- -
- 100%
- +
© Сергей Максимович Медведев, 2025
ISBN 978-5-0068-2135-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Данные произведения являются художественным вымыслом. Любые совпадения с реальными событиями и лицами случайны.
1. ПОСЛЕДНИЙ ЭШЕЛОН
Снег падал крупными хлопьями на рельсы, словно пытаясь замести следы войны. Василий Петрович курил махорку у открытой двери вагона, наблюдая, как белая пелена поглощает знакомые с детства поля. Где-то там, за этой завесой, гремели пушки.
– Командир, приказ передать личному составу, – донеслось из глубины вагона.
Василий обернулся. Молоденький связист Колька протягивал ему сложенный вчетверо лист.
– Читай вслух, – сказал Василий, не беря бумагу. – Пускай все слышат.
Колька прочистил горло:
– Товарищи бойцы! Наш эшелон следует к месту формирования нового рубежа обороны. Враг не пройдет!
– Это все? – хмыкнул кто-то из угла.
– Это все, товарищ сержант Рябинин.
Сержант Рябинин – Степан для друзей – поднялся с нар. Высокий, жилистый, с глазами цвета зимнего неба. Воевал уже второй год, успел побывать в окружении под Вязьмой, прорывался через болота Брянщины.
– Значит, командир, опять отступаем? – спросил он негромко.
– Отходим на подготовленные позиции, – поправил Василий. – Есть разница.
– Какая разница мертвецу, как его убили – отступая или наступая? – встрял рядовой Гурин, тощий паренёк из Тамбовской губернии. – Всё одно в землю закопают.
– Заткнись, Гурин, – рявкнул Степан. – Когда помирать соберёшься – предупреди, место освободишь.
– А может, и не помру, – огрызнулся Гурин. – Может, выживу назло всем.
– Выживем, – сказал Василий спокойно. – Все выживем. Иначе за что воевали?
Поезд резко затормозил. В вагоне все смешалось – котелки, вещмешки, ругань. Василий выглянул наружу. Впереди, на путях, дымили обломки разбитого состава. Металл торчал из снега, как черные кости.
– Авиация постаралась, – констатировал машинист, подошедший к их вагону. – Придется в обход идти. Часов пять потеряем.
– Пять часов, – повторил Василий. – А немцы за пять часов сколько километров пройдут?
– Столько, сколько мы им позволим, – ответил Степан.
Машинист усмехнулся горько:
– Философ нашелся. А ты на передке паровоза постой, когда мессеры пикируют. Посмотрим, какая у тебя философия будет.
– Стоял, – коротко ответил Степан. – И не на паровозе – на броне танка. Тридцатьчетверка под мной сгорела в июле под Смоленском. А я остался. Значит, судьба такая.
Молчание повисло тяжелое, как дым от горящих вагонов впереди.
– Ладно, мужики, – сказал Василий. – Высаживаемся. Дальше пешком. Степан, подъем личный состав.
Через полчаса колонна растянулась по заснеженной дороге. Впереди шли разведчики – двое опытных ребят из Сибири, за ними Василий с радистом, потом основная группа. Замыкал колонну санинструктор Зоя, девушка из Ленинграда, которая могла вытащить раненого с того света и выругать здорового так, что тот неделю краснел.
– Товарищ лейтенант, – окликнул Василия Колька. – А правда, что немцы пленных не берут?
– Берут, – ответил Василий. – Только мы им не сдаёмся.
– А если ранен тяжело? Если сил нет драться?
Василий остановился, обернулся. Посмотрел на молодое лицо связиста, на котором еще не было настоящей печати войны – только страх и решимость, перемешанные в равных долях.
– Тогда товарищи за тебя подерутся, – сказал он. – А ты за них. Так и живем.
Зоя догнала их, тяжело дыша:
– Командир, раненый в хвосте колонны. Боец Петухов. Ногу прострелили еще на том участке, а он молчал. Теперь совсем плох.
Василий чертыхнулся. Петухов – хороший боец, автоматчик. Жена дома, двое детишек.
– Нести можем? – спросил он.
– Попробовать можно. Но он сильно кровь теряет.
– Степан! – крикнул Василий.
Сержант подошёл быстро, без суеты.
– Петухова на носилки. Выбираешь четверых, поочередно несут. Сам следишь.
– Будет сделано.
– И Степан… Если совсем плохо станет – скажешь мне. Решать будем вместе.
Степан кивнул. Понял без слов. На войне иногда приходится выбирать между одним и многими. Между состраданием и долгом. Между человеком и солдатом внутри себя.
Колонна двинулась дальше. Снег усилился, ветер стал злее. Дорога петляла между заброшенными деревнями. В одной из них на окраине стоял покосившийся дом, из трубы тянулся дымок.
– Разведка, проверить, – приказал Василий.
Сибиряки исчезли в сумерках бесшумно, как тени. Вернулись через четверть часа.
– Старуха одна, – доложил старший, боец Карпов. – Внука прячет. Мальчишка лет десяти. Говорит, немцы вчера проходили, дом не тронули.
– Старуха русская?
– Наша. Из здешних. Мужа на первой войне убили, сына на этой потеряла. Один внук остался.
Василий подумал. Останавливаться в деревне рискованно – немецкие разведгруппы могут вернуться. Но люди устали, раненый Петухов совсем плох, а впереди еще километров двадцать до своих.
– Входим в деревню, – решил он. – Но по одному дому. И часовых выставить.
Они расположились в трех домах на разных концах деревни. Василий с радистом и несколькими бойцами остался в доме старухи. Звали ее Марфа Ивановна, внука – Колей, как связиста.
– Не бойся, бабушка, – сказал Василий, увидев, как дрожат у старухи руки. – Мы свои.
– Знаю, что свои, – ответила она тихо. – А бояться перестала. Столько страху видела – больше не могу. Как колодец, что переполнился.
Мальчишка выглядывал из-за печки, рассматривал автоматы, каски, гимнастерки с заплатами. Глаза у него были взрослые, не детские.
– А вы немцев убивали? – спросил он шепотом.
– Убивали, – честно ответил Василий.
– Много?
– Достаточно.
– А они вас?
– Пытались.
Старуха поставила на стол чугунок с картошкой и кринку молока.
– Ешьте, родимые. Небогато, а что есть.
– Спасибо, мать, – сказал Степан, который как раз вошёл с докладом о раненом. – Добро твоё не забудется.
– Как там Петухов? – спросил Василий.
– Плохо. Зоя говорит – до утра дотянет, дальше не знает. Кровь не останавливается.
– Везти его дальше нельзя?
– Можно. Только он по дороге помрёт.
Василий подошёл к окну, посмотрел в темноту. Снег всё шёл, заметая следы. Где-то в этой темноте были немцы. Где-то свои. А между ними – они, горстка солдат с умирающим товарищем.
– Знаешь что, Степан, – сказал он тихо. – Мы его здесь оставим. С бабкой. Авось выходит она его.
– А если немцы вернутся?
– Тогда как получится. Но умирать ему лучше в тепле, чем на снегу.
Степан молчал, обдумывая. Потом кивнул:
– Правильно. Скажу Зое, пусть перевязку сменит, лекарства оставит.
– И ещё, – добавил Василий. – Если что – автомат ему дай. Пусть знает, что не беззащитный.
Когда Степан ушёл, Марфа Ивановна подошла к командиру:
– Товарищ лейтенант, а разве можно – солдата бросить?
– Не бросить, мать. Доверить. Тебе доверить. Выходишь его – Родина не забудет.
– А не выйдет?
– Тогда хоть по-человечески помрёт.
Старуха всплакнула:
– Господи, до чего дожили. Детей война ест, стариков пожирает.
– Дождёмся, мать. Дождёмся мы победы. И внук твой вырастет на свободной земле.
Утром, когда рассвело, колонна готовилась к выходу. Петухов лежал на печи в доме Марфы Ивановны, рядом стоял автомат. Лицо у него было восковое, но глаза ясные.
– Товарищ лейтенант, – позвал он Василия слабым голосом.
– Слушаю, боец.
– Если домой вернётесь… жене скажите – не дрогнул. До конца не дрогнул.
– Скажу, – пообещал Василий. – Обязательно скажу.
– И ещё… Сына моего, Мишку, учить читать начинайте. Чтобы умный рос.
– Научат, – сказал Василий. – Учёный будет.
Колонна вышла из деревни, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Снег перестал, воздух стал звонким и морозным. Позади осталась изба с дымком из трубы, старуха с внуком и раненый солдат, который, может быть, доживал последние часы.
– Командир, – обратился к Василию связист Колька. – А правильно мы сделали?
– Не знаю, – честно ответил Василий. – На войне правильного мало. Есть необходимое.
Они шли по заснеженному полю, оставляя цепочку следов. Впереди, за лесом, должны были быть свои позиции. Позади – враг, который может нагнать в любую минуту.
Первые выстрелы раздались около полудня. Сначала одиночные, потом автоматная очередь. Колонна легла в снег.
– Разведка! – скомандовал Василий. – Выяснить обстановку!
Карпов с товарищем поползли вперед. Вернулись через полчаса.
– Немецкий дозор, – доложил Карпов. – Человек восемь. Наткнулись на наше охранение. Завязался бой.
– Наши?
– Держатся. Но немцев больше подходит.
Василий посмотрел на своих бойцов. Двадцать три человека, включая его самого. Вооружение неплохое, боевой опыт есть. Но патронов маловато, гранат всего по две на бойца.
– Степан, – позвал он сержанта. – Обходим справа, с фланга ударим. Колька, связь с нашими наладить – пусть знают, что мы подходим.
– А если не успеем? – спросил Гурин. – Если наши не выдержат?
– Тогда будем прорываться сами, – ответил Василий. – Но попытаться надо.
Они двинулись в обход, стараясь не шуметь. Снег под ногами скрипел, дыхание парило в морозном воздухе. Стрельба впереди усиливалась.
Когда вышли на позицию, немцы были уже близко к окопам. Василий видел их серые шинели, слышал чужую речь. Двое немецких солдат тащили пулемёт, готовясь к решающему штурму.
– По моей команде, – прошептал Василий. – Гранаты первыми. Потом автоматы.
Он поднял руку, отсчитал секунды, опустил.
– Ура! – закричали его бойцы, поднимаясь в атаку.
Гранаты разорвались в немецких цепях. Автоматы застрочили, посылая свинцовый дождь. Немцы, атаковавшие окопы, оказались между двух огней.
Бой длился недолго. Когда дым рассеялся, на снегу лежали тела в серых шинелях. Трое немцев сдались, остальные отступили или погибли.
– Товарищ лейтенант! – окликнул Василия молодой старший лейтенант, командир обороняющейся роты. – Спасибо за подмогу. Как раз вовремя.
– Старший лейтенант Морев, – представился офицер. – А вы?
– Лейтенант Климов. Выходим из окружения с остатками взвода.
– Понятно. Проходите в блиндаж, доложите обстановку.
В блиндаже было тепло и накурено. На стенах висели карты, на столе стоял полевой телефон. Морев налил Василию чаю из алюминиевого чайника.
– Сколько у вас людей осталось? – спросил он.
– Двадцать три. Один раненый в деревне остался.
– Техника?
– Пешие. Поезд разбомбили.
Морев кивнул, отметил что-то на карте.
– Слушайте, Климов. У меня тут дыра в обороне – километра два. Людей не хватает. Сможете участок занять?
– Сможем, – ответил Василий без колебаний. – А что с ранеными? Госпиталь есть поблизости?
– В двадцати километрах. Но дорога под обстрелом. Раненых вывозим ночью.
– Понятно.
– И ещё, – добавил Морев. – Готовьтесь к тяжёлому. Разведка доносит – немцы крупные силы подтягивают. Завтра-послезавтра большое наступление будет.
– А мы?
– А мы держимся. Сколько сможем.
Вечером взвод Василия занял позицию в лесу, на небольшой высотке. Окопы были старые, еще с осени, но пригодные. Степан расставил бойцов, организовал наблюдение.
– Командир, – подошёл к Василию связист Колька. – А долго мы тут будем?
– Столько, сколько прикажут.
– А если прикажут умереть?
Василий посмотрел на молодого солдата. В свете костра лицо у Кольки казалось совсем детским.
– Тогда умрём, – сказал он просто. – Но дорого продадимся.
– Жить хочется, – признался Колька. – Очень жить хочется.
– И будешь жить. Война не вечная. А мы не последние.
Ночь прошла спокойно. Утром начался артобстрел. Снаряды рвались в лесу, осыпая бойцов землёй и снегом. Потом пошли танки.
– Противотанковые гранаты приготовить! – скомандовал Василий. – Подпускать ближе!
Первый танк подбили метров за сорок от окопов. Экипаж выскочил, но автоматчики Степана встретили немцев огнём. Второй танк повернул назад, третий попытался обойти с фланга.
– Гурин, Петров! – крикнул Василий. – За мной!
Они выбрались из окопов, поползли наперерез танку. Гусеницы мололи снег и землю совсем рядом. Гурин метнул гранату под гусеницу – танк дёрнулся, остановился.
– Живей назад! – крикнул Василий.
Они отползли как раз вовремя – из танка ударил пулемёт, прошивая очередями то место, где они только что лежали.
К вечеру немцы отступили. В окопах взвода остались живыми пятнадцать человек. Гурин был ранен в руку, ещё двоих Зоя перевязывала в блиндаже.
– Завтра повторят, – сказал Степан, подсаживаясь к Василию. – И послезавтра. Пока нас не сомнут.
– А мы будем держаться, – ответил Василий. – День держимся – значит, где-то в другом месте наши успевают закрепиться.
– Философия опять, – усмехнулся Степан. – А знаешь что, командир? Правильная философия. Если не мы, то кто?
Ночью приехал санитарный транспорт. Забрали тяжелораненых, привезли боеприпасы и новость – Петухов жив. Старуха Марфа Ивановна выходила его, теперь он идёт на поправку.
– Видишь, Степан, – сказал Василий. – А ты говорил – бросили.
– Не бросили, – согласился Степан. – Доверили.
Утром атаки возобновились. На этот раз немцы пустили в дело авиацию. Самолеты пикировали на окопы, сбрасывали бомбы. Потом снова пошли танки.
Держались до обеда. Потом Морев прислал связного:
– Отходить! Общий отход на новый рубеж!
– Слышали! – крикнул Василий. – Степан, сбор по группам! Отходим по-очереди!
Они отходили и днём, и ночью. За ними по пятам шли немцы. Иногда приходилось разворачиваться и принимать бой. Иногда удавалось оторваться и передохнуть в каком-нибудь подвале или сарае.
Через неделю от взвода осталось одиннадцать человек. Связист Колька был убит осколком мины. Зоя ранена в плечо, но продолжала перевязывать бойцов. Гурин, который так боялся смерти, дрался как лев и ни разу не дрогнул.
– Знаешь, командир, – сказал он Василию во время привала, – а ведь я больше не боюсь.
– Почему?
– Понял, что смерть – это когда перестаешь быть нужным. А мы нужны. Значит, живые.
Они дошли до новых позиций, заняли окопы, приготовились встречать очередную атаку. Впереди, в утреннем тумане, уже слышался рокот немецких моторов.
– Ну что, братцы, – сказал Василий своим бойцам, – ещё разок?
– Ещё разок, – ответил Степан за всех.
И они приготовились драться. Потому что были солдатами. Потому что за их спинами была Родина. И потому что кто-то должен был остановить войну.
Снег начал таять. Весна приходила в мир, где гремели пушки и умирали люди. Но весна всё равно приходила. И это было самым важным.
***
Много лет спустя, когда война стала историей, а её участники – стариками с орденами на груди, Степан Рябинин приехал в ту деревню. Дом Марфы Ивановны стоял на том же месте, только крыша была новая, железная.
Старухи уже не было в живых, но жил внук – Николай Марфин, теперь уже сам дед, инженер на местном заводе.
– А помните лейтенанта Климова? – спросил Степан.
– Помню, – кивнул Николай. – И раненого помню, которого оставили. Петуховым звали. Бабушка выходила его. После войны он к нам приезжал, гостинцы привозил.
– Живой значит остался?
– До старости дожил. В прошлом году помер. А перед смертью всё просил – найти того лейтенанта, что его спас. Спасибо сказать хотел.
Степан постоял молча у могилы Марфы Ивановны, потом сказал:
– Передам. Там встретимся – передам.
Он знал, что Василий Климов погиб через месяц после тех боёв. В атаке. Поднимал в атаку остатки батальона и первым пошёл на немецкие пулемёты. Похоронен в братской могиле под Ржевом.
А война закончилась через два года. И Степан дожил до Победы. И Гурин дожил. И многие другие.
Потому что кто-то должен был выжить, чтобы помнить.
Конец
2. СТАЛЬНАЯ ЖАРА
Танк дрожал всем корпусом, когда Иван Громов переключал передачи. Т-34 взбирался на пологий холм, оставляя за собой облако пыли и выхлопных газов. Июльское солнце 1943 года превратило башню в раскалённую печь. Пот заливал глаза, форма прилипала к телу, а воздух внутри машины был густым и удушливым.
– Стоп-машина, – приказал командир экипажа старший лейтенант Коршунов. – Наблюдение.
Иван выжал сцепление, танк остановился на гребне высотки. Механик-водитель открыл люк, жадно втянул свежий воздух. Даже снаружи было жарко, но не как в этом стальном котле на гусеницах.
Коршунов высунулся из командирской башенки, поднял бинокль. Внизу, в ложбине, стояла деревня Прохоровка. За ней виднелись поля, пересечённые оврагами и лесополосами. Где-то там должны были появиться немецкие танки. Разведка обещала крупное сражение.
– Что видишь? – спросил наводчик Пётр Савельев, протирая оптику прицела.
– Пока тишина. Но долго не будет.
Коршунов не ошибался. Через полчаса земля задрожала под гусеницами тяжёлых машин. Сначала показалось несколько серых точек на горизонте, потом эти точки превратились в танки. Немецкие. Много немецких танков.
– Тигры, – выдохнул заряжающий Семён Кротов. – Господи, сколько их.
Иван присмотрелся. Действительно, в немецких боевых порядках шли тяжёлые машины. Угловатые, массивные, с длинными стволами орудий. Рядом с ними двигались средние танки и самоходки. Настоящий стальной кулак.
– Назад с холма, – скомандовал Коршунов. – В засаду становимся.
Иван завёл мотор, танк покатился назад, скрываясь за гребнем. Они заняли позицию за небольшой рощей, откуда хорошо простреливалась дорога. Рядом окопались еще три тридцатьчетвёрки из их роты.
Ждать пришлось недолго. Первые немецкие танки появились через двадцать минут. Шли уверенно, не особо заботясь о маскировке. Видимо, рассчитывали на броню и мощность орудий.
– По головному, – шепнул Коршунов в ларингофон. – Дистанция восемьсот.
Савельев навёл перекрестие на ведущий немецкий танк. Средний, четвёртая модель. Броня у него была крепкая, но не как у тигра.
– Готов.
– Огонь.
Пушка ухнула, танк дёрнулся от отдачи. В башне запахло пороховыми газами. Снаряд попал в борт немецкой машины, но не пробил. Только посыпались искры.
– Недолёт, – констатировал Савельев. – Корректирую.
А немцы уже развернулись, ища цель. Длинный ствол тигра медленно поворачивался в их сторону.
– Давай, Пётр, давай, – пробормотал Кротов, подавая новый снаряд.
Второй выстрел оказался точнее. Немецкий танк дёрнулся, из моторного отделения повалил чёрный дым. Экипаж начал выскакивать через люки.
– Есть! – радостно воскликнул Савельев.
Радоваться было рано. Тигр успел навестись и выстрелить. Снаряд просвистел совсем рядом, срезав верхушки кустов. Следующий мог попасть.
– С места, быстро! – крикнул Коршунов.
Иван включил передачу, танк рванулся вперед, выскочил из-за деревьев и помчался по полю. Следом ухнуло орудие тигра, но снаряд ушёл в сторону.
Они мчались по полю, петляя между воронками и кустарником. За спиной грохотали выстрелы – остальные экипажи роты тоже вступили в бой. Впереди маячили стога сена, за которыми можно было укрыться.
– Стоп, – приказал Коршунов, когда они добрались до укрытия. – Разворачиваемся.
Иван развернул танк, Савельев приготовился к стрельбе. Немецкие машины тем временем рассредоточились, пытаясь окружить советские позиции. Один тигр шёл прямо на их стог.
– Шестьсот метров, – доложил Савельев. – Курс не меняет.
– Бронебойным, – скомандовал Коршунов. – В лоб не пробьём, жди бортового поворота.
Тигр приближался медленно, но неотвратимо. Его орудие поворачивалось, высматривая цель. Ещё немного – и он заметит тридцатьчетвёрку за стогом.
Наконец немецкий танк начал разворот, подставляя борт. Савельев немедленно выстрелил. Снаряд ударил в стык башни и корпуса, там, где броня была слабее. Тигр остановился, из щелей повалил дым.
– Попали! – закричал Кротов.
– Тише ты, – одёрнул его Коршунов. – Ещё их там целый батальон.
Он был прав. По полю двигались десятки немецких танков, подавляя советскую оборону огнём и гусеницами. Несколько тридцатьчетвёрок уже горели черным пламенем. Радиостанции трещали от команд и докладов.
– Отходим на вторую позицию, – передал командир роты по радио. – За железную дорогу.
Иван завёл мотор, и они помчались назад, прикрывая отход остальных. Немцы преследовали, стреляя на ходу. Снаряды рвались рядом, осыпая танк комьями земли.
За железнодорожной насыпью их ждала засада – замаскированные противотанковые пушки и несколько самоходок. Немцы этого не знали и шли напролом.
Первый тигр подбили сразу же, как только он показался из-за насыпи. Орудие сорокапятки ударило ему в гусеницу, танк встал, развернувшись боком к советским позициям. Тут его и добила самоходка.
Но немцы быстро сообразили, что попали в ловушку. Их танки рассыпались, начали обходить насыпь с флангов. Завязался ожесточённый встречный бой.
Иван вёл свою машину от укрытия к укрытию, стараясь не попасть под прицельный огонь тяжёлых немецких орудий. Савельев стрелял по всем целям, что попадали в поле зрения. Кротов подавал снаряды, не переставая ругаться сквозь зубы.
– Справа пантера! – закричал Коршунов, заметив немецкую машину, выползающую из-за дома.
Савельев развернул башню, навёлся, выстрелил почти в упор. Снаряд попал в маску орудия, немецкий танк дёрнулся и замер. Из люков повалил дым.
А слева уже показывался новый противник – еще один тигр, медленно разворачивающий своё страшное орудие. Дистанция была небольшая – метров триста. На такой дальности его пушка пробивала броню тридцатьчетвёрки навылет.
– Назад, быстро! – крикнул Коршунов.
Но было поздно. Тигр выстрелил первым. Снаряд ударил в борт советского танка, пробил броню и взорвался внутри. Ивана оглушило, в глазах потемнело, уши заложило.
Когда он пришёл в себя, танк уже не двигался. Мотор заглох, в боевом отделении что-то горело. Коршунов висел без движения в командирском кресле, кровь сочилась из-под шлемофона.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.