Волчина позорный. Детектив

Малович сделал очень строгое, суровое сделал лицо.

– Мы с мужиками обговорили ситуацию и организовали ему суд офицерской чести. Все высказались и позором его укрыли – как в могилке землёй засыпали. И прошибло его. Заплакал он не скупыми мужскими, а дамскими безудержными слезами. Вытерли его платочком. Даже китель промок, блин. И он слово дал, что всеми фибрами души и силой тела вышибет из себя до последней пылинки ту позорную грязь, которая испоганила его душу. А в конце дал клятву, что любит и будет любить тебя до гроба и даже не глянет на какую другую. А в конце отдал всем честь и сказал.

– Честь имею!

– Я ему верю, Марина. Он понял, что бес его попутал. «Не со мной это всё было!», говорит. Я, конечно, не господь бог и даже не секретарь обкома. Грех с него снять не могу. Но друга я изучил за столько лет. Если он сказал, что без тебя не может, значит, не может. И что-нибудь с собой сотворит непотребное. Шлюху ту он бросил почти год тому, сказал я уже раньше, да забыл ту шалаву и проклинает день, когда поддался соблазну бесовскому. Короче, решать тебе. А отец вечером ждёт твоего слова. Ему и скажешь. А он мне позвонит.

Александр Павлович поцеловал Марине ручку и пошел по длинному коридору к выходу.

– Я так сразу не смогу предательство простить и бегом прямо сейчас к нему побежать. Пусть потерпит. Сволочь он, конечно. Бес его попутал или Карл Маркс. Мне какая разница? У самого мозги не в то место перетекли. Сволочь он. Саша. Но я, честно, тоже без него не могу, – тихо сказала Марина. – Может, и могу простить. Не знаю пока когда.

Но Малович как будто этих слов не слышал и повернул за угол к двери. Тихонову он пересказывать ничего не стал. Намекнул только, что скоро жизнь его изменится к лучшему.

Вова стал догадываться, что жена вернётся. Но, чтобы не сглазить, тему продолжать не стал и сказал новость по работе.

– Собрание партийное в десять завтра начнётся. Лысенко передал, что тебе надо выступить. Доложить, что под руководством партии мы повысили раскрываемость втрое за последние пять лет и обязуемся в текущем году раскрыть минимум сорок тяжелых преступлений.

– Сам мне не рискнул приказать, – Александр засмеялся.– Знает меня. Не посмотрел бы, что полковник, покрыл бы семиэтажным. Вот почему сам не рвётся выступать? Говорит-то, как мёд из кружки льёт. Ну, ладно. Завтра одиннадцатое. Надо после собрания с Ивановым встретиться. Выпустили его из «дурки»?

– Да. Сидит в ИВС. Нары нижние. Я ему журналов всяких притащил килограммов десять. «Советский экран», «Крокодил», «Знание – сила». Пусть отдохнёт. Написали ему, что он параноик. Судить не будут. Лечение главврач назначил дневное. Через день ходить туда надо отмечаться, чтоб все видели, что он псих. А работать на нас с радостью согласен.

– Тогда после собрания забираем его и едем в мою деревню Владимировку. Сядем дома у Паньки, отца моего. И поспрашиваем скрупулёзно о жизни фабрики «Большевичка», а?

– Самое то! – воскликнул Тихонов.– Он нам тропинки три-четыре протопчет.

– Ну, – согласился Малович. – А ты машину в ГАИ взял?

– Во дворе. Запорожец. На три дня дали, – доложил Вова радостно. Всё ещё про Маринку думал.

– Тогда поехали сейчас в быткомбинат, – Александр Павлович задумался и стал сворачивать в трубочку какую-то газету, потом развернул и скрутил снова.– Есть там у меня бывший одноклассник. Лёня Замков. Заведующий отделом ремонта холодильников. Мне кажется, что на комбинате в том самом пластмассовом цехе делают не только детские игрушки. А Лёня знает, что ещё кроме кукол и погремушек там отливают.

Замков увидел Александра и не обрадовался. Скорее испугался. Он много курил и, разливая чай по чашкам, в них попадал не точно. Столик залил вместе с печеньем и карамельками.

– Не по мою душу пришли? – буркнул Лёня. – Так я закон не нарушаю. Не хулиганю. Никого не трогал.

– Ты из цеха пластмасс всех знаешь? – спросил Малович.

– Ну, всех только их начальник знает. Но кое-кого и я держу во взаимовыгодных дружбанах. Позвать?

– Позови, конечно, – глотнул из чашки Тихонов.

Минут через десять вернулся Лёня с двумя крепкими парнями в спецовках красивых. Красное с синим – суконный материал комбинезона. Много карманов на «молниях», ботинки военные, высокие и синие кепки с длинным козырьком да надписью спереди «Быткомпласт». Новая какая – то форма.

– Чего, ребятки, вам? – вместо приветствия сказал один, постарше.

– Можете нам с другом каски отлить пластмассовые? Мы строители, шабашники. Металлические каски, блин, тяжелые. Башка трещит от них. – Тихо и просительно сказал Малович.

– Строители? – засмеялся младший. – А Лёня сказал что вы из милиции. У вас же фуражки носят с кокардами. На хрена каски? Да мы вообще-то из цеха игрушек. Хотя рядом втихаря льют каски. Но это не наши люди. Работяг простых мы, ясное дело, знаем. И числятся они не в быткомбинате, а на «Большевичке». В основном грузчиками. Кто эти цехом управляет, на комбинате никто не знает. Даже мы, соседи, ни разу их не видели. Купили у директора помещение и льют каски строителям руками случайных работяг.

Кто купил – неизвестно. Может швейная фабрика. Может, дядя таинственный. Мы сейчас к вам не хотели идти. Милиция – контора не всегда справедливая. Кто вам помешает нас с Мишей заподозрить и привязать по-хитрому к преступлению? Но Лёня – друг проверенный. И он сказал, что именно ты, его одноклассник, мужик честный и порядочный. Мы мало чего про «подполье» и убийство знаем. Но чем сможем – поможем.

– Да нам этот цех «подпольщиков» сам по себе пока не очень нужен, – объяснил Тихонов – Этим уже после раскрытия убийств будем заниматься. И не одни. Может КГБ впряжется. Вредительство-то явное на государственном уровне. Это уже политика. Воруют, людей подкупают, экономике советской подножки ставят. Короче – диверсия, удар сзади от внутреннего врага. Без КГБ нам не дадут в эту сферу соваться. Так что пока – убийства для нас на первом месте.

– Убитые, короче, были из цеха касок. Экспедиторы на договоре. Зарплат у них не было точно. Нам мужики, которые льют каски, говорили, – Миша закурил и съел карамельку. – А какая тут тайна? Весь материал через склад «Большевички» правильно и официально приходовался. Прицепиться не к чему. После убийства и ОБХСС тут крутился, и мусора Затобольского РОВД. Районщики.

– Ну, это ещё те шерлоки холмсы, – усмехнулся Александр. – В прошлом году там у них дом «обнесли». Так один домушник в темноте потерял ботинок. Дембельский. Он недавно из армии пришел. А в армии принято хлоркой и спичкой писать на одежде и обуви инициалы свои. Внутри ботинка было написано «Вал. З – ко.» Так думаете нашли его? А вот хрена с два!

Посмеялись. Потом старший сел ближе к Маловичу и стал дальше рассказывать, поглядывая на дверь.

– Убитые, к сожалению, на их территории жили. Вот они пару недель помурыжили их всех, кто каски делал. Одного работягу даже обвинить хотели и успешно закончить раскрытие. Посадить собирались одного. Кто-то из своих на него настучал. Но не получилось. Он в эти дни как раз ездил в Челябинск за ремнями для касок. С челябинского завода факс прислали по его просьбе, что он был на заводе до шестнадцатого числа. И квитанции он не выкинул из гостиницы. Рассчитался он шестнадцатого в двенадцать дня. А мужиков убили четырнадцатого.

– Во, мля, служивые! Живёшь рядом с такой швалью, работаешь в одной системе. Аж тошнит, – Тихонов закурил и пошел в окно дым пускать.

– А про то, что цех подпольный, даже в протоколе не было ни слова. Ни у ОБХСС, ни у следователей РОВД, – перебил товарища молодой. Миша. -Вполне возможно, что приплатили им не хило. Кто – неизвестно даже самим рабочим цеха. «Мусора», прошу прощения за грубость в адрес милиции, им даже протокол не дали толком прочесть. Заставили расписаться и ушли. А через неделю кто- то из работяг ходил в районный отдел и узнал, что дело закрыли в связи с недостаточностью улик. Ну, вроде как убийцу кто-то нанял чуть ли не в Москве. Попробуй там найди! Так они для отвода глаз сначала искали убийцу в нашем цехе. И в холодильном.

Серьёзно что ли? – удивился Александр Павлович.– А в бухгалтерии никого не арестовали? Или дворника?

– И где телевизоры ремонтируют – тоже убийц искали, – мрачно сказал старший. – А из быткомбинатовских какой дурак своих резать будет? Только в пьяной драке. И то – по мордам настучат друг другу и финиш. А тут двоим профессионально заточки в печень загнали, а потом ещё горло перерезали. У нас же в телемастерской одни блатные и бывшие зеки с техникумовским образованием электронщиков. Самое любимое занятие – людям горло перепиливать. Смешно даже думать…

– Да, мля! – Малович поднялся и большими шагами стал бродить между холодильниками. – Кто же это реально может быть? И кто приказ отдал грохнуть людей?

– Резали посторонние. Точно. И не здесь убили. В кафе на краю города. Потому и не нашли. Лень было районным по чужой незнакомой местности бегать и в засадах сидеть. Отписали «глухаря» да и ладно. Привычное дело. Нет улик, так и нет, хрен с ними.

– А где точно зарезали? – спросил Александр без особого интереса. Так, мимоходом.

– Ну, первое – они, повторяю, не наши. И зарезали, повторяю, не здесь, – вставил молодой.

– Да не долдонь ты, Миня, одно и то же. История эта с длинным хвостом. Где конец хвоста – только вы и найдёте, друзья Лёнины.

Тогда, ладно уж, послушайте вот что. Это главное. Но сперва пообещайте, что нас больше никто из ваших допрашивать не будет и, если попадёте потом в ихний цех, нас не вспоминайте. Хорошо? – тихо и с видной опаской прошептал старший. – Лёню мы знаем. Он не проболтается.

– Слово офицеров, – сказал Александр Павлович за двоих

– А вам же убийцы нужны. Так их двое всего. Они чужие. Кустанайские, но не с комбината. Блатные. Наш подпольный цех вам без надобности. Там каски и льют для строек. И пусть льют пока их не раскусят как воров и мошенников. Как вредителей государства. А вот в том цехе были два экспедитора, которые всегда находили места, где всё нужное можно было купить по дешевке, за взятку и оплату наличными. Сверхценные люди. Что они только не добывали! Они ведь три года у нас под носом. Цех столько тут стоит ихний. А мы с простыми работягами пиво регулярно глушим после смены. Ну, они по пьянке нам кое-чего и болтают, чего бы и не надо. И мы от них про экспедиторов знаем до фига.

– Ну! – тронул его за плечо Тихонов – Повод для убийства где-то рядом. Ну!

– Боссы им заплатили за добычу «левого» дешевого полистирола двадцать тысяч рублей. Те привезли крошку полистирола и провели его официально через фабрику. Отмыли деньги. И купили больше. С хорошим запасом. На деньги, которые им хозяева дали, другие бы столько не могли добыть. Купили неизвестно где. Мы не знаем. Говорю, как нам кенты из ихнего цеха по пьянке растрепали. Да и они не в курсе. Тайна это.

– Двадцать тысяч – это даже для подпольного хозяина производства сумма приличная, – Малович почесал по привычке затылок. – И что? Экспедиторы не взяли?

– Ну! – Миша, младший скривился.– Попросили еще столько же. Мы, мол, вам лишних пару миллионов прибыли в зубах принесли. А вы жлобитесь. Ну, боссы пообещали.

– И ждут экспедиторы, – продолжил Тихонов. – Три месяца прошло, а никто платить и не собирался. Пудрили им мозги, но так и не дали ни копейки. Отбрехались как-то. Да?

– А как ещё? – быстро заговорил Миша. – Тогда Жихарев, один из двоих добытчиков, сказал в цехе, что они с напарником наведут на подпольный цех ОБХСС и Народный контроль. Может, даже КГБ. Пусть, говорят, мы сами отсидим, а их, буржуев точно к стенке поставят. Какой-то рабочий боссу это передал. А те, кто управлял выпуском касок, они в соседней с нами комнате оборудование поставили дорогое, размягчители шариков, прессформы, красительные ванны. Резаки для ремней. И мужики вкалывали там за хорошие денежки. По триста рублей получали.

– Нам бы так платили.– Хохотнул Малович.

– Восемьдесят процентов, говорили, боссам уходило. Кто боссы – они почти все не знали, а мы вообще понятия не имеем. А ребятам простым, нанятым, и двадцать оставшихся процентов – за глаза! Они, мать их, конечно, догадываются кто приказал убить. Но молчат. Жить- то охота. А самих головорезов и мы знаем. Не знаем только кто команду дал.

– Это с «большевички» кто-то, – задумчиво отреагировал Александр Павлович.

– Но вот боссы, когда испугались, что экспедиторы могут вообще-то не в милицию, а в КГБ пойти, поскольку есть явное хищение социалистического имущества и вредительство государственной экономике, тогда и наняли блатных. Это ж легче всего. Те мужиков из цеха отследили, довели до кафе, вспомнил, «Спутник», подождали пока они поддадут хорошо и послали прохожую девчонку, чтобы она их вызвала.

– Ух, ты! Грамотно, – сказал Тихонов от окна, где досасывал уже пятую сигарету.

– Мол, друзья пьяные, боятся заходить. Вдруг «мусора» в вытрезвитель загребут. Мужики вышли. Блатные их отвели за дом, воткнули по заточке в печень. А потом уже лежачим горло перерезали обоим. И кто эти блатные – мы с Дмитрием знаем – Ещё тише прошептал младший. И малину, где они сейчас хоронятся, знаем. Нам подсказал в пивнухе один из цеха ихнего. Те козлы к ним часто ходят. Ничего не боятся, гады. Но кому говорить про это? ОБХССникам? Так они все в доле. Ну, не все, конечно. Только как их, честных, в этой клоаке искать? Милиция побегала для отвода глаз и позакрывала дела. Мля!

– Нас точно не боитесь? – спросил Александр.

– Лёня же сказал, что вот как раз тебя бояться не надо. Что ты правильный и не продаёшься. И что лично сам несколько сотен убийц поймал. И что напарник такой же у тебя. Повторюсь: Лёне мы как себе доверяем.

– Малину нам засветите? Хмырей этих нам покажете? Вы помните их?

– А чего их помнить? – молодой засмеялся. – Они к «цеховикам» приходят водку жрать пару раз в неделю.

– Ну, так поехали. Влезем в «запорожец»? Это не наш. На милицейской машине не поедешь, – сказал Тихонов.

Они подкатились к большому дому в районе на краю города. Район назывался «Красный пахарь». Тут раньше переселенцы из деревень жили. Во двор входили и выходили из него девки полупьяные, урки фиксатые и обкуренные жиганы. Спецы подрезать монетой точёной «лопатники» в автобусах.

Сидели наблюдатели минут сорок. И вот, наконец, один из рабочих, помоложе который, громким шепотом сказал и пальцем ткнул.

– Оп-па. Есть один. Второго нет пока.

– Точно он? – переспросил Александр Павлович. Рабочий три раза кивнул.

– Точнее некуда.

– Вы езжайте. Володя, отвези ребят. А я за ним пойду. Мне одного хватит. Второго он сам покажет, – Малович вышел. – Повезёт – скручу где-нибудь.

Он долго плёлся за уркаганом, пока тот не направился к подъезду серой пятиэтажки. Александр догнал его возле двери, взял за рукав и сказал жалобно.

– Братан, трубы горят. Дай хоть рубль. А то сдохну.

Урка повернулся, внимательно оглядел Маловича и быстро выдернул из-за голенища нож.

– А я тебя запомнил, «мусор». Ты в шестьдесят седьмом зимой меня на «гоп-стопе» приземлил за базаром центральным. На два года в «четвёрку» ты меня засунул. Ты, сука!

И он резко выбросил вперед нож. В подъезде почти темно. Малович потому и пропустил движение. Задел урка правую руку. Рукав разрезал и нож вогнал наискось в бицепс. Кровь брызнула на бетонный пол и на стену

Малович прислонился к стене, левой рукой зажал рану и увидел, что финка летит ему в живот снизу.

– Подохни, тварь, волчина позорный! – прохрипел блатной и нож уже почти врезался между ремнём брюк и курткой.

Александр инстинктивно согнулся, подставил под нож левую ладонь, но поздно. Финка скользнула между большим и указательным пальцами, и впилась в толстый кожаный ремень. Это был дорогой трёхслойный ремень. Широкий, упругий и твердый. Пробить его ножом было невозможно.

– Чего хулиганите!? – открыл дверь на первом этаже дед в кальсонах и нательной рубахе.

– Обоих запорю, исчезни, старик! – повернулся к деду блатной.

Он ещё не понял, что нож в тело не вошел. И понять это у него уже не было ни времени, ни шанса. Правой рукой, из которой кровь поливала бандита, а также капитана Маловича, да ещё пол и стены, Александр схватил его за волос и рванул на себя. Он немного сдвинул корпус влево и уркаган вписался лицом в стену, разбил нос и крепко приложился лбом. Крови стало больше. Из носа она текла как вода из колонки. С напором. Бандит упал и Малович быстро нацепил на него наручники, ну, а для верности вложил ему свой коронный удар по шее.

– Дед! – крикнул он. – Слышь, дед!

Старик в кальсонах выглянул.

– Я капитан милиции. Вот удостоверение, – у Александра Павловича закружилась голова и ноги стали ватными.

Дед сбегал за очками и удостоверение изучил.

– Что прикажете, товарищ капитан?! – воскликнул он и встал в кальсонах и тельнике во фрунт. Воевал. Ясное дело.

– Звони ноль два, называй свой адрес и скажи дежурному что я ранен и пусть он вызовет скорую да пошлёт забрать задержанного. Пусть пошлёт именно капитана Тихонова. Запомнил?

– Скорую и Тихонова на мой адрес срочно. Я побежал.

Дед исчез. Малович сел рядом с бандитом белыми штанами прямо в лужу крови и в глазах его стали метаться звёздочки, кружочки и тёмные квадраты. Потом всё исчезло. Последнее, что он смог расслышать – это истерично визгливую сирену скорой помощи.