Комната исполнения желаний. Часть 1

4__х_ 16 апреля 1996 года. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

Валентина замяла окурок в пепельнице и по инерции поправила прядь волос:

– А он мне, нет проблем, деньги, если захотите, заплатите после сеанса. Если не понравится, можете не платить. Ну я тут уже конкретно завелась, сигарету бросила. А пошли, говорю, посмотрим, что вы можете. А самой страшно, сумочку к себе прижимаю. Ведет он меня, а у них там фургончик такой небольшой стоит рядом с торговым центром. Я на этот фургончик сначала и внимания не обратила. Иду, а самой не по себе, вся на взводе, слегка трясет. Ну думаю, разведут меня сейчас как последнюю дуру. Заведут в фургончик, по башке шарахнут, и деньги отнимут. Думаю, если что, орать буду. Зашла в фургончик, а там другой мужик, в белом халате, такой весь интеллигентный. В фургончике полумрак, несколько кресел стоит, ну таких как в самолете.

Татьяна залпом выпила свой бокал вина:

– Ну ты, Валька, даешь. Бежать надо сразу было.

Валентина ее одернула:

– Да, погоди ты, дай рассказать. Я сначала, тоже хотела рвануть. Смотрю дверь в фургончик приоткрыта, думаю, рвануть я всегда успею, посмотрю, что дальше будет. Этот интеллигент отошел от меня к столику с какой-то аппаратурой, и оттуда говорит, выбирайте кресло и устраивайтесь поудобней. Ну я села, сижу.

Татьяна покачала головой:

– Ну, ты, Валька, отчаянная. Я бы точно сделала ноги.

Валентина досадливо поморщилась:

– Погоди ты, не сбивай.

Валентина мотнула головой и налила себе в бокал вина. Татьяна перехватила у нее бутылку и тоже налила себе вина. Валентина сделала глоток и продолжила:

– Так вот. На чем я остановилась? А, вспомнила. Сижу я значит, а этот интеллигентик, таким спокойным голоском мне втирает. Там, говорит, рядом с вами в подлокотнике перчатка лежит, наденьте ее на левую руку.

Татьяна истерично пискнула:

– Ой, Валька.

Валентина резко осадила ее:

– Да помолчи ты, ради бога. Я и так волнуюсь. Надела я эту перчатку. А от нее проводок в кресло идет.

Татьяна глотнула вина, поставила бокал на стол, и сцепила между собой пальцы рук так, что кожа на костяшках пальцев побелела. Валентина сосредоточенно продолжила:

– Этот мне говорит, поправьте перчатку на руке, чтобы она удобно села. Ну я поправила, сижу. А он говорит, а теперь наденьте очки, они в кармашке другого подлокотника. Я надеваю. Темные очки. И тут началось.

Татьяна взвизгнула:

– Что? Что? Они тебя изнасиловали?

Валентина рассержено махнула на нее рукой:

– Да уймись ты, никто меня не насиловал. Успокойся. Все хуже.

– Да что может быть еще хуже-то?

– Жалостливо всхлипнула Татьяна, и прижала руки к груди.

Валентина поморщилась:

– Погоди ты, помолчи.

Валентина уставилась на стену за спиной подруги и как сомнамбула продолжила рассказ:

– Сначала была темнота. Потом в очках что-то засветилось, замелькали какие-то огоньки, замелькали какие-то цветные квадратики. Потом все быстрей и быстрей. А потом раз, и чистое такое розовое глубокое свечение осталось. И как будто это свечение у меня прямо в голове. Сижу смотрю. И вроде вижу себя. Но как будто со стороны себя вижу. Еду я будто в автобусе, рядом парень сидит. И, я этого парня знаю. И точно знаю, что это со мною, вроде как, уже было. Ехали мы с ним в автобусе как-то вместе, когда с работы возвращалась. Точно он, и точно тот самый автобус. Он тогда на коленях дипломат держал и его пальцы случайно моей коленки коснулись. У меня тогда аж бабочки в животе закружились, и к горлу что-то подступило. Коленка инстинктивно, которой его пальцы коснулись, дернулась, и к его руке прижалась. И просто влипла в его ладонь. Я понимаю, что это неприлично, а сделать с собой ничего не могу. А он смутился, покраснел и руку отдернул. Посмотрел на меня испуганно, но с интересом. А мне стыдно, я-то вижу, что он значительно меня моложе. Думаю, наверное, решил, во старая дура пытается мальчика растлить. Слава богу, следующая остановка моя была. Ну, я привстала, лицо горит, он меня пропустил к выходу, и я как пробка из бутылки из автобуса вылетела. Только, на этот раз, все не так вышло. Он руку сначала отдернул, а потом снова на мое колено положил. У меня аж дыхание сперло. И знаешь такое ощущение, как будто время щелкнуло. И как будто все происходит не тогда, а на следующий день после того случая, о котором я тебе сейчас рассказала. Как будто он специально ко мне подсел. Руку мне на коленку положил. А я ничего поделать не могу, у меня мурашки по всему телу. Вроде надо ногу убрать, приструнить его, чтобы не думал обо мне, что не попадя. Сказать, вроде, мне ему надо, чтобы вел себя прилично. А, я не могу. Понимаю, что это все неправильно. И стыдно так, просто ужас. А ничего поделать не могу. А его рука уже у меня по ляжке ползет, и юбка у меня на коленке задралась.

Татьяна с широко раскрытыми глазами зажала себе рот ладонью, а Валентина как сомнамбула продолжила:

– Сердце колотится как овечий хвост. Смотрю может кто-то из пассажиров видит, чем мы тут занимаемся. Вроде нет, его дипломат все загораживает. И тут мне так хорошо стало. Думаю, а плевать, даже если кто-то и видит.

Валентина прикрыла глаза и медленно покачала головой:

– И совсем мне не хочется, чтобы он руку убирал. Я свою ладонь на его руку положила осторожно. Чувствую его рука горячая, а моя холодная как лед. Погладила его руку и еще выше ее по своему бедру продвинула. А в башке одна мысль – скоро выходить и все закончится. А думаю, один раз живем, никуда я выходить не буду на своей остановке, плевать на все. Куда он поедет туда и я. Сойдем, если он сделает вид что ничего не произошло, возьму и просто уйду. Да и вообще, что будет то будет. Смотрю, он готовится выходить. Скосил он на меня глаза через плечо, и смотрит, рука его дернулась. Но молчит, и руку не убирает. А остановка уже близко, народ засуетился, спрашивают, кто сходит на следующей. Он свою руку из-под моей вынул. Ну думаю, вот и все, не долго музыка играла, не долго фраер танцевал, отмучилась старушка в высоковольтных проводах, сойду через остановку, чтобы совсем не позориться. А он цоп меня за руку, и тянет за собой. И крепко так держит. А я как телок на поводке за ним иду. Мысль мелькнула, что, если Колька, или кто-то из знакомых, нас увидит, то все кранты. Век потом не отмоюсь. И тут же мысль – а наплевать! Сошли мы с ним на остановке, он меня за собой от остановки куда-то во дворы тянет. А я за ним только поспеваю. Остановился, и говорит, можно я вас поцелую? А, я только головой киваю. Все слова вылетели. Знаю только одно, хочу, чтобы поцеловал. А он мне в губы впился, язык мне в рот просовывает и мнет меня сзади чуть ниже пояса. А я вся ватная такая, расслабленная, еле сил хватило ему руки на шею положить. Чувствую таю, как мороженое на солнце, и на все то мне наплевать, только бы он меня из объятий не отпускал. Он оторвался, а я дышу тяжело, голову к его груди прижала. Он тихо так спрашивает у меня как меня зовут. А я и сообразить не могу, что он спрашивает, вспомнить не могу, как меня зовут. Наконец слегка очухалась, назвалась. Он тоже назвался. А, меня говорит зовут…

Валентина замолчала и снова закурила. Стряхнула пепел в пепельницу и мотнула головой:

– А, не помню, как его звали. Да и не важно это. Ладно. Тут он меня спрашивает – куда пойдем? В кино там, или еще куда? А я только начинаю в себя приходить. Смотрю, а мы у твоего дома стоим. Тут меня и понесло. Говорю, пойдем в гости, в этом доме у меня подруга живет. Чувствую, что выгляжу как последняя блядь. Чувствую, что точно он меня после всего этого бросит, что эта наша встреча последняя. Чувствую, что завтра же он от меня шарахаться будет, в один автобус со мною ни за что не сядет, а уж тем более на улице не подойдет. А остановится не могу.

Валентина замолчала. Татьяна посмотрела на нее с жалостью:

– Ну а дальше-то что?

Валентина надменно, и одновременно застенчиво фыркнула:

– Что, что? А ничего. Пришли мы к тебе в гости. Я попросила тебя в кино сходить, а мы у тебя остались.

Татьяна ошарашено расширила глаза. Валентина посмотрела на нее и усмехнулась:

– А, ты думаешь, почему я к тебе сейчас приперлась?

Татьяна растерянно эхом отозвалась:

– Почему?

Валентина хмуро посмотрела ей в лицо:

– А, потому, подруга, что я перестала понимать, где сон, а, где явь. Нет, я понимаю, что все это я увидела там, у этих деятелей в кресле – полная туфта. Но, ей богу, это было как наяву. Как будто они сняли обо мне ролик на скрытую камеру, и этот ролик мне показали. И не просто показали, а окунули, так, что я все ощутила кожей, губами и… Не важно чем. Хотя я понимаю, что все это бред. Не могли же они, в самом деле, все это снять, а потом за тыщу триста мне показать. Это же идиотизм. А знаешь, у меня сейчас стойкое ощущение, что, то, что я к тебе с этим парнем приходила в гости – сущая правда. Ну как будто у меня провал в памяти. Как будто я к тебе приходила с этим парнем, а потом сразу все забыла. Вот я и пришла у тебя спросить, приходили мы к тебе с ним, или нет? Наливай.

Татьяна вытаращила глаза:

– У тебя Крылова, что крыша поехала? Не приходила ты ко мне ни с какими мужиками.

Валентина поправила руками прическу на голове, и успокоено расширила и сузила глаза:

– Я так и думала, просто хотела убедиться. Наливай.

Татьяна потрясла в руке пустую бутылку:

– Чего наливай? Все кончилось.

Валентина привстала с табурета:

– Ща, я еще сгоняю за бутылкой. Сиди дома, жди, я быстро. С этим делом без бутылки не разберешься. Рассказала, а меня как будто снова в это все окунуло.

Татьяна встревожилась, и быстро возразила:

– Э нет, Валька, я тебя в таком состоянии, в таком раздрае, одну не отпущу. Вместе пойдем. А то ты так еще под машину попадешь. Что я тогда Коле скажу?

Валентина пьяно усмехнулась:

– Коле? А пошел он этот Коля куда подальше. Надоел.

Татьяна пыталась наставительно вразумить подругу:

– Э, Валюха, ты это брось. Муж есть муж.

Та беззаботно хихикнула:

– Муж, объелся груш.

– Валька, ты дурака-то не валяй. Что, из-за какого хама трамвайного, семью порушить хочешь?

Валентина замяла окурок в пепельнице:

– Да кончай ты кудахтать, Тань. Ничего я не хочу порушить. Успокойся. Я разобраться хочу, что это было в этой комнате исполнения желаний.

5__х_ 19 Июнь 2001 год. Технологический отдел «Global Instrument of Russia»

Голос Надежды прорезался откуда-то с периферии сознания Татьяны:

– Я тоже в этой комнате исполнения желаний была. Но это так, к слову. Мой сын Колька в ней одно время дневал и ночевал. А, я уж потом в нее попала, после него. Но это не важно.

Валентина мысленно усмехнулась:

– Да-да, как же не важно. Догадываюсь, что тебе этот деятель там показал. Я тебе тоже не собираюсь рассказывать, что мне он показал. Уж больно в этой комнате желаний все очень странно было.

В сознании Валентины опять замелькала лента воспоминаний. Краски и события встали на свои места.

6__х_ 16 апреля 1996 год. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

Женщины, мешая друг другу, одевались в прихожей. Наконец они двинулись из квартиры. На полутемной лестничной площадке, освещенной тусклыми лампочками в пыльных потолочных плафонах, Валентина досадливо буркнула:

– А, все никак из головы не выходит. Как эти гады все это провернули? Ну не могу я понять.

Татьяна поинтересовалась:

– Кто? Какие гады?

– Ну эти в фургончике. Исполнители желаний, мать их за ногу.

Татьяна с любопытством заглянула подруге в лицо:

– Слушай, Крылова, ты скажи, а ты им все-таки заплатила? Стрясли они с тебя денежку?

Валентина криво усмехнулась:

– Никто с меня ничего не тряс. Я сама заплатила. Потому, что они правильно мое желание угадали. Правильно. Понятно?

Шепотом Валентина добавила:

– Тайное мое желание.

Валентина весело прыснула в ладонь:

– Представляешь, Тань, а я-то дура, думала, вот не смогут они мой бартер пристроить, фиг им, а не тыщу триста рублей. Во дуреха. Дуреха. Да не сдался мне этот бартер триста лет. Плевать я на него хотела. А тут все по-честному. Я там только одно у это интеллигентика спросила. Вы, говорю, это больше никому не покажите? А он дураком прикидывается, лыбится. Вы, о чем, говорит? Про что, про это? А, я ему, ну про это, что мне сейчас показали? А, он мне так убедительно мурлычет, я, говорит, никому ничего не покажу, сударыня, если только вы сами этого не захотите. Я ему, не волнуйтесь, говорю, я точно не захочу. А этот смотрит на меня, и так нагло улыбается. Как знать, говорит, как знать. А потом так хитро меня так спрашивает, вы довольны проведенным сеансом исполнения желаний? Тут-то я и поняла. Этот. Этот не проболтается. Протягиваю ему деньги, довольна, говорю. А он говорит, это не мне, это вы товарищу на выходе отдайте, это он у нас бухгалтерией занимается. А, я ему с дуру взяла и брякнула, а если я ему не отдам? Скажу ему, что мне не понравилось. Думала, он сейчас в мои денежки вцепится, хитрюга.

Валентина загадочно улыбнулась:

– Нет. Не вцепился. Вздохнул так печально, и говорит, в каждом деле бывают издержки. Но мне, говорит, кажется, вам захочется еще раз сюда прийти, как вы тогда будете в глаза моему напарнику смотреть?

Татьяна полюбопытствовала:

– А ты чего?

Валентина шагнула на следующую ступеньку, и беззаботно улыбнулась:

– А я что? Да ничего. Спрашиваю его, вы думаете у меня еще остались желания. А, этот усмехается. Я говорит, в этом уверен. Посмотрел на меня исподлобья с улыбочкой, и тихо так говорит, я совершенно уверен, что вы и об этом своем желании не подозревали. А мне и ответить нечего. Вот так-то, Танюха.

7__х_ 16 апреля 1996 год. Квартира на третьем этаже в пятиэтажке

После похода в магазин, подруги вновь сидели за столом, на котором стояла новая бутылка вина. На этот раз говорила в основном Татьяна. Одной рукой она подпирала голову, облокотившись на стол, другой рукой держалась за ножку бокала. У Валентины же запал рассказчицы пропал. Она, похоже, выговорилась перед подругой, нервное напряжение спало, и это принесло ей некоторое успокоение и облегчение. Теперь она пыталась молча осмыслить и переварить произошедшие события. Татьяна грустно причитала:

– Надоело все. Каждый день, один в один, как предыдущий. Это раньше мы конструктора были нужны. Производство работало. Соцсоревнования, премии, и ежемесячные, и квартальные. А по итогам года, вообще песня.

Она ностальгически улыбнулась:

– Какие только нам разные приспособления и изделия не заказывали конструировать. Мы и рацпредложения оформляли. За них тоже копеечки капали. Пусть небольшие, но капали. К нам записывались в очередь, а мы еще кочевряжились.

Татьяна скорчила надменную физиономию, пытаясь продемонстрировать как они кочевряжились:

– В этом месяце не успею, только в следующем, если не будет срочных работ.

Она печально поморщилась:

– Теперь все. Никому ничего не надо. Производство встало, делают что-то с грехом пополам. О премиях давно забыли. Да и зарплату, так, из милости платят. Хотят задерживают, хотят вообще не платят. А ты им слово не скажи. Не нравится – вали на все четыре стороны, скатертью дорожка, переживать не будем. Хорошо хоть наш Михалыч изредка левые работы подкидывает. Тебе не понять. У тебя-то, Валька, с работой все в порядке.

Валентина презрительно хмыкнула:

– У меня-то в порядке? Я тебя умоляю. Я тебе что, генеральный директор, или в администрации работаю? Это у них там деньги куры не клюют. А на нас им тоже наплевать. Подумаешь, планово-экономический отдел. Скажешь, тоже мне. Тут, знаешь, тоже все непросто. Или ты помогаешь им их темные делишки проворачивать, и дрожишь, что тебя сделают козлом отпущения, или гуляй Вася. Мне тоже уже часть зарплаты бартером выдают. Вся кладовка уже забита. Работа говоришь? Да пропади она пропадом, такая работа.

Татьяна опечаленно смотрела на свой бокал:

– Нет, ты что не говори, счастливая ты, Крылова. И муж у тебя есть, как-никак, надежда и опора.

Валентина печально вздохнула:

– Да брось ты, Танюха. Муж.

Она горько усмехнулась:

– Какая надежда, какая опора? Я тебя умоляю. Пыжится только, а толку-то от него кот наплакал. Все мы девки дуры. Мечтаем в юности лишь бы поскорее замуж выскочить. Главное, чтобы был не урод и незаконченный мерзавец. Я тоже дурой была. Колька предложил за него выйти, я особо и не раздумывала, не артачилась. Люблю – не люблю, разбираться и копаться в себе не стала. Думала, ерунда это все. Как это говорят, стерпится – слюбится. Оказалось, не ерунда. В юности оно, вообще, все проще кажется. Вот и сижу теперь, как собака на сене, ни себе, ни людям.

Валентина погрустнела и добавила:

– Хотя, вру, конечно, привыкла я к ему, притерлись мы с ним. Нянчусь с ним, как с дитём. К тебе вот выбраться не могу. Вечером надо домой – мужа ублажать и обихаживать. Это ты, Тань, счастливая. Вернулась домой, хочешь сериалы смотри по телеку, хочешь просто ложись на диван, и балдей. Хочешь иди куда угодно, хочешь в гости, хочешь в кино, никаких помех.

Татьяна всхлипнула:

– Да лучше бы я ужин каждый день готовила на всю семью, только бы не одной куковать.

В голосе Татьяны появились слезливые нотки:

– Такая тоска. Такая тоска, Валюха. Куда хочешь иди, говоришь? А куда идти-то? Куда идти? Без мужика на меня все как на ущербную смотрят.

Валентина снова закурила и выдохнула дым в потолок:

– Так заведи себе мужика. Чего ты переживаешь? Ты чай не уродина, все при тебе. Только, как я, замуж сразу не выскакивай. Вот захочешь от него родить, тогда и выходи.

8__х_ 16 апреля 1996 год. Кухня в квартире на третьем этаже в пятиэтажке

Татьяна с обреченностью посмотрела на подругу:

– Ты, чего, Крылова? Ты что, у моей двери видела толпу мужиков? Они что, в очереди толкались, спорили, кто из них первый у меня руки попросит? Я что-то не замечала никаких мужиков, если не считать Петьку с четвертого этажа, когда он мусор выносит.

Валентина снисходительно хмыкнула:

– Да, ладно тебе прибедняться. Это в публичный дом мужики в очередь стоят, ну за пивом еще. А, чтобы настоящий мужик клюнул и жениться решил, тут наживка нужна.

В глазах Татьяны стояла тоска и безнадежность:

– Какая еще наживка? Это, типа, шмотки?

Валентина затянулась сигаретой и продолжила:

– Ну, шмотки, конечно, не последнее дело, макияж там. Но главное, это у женщины взгляд.

Татьяна тоскливо буркнула:

– Какой еще взгляд? На жизнь что ли? А как он его узнает, какие у меня взгляды на жизнь, если мы даже не знакомы?

Валентина бодро улыбнулась:

– По глазам, Танюха, по глазам. У тебя вот взгляд потухший, а мужикам нужно…

Валентина пощелкала пальцами, подняла глаза к потолку:

– Ну как это сказать? Ну, уверенность в себе, что ли, должна быть. Походка, осанка. Чтобы он хотел тебя добиваться. Чтобы преграду видел. Мужикам, им преодолевать что-то надо. А у тебя взгляд потухший, взгляд кролика перед удавом. Вечно ты сутулишься, идешь как будто гири пудовые несешь. Мужики такое не любят.

Татьяна обиженно фыркнула:

– Тебе конечно видней. Это ты их на раз-два берешь. А я так не могу.

Валентина поморщилась:

– Да не обижайся ты, Тань. Я тебе добра хочу. Потому и говорю.

Но обида уже не отпускала Татьяну:

– Тебе легко говорить. К тебе мужики даже в автобусе пристают. С ходу за коленки лапают.

Валентина возмутилась:

– Пристают!? Чего ты выдумываешь, подруга? Это же случайно у этого парня вышло.

– Во-во, случайно. К тебе у мужиков руки сами тянутся. А ты и довольна.

– Ты чего мелешь-то? Да я даже имени этого паренька не знаю.

– Понятно. Переспала и имени не спросила. Подумаешь, еще будут.

Валентина возмущенно вытаращила глаза:

– С кем я переспала? У тебя что шарики за ролики зашли?

Татьяна затравлено, с завистью смотрела на подругу:

– Ну с этим, о котором ты мне весь вечер талдычишь. Кстати, как он постели? Расскажи, а то на самом интересном взяла и тормознула.

Валентина, ошарашенная напором подруги, стала оправдываться:

– Ты что рехнулась? Не спала я ни с кем. Это, ну как его, как бы сон был. Я тебе объясняю, не спала я ни с кем. Это в комнате желаний мне прокрутили неизвестно что. Но, как наяву. Я даже подумала, что свихнулась.

Валентина ожесточилась:

– Ладно, все поговорили. Не надо было тебе это все рассказывать. Пойду я.

Татьяна поняла свою оплошность и жалобно стала упрашивать протрезвевшим голосом:

– Ну, не обижайся ты Валь. Это я спьяну. Не уходи. Ну прости ты меня, я же тоже не нарочно. Ну дура я, дура. Ты у меня единственная подруга. У меня кроме тебя вообще никого нет.

Минут пять, подруги молча смотрели друг на друга виноватыми глазами. Потом потянулись одна к другой, обнялись через стол, и дружно всхлипнули. Сели на свои табуретки и вытерли одинокие слезы.

Татьяна виновато заговорила первой:

– Слушай, Валь, я вот спросить тебя хочу. Не обидишься?

– Да ладно, давай спрашивай.

– Ну и как у вас с этим парнем там во сне было?

Валентина романтично улыбнулась:

– Ой, Танюха, просто сказка, как вспомню, так вздрогну.

– Расскажи.

Улыбка сползла с лица Валентины:

– Ну ты меру-то знай. Как я тебе расскажу?

– Ну расскажи, интересно же.

– Чего ты привязалась? Расскажи, да расскажи. Может тебе еще и показать? Все что могла рассказала. Тебе-то, кто мешает? Иди в эту комнату исполнения желаний, сама все попробуй.

Татьяна ободрилась, выпрямила спину:

– А, пошли! Показывай, где эта твоя комната желаний!

Валентина оторопела:

– Сейчас что ли? Сдурела? Ты на время-то посмотри. Поздно уже, они, наверное, закрылись. Давай завтра.

Но Татьяна уже загорелась:

– Нет. Ты не увиливай, Крылова. Сейчас давай! Сама получила удовольствие. А у меня опять облом?

– Да закрылись они уже. Гарантирую.

– Вот пошли, и проверим. Закрылись они, или нет?

9__х_ 16 апреля 1996 год. Фургончик для аттракционов рядом с торговым центром

У входа в фургончик Валентину с Татьяной встретил фамильярной фразой разбитной парень:

– Прав был Олег. Говорил, что ты снова придешь красавица, а я не верил. Прав он оказался.

Валентина остекленевшим взором посмотрела на парня:

– Попрошу мне не тыкать. Мы с вами на брудершафт не пили.

Парень игриво усмехнулся:

– А, я не против.

Валентина строго поинтересовалась:

– Чего вы не против?

– На брудершафт с вами, не против выпить. Ладно проехали. Чем могу?

– Вы еще работаете? В смысле, эта ваша комната желаний функту… Функциниро… Работает?

Парень надменно хмыкнул:

– Конечно работает, у нас в это время пик посетителей. Кстати, вам женщина бонус.

Парень снисходительно посмотрел на Валентину:

– Вы пришли повторно, это скидка десять процентов, привели с собой подругу, это еще сорок процентов. Так что у вас скидка пятьдесят процентов.

Валентина презрительно посмотрела на парня, и бесстрастно заметила:

– Предупреждать надо было. Я бы тебе сюда всех подруг привела.

– Виноват. Только, что же вы, дамочка, сами-то мне тычете? Сами же сказали, что мы на брудершафт не пили.

Разглагольствования парня грубо прервала Татьяна:

– Ну ты, птица Говорун. Хорош булдеть. Открыто у вас, говоришь? Тогда бери деньги, и веди.

Парень сделал вид, что огорчился:

– Почему это я птица Говорун?

Татьяна пьяно рявкнула:

– По кочану? Трепаться надо меньше. Болтаешь без умолку, а о правах клиентов ни гу-гу. Молчишь как рыба об лед. Давай бери деньги, и веди. Сусанин.

Парень заметно сник:

– Грубые вы дамочки. А оплата услуг у нас после сеанса, ваша подруга знает.

Он распахнул дверь фургончика, и попытался поддержать женщин за локоть, когда они входили в фургончик по ступенькам приставной лестницы. Валентина с оттенком презрения его поблагодарила:

– Мерси.

Татьяна резко попыталась освободить свой локоть из руки парня со словами:

– Не надо! Руки! Я сама!

Парень отпустил локоть Татьяны, и она чуть не упала.

Фургончик их встретил полумраком и пустыми креслами. Интеллигентик в белом халате, о котором Татьяне поведала Валентина, предупредительно предложил: