Я буду жить

И вот ожидания Агапова, наконец, оправдались.

Сергей был холост, а его родители давно покинули эту грешную землю. Единственный брат уехал за границу и не поддерживал связь с Сергеем вот уже несколько лет. Друзей мужчина не имел. Вокруг не было ни единой души, кому можно было бы рассказать о своем страшном диагнозе, кто бы искренне интересовался состоянием его дел.

Для Агапова страшнее всего была неопределенность. Забавно, но Сергей еще несколько раз донимал своего лечащего врача: все хотел убедиться, что это не ошибка, хоть и сам понимал очевидность происходящего. Просто иногда мы не готовы окончательно принять некоторые судьбоносные вещи. Особенно, если мы одиноки. Возможно, именно поэтому Агапов и начал ходить на встречи онкологических больных. Думал, что от этого ему станет легче. И поначалу так и было. Да вот только стоило ему выйти за пределы спортивного зала, как суровая реальность била по нему снова, да еще с большей силой. Лишь появление Ксении Говоровой вновь возродило в Сергее желание жить. И верить в успех лечения.

А теперь у Агапова не было и этого.

После постановки диагноза начались всевозможные обследования. Было принято решение начать лучевую и химиотерапию. Медлить было нельзя. В водовороте событий Сергей тут же поменял свой вектор настроя: он был убежден – все будет хорошо. А потом началась терапия. Агапов был к этому не готов. Мужчина потерял в весе. Стал уставшим и слабым. Ему казалось, что у него шатаются зубы. Большая часть его суточного рациона приходилась на таблетки. От более тяжелой пищи Агапова просто рвало. Головные боли не просто не прекратились, а напротив – начали наступать с новой силой. Сергей уже не думал, что его лечат. Мужчина был уверен – терапия убьет его куда быстрее, чем это сделает рак.

Состояние мужчины едва ли можно было назвать удовлетворительным. Рак и не думал отступать. Врачи говорили, что эффект от лечения будет протекать медленно, но без этого никак. Опухоль задевала какие-то участки мозга. Порой Сергей замечал, что у него слуховые галлюцинации. Он слышал звуки, которых не может быть в его квартире. Иногда его настроение резко сменялось на приступы агрессии. Дальше – хуже. Сергей стал замечать за собой провалы в памяти. Но кульминацией стал приступ во время очередного приема врача. Что-то вроде эпилепсии. Агапову говорили о том, что следующий этап лечения – совокупность химиотерапии с обязательной операцией.

А потом ему объяснили то, что Сергей никак не хотел принимать.

Операция его не спасет, но она сможет подарить Сергею два года жизни. В лучшем случае – три. И, конечно же, придется пожизненно принимать лекарства.

И в этот момент у Агапова просто опустились руки. Ради чего все это было? Несколько недель полноценной жизни или месяцы восстановления после операции с непрекращающейся химиотерапией? Что бы теперь выбрал Агапов, поверни время вспять? Начал бы он вообще лечение? На этот вопрос у мужчины ответа не было. И все же кое-что он решил для себя наверняка: операции не будет. Тем более сейчас, когда Ксюша не рядом. Зачем ему дальше бороться? Пусть лучше он доживет свой остаток дней так, пока еще хоть как-то похож на человека. А после предложения Рогова он и вовсе решил провести отведенный ему остаток времени там, где нет всей этой бесконечной суеты. Где нет ничего, кроме холодного ветра, шума моря и одинокой козы, которой до существования Сергея Агапова нет никакого дела.

А после можно и умереть.

Когда собрание подошло к концу, Сергей подошел к Ольге Викторовне. В руках мужчины староста заметила конверт.

– Как Ксюша? – выдавил из себя мужчина.

Агапов нервно сглотнул. Казалось, что слова в какой-то момент застряли в горле и камнем рухнули на дно желудка.

– Она в критическом состоянии.

За последние несколько лет Ольге не раз доводилось слышать страшные и тяжелые вести. Страшно было и видеть. Видеть на очередном собрании пустующий стул. Сиденье, которое еще недавно имело свою личную историю. Сиденье, на котором кричали, плакали и даже смеялись.

«Боже, как же невероятно ценно слышать звон смеха тех, над шеей кого уже туго затянута петля», – иной раз думала староста.

В такие дни Ольга оставалась в спортивном зале после собрания. Она несколько минут сидела в полном одиночестве, среди пустоты и тишины. Смотрела на пустой стул напротив и мысленно прощалась с тем, кто проделал тяжелейший путь, так и не поборов чертов рак. Но также староста прощалась с тем, кто приложил все силы для того, чтобы как можно дольше сохранить в себе величайшее желание из всех: желание жить.

И потому сейчас, глядя на Агапова, Ольге было очень грустно.

– Я звонила в больницу. Мы хотим проведать Ксению, пока… пока есть такая возможность. Наше собрание это не про место – это про людей. Ей будет приятно. Никто не хочет быть одиноким в такой момент. И ей особенно приятно будет увидеть тебя. Я не прошу тебя отменить поездку, но, если бы ты мог ее хотя бы отложить, это будет весьма кстати для… всех.

Какое-то время Сергей молчал. Закрыв свои глаза, он почти на физическом уровне ощущал эту сжимающую грудь боль. Ему было стыдно поднимать голову, и меньше всего Агапов хотел поймать на себе взгляд Ольги.

– Я… я написал ей письмо, – мужчина впился взглядом в конверт, словно сейчас все остальное вдруг перестало для него существовать. – В нем я написал все, что хотел сказать. Так будет лучше. Если… когда она выйдет из… своего состояния, мы обязательно поговорим. Но пока я не могу.

Ольге многое хотелось сказать на этот счет. Но годы, проведенные в онкологическом обществе, научили старосту одной очень важной вещи: принимать чужие решения с уважением. И какими бы неправильными и абсурдными они не казались женщине, она понимала их природу. И сейчас Ольга видела то же самое, что наблюдала у каждого из членов своей группы: страх.

Сергею Агапову было очень страшно.

Взяв конверт из рук мужчины, Ольга нежно коснулась плеча Сергея.

– Я обязательно передам ей твое послание. Желаю тебе найти то, что ты ищешь. И я очень надеюсь увидеть тебя на наших собраниях после поездки на остров.