Моццикони

По фамилии – Моццикони

Друзей у Моццикони не было – а все потому, что у него не было даже имени. Моццикони-окурок, и только! А с одной такой фамилией не больно-то заведешь друзей. Должно быть и имя: Пиппо, Тино, Тонино, Ромолетто, Джиджино. Наверно, можно иметь друзей, даже если имя у тебя трудное, еле выговоришь. Ну, скажем, Асдрубале, Джанфилиппо, Антонджулио, Джованбаттиста или Пьерникола. Моццикони знал парня, которого звали Эрменеджильдо, он каждый вечер играл в остерии в карты. А раз играет в карты, значит, друзей у него тьма-тьмущая.

Моццикони было очень обидно, что у него нет имени и оттого нет настоящих друзей.

«Вот ведь в Древнем Риме у многих было по два имени: Юлий Цезарь, Марк Аврелий, Пий Антоний, а фамилии никакой. Но то были сплошь императоры, а императорам почти все позволено. Где уж мне с ними равняться», – думал Моццикони.

Моццикони-разрушитель

Моццикони жил за крепостными стенами, на «Счастливом акведуке», самой дальней окраине Рима, в доме, построенном без разрешения властей.

И хоть дом был самовольный, городская коммуна заставляла его обитателей платить за уборку мусора, который никто не убирал, и за канализацию, которой не было.

– Где она, ваша канализация? Я ее в глаза не видел! – возмущался Моццикони.

То и дело самовольный дом окружали полицейские, чтобы выселить всех жильцов до единого.

Чаще всего полицейские приезжали на своих «пантерах» и «газелях» и кричали в микрофон:

– Сейчас мы вас отвезем в тюрьму Реджина Чели!

В ответ все жители окраины ложились прямо посреди улицы. Полицейским ничего не оставалось, как убираться восвояси. Платить налоги за уборку мусора и канализацию жители «Счастливого акведука» не собирались. Вот им и приходилось долгие часы лежать пластом на дороге.

– Нет, уеду я отсюда! – не раз говорил Моццикони.

Но куда идти, куда ехать?! Направо ли, налево, вверх ли, вниз ли, в деревню или в город? Может, на пути ему и попадется деревушка с красивыми небоскребами либо город – весь в зеленых лугах, кто знает! Только пока у человека есть свой дом, нелегко его покинуть.

Однажды, когда дождь лил как из ведра, сверкали молнии и дул пронизывающий ветер, Моццикони решил… выбросить дом из окна. Начал он с мебели. Выкинул два стула, матрац, набитый сеном, стол, сундучок и тумбочку.

Потом в окно полетели кастрюли, сковородка, шесть тарелок, две вилки, штопор и четыре ложки. Моццикони выбросил и медное блюдо, которое он выиграл в лотерею. И наконец – ворох старых газет, шерстяные простыни и льняное одеяло. Почему не наоборот?! Да потому, что у Моццикони были свои понятия о холоде, тепле и многих других вещах.

Прохожие тут же подбирали все, что Моццикони выбрасывал.

– Берите, берите, – говорил им Моццикони.

– Что ты делаешь, Моццикони?! – изумленно спросил вор, которому ни разу в жизни ничего не удалось украсть.

– Разве не видишь? Выбрасываю в окно дом.

– Весь?!

– Весь.

– Дай мне что-нибудь украсть.

– Бери что захочешь.

– Так неинтересно, я хочу украсть.

– Кради все, что тебе вздумается.

– Нет. Ты притворись, будто спишь, я проберусь в дом, украду что-нибудь и убегу.

– Я уже почти все выбросил.

– Мне бы хоть что-нибудь украсть!

– Осталась только железная печка.

Вор пробрался в дом и попробовал унести печку. Но она была слишком тяжелой. Тогда Моццикони попросил вора помочь ему выкинуть печку в окно.

– Ничего не украл, да еще работать пришлось! – Вор от обиды чуть не заплакал: снова ему не повезло.

Моццикони уходит

Вместе с Моццикони в доме жили тараканы, муравьи, пауки, сороконожки, блохи, клопы, мыши и три скорпиона. И так же как тонущий корабль первыми покидают крысы, так и эти зверьки и насекомые разбежались кто куда при первых же ударах молотка, от которых треснули стены.

Самыми последними удрали три скорпиона – они спускались вниз зигзагом, точно пьяные.

– Бегите, бегите! – говорил им Моццикони. – Впрочем, если хотите, можете остаться. Только хорошо ли вам придется?!

Орудуя молотком и клещами, Моццикони снял раковину и отвинтил кран. Раковина была совсем новая, и Моццикони жалко было ее ломать. Ну, а кран был испорчен, вода из него не текла. Да и не могла течь, ведь в доме не было труб, а в квартале – водопровода. Но когда-то, во времена древних римлян, в этих местах пролегал «Счастливый акведук». Поэтому городские власти каждый месяц присылали и нынешним римлянам, жильцам самовольных домов, счет за воду. И, очень злились, что никто не платит.

После раковины и крана Моццикони принялся за плиточный пол. Всю ночь он выбрасывал в окно куски штукатурки. Потом сбросил черепицу с крыши.

Утором явился полицейский, чтобы оштрафовать Моццикони – кто ему позволил бросать мусор на улицу?!

– Имя и фамилия? – сурово спросил полицейский.

– Моццикони.

– А дальше?

– Дальше – баста!

– Есть же у тебя имя?!

– Увы, нет.

Моццикони рассказал полицейскому, что имени у него нет и потому нет друзей. Вот он и решил разрушить дом и уйти куда глаза глядят.

Полицейский едва не разрыдался, а ведь он был самым грозным полицейским квартала.

На следующую ночь Мопцикони почти довершил дело – выбросил в окно и стены. Оставались еще окно с подоконником да балки и дверные косяки.

Деревянную потолочную балку Моццикони еле снял. За ней на улицу полетели через окно косяки, оконные стекла и рамы. Подоконник был из камня травертина, и Моццикони пришлось позвать себе на помощь двух мальчишек.

Он огляделся – ага, нужно еще разломать кусок стены под самым подоконником. Разбив и его, Моццикони перелез через груду мусора и пошел прочь.

Но куда идти?

Дорог, указателей, семафоров, светофоров, было немало. И все равно Моццикони так и не сориентировался – как ему, бедняге, разобраться, где восток, где запад где север, а где юг.

Моццикони один против Рима

Моццикони не знал, в какую сторону идти, где искать пристанища.

Он пересек город, добрался до набережной Тибра и остановился у моста Систо. Огляделся. И увидел лестницу, которая вела вниз, к самой реке.

– Ты решил спуститься вниз, Моццикони?

За долгие годы одиночества Моццикони привык разговаривать сам с собой.

Он одолел несколько ступенек, остановился, повернул голову и посмотрел вверх, на город.

– Может, ты, Рим, и красив, но мне ты не по душе.

– Что тебе не по душе? – спросил случайный прохожий.

– Рим.

– Почему вдруг?!

– Потому что он мне противен.

Прохожий так и застыл с раскрытым ртом: «Ну и ну! Этому оборванцу противен наш прекрасный Рим!»

А Моццикони, не оборачиваясь больше, стал спускаться по лестнице. Ее ступеньки в эту осеннюю пору были усыпаны опавшими листьями.

– Смотри не поскользнись, Моццикони!

К счастью, он не поскользнулся на мокрых листьях, а добрался до берега реки живым и невредимым, как Колумб – до берегов Америки.

– Вот это мне по душе. И сравнение с Колумбом мне тоже нравится.

Моццикони хотел придумать по такому случаю подходящую пословицу, но так ничего и не придумал.

Моццикони и пословицы

– Кто все-таки придумывает пословицы?! – воскликнул Моццикони. – Может, есть такие люди, что сидят целыми днями, обхватив голову руками, и думают, думают, пока не сочинят пословицу. Ну, скажем: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить», «Тише едешь, дальше будешь», «Собака, которая лает, не кусает». Словом, всякие-разные, одна лучше другой. Наверно, есть мастера по пословицам, как есть мастера по ремонту водопроводных кранов и карбюраторов автомашин. Но им за работу платят, и неплохо! А как зарабатывают на жизнь сочинители пословиц?! Неужели им тоже платят?! А может, они придумывают пословицы только ради славы? Тогда почему они не ставят, как поэты, внизу свою подпись? Видно, все эти сочинители пословиц – забавные люди.

Моццикони очень захотелось познакомиться хоть с одним из них. Интересно, сколько, к примеру, заработал тот, кто сочинил пословицу «Одна ласточка весны не делает»? Правда, некоторые знаменитые пословицы гроша ломаного не стоят. Хотя бы эта: «Соразмеряй шаги с длиной ноги».

Почему, спрашивается?

– Я хожу, как мне хочется!

И вообще, надо всегда идти смело, широким шагом. Ведь недаром другая пословица гласит: «Риск – благородное дело».

Тут Моццикони наступил на гнилой лист и упал. Чуть в воду не свалился.

– Смотри, куда ногу ставишь!

Моццикони потихоньку поднялся. «Смотри, куда ногу ставишь» – а ведь это почти пословица!

Моццикони записал свою первую почти пословицу на клочок бумаги и, чтобы не потерять его, положил под шапку.

Моццикони под мостами

С того дня Моццикони больше не бывал на улицах Рима.

– Здесь, под мостами, хватает воды, земли и воздуха, – сказал он сам себе. – Здесь можно жить по-королевски. А во время дождя есть где спрятаться.

Моццикони посадил вдоль берега реки немного салата, фасоли, помидоров и артишоков. Где он раздобыл семена, я и сам до сих пор не знаю. Зато знаю, что Моццикони не больно-то доверял нищим, которые бродят по берегу Тибра. Поэтому он посадил овощи в укромных местах, подальше от тропинок, в зарослях кустарника и под крепостной стеной.

На мокром песке все растет быстро и без удобрений. Ведь отмели реки давно уже превратились в свалку, куда римляне свозят все свои отбросы. Чем они хуже искусственных удобрений?!

Со временем Моццикони посадил на берегу еще и яблони, груши, черешню, ореховые деревья, оливки. А посадив, стал ждать, когда все взойдет и даст плоды. Вот тогда уж отмель Тибра превратится в цветущий сад!

Моццикони-бунтарь

В городе, вернее, на «Счастливом акведуке» Моццикони друзей себе так и не завел.

Причина вам уже известна: у него не было имени.

– Может, я найду друзей среди бродяг и нищих, которые живут на берегу Тибра.

С жильцами самовольных домов Моццикони не очень-то ладил. Стоило им раздобыть денег, как они покупали холодильник, телевизор, мотоцикл, машину.

Тогда они сразу начинали воображать себя важными господами, а Моццикони – презирать.

– Глупцы, – сердился Моццикони. – Настоящие господа предпочитают ходить пешком, а не ездить. А вот миллионы они зарабатывают со скоростью гоночной машины.

Но обитатели «Счастливого акведука» считали богачами владельцев табачной лавки, мясного магазина, радиомагазина. Ведь у них к вечеру в кассе набиралась уйма денег.

– Настоящие богачи не держат деньги в кассе. И вообще с собой их не носят, – объяснял соседям Моццикони.

Однако те отвечали, что таких богачей они сроду не видывали. Значит, их и не бывает. А Моццикони просто врун и анархист.

– Какой уж уродился, – отвечал им Моццикони.

Анархистов-бунтарей никто не любит. И больше всего – богачи. Ведь бунтарями не больно-то покомандуешь. Но и бедняки не любят бунтарей-анархистов: если каждый будет сам себе хозяин, на ком тогда свою злость вымещать?!

– Болваны, ослы! – возмущался Моццикони. – Давайте устроим восстание и станем сами хозяевами.

– А потом, кем мы будем командовать? – спрашивали его соседи.

– Никем.

– Что же это за хозяева без подчиненных?!

– Зато мы сможем делать все, что нам вздумается, – отвечал Моццикони.

– И сможем любого повесить?.,

– Кого вы хотите повесить?

– Хозяев.

– Так ведь тогда хозяевами мы будем! – удивлялся их непонятливости Моццикони.

Тут один из обитателей «Счастливого акведука», слывший самым умным, потому что сумел быстро разбогатеть, сказал, что все это – злобные выдумки Моццикони. Этот анархист собирается сделать всех бедняков хозяевами, чтобы потом их повесить.

Кончилось тем, что самого Моццикони чуть было не повесили. Он забрался в клетку с домашними кроликами – только тем и спасся.

Моццикони разыгрывает из себя шута

Моццикони продолжал сажать на прибрежном песке салат, фасоль, помидоры.

– Кто знает, может, здешние бедняки добрее моих соседей по «Счастливому акведуку»!

Он все еще надеялся найти друга. Но для этого надо было выбрать себе подходящее имя. И вот однажды он сел и обхватил голову руками, чтобы лучше думалось. И чем больше он думал, тем труднее казался ему выбор.

– Ну кто поверит, что меня зовут Пиппо или там Тино. Тонино, Ромолетто, Джиджино! Все сразу заметят, что это имя не мое, а чужое.

Нет, ни одно из этих имен не вязалось с его лицом, возрастом, манерой ходить, размахивая руками, и, наконец, с его фамилией Моццикони-окурок. Он Моццикони, и только. И хочешь не хочешь, а надо с этим смириться.

Но вот с одиночеством он не мог смириться. Он все еще не терял надежды отыскать друга. Ради этого он даже научился шевелить ушами – обоими сразу и каждым в отдельности.

– Посмотри, как я шевелю ушами, – говорил он, встретив на берегу бродягу.

Тот смотрел на Моццикони, как на жалкого глупца, и молча уходил прочь. От огорчения Моццикони готов был заплакать. И заплакал бы, если бы не считал слезы недостойными мужчины.

Вот мальчишки-бродяги, те с любопытством смотрели, как он шевелит ушами. И даже громко смеялись. Но только в первый раз, а встретив Моццикони снова, принимались его дразнить.

– Не надоело тебе разыгрывать из себя шута?! – спросил его как-то старик бродяга, хромой на обе ноги. – Неужто не замечаешь, что все смеются тебе вслед?

Моццикони предпочел бы, чтобы ему смеялись в лицо – ведь тот, кто смеется за твоей спиной, другом не станет. С недавних пор, стоило какому-нибудь бродяге увидеть, как Моццикони шевелит ушами, он начинал пронзительно свистеть, либо показывать ему кукиш. А некоторые даже швыряли в Моццикони комья грязи, и они прилипали к его жалким лохмотьям, которые он не снимал ни в жару, ни в стужу.

Но вот однажды мальчишка-бродяга сказал Моццикони:

– Я тоже хочу научиться шевелить ушами.

Моццикони так захотелось научить мальчугана, что он готов был отдать палец руки. «Но какой палец отдать? Мизинец? Безымянный? Средний? Указательный? Большой? Пожалуй, безымянный! На нем обычно носят обручальное кольцо. Но у меня нет обручального кольца, а значит, этот палец мне не нужен», – рассудил Моццикони.

А пока что Моццикони стал учить мальчишку шевелить ушами. Только вскоре он понял, что дело это нелегкое. Если природа не наделила тебя даром шевелить ушами, учись не учись – ничего не выйдет. Ну, как, например, косить глазами. Вот и у Моццикони с мальчуганом ничего не вышло.

– Все равно давай будем друзьями, – предложил Моццикони.

Нет, мальчишка не согласился. Теперь всякий раз, встречая Моццикони, маленький бродяга отворачивался и сплевывал на песок.

Моццикони и бедуины

Летом римляне приезжают к морю, раздеваются и ложатся на песке загорать. А Моццикони расхаживал по пляжу в плотной шерстяной фуфайке. Люди смеялись ему вслед, он останавливался и говорил:

– Глупцы, не знаете разве, что бедуины пустыни в самую жару надевают теплые халаты?!

Но откуда Моццикони узнал о бедуинах? Из газет. Он любил читать старые газеты. Вот и сейчас, прислонившись к парапету, он ждал, когда вниз на откос полетит очередной кулек с отбросами. Нередко римляне выбрасывали и вчерашние газеты. Но даже газеты недельной давности Моццикони с удовольствием прочитывал от корки до корки.

И все-таки некоторые газеты Моццикори не мог читать без злости – столько в них было лжи. Тогда он вынимал карандаш и принимался править статьи. Заменял прилагательные, наречия, причастия. Некоторые фразы укорачивал, другие – удлинял. Заглавия он почти всегда переделывал и часто менял конец. Порой он трудился целый день и, лишь все поправив и изменив, садился почитать свою газету.

Но когда газета была вся в жирных пятнах, когда в нее были завернуты огрызки яблок или помидоров, Моццикони из себя выходил.

– Чертовы неряхи! – кричал он прохожим на набережной.

Однажды в кульке оказался учебник истории. Моццикони читал его каждый божий день и со временем выучил наизусть.

Моццикони и история

Стоило Моццикони встретить другого бродягу, как между ними начинался спор. Бродяги газет не читают, а книг – тем более. Моццикони подходил к первому встречному бродяге и заводил с ним разговор о Юлии Цезаре, Бруте, Гракхах, о Спартаке и о других героях древнеримской истории. Но бродяга его и слушать не желал:

– Какая скучища! Скажи лучше, где бы едой разжиться.

И частенько просил у Моццикони сигарету или табачку для самокрутки.

Как-то один бродяга сказал ему, что о целой сигарете он и не мечтает – хорошо бы хоть два-три моццикони-окурка раздобыть. Моццикони оскорбился:

– Моццикони – это я.

Бродяга расхохотался.

– Что тут смешного? Фамилия как фамилия, не хуже других!

Моццикони читал в газетах про министров, которые крали все, что могли. И, хотя фамилии у них были пышные, благородные, для Моццикони они звучали как ругательства.

Один бродяга сказал ему, что бывают министры, которые если и крадут, то самую малость, а иные и вовсе не крадут. Ну, может, раз в году. А вообще-то воры небось и в Древнем Риме водились.

Моццикони очень сердился на этих невежд, топал ногами и чертыхался.

Моццикони и бродячая собака

Чем дружить с такими людьми, лучше поискать себе друга среди зверей. Разве плохо, скажем, стать другом вон той бродячей собаки с белой шерстью? Правда, от грязи и копоти она стала совсем черной.

Эта собака увязалась за Моццикони, словно тот ее хозяин, Моццикони часто останавливался, гладил ее по шерстке и рассказывал ей последние газетные новости и все то, что выучил наизусть из учебника истории.

Собака виляла хвостом, и это казалось Моццикони добрым знаком. Вскоре Моццикони стал делиться с собакой всеми своими бедами: рассказывал, как ему холодно, голодно, как он устал. Собака слушала его молча, без ехидной усмешки, а порой даже с раскрытой от изумления пастью. «Вот кто будет мне верным другом», – подумал Моццикони.

– Меня зовут Моццикони, а тебя?

– Моццикетти-окурочек, – ответила собака.

Моццикони удивился, но промолчал. Он боялся, что собака его разыгрывает. Обычно собаки зовутся Боб, Фидо, Ламно, Том, Фифи. Но чтобы собаку звали Моццикетти-окурочек, поверить трудно. Но собака – друг человека, и Моццикони не хотел с ней ссориться. Тут подошел старик бродяга и принялся разглядывать собаку. Обглядел, ее со всех сторон. Потом и спросил у Моццикони:

– Какой породы твоя собака?

– Дворняжка, – ответил Моццикони.

Собака опустила хвост и молча удалилась. Обиделась, видно.

Моццикони стал ее звать: «Моццикетти, Моццикетти!» – но собака даже не обернулась.

«Ну, дал я маху, – с грустью подумал Моццикони. – Глупость сморозил».

Моццикони переезжает

Моццикони был все время один да один, и оттого мыслей у него в голове стало больше, чем народу на площади Святого Петра, когда папа римский читает свое послание.

Но это – когда светит солнце. А когда идет дождь, на площади почти никого нет, даже если папа читает свое послание. Только одного солнца мало. Должны быть еще и иностранные туристы. Потому что сами римляне на площадь Святого Петра ходят редко, а вот туристы на эту площадь приходят охотно, даже если они не католики, а мусульмане, Потом, вернувшись домой, ну, в свою страну, они рассказывают друзьям, что видели папу. Обычно они из послания и двух слов не понимают – на то они и иностранцы. Случается, правда, что папа выучивает свое послание наизусть на каком-нибудь чужом языке. Туристы и тогда почти ничего не понимают. Но разве в этом главное? Видеть они папу римского видели и теперь могут похвастаться перед знакомыми.

Все эти мысли, если их не выразить словами, толпятся в голове, словно туристы на площади Святого Петра, когда папа произносит свое послание в безоблачный день. А порой мыслям даже становится тесно, как сардинам и банке. Тогда в голове начинает что-то жужжать, и Моццикони страх берет. В такие дни Моццикони расхаживает по песку взад и вперед, обхватив голову руками.

– Будьте осторожны. Отойдите подальше, – говорит он тогда встречным бродягам. – Моя голова – настоящая бомба.

Моццикони уверен, что рано или поздно его голова с грохотом и треском разорвется на куски.

Поэтому он со своим заплечным мешком и прочим скарбом – ничего прочего у него, правда, никогда и не было – перебрался с моста Тибуртино под мост Фламинио, где людей встретишь редко-редко.

Моццикони и двое ворюг

Однажды Моццикони поднял с земли газету. Посмотрел на число – сегодняшняя. Из газеты Моццикони вычитал, что и воздух, и вода почти повсюду отравлены, государства только и знают, что спорить между собой, а кое-где уже слышны орудийные залпы. В Италии безработных становится все больше, а на улицах, площадях и в поездах взрываются бомбы. Убийц и поджигателей обычно не находят, да, похоже, и не хотят искать. А вот девушку, которая нырнула в фонтан Треви, и мальчишку, укравшего яблоко, арестовали.

– От таких новостей впору разрыдаться! – воскликнул Моццикони.

Но он знал, что от слез толку мало. Куда полезнее было бы пересадить из кресел в тюрьму кое-кого из важных господ, а девушку, нырнувшую в фонтан, и мальчишку, укравшего яблоко, выпустить.

Моццикони стал искать в газете новость, которая бы его хоть немного развеселила. Наконец он отыскал фотографию двух синьоров. Они с радостной улыбкой протягивали друг другу руки.

– Какие приятные люди!

А внизу было напечатано, что это – два министра, нажившие на темных махинациях несколько миллиардов лир.

– Так они всё до последней крохи разворуют! – сказал Моццикони. – Когда же красть станет нечего, они сами в безработных превратятся.

Один из министров-мошенников немного сутулился, и лицо у него было постное, как у священника. Все знали, что он первый богач в Риме, хозяин почти всех его дворцов. Другой министр-мошенник был толстый и лысый. Похоже, темные делишки приносили ему немалый доход. Он улыбался во весь рот, обнажая гнилые зубы.

– Зубы – зеркало души! – сказал Моццикони.

И подумал, что ведь это пословица. Одно плохо – эти двое министров о душе, верно, и слыхом не слыхали. Даже слова такого не знали.

Моццикони решил: «Раз так, про пословицу надо забыть – никуда она не годится». Он ее и записывать не стал.

Моццикони и числа

К счастью, Моццикони порой посещали и приятные мысли. Такое бывало внезапно, когда днем, а когда и ночью. Иной раз даже в дождь и при сильном ветре. Однажды любопытная мысль пришла ему в голову, когда пошел град.

Моццикони, чтобы ничего не забыть, всякий раз записывал приятную мысль на клочок бумаги и прятал его в карман либо в заплечный мешок. Потом садился, обхватывал голову руками и начинал размышлять.

Ему достаточно было записать одно слово, чтобы потом все сразу вспомнить. Как-то Моццикони записал несколько слов на память, а на другой день не смог ничего разобрать, кроме слов «процветание», «рост экономики». Так случилось несколько раз подряд.

– Что за напасть! – воскликнул Моццикони.

Лишь неделю спустя он сообразил, что слова-то были из подмоченных газет и писали их люди с подмоченной репутацией. Для них самое подходящее место – на свалке.

С тех пор Моццикони начал записывать числа, потом умножать их и делить. Числа всегда были небольшие. Миллионы и миллиарды он не записывал: они напоминали ему о жуликах-хозяевах и мошенниках-министрах.

Занимаясь делением и умножением, Моццикони заметил, что надвое делятся нечетные числа, а вовсе не четные. Странно, не правда ли?! Но возьмите, к примеру, цифру «пять»: один, два – с одной стороны, четыре, пять – с другой, а три – посредине.