Древнейшая история Руси: как оно было!

Когда Владимир вероломно [во как, а если разобраться, то Владимир пресёк незаконную деятельность узурпатора власти на Руси] умертвил старшего брата Ярополка, первое же, что он сделал, согласно повествованию летописца [согласно фальсификаторам], это овладел вдовой великого киевского князя, красавицей гречанкой (имени которой история для нас не сохранила). «И была она беременна, и родился от неё Святополк», – сообщает далее «Повесть временных лет», подчёркивая изначальность каиновой печати, наложенной на будущего убийцу святых мучеников Бориса и Глеба. Из сообщения летописца неясно также, была ли гречанка уже беременна [именно так, была], когда стала наложницей Владимира (и тогда Святополк Окаянный – не родной его сын [именно так]), или же зачала во грехе будущеё «исчадие ада» русской истории. Помимо множества жён имел Владимир также бесчисленный гарем, его можно сравнить разве что с гаремом царя Соломона [это ложь про гарем от фальсификаторов]. Естественно, летописец не преминул сие сделать: «Был же Владимир побеждён похотью. Были у него жены. Рогнеда, которую поселил на Лыбеди, где ныне находится сельцо Предславино. От неё имел он четырёх сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей, от гречанки имел он Святополка, от чехини – Вышеслава, а ещё от одной жены – Святослава и Мстислава, а от болгарыни – Бориса и Глеба.

Что смерть – безглазая старуха с косой – притаилась за плечами крестителя Руси, тогда ещё не ведал никто. Про те события, ставшие переломным этапом русской истории, Нестор-летописец сообщает как всегда – скупо и бесстрастно: «В год 6522 (1014). Когда Ярослав был в Новгороде, давал он по условию в Киев две тысячи гривен от года до года, а тысячу раздавал в Новгороде дружине. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав перестал платить в Киев отцу своему. И сказал Владимир: „Расчищайте пути и мостите мосты“. Ибо хотел идти войною на Ярослава, на сына своего [нет, он не сын Владимира], но разболелся. В год 6523 (1015). Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привёл варягов, так как боялся отца своего, но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис, а тем временем печенеги пошли походом на Русь, и Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся, в этой болезни и умер [Владимира убили, и этот факт установлен при эксгумации его могилы] июля в пятнадцатый день. Умер же князь великий Владимир на Берестове, и утаили смерть его [именно, факт убийства Владимира был сокрыт], так как Святополк был в Киеве [Святополк участвовал в заговоре против Владимира, который ему не был отцом]. Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его в ковёр и спустили верёвками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы, которую сам когда-то построил. Узнав об этом, сошлись люди без числа и плакали по нем – бояре как по заступнике страны, бедные же как о своём заступнике и кормителе. И положили его в гроб мраморный, похоронили тело его, блаженного князя, с плачем великим».

Здесь за каждой фразой и даже словом скрывается бездна страстей, многие недоговорённые (или намеренно усечённые) фразы породили самые невероятные домыслы. Зачем надо было скрывать смерть всесильного князя, прятать его тело и тайно перемещать глубокой ночью? [потому что был заговор, и его надо было сокрыть…] Почему опальный Святополк вдруг оказался в Киеве? [Святополк был главным заговорщиком и реализовал свой замысел…] Был ли он заинтересован в смерти отца? [Святополк не сын Владимира…] ещё бы! Но разве не был точно так же заинтересован в устранении Владимира другой сын – Ярослав [у Ярослава был свой план, и он не сын Владимира], правивший в Новгороде и на которого отец шёл войной? А затаившиеся языческие жрецы и их не смирившаяся с новой религией паства? Словом, уже не раз высказывалось предположение, что смерть крестителя Руси была насильственной [именно так и было]. Конечно, проще всего было незаметно подсыпать яду. Однако, когда в 30-е годы XVII века по указанию митрополита Петра Могилы в Киеве производились раскопки Десятинной церкви, разрушенной ещё во времёна Батыева нашествия, был найден мраморный саркофаг-гробница с именем Владимира Святославича, а в нем – кости со следами глубоких разрубов и отсеченной головой, при этом некоторые части скелета вообще отсутствовали… [вот и ответ на поставленные выше вопросы…]

Вслед за кончиной последовал ряд других, не менее ужасных смертей и братоубийств. Святополк (Окаянный), захвативший власть в Киеве, принялся с методичной последовательностью устранять конкурентов-соперников и возможных претендентов на престол [именно так]. Первыми жертвами стали святые мученики Борис и Глеб (за ними брат от другой матери – Святослав). Высказывалось предположение, что убийством Бориса и Глеба, которое потрясло и всколыхнуло всю Русскую землю, Святополк всего лишь нанёс упреждающий удар. Будущих святых братьев родила Владимиру жена-«болгарыня», но была она не дунайской славянкой, как полагает большинство читателей, а волжской булгаркой [волжские булгары не имеют никакого отношения к болгарам]. Для укрепления своих позиций Бориис и Глеб намеревались воспользоваться услугами родичей по материнской линии и привести к Киеву в противовес полякам – союзникам Святополка (его тестем был могущественный король Болеслав), а также наёмным варягам – союзникам Ярослава – тюркскую орду. Для того и отправились на родину своих предков, но по пути их настигли убийцы, посланные Святополком.

Это – по летописи и каноническому житию. Но опять-таки: нельзя не учитывать, что Ярослав, приведший под стены Киева 40-тысячное новгородское ополчение да ещё тысячу профессиональных воинов-варягов, не менее Святополка был заинтересован в устранении любых конкурентов [верно, два приёмных сына Владимира рвались к власти, поэтому потом начали воевать между собой]. Никаких сентиментальных чувств ни к братьям, ни к отцу с матерью, ни к какой-либо другой родне он не питал [а прямого родства и не было…]. Перед описываемыми событиями накал дошёл и без того напряжённых семейных отношений до предела – так что отец [не отец, а отчим] намеревался проучить строптивого сына с помощью карательной дружины и сам её возглавил. Это потом, когда вокруг не осталось соперников, Ярослав, что называется, поумнел и прослыл Мудрым [это на бумаге, а на самом деле он имел прозвище «Хромой»]. Таковым, кстати, ни современники, ни летописцы его не величали, а эпитет придуман Карамзиным [позорное действие фальсификатора].

Интересна также судьба первого русского митрополита Илариона, о котором мало что известно. В определённый момент на страницах летописей имя его больше не появляется – ни в какой связи. Странно, не правда ли? Прямо наваждение какое-то! Иларион – фигура воистину Дантова масштаба: первый русский митрополит, первый русский писатель и философ, выдающийся общественный деятель, сподвижник Ярослава Мудрого, надёжная опора всех его славных дел и начинаний, он вдруг оказался изгнанным, вычеркнутым со всех летописных страниц. Просто так сие произойти не могло. Значит, было сделано умышленно. Перед нами почти что детективная история. Но она отчётливо читается между строк – тех самых летописных строк, которые были тщательно вымараны и выскоблены последующими «правщиками».

В 1054 году умирает Ярослав Мудрый. Иларион лишается могучего покровителя и в результате политических и церковных интриг вынужден оставить митрополичью кафедру. С тех пор о нем ни слуху, ни духу – ни на страницах летописи, ни в церковных анналах. Куда же он мог деться? Ломать голову особенно не приходится: Иларион ушёл в монастырь, начало коему сам же и положил, и принял постриг, получив при этом, как и подобает, новое иноческое имя. И в самом деле – именно в это самое время среди братии Киево-Печерского монастыря появляется новое лицо – мних Никон, ставший выдающимся деятелем отечественной истории, настолько выдающимся, что получил прозвание Никона Великого. С 1078 года и до самой смерти, последовавшей в 1088 году, Никон был игуменом Киево-Печерского монастыря. Все это вместе взятое и дало основание выдающемуся ученику академика А. А. Шахматова Михаилу Дмитриевичу Приселкову (1881—1941) выдвинуть вполне приемлемую гипотезу: под именем Никона скрывается таинственным образом исчезнувший со страниц летописей Иларион.

Но и это ещё не все. Задолго до Приселкова сам Шахматов путём скрупулёзного текстологического анализа и сопоставления фактов установил, что Никон-Иларион является также и автором Начального летописного свода, составленного примерно в 1073 году (с учётом уже существовавшего древнейшего свода 1037 года) и использованного Нестором при написании «Повести временных лет». Собственно, Никон – главный идейный вдохновитель Нестора – с полным основанием может считаться соавтором Начальной русской летописи. Гипотеза Шахматова считается общепризнанной. За девяносто лет своего существования она была подкреплена дополнительными аргументами.

В 1051 году Иларион был поставлен собором епископов и без разрешения Константинопольского патриарха главой Русской православной церкви. Событие из ряда вон выходящее! Думается, в Царьграде оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Но не надо было забывать, с кем имеешь дело: Византия – не Тмутараканское княжество, с которым можно было поступать сегодня так, а завтра этак. Способов справиться с непокорными, а если надо, то и избавиться от таковых, там всегда было с избытком. Церковная иерархия – вещь вообще нешуточная. Потому-то со смертью Ярослава Мудрого в Константинополе быстро решили судьбу русского митрополита: Иларион был отстранён от власти. А в Киево-Печерском монастыре, представлявшем тогда всего лишь одну пещеру с единственным насельником Антонием, появляется его первый сподвижник – чернец Никон (прозванный впоследствии Великим). Это и был опальный митрополит Иларион.

Другие важные события связаны с тем, что в 1052 году сын Ярослава Мудрого Всеволод женился на греческой царевне – дочери византийского императора Константина Мономаха (как ни странно, ни русские, ни греческие источники имени прекрасной избранницы не сохранили [это более чем странно]). Через год у молодой четы родился первенец, наречённый Владимиром, получивший к тому же от своего венценосного деда ещё и звучное прозвище – Владимир Мономах (1053—1125) [главный фальсификатор истории Руси, именно он дал поручение Сильвестру о переделке летописи Нестора]. Однако его деяния, да и саму личность, вопреки стараниям летописцев и последующих историков, однозначно оценить невозможно. Ибо он и есть тот конкретный заказчик [верно], который, взойдя на киевский трон, немедленно приказал переписать Несторову «Повесть временных лет», изъяв из неё неприемлемые, с его великокняжеской точки зрения, неприглядные факты и их оценки [верно].

Сам Владимир Мономах женился на Гите – дочери англосаксонского короля Гаральда и имел от неё восемь детей. Надо полагать, у всех этих Мономаховичей – наполовину англосаксов, на четверть византийских греков – кровная привязанность к Русской земле и к русской культуре была относительной и имела преимущественно территориальный характер. Кроме того, одна из сестёр родоначальника русского Мономахова гнезда была замужем за германским королём, другая – за венгерским; связи с венгерской династией были в дальнейшем закреплены и с помощью собственной дочери.

Без знания этих генеалогических деталей трудно понять феномен Владимира Мономаха, направленность его внешней и внутренней политики, а также мотивы противоречивой деятельности. Если называть вещи своими именами, то чаяния Русской земли были весьма далеки от личных амбиций наследника угасающей ветви византийских императоров. Ведь у русского князя были достаточно реальные шансы сесть на константинопольский трон. Потому-то мысленный взор его был постоянно устремлён к Византии. Стать императором? Но ведь это было возможно только за счёт интересов Русской державы. Разве Византия присоединилась бы к Киевской Руси, стань наследник Мономахов легитимным правителем новой империи? Смешно даже подумать! Конечно же, великий князь сделал бы все от него зависящее, чтобы русские земли превратились в третьестепенные провинции Византии.

Именно это прекрасно осознавали печерские патриоты (братья во главе с Илларионом), на себе испытавшие жестокий деспотизм церковных греческих иерархов. Не надо было иметь семь пядей во лбу, дабы понять, что ожидало бы русский народ и русскую государственность в политическом и экономическом плане – татаро-монгольское иго с византийским лицом. Однако обстановка на самой Руси и вокруг неё мало благоприятствовала Владимиру Мономаху. Страна, как в топком болоте, погрязла в непрерывных междоусобицах. Потомки крестителя Руси Владимира Святого и наследники Ярослава Мудрого пребывали в состоянии «войны всех против всех». Брат поднимал меч на брата, сын не доверял отцу, а отец сыну. Жизнь людей – от князя до смерда – не стоила ничего, данное слово или достигнутый договор – тем более.

Владимир Мономах был плоть от плоти своего времени. Несколько десятилетий подряд он находился в самом эпицентре междоусобной борьбы: плел интриги, затевал коалиции против одних, заговоры – против других, физическое устранение – в отношении третьих. Цель одна – великокняжеский трон. Но до него было, ой, как далеко и добраться, ох, как не просто. После смерти отца – великого князя Всеволода, сына Ярослава Мудрого – престол достался двоюродному брату Святополку, тот сумел удержаться у власти целых двадцать лет. Желающих любыми путями сократить княжение Святополка до минимума и занять освободившееся место было хоть пруд пруди, но смерти не потребовались помощники – она пришла, когда пробил урочный час.

Как духовно-идеологический центр Древней Руси Киево-Печерский монастырь занимал совершенно чёткую государственническую позицию по всем вопросам внешней и внутренней жизни, и именно данная позиция с самого начала оказалась противоречащей по многим пунктам точке зрения Владимира Мономаха. Подвижники отстаивали свою правоту пером и словом, князь – мечом и кознями. Лет сорок шла позиционная борьба – почти на равных и с переменным успехом. Но придёт время, 60-летний Мономах [можно только представить, сколько в нем накопилось злости и ярости] дождётся вожделенного часа, займёт киевский престол и отомстит несгибаемой братии. Что там люди: одним десятком казнённых, утопленных, задушенных больше или меньше – разве в этом дело? Главное – манускрипты, пергаментные свидетели его неблаговидных дел и предательств, бесстрастные обвинители нескончаемой череды преступлений против братьев, семьи и народа. И Владимир Мономах приказывает печерским монахам выдать ему летописные хартии, засаживает за них доверенное лицо – выдубицкого игумена Сильвестра [именно так], и тот под личным контролем князя осуществляет безжалостную обработку Начальной русской летописи.

Наиболее крамольные части её были переделаны до неузнаваемости, выскоблены разоблачительные факты, вырезаны целые главы, концовка, посвящённая трём годам перед воцарением Владимира Мономаха, выброшена совсем, на её месте появилась приписка, сделанная рукой Сильвестра: «Игумен Силивестр святаго Михаила написах книгы си Летописець, надеяся на Бога милости прияти, при князи Володимире, княжащу ему Кыеве, а мне в то время игуменящю у святаго Михаила в 6624, индикта 9 лета; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвах». Далеё первоначальный (и изуродованный) текст Несторова труда обрывался вообще и начинался другой, подобострастно восхваляющий нового киевского князя. Сюда же чисто механически (без органической увязки с летописным контекстом) вставлены собственноручно написанные великокняжеские «Поучения», что как раз и доказывает: Владимир Мономах лично участвовал в «редакторской работе» Сильвестра и указывал, что надо убрать, а что добавить.

Изъятое из Несторовой летописи безвозвратно утеряно [наверняка]. Все последующие добавления, сделанные чужой рукой, так или иначе связаны с восхвалением Владимира Мономаха, получившего наконец в 1113 году великокняжеский стол. На излёте жизни пришло время и ему подумать о вечном. Какая память сохранится о нем в веках, все ли тайные злодеяния удастся скрыть – состарившемуся великому князю было далеко не безразлично. Что касается коварных козней, что плелись на протяжении почти семи десятилетий против конкурентов-сородичей, то за это ему отвечать перед Богом. Что же касается благих деяний и помыслов, то их можно суммировать в некотором эссе, назвать «Поучением» и как бы невзначай вставить в «Повесть временных лет» [!]: пускай доверчивые потомки считают, что обширная вставка принадлежит самому Нестору.

В. Н. Дёмин правильно выделил главного фальсификатора летописных источников – Владимира Мономаха с его подручным Сильвестром. На них целиком и полностью лежит вина в том, что мы, Русский народ, имеем лживую, намеренно оболганную историю «начала» Руси. Весь ужас такой ситуации состоит также в том, что академическая историческая наука приняла эту ложь и до сих пор этой ложью пичкают наших детей, обманывают всё население страны, ничего не предпринимая для исправления этой поистине гнусной ситуации в древней истории Отечества.