходить не надо. И во времена Нестора-летописца изымали целые листы ранее написанного текста или же соскабливали с пергамента неугодные имена и факты.

Таким образом, 1-я загадка летописей – это сам летописный текст: освобождённый от позднейшей идеологической «правки», он предстаёт в совершенно ином свете [исходный текст Нестора, конечно же, был другим; см. анализ этого у С. Лесного («Откуда ты, Русь?») либо по ссылке 37]. 2-я загадка летописей – предшествовавшее им знание о далёкой истории, ибо начало русской хронологии с двух дат – 852 год (появление русского флота у стен Царьграда) и 862 год (прибытие Рюрика с братьями в Новгородскую землю) – отнюдь не означает, что до этого события русской истории никак не фиксировались, – даже если это были в основном устные предания [может и не фиксировались, но дело в другом: русская история гораздо древнее37]. Следовательно, требуется сопоставить, так сказать, писаную историю с устной традицией и установить основные вехи той, реальной истории, которая предшествовала летописной (так как без первой невозможно правильно понять последнюю) [именно так].

Согласно Дёмину, начальная русская летопись (иначе «Повесть времённых лет»), созданная Нестором-летописцем и в дальнейшем основательно «обработанная» Сильвестром и другими «правщиками» [вот, Дёмин даже в курсе, кто правил ПВЛ], рисует величественную (а подчас трагическую) панораму событий русской истории, связанных преимущественно с первыми двумя веками правления киевской великокняжеской династии Рюриковичей. Когда «отец русской истории» приступил к своему труду, с момента принятия христианства на Руси не прошло и ста лет.

На страницах самой «Повести временных лет» имя Нестора не сохранилось [конечно, оно было убрано Сильвестром, он ж стал автором], и авторство установлено косвенным путём на основе несложных логических умозаключений [странно, в конце ПВЛ обозначено авторство Сильвестра…]. Так, текст «Повести» в составе Ипатьевской летописи начинается с безымянного упоминания её автора – черноризца Печерского монастыря, а в послании другого печерского монаха, Поликарпа, к архимандриту Акиндину, датируемом XIII веком, прямо указывается на Нестора как автора Начальной летописи [да, Нестор автор первой летописи, но она не сохранилась, её никто, никогда не видел!]. То же самое говорится и в «Житии преподобного Антония», составленном несколько позже, но опирающемся на устные монастырские предания, в точности которых на сей счёт сомневаться не приходится [без сомнения, летопись Нестора была, но её никто не видел]. Возможно, и в авторском варианте «Повести временных лет» значилось его имя, но было выскоблено (случайно или намерено [здесь двух мнений быть не может, конечно, намеренно]) при последующем редактировании [!?].

Точных сведений о годе и месте рождения «отца русской истории» не сохранилось, нигде не записана и точная дата его смерти. Разные исследователи и в разные времена пытались по косвенным намёкам установить точные даты жизни летописца. На основании скрупулёзных разысканий плеяды русских историков в знаменитом Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона они были указаны совершенно определённо: 1056—1114 [!]. Однако последующая «исследовательская» деятельность ученых-крохоборов [правильное уточнение] привела к полному отрицанию обеих (нижней и верхней) хронологических планок. Они «доисследовались» до того, что, скажем, в 3-м издании Большой советской энциклопедии вслед за именем Нестора уже напечатано: годы рождения и смерти неизвестны. Датировка Брокгауза и Ефрона отражает авторитетное мнение дореволюционной русской историографической школы. Имеется, правда, ещё точка зрения школы академика Дмитрия Сергеёвича Лихачева (1906—1999), возобладавшая ныне благодаря своему монопольному положению [а это был главный крохобор, со временем мир узнает истинное лицо Лихачева и цену его деятельности38]: она отрицает [ещё бы] конкретные даты Несторова рождения и смерти, ограничиваясь указанием: 1050-е годы – начало XII века. В любом случае все сходятся на том, что преподобный Нестор прожил около шестидесяти лет [видим, что даже в таком простом вроде вопросе о годах жизни Нестора ортодоксы ведут себя просто неприлично].

Хотя Нестор и начинал своё летописное повествование с «после потопных времён» [каких, библейских? так это всё религиозный вымысел] и пытался сопрячь его с некоторыми событиями мировой истории, появление славян на исторической арене он смог проследить только с момента появления их на Дунае (то есть после длительного периода общеиндоевропейской миграции, о чем русские летописцы не имели ни малейшего понятия) [Именно так, монахи – главные летописцы опирались только на библейские сюжеты, но задайтесь простым вопросом: а откуда же пришли на Дунай некие «славяне», какова предыстория этого? И кто, собственно, пришёл?]. Покрыты густым туманом для отца отечественной историографии и начальные события, происходившие, собственно, на Русской земле. Князя Кия – основателя Киева, его братьев Хорива и Щека и сестру Лыбедь он не в состоянии привязать к какой-либо надёжной дате и целиком оставляет во власти легенд. Первая реальная дата, как уже неоднократно упоминалось, относится к 852 году, когда у стен Царьграда появился мощный русский флот.

Далее на страницах Несторовой летописи появляются загадочные исторические персонажи, которые не скоро отсюда исчезнут. Конечно же, имеются в виду варяги. В 859 году они прибыли «из заморья», дабы собрать со славянских и финских племён причитавшуюся им дань [варяги никогда не были ни грабителями, ни захватчиками, этим занимались норманны-викинги из Скандинавии; варяг – мирная профессия, это те, кто охранял торговые караваны], в 862 году их изгнали – снова «за море» (должно быть, за злоупотребления), но ненадолго: в том же году варяги вновь вернулись [странный тезис, как будто Рюрик и компания то же участвовали в грабежах Земли русской], и трое из них – Рюрик, Синеус и Трувор – стали княжить в Новгородских землях [вот, получается, что Дёмин не разобрался в истории Руси тех времён; указанные трое не начали княжить по прибытии, а через два года по прибытии (как было на самом деле см. далее) захватили Русь и только после этого начали княжить…]. Синеус и Трувор вскоре умерли (или же были убиты – летопись о том многозначительно умалчивает), а Рюрик положил начало правящей династии, с чьей судьбой история России [откуда вдруг взялась «Россия», была и есть Русь] оказалась связанной на долгие семь с половиной веков [нет, рюриковичи закончились на Владимире Святом, далее правили словенские князья, начиная с Ярополка и Ярослава (они не были родными для Владимира, т.е. рюриковичами)39].

Какой основной вывод напрашивается из «начальной» летописи прежде всего: варяги – какой-то совершенно самостоятельный этнос в ряду других народов [варяги не этнос, а ремесленники – профессионалы по охране торговых караванов], перечисленных Нестором. И уж никак не норманны – не шведы и не норвежцы, которые были на Руси хорошо известны [именно так], но только не под именем варягов. Сами свеи и урмане также никогда себя варягами не называли (а именовались викингами [именно так]), и в шведском, норвежском и датском языках такого слова вообще нет. Тем не менее на основании в основном косвенных данных в умы россиян была внедрена, в общем-то, совершенно необоснованная и, по существу, нелепая мысль, что варяги – это не кто иные, как германоязычные викинги-скандинавы [это чистой воды обман и фальсификация исторических сведений].

Дальше – больше: поскольку в «Повести времённых лет» варяги сближались с русью («…Зваху тьи варязи русь», – говорит Нестор [не Нестор, а Сильвестр]), постольку и этноним «русь» первоначально относился к какому-то германоязычному скандинавскому племени, а ни к какому не славянскому [на самом деле русскому]. Что-либо более абсурдное, полагает В. Н. Дёмин, за триста лет существования русской историографии трудно было придумать [верная оценка ситуации]. Летописцы до такой глупости не додумались; они вслед за Нестором писали только то, что было на самом деле: варяги – это русь, и от них пошло название (прозвася) Русская земля [Дёмин не разобрался в сути вопроса: Русская земля прозвалась от народа русы, который существовал задолго до появление варягов, т.к. был одним из первых народов зародившейся Белой расы на севере Евразии]. Что сие означает? Только то, что написано: варяги были русскими [нет не так, варяги были Русами, а не русскими, а это две большие разницы]. Какие бы то ни было скандинавские викинги здесь ни при чем [именно так]. И говорили варяги по-русски или почти что по-русски [скорее всего, почти по-русски]. Почему до сих пор и не выявлено, и не зафиксировано ни одного варяжского слова? Ответ более чем прост: какой-то варяжской лексики не было в принципе, ибо варяжский язык мало чем отличался от русского [именно так].

Посудите сами: «Мы – от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Педславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков, Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Ятвяг Гунарев; Шибрид Алдан; … посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими…» Обратите внимание, сколько раз в первом абзаце (а всего в договоре их 23) повторено в разных вариантах слово «русский». Сие, надо полагать, точнейшим образом соответствовало реальному положению дел: варяги считали себя такими же русскими [комм. см. выше], как и днепровские или новгородские славяне [днепровские и новгородские люди были русами, «славяне» выдуманный наукой народ, который никогда не существовал, поэтому-то «академики» и не могут до сих пор найти прародину этих «славян»40]. О том же свидетельствует и исходная формула договора: «Мы – от рода русского…»

Добавляем к мнению Дёмина следующее: варягами назывались Русы, жившие по всему поморью (южному берегу Балтики), в том числе варяги-русы на Полабии – ободриты (откуда родом Рюрик), варяги-руги на острове Рюген – ругии (кем был Олег по рождению). В целом же надо сказать, что Варяг – это наёмный воин, охранник. «Варяг» не есть название какого-то народа, это название профессии – от «вара» – «охрана», «стража».

В Лаврентьевской летописи, если читать по оригиналу, а не по «уточнённому» (то есть по подправленному) тексту, сказано: «И от техъ прозвася Руская земля ноугородьци ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска · преже бо беша словени». Написано, естественно, без пробелов и заглавных букв, только в одном месте «цельнолитая» строка разбита разделительной точкой. Исключительно важное свидетельство, но на него историки почему-то внимания не обращают [ортодоксам это было просто не нужно]. А зря! Здесь ведь чёрным по белому прописано: род варяжский изначально был славянским, и варяги вместе с новгородцами говорили на русском языке! Ибо в противном случае получится, что население Великого Новгорода (оно ведь «от рода варяжского») и до призвания Рюрика, и в дальнейшем, надо полагать, пользовалось одним из скандинавских языков (если, конечно, придерживаться тупиковой формулы «варяги = скандинавы»). Абсурд? В самом деле – другого слова не подберёшь! [Таковы наши «академики» от истории и в целом историческая наука!]

Почему Нестор-летописец, перечисляя через запятую «потомство Иафетово»: варяги, шведы, норвеги, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, венецианцы и прочие, – не объявляет варягов шведами или норвегами (хотя в летописном перечне они названы раньше руси) и не утверждает, что варяги говорили по-шведски или по-норвежски? Да потому, что для русского летописца, как и для всех русских людей той эпохи, было абсолютно ясно: варяги – никакие не шведы и не норвеги, а такие же русские [нет, Русы], как они сами, – коль скоро даже переводчиков для общения не требовалось. Но то, что было самоочевидным ещё в XII веке для Нестора и его современников, впоследствии оказалось камнем преткновения [это можно и нужно назвать по-другому: это откровенное вранье ради антирусских целей] для большинства исследователей «Повести временных лет».

Выводы В. Дёмина полностью подтверждаются сведениями из Будинского Изборника. Летописные варяги не были норманнами (норвежцами, шведами, датчанами), а были варягами-русами, которые с незапамятных времён жили бок о бок с Русью Словенской и были им родственны. Отсюда следует и наличие у них одного и того же языка, что свидетельствуется ненужностью переводчиков при их общении и отсутствием каких-либо оставшихся следов варяжских слов в русском языке.

Но главный интерес, конечно, представляет смысл вышеприведённой сакраментальной фразы, на которой споткнулась не одна сотня великих и мелких историков и которая сделалась отправным пунктом бесславной норманской теории. Тезис о прозвании Русской земли вмещает очень ёмкую и исключительно важную информацию. Во-первых, «от тех» относится не к варягам вообще, а к братьям Рюрику, Синеусу и Трувору, о которых речь идёт в предыдущем предложении (слово «варяг (ов)» добавили позднее, и оно существенно изменило смысл всего сказанного) [Дёмин не разобрался опять: суть то совсем в другом, Русь родилась значительно раньше и прозвалась от народа Русов, первых, практически, людей Белой расы человечества].

Во-вторых, Рюрик и его братья назвали Русской землёй не всю, так сказать, будущую Россию, а в первую очередь отнесли к ней новгородцев, жителей Новгорода [во как, вот и доказательство непонимания Дёминым реалий; а первая Киевская Русь как же, которая начала существовать с 431 года, её кто назвал Русью?], то есть нового города, построенного на месте старого Словенска, первой русской столицы [я бы не был столь категоричен в отношении первой столицы, ведь мы многого ещё не знаем, вернее, знаем, что русы жили в Причерноморье 20 тыс. лет назад (Влескнига); русы переселились в Евразию предположительно в 75 тыс. до н.э. (Сказы Захарихи) и т.д.], находившейся тут же поблизости на Волхове и названной так по имени князя Словена. Потому-то и потребовалось уточнить, кем теперь стали [неужели] новгородцы, которые «прежде бо беша словени» [да не уточнение это, а фальсификация того, что словени стали Русью, хотя Новгородская Русь, именно Русь с последним её князем Вадимиром (Вадим Храбрый), которого убил Рюрик, существовала с 365 года!41], то есть являлись жителями (населением) города Словенска.

В-третьих, ключевым во всей разбираемой фразе является упоминание не о прежнем прозвании новгородцев – «словени», то есть «жители Словенска», а о том, что они являются соплеменниками варягов («ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска»). Другими словами, если рассуждать, так сказать, «от противного», получается, что и сами варяги, и Рюрик с братьями были обыкновенными русскими людьми [Русами, русскими они не были] (хоть и жили в Заморье) и говорили на обычном русском языке [на его наречии], а не на каком-либо из скандинавских. В противном случае получится, что на норвежском, шведском или датском языке говорили новгородцы, ибо были они, как и Рюрикова семья, «от рода варяжська».

Самое главное, что текст Нестора о призвании варяжских князей не совпадает в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях [именно так и проявляет себя фальсификат]. Не менее любопытен данный отрывок и в факсимиле Радзивиловской летописи, где соответствующий 8-й лист (с четырьмя миниатюрами на аверсе и на реверсе) является самым зачитанным – с текстом частично вообще утраченным, оборванным по краям и замусоленным от прикосновений пальцев тех, кто пытался разгадать тайну первой царской династии Рюриковичей. Вот как звучит знаменитый сакраментальный фрагмент в передаче Ипатьевской летописи (точнее – по Ипатьевскому списку «Повести временных лет»): «В год 6370 (862). И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали: «Поищем сами себе князя, который бы владел нами и рядил по ряду и по закону». Пошли за море к варягам, к руси [никто варягов не призывал, князь Гостомысл послал ободритам грамоту со своим завещанием, где Рюрику, как среднему внуку Гостомысла, и только ему одному из братьев, отдавался городок Ладога на княжение, т. е. Рюрику досталось некое наследство как и другим потомкам Гостомысла на Руси; отмечаем, что Ладога уже существовала к тому времени, Рюрик ничего не строил].