Три ночи
- -
- 100%
- +
– Да, папа.
– Я говорю серьезно, Эвелин. Ты красивая девочка, но без состояния, так что на жениха из верхушки общества рассчитывать не приходится. Конечно, кроме внешности и хороших манер, лучшей рекомендацией является твоя репутация. Береги ее.
– Меня не интересует сквайр Лофтон, – совершенно искренне призналась она.
– Хорошо. – Барон поднялся из-за стола, наклонился и поцеловал дочь в щеку. – Я ухожу к Мелтону, сыграю партию-другую в вист.
Эвелин укоризненно посмотрела на него:
– Папа!
– Только ради спортивного интереса, дорогая моя. – Барон улыбнулся, что, впрочем, не убедило его дочь. – Я вернусь к обеду.
Эвелин подошла к собравшемуся покинуть столовую отцу.
– Папа, пожалуйста, не играй больше на деньги. Мы не можем себе позволить такие траты.
– Не волнуйся, – ответил барон, не оборачиваясь. – У твоего папы все под контролем.
С этими словами лорд Чезвик вышел из комнаты.
Эвелин смотрела ему вслед с тягостным чувством. Как он может так спокойно пойти играть к лорду Мелтону после всего случившегося? Отец не знал о заключенной ею сделке, но сейчас Эвелин казалось, что, возможно, если бы отцу пришлось скрываться, избегая дуэли с Люсьеном, это бы могло его образумить.
А если бы отец узнал, чем она согласилась пожертвовать, чтобы спасти его жизнь, он сам бы вызвал Люсьена на дуэль, и ситуация вернулась бы к исходной точке.
Со стоном отчаяния Эвелин закрыла лицо руками. Неужели ничто не может остановить его? Что ей делать, если он еще больше погрязнет в долгах? Для ее отца игра была как болезнь, он не мог устоять перед искушением сесть за карточный стол. Не помогло даже то, что они удалились в сельскую местность.
Его одержимость разорит их дотла, если не приведет к чему-нибудь еще более страшному.
Аппетита не было, и Эвелин, скомкав салфетку, бросила ее рядом с тарелкой. Коль скоро отец вознамерился провести день за картами у лорда Мелтона, ей следовало проверить, сколько денег осталось у нее на хозяйство – ведь он, как это часто бывало, снова мог проиграть. Она вышла из столовой и поднялась по лестнице в свою рабочую комнату.
Эта комната когда-то была маленькой спальней, которую Эвелин решила превратить в комнату для рукоделия. Именно здесь она иглой зарабатывала им на пропитание. Озабоченно покачивая головой, она достала ключ и открыла дверь в свои владения. Несмотря на всю любовь к отцу, его беспечность в вопросах заботы о семье вызывала в ней досаду. Все чаще Эвелин казалось, что она – глава семьи, а он ее ребенок.
Была бы жива мать! Будучи дочерью викария, мама, с ее строгими моральными принципами, удерживала мужа от греховных наклонностей. При жизни матери отец был совершенно другим. Это уже после ее смерти он вдруг увлекся карточной игрой, чем почти довел их до нищеты.
Это, собственно, и вынудило Эвелин пойти на сделку с Люсьеном Дюфероном.
В памяти девушки вдруг возникло темноглазое лицо, чувственный рот, искривленный в сардонической усмешке. Ее пробрала дрожь, когда она представила себе, как эти глаза разглядывают ее обнаженное тело, поскольку Эвелин была уверена, что такой циник, как Дюферон, не пощадит ее девическую стыдливость и захочет делать все при свете. Нет, не пощадит. Она нисколько не сомневалась, что он станет охотно рассматривать самые интимные части ее тела, которых до сих пор не видел никто, кроме матери и няни. Не подвергала она сомнению и то, что он будет касаться ее самых постыдных мест, нашептывать всякие эротические гнусности, шокировать обещаниями того, что он предполагает сделать с ней.
А она сделает все, что бы он ни попросил, лишь бы был жив ее отец.
Ниже этажом позвали кого-то из слуг, и Эвелин очнулась. Она вдруг обнаружила, что стоит на лестничной площадке, прислонившись спиной к стене, поскольку едва держалась на ногах. Девушка прерывисто дышала и ощущала учащенное биение сердца. Ей стало стыдно. Вдруг кто-то видел ее в таком состоянии?
Нащупав дверь в свою рабочую комнату, она толкнула ее и, проскользнув внутрь, закрыла за собой. Эвелин прислонилась спиной к двери и приложила руку к колотившемуся сердцу. Каким образом одни лишь мысли о таком грубияне, как Люсьен Дюферон, могли привести ее в такое состояние? Какой стыд! Она должна исполниться решимости для преодоления тех испытаний, через которые ей предстоит пройти сегодня, а не рисовать себе радужные картинки, подобно нетерпеливой невесте перед первой брачной ночью.
Все это из-за леди Сары, решила Эвелин, стараясь привести в порядок свои мысли. Ее лучшая подруга леди Сара Коул, вышедшая недавно замуж, раскрыла наивной Эвелин больше, чем следовало, секретов о брачном ложе. Если бы Сара не заходила так далеко в описании интимных подробностей, Эвелин не дрожала бы при мысли о том, что ей предстоит разделить постель с Люсьеном Дюфероном.
Хотя, с другой стороны, тогда она, наверное, дрожала бы от страха. А так она, по крайней мере, знает, что ее ожидает.
Пытаясь унять учащенное биение сердца, Эвелин сделала глубокий вдох и обвела взглядом комнату, успокаиваясь при виде своего кресла у окна и привычного пейзажа за занавесками. Она прошла к стоящему в углу сундуку.
Опустившись на колени, Эвелин подняла крышку и достала несколько затейливо вышитых изделий. Подняв одно из них к свету, она полюбовалась ровными стежками. Эта вышивка нравилась ей больше других, и она не хотела продавать ее. Что ни говори, только ее искусство вышивания спасало семью от голода. С печальным вздохом Эвелин отобрала два других образчика и закрыла крышку сундука. Похоже, ей пора приступить к работе над новыми изделиями. А пока следует послать служанку с этими вышивками к местной портнихе и выяснить, сколько можно будет за них выручить. Это был единственный достойный девушки знатного происхождения способ заработать деньги.
Хотя Эвелин сомневалась, что после сегодняшней ночи сможет когда-нибудь снова применить по отношению к себе слово «достойный».
Она проведет с Дюфероном эти три ночи, как он того потребовал, и уступит всем его домогательствам. И это не такая уж большая плата за жизнь отца и сохранение семьи.
А может ведь случиться и так, что в его черной душе теплится искра порядочности и все обойдется без этого сурового испытания...
Снимая кожуру с апельсина, Люсьен раздумывал о том, как ему следует обращаться с Эвелин. Сначала он будет с ней нежен. Ведь она определенно девственница, а ему хотелось полностью насладиться тремя отведенными для нее ночами.
Люсьен сидел за накрытым к завтраку столом, откинувшись на спинку стула. Обдумывая тактику поведения с Эвелин, он отрывал сочные дольки фрукта, клал их в рот и смаковал растекающуюся по языку ароматную сладость. Может быть, следует начать с холодного ужина с вином возле камина? Успокоить ее нервы, рассеять страхи. Люсьен слышал от кого-то, что девственницы, как правило, пугливы. Сам он предпочитал не связываться с ними, чтобы потом не общаться с разгневанными отцами и расчетливыми мамашами.
Однако с Эвелин ничего подобного не предвидится. Он сможет делать с ней все, что захочет. В его воображении тут же возникли сладострастные видения, и тело сразу напряглось. Ему захотелось, чтобы поскорее пришла ночь.
Именно этот момент выбрал для доклада Стейвенс, который вошел в столовую и объявил:
– Мистер Данте Уэксфорд.
Его лучший друг быстрыми шагами приблизился к столу, и Люсьен положил недоеденный апельсин на тарелку.
– Проклятие! Зачем ты пришел, Данте?
Безупречно одетый в темно-зеленое пальто и песочного цвета бриджи, стройный, с рыжеватыми волосами, Данте непринужденно уселся за стол. Отсутствие церемоний свидетельствовало об их давней дружбе.
– Ты что, забыл об игре у Мелтона? Мы же собирались к нему сегодня вечером. Ты даже пригласил меня приехать пораньше сюда, в Торнсгейт.
Люсьен пробормотал ругательство.
– Так это сегодня вечером?
Брови Данте взметнулись вверх, в его проницательных карих глазах сквозило удивление.
– Следует ли понимать это так, что твои планы изменились?
– Да. – Люсьен пожал плечами. – Я забыл о Мелтоне. У меня другие планы.
– Как же, слышал. – Данте потянулся через стол за виноградом и взял небольшую гроздь. – Я заходил в пивную «Гончая и заяц», а там прошел слушок, что Люсьен Дюферон, как ни странно, отменил дуэль.
– Ну и что? – Люсьен нахмурился и вернулся к недоеденному апельсину, впившись зубами в очередную дольку.
Данте хмыкнул.
– Мой друг, ты никогда не отказываешься от дуэли. Все это знают. Почему же на этот раз ты сделал это?
Люсьен снова пожал плечами.
– Мне так захотелось.
– Конечно. – Развеселившийся Данте забросил в рот виноградину. – Она, должно быть, очень красива.
Люсьен в ответ только сердито посмотрел на него.
– Ну-ну, только не злись, – примирительно поднял руки его друг с растянутой от уха до уха язвительной ухмылкой. – Игра у Мелтона обычно идет до поздней ночи. Я просто останусь там до утра, тебя это устраивает?
– Да.
– Все так таинственно, – продолжал насмехаться Данте. – Ну, ладно. Если ты напишешь мне рекомендательное письмо, я отправлюсь к Мелтону один и постараюсь облегчить кошельки джентльменов Корнуолла.
Люсьен сдвинул брови.
– Письмо? На кой черт?
Улыбка сошла с лица Данте.
– Дорогой Люсьен, ты же знаешь, что без твоего августейшего присутствия лорд Мелтон не пустит меня дальше порога.
– Чертовы занудные ханжи!
Жесткое выражение на лице Данте сменилось обычной самоуверенной усмешкой.
– Общество пренебрегло бы и тобой, если бы твой отец не признал тебя своим сыном.
Люсьен горько усмехнулся.
– Очень много хорошего мне дало то, что мой отец – герцог, – произнес он с сарказмом. – Жить в доме Хантли было все равно что в могиле. К тому же я никогда не смогу претендовать на наследство отца.
– И все же его признание послужило тому, что в обществе тебя приняли. Это да еще твой чертов талант утраивать свои капиталы на бирже. – Данте положил еще одну виноградину в рот. – Ведь ту подачку, которую ты все же взял от отца, когда тебе исполнился двадцать один год, тебе удалось превратить в состояние, соперничающее с состоянием Хантли.
– Надеюсь, дорогой Данте, ты не думаешь, что меня принимают только из-за моей удачливости на бирже? – насмешливо поинтересовался Люсьен. – Будь снисходительнее. По-твоему, выходит, что свет общается со мной только для того, чтобы выведать у меня секреты, как делать деньги?
Данте издал сдавленный смешок.
– Разве я мог такое подумать?
– Вот-вот. – Усмехаясь, Люсьен проглотил последнюю дольку апельсина. – Уверяю тебя, что дамы из общества преследуют меня не только из-за моего золота.
– Нет, им нужно кое-что другое, но столь же твердое.
Усмешка Люсьена переросла в самодовольную улыбку.
– Завидуешь?
– Едва ли. – Данте покатал виноградину между пальцами. – У меня на одну дуэль больше, чем у тебя. Мы бы сравнялись, если бы ты не принял извинения Чезвика.
Люсьен дернул плечом.
– Все равно я выиграю пари. Ведь условием было десять дуэлей в месяц, не так ли?
– Так. – Данте наклонился вперед, – У меня восемь, а у тебя семь. Еще до конца недели твои сто фунтов окажутся у меня в кармане.
– Посмотрим. – Люсьен взглянул на карманные часы и поднялся. – Данте, давай разберемся с этим рекомендательным письмом. У меня дела.
– Уверен, что так оно и есть, – ответил Данте. Положив остатки винограда назад в вазу, он встал и вышел из комнаты вслед за Люсьеном. – А что это за дело? Блондинка, брюнетка или рыжая?
Для Эвелин одиннадцать часов наступили слишком быстро.
Ее отец еще не вернулся домой, и она осознавала, что он, скорее всего все еще у лорда Мелтона и, возможно, сейчас ставит на кон все, что у них осталось, до последнего цента. Выходило, что едва ей удалось спасти отца от одной глупости, как/он ввязывается в другую. Охватившее Эвелин чувство разочарования вызвало желание отказаться от договоренности с Дюфероном.
Но ведь она дала слово! К тому же Эвелин нисколько не сомневалась, что этот негодяй исполнит свою угрозу. Он придет к ней домой и потребует, чтобы она выполнила свое обещание.
По крайней мере, отец будет спасен от выяснения отношений с таким стрелком, как Дюферон.
Экипаж находился в оговоренном ранее месте. Держась в тени, Эвелин поспешила к роскошной повозке, оглядываясь через плечо на каждый шорох. Руки и ноги ее дрожали, ей казалось, что она вот-вот упадет. Что, если кто-то заметил, как она уходила? Что, если кто-то забьет тревогу?
Эвелин забралась в экипаж и с тревожно бьющимся сердцем опустилась на великолепное кожаное сиденье. Ей с трудом верилось, что она, Эвелин Стоддард, дочь барона, в разгар ночи улизнула из дома на встречу с мужчиной. Однако это было так – хотя и не по ее желанию. Ее мать упала бы в обморок, если бы дожила до этого дня.
Возница крикнул на лошадей, и экипаж тронулся с места.
В памяти Эвелин промелькнули все те неприличные истории, которые ей рассказывала леди Сара. Как поведет себя с ней Люсьен? Сразу же набросится или постарается все сделать красиво, с вином и ласковыми речами? Неизвестно, что хуже.
Кровь бешено пульсировала в ее жилах; Эвелин прикрыла глаза и, вслушиваясь в скрип колес, постаралась выровнять дыхание. Экипаж катил по грязной дороге, унося ее навстречу судьбе.
Глава 3
Люсьен решил принять Эвелин в гостиной. Он редко пользовался этой комнатой из-за того, что прежними хозяевами дома она была оформлена в женском стиле, и Люсьена это не устраивало. Однако на Эвелин такая комната могла подействовать успокаивающе, поэтому он распорядился накрыть там ужин и разжечь огонь в камине.
Люсьен наполнял вином второй бокал, когда Стейвенс провел Эвелин в комнату.
Она, понятно, не назвала дворецкому своего имени. На ней был тот же, что и накануне, плащ с капюшоном, затемнявшим лицо. Поставив бутылку с вином между двумя полными бокалами, Люсьен кивком головы дал понять Стейвенсу, что тот свободен. Дворецкий покинул комнату, со скрипом закрыв за собой дверь.
Эвелин вздрогнула, услышав этот звук. Она явно нервничала.
– Я отпустил слуг на ночь, – сказал Люсьен. – Никто не побеспокоит нас... не узнает о вашем пребывании здесь.
– Рада, что вы соблюдаете условие сделки. – Дрожащими руками Эвелин откинула капюшон.
Огонь камина озарил ее светлые, цвета меда, волосы и окрасил мягким светом гладкую кожу. В этом свете ее глаза казались темными и бездонными, и было видно, как подрагивали ее сочные губы над решительно очерченным подбородком. И вновь ее красота стремительно подействовала на него: Люсьена даже удивило, как быстро он возбудился.
Он страстно желал ее. И сегодня он будет обладать ею.
Однако Люсьен научился терпению еще в юные годы и не без основания гордился своими любовными подвигами, поэтому он не собирался спешить в таком специфическом деле, как приобщение девушки к плотским утехам. Хотя искушение овладеть ею сейчас, немедленно, было велико и могло взять верх над его добрыми намерениями, он заставил себя не торопиться.
– Вина? – предложил ей один из бокалов Люсьен.
Эвелин колебалась.
– Я и трезвая сдержу свое слово.
– Да и мне не хотелось бы, чтобы невинная девушка в моей постели оказалась пьяной. – Люсьен одарил ее самой любезной улыбкой. – Просто я хочу, чтобы вы немного расслабились, Эвелин, но контролировали все свои действия. В противном случае все происходящее было бы оскорбительным для нас обоих.
Девушка нервно вздохнула.
– Простите меня, мистер Дюферон, но мне предстоит это делать в первый раз.
– Я знаю это. И зовут меня – Люсьен.
– Люсьен, – кивнув головой, повторила она. Затем Эвелин шагнула вперед и взяла бокал. – Спасибо, Люсьен.
Он ласково провел пальцами по ее щеке.
– Я не монстр.
Эвелин не отстранилась от его прикосновения, но ее пальцы крепче стиснули ножку бокала. Затем она засмеялась и отпила изрядный глоток вина.
– Монстр? Нет. Мошенник – может быть. Распутник – определенно.
– Не буду с этим спорить. – Люсьен обвел пальцем контур ее уха. – Но я не обижу вас, Эвелин. Я хочу только доставить вам удовольствие.
Девушку затрясло непонятно от чего: то ли от страха, то ли еще от чего-то.
– Дай Бог, чтобы это было действительно так.
– Будет. Но я не тороплю вас. – Люсьен положил руки ей на плечи. – Позвольте ваш плащ.
Эвелин кивнула, и он снял с нее плащ.
На ней было скромное синее платье, которое было бы более уместным для вечернего визита в дом викария, а не для обольщения известного лондонского повесы. Тем не менее, покрой и цвет простого платья подчеркивали юную свежесть кожи и мягкие округлости очень женственных изгибов фигуры.
Она выглядела прекрасной, естественной и соблазнительной, словно сладкий пирог для голодного.
Люсьен отвернулся, чтобы положить ее плащ на кресло и унять томящее влечение к ней.
– Вам нравится вино? – спросил он, вновь поворачиваясь к ней.
– Очень хорошее. – Эвелин сделала еще глоток, не отрывая от него взгляда.
– Если вы голодны, вот еда. – Люсьен махнул рукой в сторону накрытого стола. – Огонь в камине. Непринужденная беседа.
– Чтобы снять мое нервное напряжение? – В ее улыбке угадывалась насмешка. – Ничто не поможет, Люсьен, только утро.
Завороженный тем, как Эвелин произносит его имя, Люсьен не сразу обратил внимание на двусмысленность ее замечания. Затем он истолковал его в соответствии со своим возбужденным состоянием и расхохотался.
– Вы удивляете меня, Эвелин. Вы так просто относитесь к этому. А я сомневался, придете ли вы.
Эвелин серьезно посмотрела на него.
– Я дала слово.
– Да, конечно. Но я редко встречал женщин, которым было бы присуще понятие чести.
– Таких женщин много, сэр. – Вздернув бровь, Эвелин отпила еще вина. – Вероятно, вы общались не с теми женщинами.
– Может быть, и так. – Удивленный тем, что он находит беседу с ней столь же возбуждающей, сколь и ее тело, Люсьен поднял свой бокал. – Вы не ответили на мой вопрос. Вы голодны?
– Нет. – Эвелин поставила свой бокал. – Если вы не возражаете, я бы хотела обойтись без всех этих утонченных условностей, какими бы милыми они ни казались, и перейти к делу. Похоже, мое воображение рисует больше ужасов, чем обещает действительность.
Несмотря на давно охватившее его возбуждение, Люсьен колебался.
– Вы уверены? Может быть, ваши страхи несколько поулягутся, если мы спокойно продолжим общение за столом?
Эвелин покачала головой.
– По-моему, лучше перейти к делу. Если вы, конечно, не передумали.
– Я не передумал. – Люсьен поставил свой бокал. Ее прямота возбуждала больше, чем самый изощренный флирт. – Я не хочу обижать вас, Эвелин, и не потерплю сентиментальных слез на моей подушке.
Она прищурилась.
– Я никогда не была сентиментальной.
– Право же, вы удивляете меня все больше и больше. – Люсьен подошел к ней и приподнял ее подбородок, вглядываясь в глаза. – Вы девственница?
Эвелин отстранилась от него.
– Конечно. Иначе что я была бы за леди, по-вашему?
– Однако я знал многих незамужних леди, которые не были девственницами.
– Добродетель женщины – это ее единственный настоящий показатель чести. Иначе зачем бы мне отдавать ее вам в обмен на жизнь моего отца? – Губы Эвелин скривились в горькой усмешке, неожиданной для столь юного лица. – Это все, что у меня есть ценного для такого человека, как вы.
Неожиданно возникшее чувство вины заставило Люсьена нахмуриться, но он тут же постарался забыть о нем. Эвелин была права. Все, что у нее было, – это ее добродетель, и она согласилась преподнести ее ему в обмен на жизнь ее отца.
– Если вы не голодны и не находите нужным беседовать, могу я предложить вам еще вина?
– Нет, спасибо. – Она скрестила руки. – Однако если вы хотите, пожалуйста, не стесняйтесь.
– Нет, я хочу не вина. – Люсьен взял ее лицо в ладони и заглянул в ее зеленые глаза. За бравадой девушки он ощутил скрытую неуверенность, хотя она и не отстранилась от него. Люсьен оценил ее храбрость и улыбнулся. – Обещаю, Эвелин, что постараюсь сделать это, насколько смогу, приятным для вас.
Выражение ее лица осталось серьезным.
– Верю, что сделаете, Люсьен, иначе у меня возникнет подозрение, что ваша репутация основывается по большей части на преувеличенных слухах.
Он рассмеялся, оценив ее остроумную колкость.
– У вас будет возможность удостовериться в этом. Давайте пройдем наверх.
– Я, пожалуй, возьму плащ на тот случай, если вдруг здесь все же окажется кто-нибудь из слуг.
Люсьен повернулся, взял с кресла плащ, накинул его на плечи Эвелин и накрыл ее блестящие локоны капюшоном. Затем он предложил ей свою руку. Эвелин взяла его под руку, и он повел ее из гостиной наверх, к своей кровати.
По пути в спальню, куда Люсьен вел Эвелин, ее сердце бешено колотилось. Что это с ней? Ведь она могла бы продолжать игру еще некоторое время; можно бы было задержаться за столом с сыром и вином до раннего утра, оттягивая наступление решающего момента. Но нет, она настроила себя так, что отказалась от приятного общения и побудила повесу затащить ее в свою постель.
Глупая. О чем она только думала?
А думала Эвелин о том, что лучше побыстрее покончить с этим, поскольку ни для нее, ни для него весь этот внешний декор не имел никакого значения. Они ведь не были влюбленной парой, и это даже не было обольщением. Это была просто сделка, и чем скорее она выполнит свои обязательства, тем спокойнее будет чувствовать себя в сложившейся ситуации. Тем более что Люсьен пока выполнял свое обещание, и теперь она должна выполнить свое. Она намерена сделать это наилучшим образом и даже получить удовольствие, если получится.
Теперь пути назад уже не было.
Они никого не встретили ни на лестнице, ни на лестничной площадке, и это свидетельствовало о том, что Люсьен сказал ей правду относительно отсутствия слуг. Даже дворецкий, по-видимому, ушел после того, как проводил ее в гостиную. Но все равно Эвелин была рада, что на ней был капюшон, поскольку Люсьен не мог видеть выражения тревоги, появившегося на ее лице, когда они достигли спальни.
Люсьен открыл дверь, и щелчок замка показался Эвелин началом отсчета нового этапа в ее судьбе. Она обреченно направилась вслед за Люсьеном в очень по-мужски выглядевшую комнату и сразу же почувствовала незнакомый ей аромат мужского быта. Еще с порога Эвелин бросилась в глаза главная деталь интерьера – огромная кровать, и она замерла в дверном проеме.
Место заклания ее чести.
– Эвелин. – Люсьен взял девушку за плечи и повернул к себе. – Я не собираюсь набрасываться на вас, как дикое животное. У нас впереди вся ночь.
– Я знаю. Просто...
– Для вас это непривычно. – Он провел пальцами по ее щеке, что показалось ей уже знакомой лаской. – Я могу действовать так медленно, как вы захотите. В сущности, таким образом можно продлить удовольствие.
– А я почувствую удовольствие? – Эвелин заглянула ему в глаза, пытаясь найти там подтверждение. – Или моя роль заключается лишь в том, чтобы неподвижно лежать, подчиняясь вашим прихотям?
Люсьен сжал губы и нахмурил брови.
– Вы хотите взять назад свое слово, Эвелин?
– Нет, – ответила она с не менее суровым видом. – Я только интересуюсь, будет ли мне приятно в вашей постели.
Люсьен потянул капюшон с головы Эвелин назад и вниз, плащ соскользнул с ее плеч и опустился на пол у ее ног.
– У меня богатый опыт по части доставления удовольствия женщинам. – Не отрывая взгляда от ее лица, Люсьен провел пальцем от подбородка вниз. – И я использую весь запас своих знаний для того, чтобы заставить ваше тело трепетать в экстазе.
Эвелин онемела, щеки ее полыхнули жаром. Она с трудом сглотнула, когда Люсьен провел пальцем по ее груди. К ее досаде, соски напряглись и превратились в маленькие твердые горошины. Люсьен обратил внимание на это явное свидетельство ее возбуждения и понимающе усмехнулся.
– Вот так. – Другой рукой он начал поглаживать ее затылок и шею. – Вот так, моя голубка. Позволь трогать тебя. Позволь полюбоваться твоим телом.
Умиротворенная ласковым прикосновением его пальцев к ее шее, Эвелин чуть не подпрыгнула, когда другая его рука легла на ее грудь.
– Ш-ш-ш. – Его прикосновение было по-прежнему нежным, мягко ощупывающим через одежду и стискивающим пышную округлость груди. – Мне нравится твое тело, Эвелин. У тебя безупречная грудь. – Люсьен наклонил голову и губами пощекотал ее ухо. – Не дождусь, когда увижу тебя... тебя всю.
Неожиданный трепет желания охватил тело Эвелин, и это потрясло ее. Люсьен же, тихо посмеиваясь, продолжал поочередно ласкать то одну, то другую грудь, при этом между поцелуями он подбадривал ее ласковыми словами. Другой рукой он массировал ее шею, снимая напряжение, и, прежде чем Эвелин осознала это, она прильнула к нему, выгнув дугой спину и облегчая ему доступ к своей груди.