Вигилант

Глава 1. Пролог

Сюжет романа основан на реальных событиях и разворачивается в рамках узнаваемого исторического фона. Однако, ряд персонажей, а так же локации, действия, поступки и часть событий вымышлены для придания повествованию художественного эффекта.

Вигилант – самозваный борец с преступностью, объявляющий преступникам войну самовольно и по собственному разумению, не взирая на действующий закон… (примечание автора)

Все началось с чувства вины, которое заглушил в себе маленький Сава. Оно жгло его изнутри почти четыре года. До конца Сава себя так и не простил. Но получилось перенаправить гнев. Это было труднее всего.

И вышло так не благодаря усилию воли, а в результате детального осмысления того, что произошло в роковую для его судьбы дату и дальше, после нее, в его жизни. Он перекроил гнетущее чувство внутри себя в обвинения «истинно виновным».

Ему полегчало, когда он вынес свой приговор, исполнение которого превратилось в самоцель.

Когда у человека есть цель, ему становится легче, как бы трудно ему не приходилось. Даже если это совсем маленький человечек.

«Неминуемая и воистину справедливая вендетта» не подлежала обжалованию.

С малых лет и всю свою жизнь Сава вынашивал план справедливой мести. Алгоритм отпечатался в его сознании четкими пунктами, без копий и факсимиле. Словно начертанное ветхозаветной таинственной рукой во время пира царя Валтасара пророчество о том, что дни узурпатора и тирана сочтены, а до падения Вавилона осталась лишь ночь!

План зафиксировался намертво и только в оригинале, как наскальная фреска камнетеса, тренировавшегося на скалах лишь для того, чтобы выдолбить буквы на надгробиях врагов.

Сава не только представлял расправы, но и готовил себя к их осуществлению. А жизнь в нужде, безденежье, изоляция от обычного социума, позволила мальчику, а затем и подростку, развить в себе особые таланты, даровала изобретательность и нужные компетенции. Он научился не просто выживать, но «вершить правосудие» и при этом оставаться долгое время чистым для закона.

Иногда, особенно в начале пути, Сава конечно же попадался правоохранителям, но особая магия, рождаемая сочувствием к тогда еще наивному отроку, оставляла его на воле.

Его неуязвимость не выглядела везением. Сава с детства не боялся заточения. Напротив, он хотел оказаться в этом замкнутом мире, из которого нет выхода. Вместо брата, вместо папы, вместо мамы… Он хотел бы пережить все то, что перенесли они.

Но разве может человек обратить вспять то, что произошло помимо его воли… Разве способен он оградить от беды близкого и любимого, ведь он не всемогущ.

Еще мальчиком он каждый раз представлял, как именно он накажет, а вернее даже убьет преступников и всех причастных к трагедии его семьи. Он бы сделал это в любую секунду, не раздумывая и не щадя живота. Даже если бы он умер после этого, то «почил бы в бозе» счастливым, умиротворенным и в светлой, несбыточной наяву надежде увидеть свою семью вновь: обнять брата, прижаться к отцовской руке и ощутить материнское прикосновение. Не в проблеске вернувшегося на мгновение сознания, а в спокойном и долгом выражении материнской любви.

Месть ждала своего дня, снабжая «повара» ингредиентами, указывая путь и формируя характер. Она ждала своего часа.

Тогда, в силу возраста, Сава мог не справиться со взрослыми и могущественными людьми. Будучи ребенком он боялся… Ведь Саве исполнилось двенадцать, когда родился в его голове план. Он созрел, удобренный словно семя на благодатной почве, жаждущей солнца и влаги.

Произошло это исходя из внутренней потребности, но и благодаря импульсу извне, поданному его первой любовью. Хотя об этом чуть позднее.

А пока читателю предстоит узнать одну драматическую историю.

Сама судьба, необратимый маховик Фатума, как покажется многим, сделала из вполне себе обычного мальчика чудовищного и безжалостного монстра.

Но и здесь мнения разделятся, ибо для другой половины моих читателей личность Савелия Гораева предстанет магнетически притягательной и весьма привлекательной.

Решать вам, да и я до конца не определился, кто же он, мой герой – исчадие ада или ангел, спустившийся на землю с мечом для сурового судилища и яростного отмщения. Явился ли он дабы утолить праведный гнев либо прибыл вкусить запретный плод абсолютной власти, чтобы противопоставить ее государственной машине.

Человек действия и невероятной решимости не рождается вот так, сразу и бесповоротно. Людям присущи слабости и сомнения.

Становление палача, «вигиланта», не доверяющего казнь никому кроме себя, наделившего самого себя полномочиями следователя, правом неподкупного судьи и функциями расстрельной команды происходит под воздействием обстоятельств и происшествий, коих нормальный сострадательный человек и врагу не пожелает.

Метаморфоза, избавившая Саву от чувства вины, случилась не вдруг. Его дух созрел для реализации просчитанной программы, когда позволил жизненный опыт и знания.

Потребовалось несколько лет, прежде чем наступил момент, когда Сава понял, кому именно он должен предъявить обвинения и обязательно отомстить, и кто действительно виноват в том, что случилось в то злополучное утро…

Глава 2. Побочный эффект

Перед тем, как мы окажемся в настоящем, мой созерцательный и вдумчивый читатель, вернемся ненадолго в давнее прошлое, в допубертатный период нашего героя.

Однако, упомянем перед основным повествованием, что волею жестокой судьбы Сава в восьмилетнем возрасте оказался в детском доме – самом заурядном заведении для полных сирот, ну и для детей, нуждающихся в государственном попечении вследствие отказа государства их биологическим папам и мамам в родительских правах.

Распорядок в учреждении подобного типа немногим отличался от армейского быта, благо – режим дня при наличии смекалки можно было обходить, сокращая время утренней зарядки и гигиенических процедур, и при этом продлевая себе час «тихого чтения».

А вместо прилежного выполнения домашнего задания можно было «героически» умыкнуть с друзьями – Генкой и Варей – в «шхеру» под лестницей и прислониться к теплой батарее.

Топили в детдоме плохо, если не сказать – отвратительно. Вода из кранов после того, как в подвале лопнула прогнившая водопроводная труба, текла ледяная до поздней весны.

Местечко у батареи было не резиновым – поэтому облюбовали эту «теплую точку» не то, чтобы самые смышленые и взрослые, скорее – самые шустрые. У старших то детей имелись вторые одеяла…

А ночью, когда сторож сопел в своей коморке , можно было незаметно и без лишнего шороха пробраться в «святая святых» – на самую кухню, и спереть там пару картошин, чтобы не вызвать никаких подозрений.

А потом пожарить их на сковороде и слопать за обе щеки хрустящий деликатес, который проглатывался и без лука как сущая «вкусняшка», а с голодухи – так почти без пережевывания. Ну, а после, конечно же, «замести следы»: «похоронить» лушпайки от картофеля на «кладбище мусора» с тыльной стороны детского дома, отскоблить сковороду и аккуратно повесить ее на крючок, как ни в чем не бывало.

Кто научился выживать в подобных заведениях, тому не страшна жизнь за забором…

В двенадцать пришла и первая любовь – Варюша, рыжеволосая бестия с голубыми глазами и со вполне сформировавшимся девичьим бюстом. Ее волосы! Цветом как у мамы, до того, как она поседела!

Варя была старше на целый год. Совсем взрослая и очень умная. Начитанная не по годам.

Если б ни она, Сава не раскрыл бы своей первой книги об Эдмоне Дантесе и негодяях, упрятавших капитана «Фараона» в замок Иф. Так и варился бы Сава в соку своих тяжких воспоминаний, не умея сформулировать мысль. Если б не Варька, кто бы наставил его на верный путь?…

Библиотечные книги были мало востребованы. Эти пыльные полки м потрепанными изданиями были безраздельной вотчиной Варвары Карелиной. Однажды у батареи она прочитала Саве своим нежным голосом отрывок из стихотворения Пушкина «Из Пиндемонти»:

Служить и угождать……Иная, лучшая, потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа – Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому Отчета не давать, себе лишь самому

– Как же красиво написано! – прервала декларирование бессмертного текста Варя, – Никому не подчиняться! Не пресмыкаться ни перед кем! Только себе угождать!

– Варь, ты такая… – его глаза сверкали.

– Красивая? Я знаю. – улыбалась она. – Жалко, что ты мал еще! Но ты симпатичный смугляш и кареглаз, длинношеий как благородный лебедь! Ты хоть в курсе, что лебеди моногамны и выбирают пару раз и на всю жизнь?

– То же отец рассказывал про волков. – вспомнил вслух мальчик. – Если волчица умирает, то волк не ищет ей замену, и до последнего вздоха живет один. Даже если это самый сильный самец. Даже если это вожак стаи! Он просто тоскует и все. Не отнимает самку у менее сильных волков стаи… Просто превращается в одиночку.

– Жалко волка… А ты казался несмышленышем! – удивилась Варя громко, а затем вдруг игриво прошептала, – Дай я тебя поцелую, в щечку… И не спорь со мной.

Она поцеловала Саву, и из его живота наружу взметнулся целый рой бабочек. Ему показалось, что он их даже разглядел, и крылья их мерцали перед глазами серебристыми вспышками. До тех пор пока не превратились в исчезающих мошек.

– Вот вырастешь, и мы поженимся! – пообещала Варя, как только он очнулся от блаженного обморока, – Так уж и быть, выйду за тебя замуж, хоть ты и не просил меня об этом. В случае с тобой нужно брать инициативу в свои руки, иначе от тебя ничего не дождешься!

– Мне же вроде бы рано еще об этом думать? – поинтересовался неуверенный Сава.

– То есть о мести тебе думать, значит, не рано, а о верной соратнице рано? – поспорила Варя. – Я ведь знаю, что у тебя на душе.

– Генка рассказал?! Предатель. – надул губы Сава, скрипя зубами, и на его скулах заиграли желваки.

– Да причем здесь Генка!? – возмутилась Варя, – У тебя на лице все написано. Признавайся, ты ведь хочешь отомстить за отца и за братика?

– И за маму… – опустил глаза Сава.

– Ну вот. – посмотрела на мальчика со всей серьезностью быстро повзрослевшей особы Варвара, – Мне вот мстить, к примеру, некому. Мои родители сами себя угробили. Зеленый змий их придушил, слышал, что про такого?

Сава про такого не слышал.

– Вот ты помнишь отца и любишь его. – объяснила рассудительная Варвара, – Он рассказывал тебе разные истории. Про волков, к примеру. А мои только и делали, что искали «бутыль и закусь», а иногда и без «закуси». Хотя я не злюсь на них, я простила. Если б не их деградация, я не полюбила бы книги! Хотя, что я тут вру тебе, конечно же, злюсь. Пагубное пристрастие забрало у меня их. Смотри, не ведись на Генку. А-то привьет тебе свою пагубную привычку и начнешь смолить как паровоз! Кстати, не вздумай пристраститься к курению и не ведись на сбор бычков для старших пацанов! Не превращайся в шестерку! Умей сказать «нет»! Побьют, но уважать будут, если не пискнешь и не настучишь директрисе. Пусть губят свое здоровье. Тебе оно понадобится для иного!

– Я не собираюсь бычки собирать и сигареты для них стрелять. – опустил глаза Сава, вспомнив, как его заставляли делать ровно то, о чем сейчас говорила Варя.

– Ладно, не суть. – не стала углубляться в расследование Варя, – Вот что ты делаешь, чтобы отомстить? Как ты готовишься к вендетте?

Сава замялся в ступоре, он не знал значения слова «вендетта».

– Вот что нужно, чтобы осуществить задуманное? – продолжила юная прелестница, – План! У Эдмона Дантеса был план, вот что!

– У кого? У Дантеса? Какой план? – сыпал вопросами Сава.

– Ну ясное дело не у того Дантеса, который стрелял в Пушкина, а у совсем другого, графа Монте-Кристо! Ну, конечно же, план, а что же еще! – подтвердила Варвара, вспоминая книгу Александра Дюма, – Посвящая свою жизнь мести, ты должен стать беспощадным воином! Вот! Это главная заповедь и первая часть плана.

– И как им стать, воином? – захлопал глазами Сава, словно привороженный.

– Глупыш, сперва нужно понять, зачем люди становятся на путь войны. Основная масса-то вовсе не помышляет о мести. Мотивы-то совсем другие у большинства…

– Какие? – мальчуган впитывал как губка ценную информацию.

– Тут все очевидно: слава, нажива и власть! – выдала Варя залпом.

– Но мне не нужны слава, нажива и власть… – честно признался Сава.

– Ну и дурак! – невзначай оскорбила юного воздыхателя Варвара, – Без этого не достичь тебе главной твоей цели, того, что держит тебя на белом свете – мести ради справедливости! Понимаешь? Это же элементарно, глупый малыш: без известности, денег и команды единомышленников, которая беспрекословно тебе подчиняется, невозможно осуществить задуманное, не одолеть сильных мира сего, понятно тебе? А твои враги – на самом верху сидят, тебе до них не добраться иначе! Не имея денег и власти, ты будешь всю жизнь ишачить на других! Времени на месть просто не останется!

– Понятно… – грустно буркнул двенадцатилетний мальчуган, но спустя короткую паузу решительно произнес, – Значит, будет у меня все это, раз это нужно.

Услышав устаивающий ее ответ, Варя оторвалась от теплой батареи и резко встала, уставившись в упор на «будущего мужа» и критически оценивая его от головы до пят.

Она держала паузу ровно до тех пор, пока не отлип от батареи и сам Сава. Теперь они стояли напротив друг друга и минуты три смотрели глаза в глаза. Прервав молчание, Варя тихо сказала:

– Да, ты всего этого достигнешь, точно. Я тебя отсканировала сейчас. Вижу перспективу. У меня дар прорицательницы есть, как у мамы был, пока она его в стакане с водкой не растворила. Но тут есть еще одна загвоздка.

– Загвоздка? – не скрывая любопытства, внимал Сава.

– Именно. Когда человек получает все это, то забывает о своей сокровенной цели. Он просто наслаждается жизнью и все. Кайфует, понимаешь? Балдеет, словом.

– Это не про меня. Для меня повод жить – это отомстить. Я никогда не забуду… – выдохнул Сава.

– Ну, положим, ты не забудешь. А как же тогда другая опасность? Вернее целых три! Еще три капкана! – не отставала варя со своими предостережениями.

– Это еще какие капканы? – напрягся Сава.

– Побочный эффект. – отрезала она.

– Это как? – не постеснялся переспросить мальчик, хоть и боялся показаться глупым и не эрудированным. На сей раз он не знал ни слова «побочный», ни слова «эффект».

– Вместе со славой получишь завистников, разбогатеешь – столкнешься с теми, кто захочет поживиться за твой счет, а власть – это такая штука, ее не только уважают, но и презирают.

Сава на миг задумался. А потом произнес:

– Насчет власти – точно. Я ее сам презираю.

– Да, власть – это главный капкан! – по-взрослому, словно многоопытная исследовательница человеческих душ, изрекла тринадцатилетняя особа, – Вынесу тайком из библиотеки эту книжку специально для тебя. Это как руководство к действию, инструкция для начинающий мстителей! «Граф Монте-Кристо»… Ты, конечно же, ничего не слышал об этом романе? А он про тебя. Герой хотел отомстить за несправедливость. Но закончился роман печально. Месть не сделала его счастливым. Ведь она не предполагает прощения.

– Как можно простить уродов? – искренне не понял Сава.

– Он не простил не только уродов, но и любимую.

– Она его предала?

– Если я расскажу тебе все, ты не прочтешь! – заинтриговала Варя. – А любовь – это такой же капкан, как и власть!

– Слишком много капканов. Папа мой говорил, что волк, попав в капкан, скорее отгрызет себе лапу, чем попадется врагу. Но за совет спасибо. И за книжку тоже. Я ее обязательно прочитаю. И… я никогда не влюблюсь!

– Ты уже влюбился! – засмеялась Варя.

– В кого?! – взъерошился мальчик.

– В меня! – улыбнулась своей ослепительной улыбкой первая красавица детдома и побежала в сторону библиотеки. Она знала, как пролезть туда через шкаф с отодвигающейся стенкой – мебель в учреждении была весьма ветхая, а плотник стоил денег…

Глава 3. Селектор

Спустя три с половиной, а может быть целых четыре года – что являлось целой вечностью для маленького Савы – мальчик помнил все. Абсолютно все. Картина и позднее, когда он вырос и стал мужчиной, всегда отчетливо и детально рисовалась в сознании.

Стоило Саве закрыть глаза, и пережитый ужас представал перед ним вновь и вновь, проникая даже вглубь сновидений. Защитные функции организма, конечно притушили панические атаки и остановили сбои дыхания. Душевная травма никуда не исчезла, но сердце спустя годы билось все ровнее, словно отсчитывая время, приближающее к неминуемой справедливой развязке.

Лишь иногда он пробуждался в холодном поту, представляя, каково было брату там, в замкнутом пространстве, в этой проклятой трубе… Слезы выступали на глазах самопроизвольно. Комок подкатывал к горлу от возвращающегося чувства бессилия и безысходности.

Он ненавидел себя за слабость, и хотел остановить все разом, стать по-настоящему сильным и способным предотвратить беду, спасти всех…

Во сне ничего не выходило. Под рукой не оказывалась кирка, чтобы продырявить стальную трубу, откуда доносилась мольба…

Сварочная машина, стыкующая отрезок газопроводной магистрали, казалась чудовищным монстром, против которого не попрешь, ковш экскаватора загребал грунт и засыпал трубу вместе с замурованным братом вместо того, чтобы откапывать его. Грейдер равнял место и утрамбовывал его, чтобы не осталось никаких следов…

Тело Савы от этого проклятого грейдера во сне отбрасывал ветер, его спину секли ветви скрюченных елей, в глаза залетал песок. Всякий раз ноги вязли в глинистой почве, как назло размякшей от ливня.

А может запретить себе думать о прошлом, подчинить мысли воле, все забыть и остановить ад, ведь что это, если не ад?

Он пережил его и хотел все забыть. Но тогда пропадет смысл его жизни, никчемной без реализации плана, без вендетты.

Эти гнетущие воспоминания стали отправной точкой его новой жизненной установки, которая не позволила бы стереть тот день, как бы легко и безмятежно не стало после этого забвения.

…Тем весенним утром 1983 года, когда капельки росы сбегали по едва вылупившимся из почек сморщенным листикам, а трава была влажной и щекотала босые ноги сорванцов, все и случилось.

Саве было лишь восемь с небольшим, а его родному старшему братику Ахмату столько, сколько ему теперь – двенадцать.

Не стоит удивляться, что брат Савы был наречен кавказским именем. Их отец являлся чистокровным чеченцем – представителем гордого народа «нохчий». Отца звали Борз, что переводилось на русский как «волк».

Имя при рождении Борзу дано было грозное. Родители полагали, что судьбой суждено ему быть защитником семьи и продолжателем рода, что имел древние корни и входил в родоплеменной союз- тухкум Нохчмахкахой с родовой горой Бенойлам, живописной и величавой высотой, внушающей трепет и уважение горцам.

Будущему отцу Савы и Ахмата с детских лет внушали ненависть к имперским злодеяниям русских, рассказывали о депортации и беззакониях НКВД. О том как собрали в 1944-ом все чеченское население, посадили в товарняки и отправили на верную смерть и прозябание в голую казахскую степь, на далекую чужбину.

Седой отец, повидавший много горя, воспитывал Борза в строгости и настаивал, что жениться тот должен на чеченке из родового тейпа. Иначе никак, ведь после вышедшего в 1956-ом указа Президиума Верховного Совета СССР с мест спецпоселений вернулись далеко не все, и восстановление численности народа было делом каждого и всех.

Но Борз подвел родителей. Не потому что по характеру был мягким и покладистым человеком, не собирающимся устраивать патриархат в будущей семье, а потому что получив профессию рано упорхнул из семейного гнезда, влюбился и вскоре женился на иноверке, на русской.

Его не прокляли, но и не общались. Обида взяла верх над желанием увидеть первенца, нареченного Ахматом. Ну а после того, как второго ребенка по просьбе жены в честь погибшего в Великую Отечественную ее деда назвал Борз русским именем Савелий, отец Борза и знать больше не хотел родного сына.

Борз познакомился с Кристиной на прокладке газопроводной магистрали, куда прибывали специалисты-трубопрокладчики, сварщики, бульдозеристы, инженеры со всей страны.

«Огнегривая львица» пришла на его участок, прямо как повариха из фильма «Девчата» к бригадиру лесозаготовщиков. Хотя профессия у Кристины была такая, что и не выговорить – геологоразведчик.

Ухаживать Борз, уроженец гор, особо не мог. Инициативу взяла на себя Кристина, которой приглянулся статный парень высокого роста с гордым профилем и обжигающим взглядом.

А потом случился сильный ливень. До вагончиков далеко, в чистом поле укрыться можно было только с кабине бульдозериста. Он не осмелился приставать, проявил небывалый такт, что подкупило Кристину еще больше.

Подробности первых свиданий опустим. Были и цветы, и неловкие попытки Борза объясниться, а потом она дала обещание, что Борз заговорит по-русски без акцента, но предупредила, что для этого он должен взять репетитора замуж.

Так они и поступили. Свадьба была скромной. Из гостей – бригада трубопрокладчиков и парочка геологов. Жили счастливо и мирно. Кстати, когда определялись с именами детей, дабы уравновесить желания – сразу решили, что первенец будет наречен кавказским именем, а уж второй ребенок – русским.

Отец Ахмата и Савы вовсе не строил из себя непримиримого патриарха. Любя свою супругу искренне и верно Борз был далек от того, чтобы устраивать шариат в отдельно взятой смешанной семье. В ней правила любовь, а не ортодоксальный катехизис или мусульманская умма. Вера была здесь в душе, подкрепляя любовь благодарностью и надеждой на долгие лета счастья.

Так прошло двенадцать лет, сменяющих друг друга солнечных и ненастных сезонов, которые под крышей общего дома пронеслись, каждый по своему прекрасный, и достигли роковой даты, которая перечеркнула все одним махом.

В то утро Ахмат и Сава, не спросив разрешения у отца и мамы, побежали к трубе… Вернее к магистральным стальным трубам большого диаметра, обшитым битумно-резиновой изоляцией.

Там, в карьере кипели строительные работы, гремели моторы бульдозеров, и их ковши пересыпали целые горы грунта. Что может быть интереснее и любопытнее для сорванцов восьми и двенадцати лет!

Внутрь огромной трубы залез лишь Ахмат. Сава в последний момент испугался. Еще бы – там внутри беспросветная тьма! А его старший братик ничего не боялся!

А потом подъехал грузоподъемный кран, и Сава машинально спрятался под кустом, не издав ни звука.

Появившиеся словно из ниоткуда рабочие ловко накинули крюк на петлю хомута, и кран медленно потащил секцию на стыковку. Тянули аккуратно, но быстро.

Рабочих подгонял вспотевший бригадир, которому уже устроили нагоняй за нерасторопность. Важные «шишки» из столицы приехали в их глухомань – забытую Богом деревню в Суджанском районе Курской области. Аврал происходил из-за них.

Прибыли в том числе замминистра нефтяной и газовой промышленности Леонид Партко и проектировщики из «ЮжНИИгипрогаза».

В Москве ждали отчет по селекторной связи о том, что международный проект стартовал «без сучка и без задоринки»!

Церемония открытия вентиля с перерезанием красной ленты, как полагается, была намечена на полдень. Утренний дождик, одаривший свежестью местную растительность, был грибным.

Весеннее солнце еще не обдавало жаром и не плавило битум, но в обеденный перерыв уже доставляло немало неудобств гипертоникам и диабетикам, коих в составе делегации хватало. Нужно было успеть провести церемонию до обеда, чтобы в самую жару укрыться в прохладном зале с накрытыми столами. К тому же, все понимали, что в меню будут не только «Столичная», но и стерлядь, молодой поросенок и даже бутерброды с красной и черной икрой. Немцев хотели удивить русской щедростью.

Начальник участка Акимов, с лысиной в виде иудейской кипы на затылке и продырявленной картофелиной вместо носа, словно халдей с перекинутой через руку салфеткой услужливо улыбался пожелтевшими от курева зубами перед инспектирующей делегацией. А она уже поднималась на трибуну, выстроенную у компрессорной станции.

В двух шагах от сцены располагался символический вентиль, а перед ним натянута красная лента, перед которой на бархатной подушке лежали канцелярские ножницы.

Присутствующие на церемонии немецкие гости отличались твидовыми пиджаками и бабочками. Позади трибуны торчали флагштоки с государственным флагом СССР и флагом Федеративной Республики Германии, которая поставляла для магистрали трубы, крепкие и надежные – наши пока такие не выпускали.

– Ну, что там у тебя? – нетерпеливо вопрошал первый секретарь райкома, отставший от основного состава делегации, с недоверием поглядывая на начальника участка.