Океан 2.0

© Николай Мамаев, 2024

ISBN 978-5-4498-6794-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождествено

Мы свернули с шоссе и припарковали автомобиль у покосившейся деревянной изгороди. Заглушили двигатель. Порывистый ветер сдувал с деревьев лысеющего парка последние листья. В последний раз я был здесь три года назад, в декабре, когда ветви деревьев гнулись к земле под тяжестью снежных шапок. Тогда я не рискнул посетить целебный источник и пещеры: боялся поскользнуться на крутых спусках, где и так приходилось балансировать, чтобы не потерять равновесия. Весной и летом к источнику тянулись паломники – приезжие из города. Мы запланировали путешествие на октябрь, решили дождаться, когда усадьба и ее окрестности опустеют.

Снаружи прохладно. Я застегнул молнию куртки до самого верха, а ты, подняв ворот шерстяного пальто, повязала поверх тонкий шарфик. Воздух был чистым и свежим. Таким он бывает только за городом, вдали от коптящих небо фабричных труб и автомагистралей. Не удержавшись, я поддел ботинком ворох опавшей листвы и услышал волнующий тихий шорох – осень прошептала мне тайну.

Ты взяла меня под руку, и мы не спеша направились к крыльцу усадьбы. Шесть деревянных колонн подпирали козырек и издалека были неотличимы от каменных. На одной из них, крайней правой, виднелись уродливые следы пожара. Пламя лизнуло колонну с внешней стороны. Шрам решили сохранить как память.

Облезлые ступени чуть слышно поскрипывали под ногами. Миновав широкое крыльцо, мы вошли в просторный зал, заставленный табуретами. Свет попадал сюда через окна первого и второго этажей и заливал все вокруг. Малейший порыв воздуха поднимал ввысь и закручивал вихрем миллиарды пылинок, которые до этого дремали на поверхностях старой мебели и подоконниках. Они плавали некоторое время в пространстве, а затем, так и не проснувшись, опускались обратно.

На стенах развешаны пейзажи здешних мест: безмолвная река Оредеж, часовня, построенная на средства богатейшего золотопромышленника ушедшего столетия, деда последнего законного владельца усадьбы, а также портреты живших здесь когда-то семей. Через высокие стеклянные двери я выглянул на террасу, просторную и белоснежную. С нее открывался вид на речку и часовню – ту самую, что изображена на одной из картин. Плетеное кресло с подлокотниками задвинули в угол к стене на случай непогоды. Мысленно я увидел, как молодой писатель сидит в этом самом кресле с блокнотом на коленях и ищет вдохновения в шуме реки, в звоне колокола часовни, что доносится из-под ярко-синей луковицы купола, в щебетании птиц, облюбовавших парк, а в особенности – крышу усадьбы. Там каждое утро в одно и то же время птицы упражняются в прыжках, перестукиваясь по металлической кровле. Но вот юноша срывается с места, подхватывает любимый сачок для ловли бабочек и спешит в парк. Он беззаботен и счастлив. Весь мир принадлежит ему одному.

Ты потянула меня за рукав в столовую. Терраса – прекрасное место, но пора двигаться дальше.

В столовой на стол накинули белую скатерть и разложили приборы. Сейчас с кухни внесут угощения для гостей, а те опаздывают, и хозяин с хозяйкой вышли встречать их. Они вернутся, и тогда рояль у окна оживет. А на стенах – портреты.

Во мраке длинного узкого коридора я расслышал звонкие шлепки детского резинового мячика о паркет. Они оборвались так же резко, как темнота; мы вошли в буфет. В углу, по соседству с креслом, скучал фикус – пыльный символ человеческого равнодушия. Ледник, отворив дверцу, демонстрировал внутреннее строение своего организма, пытался заинтересовать гостей. Он приглашал нас спуститься по лестнице вниз, осмотреть достопримечательности кухни. И мы с радостью согласились.

В подвальном помещении зябко и сыро. Широкая плита, которая в лучшие времена кормила усадьбу и ее многочисленных гостей, превратилась в постамент для артефактов ушедшей эпохи. Столетняя вафельница, деревянный водогрей, меха для раздувания самовара – все эти предметы по современным представлениям выглядят грубыми, неуклюжими, лишенными изящества. Через узкие горизонтальные оконца, похожие на бойницы, под углом на каменный пол падал свет. Предметы окружающей обстановки оттенялись подступающими сумерками. Когда стемнеет, зажгут керосиновые лампы, топку плотно набьют дровами и разогреют плиту. К ужину усадьба проснется, и порывистый октябрьский ветер, не дождавшись приглашения на сытый праздник, в обиде застучит по стеклам, требуя, чтобы о нем наконец вспомнили и впустили.

Здесь наша экскурсия по усадьбе завершалась: на втором этаже расположилась выставка современной живописи, а в бельведере шла реконструкция. Наружу в парк вела неприметная дверца, вход для прислуги, но мы захотели повторить маршрут в обратном направлении и вернулись в буфет.

Я прощался с обитателями усадьбы – покинутыми дорогими интерьерами и прекрасными безделушками – как будто с верными друзьями, которых оставлял в одиночестве. Как только все уйдут, они вновь погрузятся в глубокий тяжелый сон, где смогут воссоединиться с хозяевами.

Мы вышли на крыльцо. Стало очень пасмурно. По хмурому небу ветер гнал тяжелые рыхлые облака. Небольшая птичья шайка пронеслась над плоской кровлей бельведера и скрылась за густыми темными акварелями леса, что раскинулся за часовней на противоположном берегу реки.

Ты предложила сделать несколько фотографий на фоне усадьбы, но позировала с неохотой. Мы молча шли по аллее, переступая через лужи. Каждый думал о чем-то своем. Высокие черные ели по левую сторону дорожки внезапно расступились перед молодой березовой рощицей – в лучшие времена на этом месте находился теннисный корт. Парк выглядел запущенным и негостеприимным. У поклонного креста, на месте которого по легенде стояла церковь, дорожка сужалась в небрежную тропинку. Начинался лес. Все чаще из-под сырого дерна проглядывал красный известняк.

Ландшафт вблизи карстовых пещер напоминал марсианский. Спустившись к раскрытому зеву, я пожалел, что не подумал заранее о подходящей обуви для подземных исследований. Ты стояла на безопасном бугорке в нескольких метрах от входа в пещеру и наблюдала за мной, как мать за ребенком, который от любопытства позабыл о всякой осторожности.

Источник, как утверждали местные, обладал незаурядными целебными свойствами и особенно полезен для людей слабовидящих. Близорукий с детства, я безропотно внял этому трогательному поверью и умылся прохладной родниковой водой. Ты снова стояла в стороне и лишь наблюдала. Следить весь день за ребенком – занятие утомительное.

Путешествие подходило к концу. Пора было возвращаться к машине. На обратном пути в крадущихся за нами по пятам сумерках я тщетно пытался разглядеть призраков; ждал, что они заговорят с нами. Но парк продолжал хранить молчание. Усадьба и ее окрестности были абсолютно мертвы. Призраки обитали не здесь – на других берегах. Но, несмотря на гнетущую пустоту, я знал, что еще не раз вернусь сюда, с тобой или без тебя.

Птица

В электричке невыносимо душно и тесно. Инна сидела у окна и читала книгу. Семен, стиснутый в проходе, разглядывал подругу. Почему девушка капризничала, он понимал: это была его идея поехать искупаться за город в субботу. Не самое удачное время. Наверное, Инне поездка представлялась более комфортабельной, но куда же подевать этих дачников? «Ну, ничего, – размышлял молодой человек, – скоро отец отдаст мне старенький „опель“. Будет и комфорт, и скорость, и солидность». Колеса тяжело стучали по рельсам. Девушка отложила книгу и смотрела в окно, иногда закрывала глаза и демонстративно вздыхала, показывая, что устала, что мучается, что виноват в этом Семен. Пусть видит и тоже мучается. Своей виной.

Инне девятнадцать, она молода и красива: короткое платье едва прикрывает длинные стройные ножки, бледные, еще не обласканные загаром, узкая талия подчеркнута модным голубым ремешком, на прекрасной головке – летняя шляпка. У нее выразительные серые глаза и аккуратный вздернутый носик, который придает девушке самоуверенный и немного надменный вид. Прямые каштановые волосы обычно распущены и нежным шелком прикрывают хрупкие плечи. В отличие от сверстниц она не по годам начитана, воспитанна и великолепно играет на фортепиано. Семен старше, ему двадцать один. Недавно сдал все экзамены на отлично и перешел на последний курс экономического факультета. Он высокий, худой, заметно сутулится. Простая короткая стрижка под машинку, никакого нонконформизма во внешнем виде. Дома все по уставу, потому что отец – военный. Инна учится в том же институте на втором курсе. Там молодые люди и познакомились. Встречаются недолго, чуть дольше трех месяцев. Вернее сказать, встречаются – по мнению Семена, а по мнению Инны – дружат. Девушка позволяет ухаживать за собой и считает, что не скована никакими обязательствами, потому что ничего не обещала.

Проехали небольшой унылый поселок. Разбитый перрон, облупившаяся краска на перилах, заколоченное окошко кассы – типичные символы запустения. Кособокие домишки и бесконечные уродливые заборы. Семену вспомнилась дача, где раньше он проводил каждое лето. Точно такая же старенькая, местами поросшая зеленым мхом платформа встречала его после завершения школьных занятий в конце каждого мая много лет подряд. А по субботам юноша приезжал к ней на велосипеде встречать родителей. Дачу продали: у родителей не хватало времени заниматься участком и домом. Как мало ему требовалось для счастья в ту беззаботную пору: проводить побольше времени с друзьями, да чтобы приезжали пораньше родители.

Подъезжали к озеру. Девушку разморило от солнца и духоты, она задремала. Чтобы не мешать соседям, Семен, извинившись, потянулся к любимой и коснулся ее руки. Инна дернулась, открыла глаза и недовольно посмотрела на него, затем, щурясь, в окно. Вздохнула, опять надула губки. «Почти приехали, – улыбнулся Семен, – просыпайся». Она поправила платье, достала из сумочки зеркальце, чтобы убедиться в безупречности внешнего вида. Наконец, взглянула на своего ухажера и сказала: «Хочу пить».

Сошли на платформу. С толпой дачников и городских купальщиков спустились по ступеням. Неширокая дорожка из песка и гравия огибала платформу и вела через садоводства к озеру. Машинист дал сигнал. Электричка тронулась и, медленно набирая скорость, поползла обратно в город. Инна взяла молодого человека под руку, прильнула головой к его плечу, словно извиняясь за капризное поведение. Семена распирало от счастья. Он представил, как подхватывает любимую на руки, жадно целует и, несмотря на неудобный рюкзак за спиной, несет до озера. Была бы на месте Инны другая девушка, он непременно так бы и поступил, но в ее присутствии всегда чувствовал скованность. Поэтому внутреннее ликование Семен выразил блаженной улыбкой и стал напевать про себя дурацкую навязчивую песню, которую слышал недавно по радио.

Решили отделиться от общего потока людей и сошли с дороги на тропинку. Да по ней и путь к озеру короче и приятнее: тонущие в зелени симпатичные домики, стрекотание кузнечиков в траве, перекличка невидимых птиц. Вот навстречу семенит дворняга, понуро опустив голову. А вот из зарослей дикой малины вышли полежать на солнышке две рыжие кошки. У обеих белые манишки и носочки.

Большую часть пути молчали. Семен пытался разговорить девушку: спрашивал про семью, про то, каким видит свое будущее после выпуска из университета, втайне мечтая услышать, что оно будет связано главным образом с ним. Но Инна отвечала неохотно, общими фразами. Опять замолчали. Тем не менее она не расцепляла рук и после очередной милой шутки, которыми Семен хотел поднять любимой настроение, рассмеялась и даже поцеловала его в щеку.

Наконец вышли к пляжу. Как и ожидалось, очень шумно и многолюдно. Но зато какой потрясающий вид! Темно-синяя, подернутая легкой рябью вода сливается на горизонте с чистейшей лазурью неба. Других берегов не видно. Смотришь на озеро, а видишь океан. Осторожно маневрируя между отдыхающими, прошли дальше, к совсем дикой части пляжа. Здесь дышалось свободнее. Семен скинул с плеч рюкзак, расстелил широкое полотенце, достал колоду карт, воду. Инна легким движением сбросила платье. Открытый черный купальник подчеркивал идеальные формы молодого тела: изящный изгиб шеи, хрупкие плечи, аккуратная маленькая грудь. И бледная, как мрамор, кожа, к которой хотелось прильнуть губами. Семен не мог отвести глаз от девушки. Он впервые видел Инну без верхней одежды. А та преспокойно сидела на краешке полотенца и растирала по ножкам защитный крем.

«Сбегаю проверить воду», – смутившись, сказал Семен. Быстро стянул футболку и побежал к озеру. Со счастливой улыбкой, не осторожничая, с разбегу нырнул и тут же почувствовал, как мир вдруг затих. Только гул в ушах и слышно, как воздух пузырьками выходит из легких. Открыл глаза. Мимо прошмыгнула стайка мальков. По желтому песку стихия разбросала камешки. Отыскал самый красивый, белый с красными прожилками. Для Инны.

– Вода – во! – выразил ликование Семен оттопыренным кверху большим пальцем. – А это – тебе. Камешек переместился в ладонь девушки.

– Это так мило! Я обязательно сохраню его в память об этой поездке, – улыбнувшись, ответила она с нотками некоторой таинственности в голосе, так что Семен засомневался, хорошие ли воспоминания имеются в виду.

Лежали на полотенце и разглядывали облака. Искали в них сходство с животными.

– Это – лось.

– А вот это – похоже на слона!

– Нет, просто что-то бесформенное. Как здесь можно что-то увидеть?

– Пойдем окунемся?

– Пойдем.

Далеко заходить не стали, по грудь, и хватит. Немного проплыли вместе вдоль берега, вернулись обратно. Девушка чувствовала родную стихию: плыла уверенно, с грацией и достоинством, вздернув к солнышку очаровательный носик. Наяда во плоти. Вернулись к кромке и, не вылезая из воды, уселись на пятые точки «ловить» волны. После купаний перекусили бутербродами. Инна достала из сумочки книгу.

– Что читаешь?

– «Шагреневую кожу».

– Интересно?

– Конечно, обожаю классику!

Семен перевернулся на живот. Положив голову на руки, стал наблюдать за соседями. В кустах напротив, ближе к дороге, компания из пяти человек жарит шашлыки. Двое парней и трое девчонок, примерно их с Инной возраста. Что-то показывают друг другу руками, хохочут. Слева – женщина с подростком. Ругаются из-за того, что не отпускает мальчика в воду. Скучно. Отыскал рукой соломинку, стал чертить на песке. Погрузился в мысли, замечтался. «Сложный все-таки у нее характер, – размышлял Семен об отношениях с Инной, – говорит, что скучает и хочет провести вместе время, а когда встречаемся, хмурится или превращается в недотрогу. На выражение чувств всегда скупа, будто потому, что я не прошел какое-то задание. Что же делаю не так? Но с другой стороны, люди выражают чувства по-разному. У каждого своя биохимия мозга. Вот у нее – такая. Она так любит».

– Как поживаешь, Птица? – неожиданно Семен услышал свое прозвище, расхожее среди сокурсников. К нему обращался знакомый хриплый голос. Перевернулся на спину, приподнялся. Это Олег, учится в параллельной группе. Они даже не приятели, а так, знакомые. Часто пересекаются на общих лекциях.

– Поживаю хорошо. А ты здесь какими судьбами?

– Такими же, что и ты – приехал купаться.

– Один, что ли?

– Нет, с Пашкой и Виталиком. Мы здесь неподалеку. С девушкой познакомишь?

– Инна, – с кокетливой улыбкой тут же представилась та.

Семену Олег не нравился за манеру держаться среди ребят: развязность, панибратство, нагловатость, будто все вокруг ему обязаны. Да и компания у него такая же: соберутся за углом, закурят – и давай ржать как кони. Половину занятий пропускают. В общем, полная противоположность Семена. И внешне – тоже: невысокий, длинные рыжие волосы до плеч, нахальные зеленые глаза и, конечно, щербинка между передними зубами. Ну прямо хулиган-плохиш из детской книжки, разве что рогатки не хватает для полного образа. Олег плюхнулся на песок. Разговорились об учебе. Инна увлеченно рассказывала новому знакомому о себе, смеялась над его шутками. А Семен больше молчал. И только ради того, чтобы скрыть раздражение, иногда поддакивал. Он хотел, чтобы Олег скорее ушел к друзьям. «Ну что здесь, медом намазано? Конечно намазано. Запал на мою девчонку. А она и рада уши развесить», – злился про себя молодой человек. Сгреб ладонями песок и что есть силы сжал пальцы.

– Послушай, – произнес он почти враждебно, – тебя там друзья не заждались, а?

– Семен, как некрасиво! – возмутилась Инна.

– О, понял-понял! – с напускной серьезностью закивал Олег. Достал пачку «Мальборо», зажал зубами самокрутку, сощурив глаз, прикурил. Тут же разнесся приятный сладковатый запах.

– Дерганый ты какой-то. Не хочешь нервишки успокоить? – задира-плохиш протянул Семену косяк.

– Спасибо, обойдусь.

– А я буду! – самокрутку перехватила Инна, затянулась и сразу закашлялась. – Ой, как горло обжигает!

– С непривычки, – засмеялся Олег. – Ладно, не буду напрашиваться на неприятности. Пойду к парням. Если надумаете, – он посмотрел на девушку и хищно улыбнулся, – присоединяйтесь к нам. Метров двести по пляжу в сторону маяка. У нас весело.

Вдавил окурок в песок, хмыкнул и побрел прочь.

– Терпеть его не могу, – буркнул Семен.

– А по-моему, он милый, – ответила Инна.

Время близилось к вечеру. Белая пелена облаков затянула небо. Прохладно до мурашек. Пляж пустел. Автомобилисты рассчитывали опередить пробки, да и электрички шли в город уже набитыми.

– Ну что, будем собираться? Электричка через полчаса, – спросил Семен. Он уже натянул брюки и футболку.

– Я бы хотела побыть здесь еще немного, ты не возражаешь?

– Но если мы пропустим эту электричку, следующая только в половину девятого. Совсем поздно. Я думал, мы перекусим и еще погуляем в центре.

– Нет, Семен, ты неправильно меня понял. Возвращайся без меня. Я хочу остаться.

– То есть как?

– Ну, вот так.

– Но ведь ты без вещей, без полотенца!

– Ничего страшного, я гулять буду.

– А мне с тобой можно?

– Семен, поезжай домой. Завтра погуляем, я тебе утром позвоню.

– Ты к Олегу пойдешь, да?

– Семен…

– Как же так можно?!

– Ну все, только не читай мне, пожалуйста, нотации!

Расстались молча. Семен собрал рюкзак, влез в кроссовки и быстрым шагом пошел к станции. На платформе спросил у мужичка сигарету; закурил, чтобы успокоить нервы. Через десять минут сидел в поезде. Как доехал до города не помнил. Голова дурная, будто крепко выпил, в ушах – звенит. От вокзала до дома недалеко, бежал, едва сдерживая слезы. По ступенькам на пятый этаж. Наконец-то дома. Из большой комнаты в коридор встретить сына вышла Наталья Николаевна. Увидев, что на любимом мальчике нет лица, взволнованно спрашивала, что случилось. На все вопросы Семен отмахивался. Сбросил рюкзак, снял обувь и, не раздеваясь, в чем был, упал на постель в своей комнате.

Проснулся рано. Голова гудела точно с похмелья. Пошарил рукой в поисках телефона. Пропущенных звонков нет, только дурацкое сообщение от Инны: «Почему тебя называют Птицей? Ты ведь Нечаев». Отправлено в одиннадцать вечера. Порывался написать в ответ, но проявил выдержку. Он не мог решить, как себя повести, когда девушка позвонит: «Неужели я опять смалодушничаю? Так просто проглочу обиду? Флиртовала с Олегом, отправила меня домой, чтобы остаться в компании трех парней. Это предательство! Отец всегда говорит, что предателей прощать нельзя. Нет, пусть звонит. Отвечу вежливо, что поменял планы и буду занят». В дверь постучали. В комнату зашла мама, робко присела на край постели. И Семен ей все рассказал. На душе полегчало. Ненадолго получилось отвлечься и от грустных мыслей. Днем пришли гости, шумная веселая компания сослуживцев отца. Выпивали, рассказывали интересные истории. А Инна так и не позвонила.

Сон долго не шел к нему ночью. Мешала заснуть тревога и предчувствие дурного. А еще кричала ворона, да так неистово, что хотелось выйти на балкон и швырнуть в нее чем-нибудь. Она так надрывалась, будто случился пожар. Пришлось закрыть окно. Когда Семен задремал, уже светало. Ворона исчезала, дождливые тучи разбежались, так и не разродившись. Город спокойно спал.

Его разбудил звонок с неизвестного номера. Звонила женщина. Судя по голосу, недавно плакала: «Простите, это Семен? Меня зовут Жанна, я – мама Инны…»

Сперва он подумал, что еще спит, что это один из кошмаров, которые мучили его всю ночь. А через секунду внутри все загудело, словно через тело пустили электричество. Когда встал с постели с прижатым к уху телефоном, сильно закружилась голова, перед глазами пошли темные пятна. Женщина в трубке продолжала говорить и всхлипывать, но Семен не разбирал слов. Очевидно, произошло что-то страшное. Он вдруг понял, кого так настойчиво звала та ворона и о чем хотела рассказать. Мобильник выпал из руки. Молодой человек подошел к окну, коснулся занавески. Снаружи, как если бы ничего не случилось, нагло светило солнце, смеялись дети, сигналили автомобили. «Хороший день для поездки на озеро», – подумал Семен.

Четвертый этаж

В июне, на мой день рождения, Вика подготовила необычный подарок – забронировала свадебный номер с огромной кроватью в центре города с потрясающим видом на Фонтанку и Инженерный замок. Здесь мы должны были провести три ночи или два полных дня, делая все что захотим: релаксировать на спа-процедурах, бродить по улочкам старого Питера, проводить вечера в бесчисленных кафе или просто не вылезать из постели. По правде, мне очень хотелось сменить обстановку, ведь за десять совместно прожитых лет в тесной однокомнатной квартире быт успел мне осточертеть, да и друг друга мы давно воспринимали как предметы мебели.

Вика. Какая же все-таки умница. С ней я ощущал себя настоящим мужчиной в соответствии со всеми паттернами современного общества. Гостиница «Онегин» занимала все четыре этажа старинного особняка персикового цвета. Бывшие владельцы особняка – братья Кречинские. Об этом мы прочитали на бронзовой нашлепке у входа. «Сгинули столетие назад от туберкулеза или сифилиса», – решил я почему-то. Была еще надстроена мансарда ужасного серого цвета, но с улицы она выглядела необитаемой. Весь центр состоял из таких вот особняков и доходных домов, которые строились аккуратными рядами вдоль сырых улочек и пыльных проспектов города. В разноцветье эти низенькие домики выглядели ненастоящими, будто вырезанными и сложенными из картона, с приклеенными к фасадам слепыми окошками. Помню, в начальной школе мы готовили похожие макеты на уроках труда.

Сработал датчик, стеклянные двери бесшумно расползлись в стороны. Вика шагнула вперед и потянула меня за собой. «Давай же, смелей!» – говорила улыбка девушки. Мы вошли в просторный холл, стены которого пестрили пейзажами города: виды с набережных, стрелка Васильевского острова, между тем странные мультяшные домики, будто выполненные детской рукой, карандашные зарисовки фабричных труб. Оставляя примятый след на зеленом газоне ковролина, мы прошли к регистрационной стойке. Блондинка с собранными на макушке в хвост волосами формально улыбнулась, пробежалась пальцами по клавиатуре. Я обернулся посмотреть через стекляшку дверей на улицу. Тихий солнечный день дремал в послеполуденном золоте. По пустой набережной проезжали автомобили. Блондинка наконец-то достала из ящика ключ-карту и положила перед нами. «Комната четыреста двадцать девять. Четвертый этаж», – сообщила она с той же притворной улыбкой. Мы подошли к лифту.

– Ну чего ты, Виви? – я поймал вопросительный взгляд подружки. Она будто ждала моей реакции на что-то.

– Заметил? У нее глаза разные. Один карий, а другой совсем черный.

– Такое бывает, – пожал я плечами.

Номер оказался не таким большим, каким положено быть свадебному люксу. Огромная кровать занимала значительную часть комнаты. Я приоткрыл дверь в ванную комнату. Джакузи. От восторга Вика захлопала в ладоши – так трогательно, почти по-детски. Скинул рюкзак. Внутри зазвенели бутылки. Виви подошла к окну и облокотилась о подоконник. Из номера открывался вид типичный для сувенирных открыток. «Не хочу никуда выходить сегодня. Давай просто пьянствовать?» – предложила девушка, любуясь красотами.

Подступали сумерки. Последние солнечные лучи касались стен комнаты, окрашивая их в зловещий алый цвет. Я несколько раз вставал с кровати, где мы расположились с бокалами, чтобы подставить им лицо, понаблюдать за играющими в потоке света пылинками. А Вика с улыбкой наблюдала, делая небольшие глотки вина. Ждала, когда ее мужчина наиграется и вернется в постель, радовалась, что угодила. Я пригласил леди на танец. Покачиваясь, мы стояли в обнимку у окна, задевали пустые бутылки, наступали на шуршащие конфетные фантики.

Не помню, как уснул. Но когда проснулся, на часах было два ночи. Залпом прикончил остатки вина из бутылки и снова отрубился.