Смерть в прямом эфире.
Глава 1. Неожиданное интервью.
Камеры мигали яркими огнями, когда Ирина Вострикова, ведущая популярной телепередачи «Откровенный разговор», подошла к своему рабочему месту. Пожилое лицо, чуть подрагивающее от волнения, пыталось скрыть под маской уверенности внутренний страх. Что-то было не так с этим интервью. И она чувствовала это.
Константин Рыбаков – гость эфира, успешный бизнесмен, стоящий на пороге очередного крупного контракта с государством, был совершенно неожиданным выбором. Ирина перевела взгляд на его резкое лицо. Рыбаков выглядел на удивление спокойным. Впрочем, это ощущение обманчиво: всё, что происходило в студии, все реплики, все эмоции – это было всего лишь актерской игрой, в которой ему предстояло сыграть свою роль.
Впрочем, Ирина не была уверена, что этот интервьюер действительно был на стороне истины. Её интуиция подсказывала, что он пришел не с намерением просто порассуждать о бизнесе. Он был нацелен на нечто большее. На нечто важное и опасное.
– Ирина Леонидовна, всё готово! – сообщил её ассистент, Сергей, нервно поправляя планшет в руках. – Мы выходим в эфир через пять минут.
– Хорошо. Давайте начнем, – ответила она, чувствуя, как её сердце начинает биться быстрее. Не от волнения, а от чего-то другого. Возможно, предчувствия.
Тонкий и чёткий голос продюсера по радиоозвучке донёсся до неё через наушники.
– Ирина, вы готовы? Микрофоны включены. Камеры на месте.
Ирина вздохнула, поправила волосы и улыбнулась зрителям, давая понять, что всё в порядке. Студия была наполнена светом, а её лицо отражалось в бесчисленных экранах.
– Добрый вечер, дорогие зрители! С вами в эфире я, Ирина Вострикова, и это «Откровенный разговор». Сегодня у нас особенный гость – человек, который стал известен благодаря своим откровенным заявлениям и громким расследованиям в области бизнеса. Константин Рыбаков, руководитель компании «Стройинвест». Добрый вечер, Константин.
Рыбаков встал и, чуть наклонив голову, сдержанно ответил.
– Добрый вечер, Ирина. Спасибо за приглашение.
Ирина, сидя напротив, начала вежливо, но настойчиво задавать вопросы, поглощённая своим профессионализмом. Рыбаков отвечал довольно сдержанно, аккуратно подбирая слова. Это было слишком гладко, слишком идеально.
Но затем, на третьем вопросе, его лицо изменилось. Рыбаков на мгновение замолчал, и Ирина заметила, как его пальцы сжались вокруг стакана воды.
– Я пришёл сюда не только для того, чтобы говорить о бизнесе, – неожиданно произнёс он, его голос стал твёрже. – Я здесь, чтобы рассказать вам правду. И эта правда может повлиять на судьбы многих людей. В том числе тех, кто сидит в этом зале.
Ирина почувствовала, как её сердце на мгновение замерло. Камера, которая всё время фиксировала её лицо, теперь запечатлевала выражение её глаз, полных удивления и напряжения. Что он собирается сказать? Впрочем, она не могла сдержаться.
– Извините, Константин, но о чём вы говорите? Вы уверены, что это место подходит для таких заявлений?
Рыбаков улыбнулся едва заметно, но в его глазах было что-то тревожное.
– Это место идеально. Я собираюсь раскрыть коррупционную схему, которая охватывает многие высшие эшелоны власти и бизнеса. Я собрал все доказательства и скоро передам их правоохранительным органам.
Ирина замерла. Камеры продолжали работать. Но тут случилось нечто, что она не могла предсказать.
Рыбаков внезапно побледнел, схватился за горло и попытался что-то сказать, но его слова стали неразборчивыми. Вода, что он держал в руках, выплеснулась на пол. Его тело начало медленно оседать в кресло. Зрители в зале ахнули, но камера продолжала фиксировать происходящее.
– Константин? – Ирина вскочила на ноги, но было уже поздно. Рыбаков соскользнул с кресла и упал на пол, глаза его были широко раскрыты, и изо рта вырывались судорожные вдохи. Его тело дёрнуло несколько раз, прежде чем наступила тишина.
Сотрудники студии бросились к нему, но было очевидно, что он мёртв. Тот же студийный звукорежиссёр, который так тщательно следил за технической стороной шоу, теперь с ужасом смотрел в монитор, понимая, что всё, что произошло, невозможно было скрыть. Это был прямой эфир.
Когда к зданию телеканала подъехала группа из ЦКР, её лицо было привычным для таких экстренных случаев. Подполковник Павел Горюнов, ведущий следователь, окинул взглядом хаос в студии. Здесь уже работала оперативная группа, но первое, что бросилось в глаза – отравление. Вскоре это будет подтверждено, но какой токсин был использован?
– Вытаскиваем всё из записей, – распорядился Горюнов, входя в студию. – Камеры, аудио, личные записи. Это не случайность.
Рядом с ним шла Варвара Плетнева, криминалист. Её лицо, обычно спокойное и уравновешенное, было сосредоточено. Она внимательно осматривала место происшествия, её взгляд не упускал ни малейшего следа. Удивительно, что в этой студии не было следов борьбы, даже если это было убийство. Но отсутствие видимых признаков не исключало того, что здесь могли быть использованы высокотехнологичные средства.
– Мы должны проверить воду, стакан, его одежду, – произнесла Варвара, наклоняясь к телу. – Скорее всего, это что-то, что он принял до начала эфира.
Горюнов кивнул и указал на один из серверных отсеков.
– Берём все данные с серверов канала. Что, если это было заранее спланированное убийство? Задумайтесь, Варя, как скоординировано всё произошло. Константин Рыбаков не был просто бизнесменом. Он был человеком, готовым раскрыть правду.
Но чем дальше они шли, тем больше становилось вопросов. Почему в студии не было ни малейшего сигнала тревоги? Как удалось отравить человека на глазах у всей страны, не оставив следов, не вызывая подозрений у ассистентов, даже у самой ведущей?
Ответы были скрыты в одном ключевом моменте. Ирина Вострикова уже несколько раз вернулась в свои воспоминания. Она помнила, как только зашла в гримёрную и пожелала Рыбакову удачи. Он пил из открытой бутылки воды… И как же она не заметила этого? Почему не насторожилась? Ведь этот жест был странным.
Но, похоже, это было не случайностью.
Глава 2. Включите камеры.
Когда Павел Горюнов, подполковник ЦКР, вошел в студию, ему сразу стало ясно: здесь что-то не так. Обычная телестудия в центре Москвы, в которой обычно велись весёлые и лёгкие интервью, теперь превратилась в зону повышенной тревожности. Камеры и освещение, которые только что служили для зрителей, теперь стали молчаливыми свидетелями трагедии.
Никогда раньше Горюнов не видел такое количество людей в панике. В воздухе витала напряженность, и каждый шаг был как под микроскопом. Зрители сидели в тишине, те, кто был близко, а остальная часть аудитории просто застыла, не зная, как реагировать.
– Что с телом? – спросил Горюнов, указывая на лежащего на полу Константина Рыбакова.
Максим Ворончук, главный криминалист ЦКР, стоял рядом с телом и склонился над ним.
– Предположительно отравление. Но симптомы странные. Ничего не указывает на стандартные вещества вроде ядов, – ответил Ворончук, прокачивая воздух руками. – Похоже, это что-то новое. Редкое.
– Мы должны найти причину, как только можно быстрее, – сказал Горюнов, оглядывая комнату. – Камеры? Всё записано?
Оператор студии, нервно щелкнув кнопкой на планшете, ответил:
– Записи с камер у нас есть. Мы отключили их только после того, как его увезли. Включить?
– Да, включите. Нам нужно всё, что происходило до того, как его вывели из студии, – приказал Горюнов, указывая на стену. – Но я не хочу, чтобы это прошло как несчастный случай или бездыханное убийство. Мы должны понять, как именно это произошло.
Горюнов не мог избавиться от чувства, что это было не случайно. Рыбаков был слишком уверен в себе, чтобы такое случилось просто так. Он заговорил о компромате, зная, что это вызовет внимание. Но что он на самом деле знал? Почему всё это произошло в прямом эфире?
Кинув взгляд на Варвару Плетневу, свою верную напарницу, он увидел, как она изучала тело. Варвара была специалистом по токсическим веществам, но даже она выглядела задумчивой. Она только что вынула из кармана маленькую пробирку и, делая заметки, задумчиво произнесла:
– Странно… Практически нет признаков физических повреждений. Это исключает классическое отравление или методы с ядами, которые мы обычно видим. Он не был бы настолько быстро уничтожен обычными химикатами. Что-то другое, Павел.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Горюнов, его голос становился всё более напряжённым.
– Я имею в виду, что это что-то, что либо быстро исчезает, либо под действием чего-то ещё. И, скорее всего, – она замолчала, подбирая слова, – это что-то, что он мог принять до эфира. Например, если бы он пил воду. Мы должны проверить бутылку.
Горюнов кивнул и повернулся к операторам.
– Пожалуйста, передайте нам бутылку воды, из которой он пил. Немедленно.
Записи с камер показали интересные подробности. Примерно за десять минут до начала эфира Рыбаков зашёл в гримёрную и взял бутылку воды, стоящую на столе. Камера, которая фиксировала его вход, показала, что бутылка была уже открыта. Оператор в студии заметил, что Рыбаков, прежде чем сесть за стол, немного сморщился, как будто что-то не понравилось. Но он не обратил внимания на его поведение, продолжая настраивать камеры.
Судя по записи, никто не мог заметить, что произошло. Но камера, которая фиксировала его лицо, зафиксировала явное беспокойство, когда он начал интервью. Ирина Вострикова задала первый вопрос, а потом продолжила по списку. Рыбаков отвечал всё более напряженно. Когда он начал говорить о коррупции, он стал выглядеть заметно хуже. Почти сразу после того, как он произнес слово «компромат», его лицо побледнело, и он схватился за горло.
– Это странно, – сказал Ворончук, просматривая запись на экране. – Человек не мог бы так быстро ослабнуть от обычного отравления. Мы здесь видим не просто потерю сознания. Он действительно испытывал тяжелейшую боль.
– Это и есть точка, – сказал Горюнов. – Он что-то знал. И ему не понравилось, что он сказал. Мы должны понять, что это было.
– Мы должны работать с тем, что у нас есть. – Варвара кивнула, но не выглядела уверенной. – У нас есть лишь пара зацепок. Бутылка, записи видео, и та самая загадочная реакция.
Пока команда ЦКР пыталась раскопать детали, Ирина Вострикова, ведущая программы, всё это время сидела в своей гримёрной и пыталась справиться с ужасом от произошедшего. Она постоянно повторяла себе, что это всё просто трагический случай, но по ту сторону её разума постоянно маячила одна мысль: почему Рыбаков так неожиданно и резко изменился во время интервью? Почему его болезнь началась именно в тот момент?
После нескольких часов допросов и забора образцов с камеры, команды следователей пришли к единому выводу: что-то в воде, которую пил Рыбаков, вызвало его быструю смерть. Но что именно?
Горюнов собрал всех в оперативной комнате, где он и его команда начали разрабатывать новые стратегии для получения ответа. Варвара и Максим работали с химическим составом из воды, проверяя даже мельчайшие элементы. На этом этапе, казалось, все зацепки исчезли, пока Варвара не сделала странное наблюдение:
– Мы смотрели только одну бутылку… Но было ли на ней что-то? По нашим анализам, она может быть специально подделана. Вряд ли здесь случайность.
Горюнов встал и направился к столу. Всё становилось ещё более запутанным. Что скрывает бутылка? Почему вся эта ситуация так хорошо спланирована? И, наконец, кто стоит за смертью Рыбакова?
Это была не просто смерть, это было сообщение.
– Мы найдем того, кто стоит за этим, – сказал Горюнов, поднимая взгляд на своих коллег. – И мы не остановимся, пока не раскроем правду. Включите камеры. Нам предстоит увидеть нечто большее, чем мы думали.
Глава 3. Заметая следы.
Центральный зал ЦКР погрузился в тишину. На экране всё ещё крутилась запись эфира с Рыбаковым. Подполковник Горюнов стоял перед командой: Варварой Плетнёвой, Максимом Ворончуком и новенькой оперативницей Алёной Солодовниковой, недавно переведённой из питерского отдела.
– Время работает против нас. Кто-то уже начал подчищать следы, – бросил Горюнов, указывая на экран. – Мы должны быть быстрее.
– Есть один момент, – вмешался Максим. – Я проверил метаданные с камер студии. Одна из них, камера номер три, имела сбой в логах – файл, записанный за час до эфира, удалён.
– Кто имел доступ?
– Всего три человека: звукорежиссёр, старший техник и ассистент по аппаратной – всё из команды Востриковой.
– Поехали к ним. Варвара, ты со мной. Алёна, Макс – вы в «Пульс-ТВ». Вдвоём прочешите всё от серверной до курилки. Если кто-то лез в систему – мы это найдём.
Вострикова тем временем снова села перед следователями. Теперь уже без наигранной уверенности. Грим размазан, руки дрожат.
– Почему не сказали сразу, что просили заменить бутылку? – спросил Павел.
– Я… не подумала. Не придала значения. Там всегда меняют воду перед съёмкой. Я просто хотела, чтобы он выглядел хорошо.
– Вы зашли в лабораторию звукозаписи за день до эфира. Там нашли цифровую запись вашего разговора с неким Кравченко. Имя вам знакомо?
Ирина отвела взгляд.
– Это не то, что вы думаете…
– Вы сказали ему: «Всё пройдёт гладко, если он скажет не больше, чем должен». Что именно вы имели в виду?
– Я… Я хотела, чтобы он не упоминал моего бывшего мужа. Он связан с этой историей. Если бы всплыло, что он причастен, я бы потеряла репутацию. И, может быть, работу.
Павел нахмурился. Всё становилось сложнее. Это уже не просто убийство – это конфликт интересов, политика, страх, деньги. Каждый скрывал что-то.
Максим и Алёна в серверной. Максим возился с интерфейсом, ковыряясь в резервных копиях.
– Есть! – воскликнул он. – Лог доступа. Кто-то входил через внутреннюю учётную запись за день до смерти Рыбакова. Удалён вход с IP режиссёрской аппаратной. Пароль администратора.
– И кто заходил?
– Аккаунт на имя «A.KRAVCHENKO».
– Кравченко. Мы слышали это имя.
– Это главный продюсер вечерней сетки. Ирина с ним говорила. Он тот самый, кто курирует эфиры с высоким рейтингом. И… – Макс нажал клавишу. – Вот оно. Он открыл доступ к удалённому редактированию.
– То есть он мог вырезать что угодно?
– Не просто вырезать. Он мог встроить в систему скрипт, который управлял подачей видео, аудио, даже подсветкой. И – внезапно – выключить камеру номер три. Знаешь, кто находится в слепой зоне камеры три?
Алёна взглянула на план.
– Гримерная и зона реквизита.
– Именно.
Тем временем Варвара закончила токсикологию. Ацетоцианин-X9 – препарат экспериментального типа. В организме метаболизируется в течение 30 минут. Продукты распада не определяются стандартными тестами. Но она пошла глубже.
– Есть следы стабилизатора, – сообщила она Павлу. – Его используют в лабораториях. Он нужен, чтобы вещество не распалось до введения. Такой стабилизатор доступен только в медучреждениях и частных биотех-фирмах. Их в Москве всего три.
– Мы запрашиваем списки сотрудников, кто имел доступ к веществу, – распорядился Горюнов. – И проверь ИНН Кравченко. Он был связан с биотехом?
В этот момент Алёна подняла глаза от планшета:
– Павел, нам только что скинули видеозапись из курилки телеканала. Два дня назад. Там Кравченко разговаривает с человеком, похожим на Рыбакова. Аудио нет, но они явно ссорятся.
– Пробей, кто рядом стоял. Мог быть свидетель.
– Уже. Это… Артём Исаев. Сотрудник «Пульс-ТВ», обслуживает систему вентиляции. Подчистил кое-что в логах. Мы взяли его телефон – за два часа до смерти Рыбакова он получал звонок от Кравченко.
– Значит, Кравченко пытался замести следы заранее.
Ночью в лаборатории Варвара завершила анализ оставшейся воды. На донышке бутылки – след от иглы. Почти неразличимый, но он был. Инъекция, сделанная изнутри крышки. Кто-то ввёл яд туда шприцем, затем закрутил. Стандартная бутылка была подменена.
Варвара протянула Горюнову протокол.
– Это не самодеятельность. Это исполнение. Профессиональное.
– Значит, у нас есть заказчик и исполнитель. Один – медийный игрок, другой – с доступом к препаратам. Они заметают следы. Но мы их обгоним.
Он посмотрел на карту связей. Имя «Кравченко» теперь было в центре. От него отходили нити к Востриковой, к Рыбакову, к частной клинике в Химках и к компании, через которую тот финансировал «Стройинвест».
– Звони Рудницкому. Запрашиваем ордер. Кравченко уходит первым.
Глава 4. Ложная репутация.
– Включи запись с Химок, – сказал Горюнов, не отрывая взгляда от стены с доской связей. – Частная клиника «БиоХем», ты говорил?
Максим уже держал планшет с видеозаписью. На экране – короткое чёткое видео с камер наблюдения: в холл клиники входит знакомое лицо – Андрей Кравченко, продюсер телеканала. Время – 21:43, день перед эфиром. В руках папка, за спиной – охрана. Через полчаса он выходит. Но один момент выбивался из общей картины: он выходит с другим человеком, в маске, высоким, в серой ветровке.
– Мы идентифицировали второго, – сказал Максим. – Николай Литвинов, бывший сотрудник закрытого НИИ токсикологии, оттуда же, где создали ацетоцианин-X9. После увольнения по делу о хищении оборудования – исчез. Пропал из поля зрения три года назад.
– И теперь он снова всплыл. В нужное время, в нужном месте, – мрачно сказал Павел. – Кравченко – продюсер. У него нет доступа к химии, нет навыков. А вот у Литвинова – всё это есть.
Вострикову снова вызвали на допрос. На этот раз – официально. Уже без игры в «телезвезду». Сидела ровно, но вся её харизма растворилась.
– Вы знали, что ваш знакомый, Андрей Кравченко, имеет связь с бывшим учёным-лаборантом, подозреваемым в распространении экспериментальных ядов?
– Я не знала, – тихо сказала она. – Мы обсуждали только эфир. Я просила, чтобы интервью прошло гладко. Рыбаков… он угрожал, что в эфире свяжет мою семью с коррупционными схемами. Он знал, что мой бывший муж работал в компании, которую они сейчас проверяют. Я боялась, что потеряю работу. Всё. Это всё, что я знала.
– Но вы знали, что он собирается сделать громкое заявление?
– Да. Он намекал, что «взорвёт эфир». Я подумала, это просто пиар. Он хотел скандала, чтобы его вспомнили. Никто не говорил мне, что его убьют…
– А вы сказали Кравченко, что он готовит компромат?
Пауза.
– Да. Я сказала. Но… я не думала…
Горюнов встал.
– Вы хотели защитить репутацию. Он – рейтинги. Кто-то решил, что проще убрать проблему.
В это же время Алёна вместе с оперативной группой ЦКР прибыла в подмосковную гостиницу, где зарегистрировался Литвинов. Отель – дешёвый, полупустой. Номер на втором этаже. Взлом – бесшумный.
Внутри – ноутбук, кейс для медикаментов, упаковка шприцов и пластиковые крышки от бутылок. В столе – обёртка от стабилизатора ацетоцианина и заметки от руки. На экране ноутбука – черновой план съёмочной площадки «Пульс-ТВ». Камера 3 обведена красным.
– Он не просто отравил. Он изучал, где его не увидят, – пробормотала Алёна. – Это не спонтанность. Это было как операция.
Они нашли и флешку. На ней – видеозапись. Запись встречи. Кравченко и Литвинов в подвале клиники. Видеофайл без звука, но внизу чётко стоит дата: вечер накануне эфира. Они пожимают руки. Литвинов передаёт Кравченко флакон. Тот, в ответ, деньги.
Убийство, организованное как сделка. Без эмоций.
– У нас всё, – сказал Максим, когда данные были собраны. – Флешка, камера, яд, контакт с Востриковой. Мотив есть у обоих: один – защищал репутацию, другой – получал деньги.
– И свидетель – техник, Исаев. Он слышал разговор в курилке: «Если он рот откроет – всё. Ты понял, что делать», – добавила Варвара.
– Арестовываем обоих, – распорядился Горюнов. – Вострикова – соучастник по недонесению и сокрытию, Кравченко – заказ. А Литвинов – исполнитель. Профессионал, который вернулся на сцену ради одной роли.
Через двое суток в новостях прошёл короткий репортаж:
«ЦКР задержала продюсера Андрея Кравченко по подозрению в организации убийства предпринимателя Константина Рыбакова. Следствие продолжается. Подробности дела не разглашаются».
За кадром не рассказали, как ЦКР воссоздала цепочку действий до минуты, как из маленькой детали вырастила картину профессионального убийства. Как один человек решил спасти карьеру, второй – купить молчание, а третий – продать навык.
И только один, Константин Рыбаков, оказался единственным, кто вышел в эфир говорить правду – и умер за неё.
Глава 5. Финальный дубль от ЦКР.
06:47. Сектор С, блок 4, следственное управление ЦКР.
Павел Горюнов вошёл в комнату допросов. За зеркалом – видеокамера, в углу – Варвара Плетнёва с планшетом. На стуле – Андрей Кравченко. В костюме, но мятая рубашка и небритое лицо выдавали: ночь была бессонной.
– Вы понимаете, что всё уже собрано, – начал Горюнов, устало, но жёстко. – У нас есть: видео встречи, флешка, флакон, контакт с Востриковой, платежи, лог входа в серверную. И вы, посредине всего.
Кравченко молчал. Только смотрел в одну точку на столе.
– Вы – продюсер. Знаете, как строится сцена. Слово, камера, импульс. Только это была сцена смерти. Зачем?
– Я не заказывал убийство, – выдохнул он, наконец. – Я просто… хотел его остановить.
– Как?
– Он собирался сжечь всех. Эфиром. У него был файл. С компроматом. И он обещал – вывалит его в прямом эфире, даже если это погубит половину телеканала. Он был псих. Его нельзя было остановить. Я испугался, что он сделает это – и конец мне, Востриковой, проекту. Я подумал… если его просто напугают… – он замолчал.
– И вы передали это «напугать» бывшему военному токсикологу?
– Я не знал, что он применит яд. Клянусь. Он сказал, что «разрешит проблему без крови». Я думал – компромат сгорит, техника сломается, что-то в этом духе. Он был молчаливый, уверенный. И… дорогой.
– Он вам дал ампулу. Вы знали, что это. Просто не хотели знать.
Пауза.
– Да…
В это же утро в оперативном блоке ЦКР шёл параллельный допрос Николая Литвинова. Он не сопротивлялся. Ни во время задержания, ни сейчас. Только коротко уточнил:
– Без адвоката говорить не буду.
Но когда Варвара зашла в комнату с чёрной коробкой, положенной на стол, он взглянул и впервые дрогнул.
– Знаете, что это? – спросила она. – Это стабилизатор «Гекс-144». Таких в Москве было выдано семь. Один из них – вашей бывшей лаборатории. Он совпадает по формуле с тем, что мы нашли в крышке бутылки Рыбакова.
– Вам хватит, чтобы посадить меня? – глухо произнёс он.
– Уже хватило. Но нам нужно другое – заказчик. Подтверждение сделки. Нам нужен дубль без монтажа.
12:03. Аппаратная ЦКР.
Максим загрузил последний пакет изъятых архивов «Пульс-ТВ». Среди резервных копий – стёртый, но восстановленный видеофайл с резервной камеры коридора. В нём Кравченко выходит из гримёрки. За ним – ассистент. Поднос, вода. Затем – короткая остановка. И момент: Кравченко меняет крышку на бутылке. Игла – секундная. Но рука дрогнула. Это видно.
– Вот и он. Финальный дубль, – сказал Максим, нажимая на паузу. – Сам себе режиссёр.
14:22. Пресс-конференция ЦКР. Впервые за долгое время – с участием СМИ.
Генерал Рудницкий коротко обрисовал выводы:
– В результате расследования ЦКР раскрыто умышленное убийство предпринимателя Константина Рыбакова, совершённое в прямом эфире. Установлены три участника: заказчик, исполнитель и пособник, скрывавший подготовку. Мотив – попытка предотвратить раскрытие масштабной коррупции в медийной и строительной среде.
Журналисты не понимали, как такое вообще стало возможным. Как целое убийство провели «на виду». Но именно это – ключ. Всё было рассчитано: время, кадр, эмоция.
– Бывают преступления, которые не нужно прятать. Их нужно сыграть, – резюмировал Горюнов в разговоре с Варварой. – Они хотели пустить смерть в эфир, как шоу. Но забыли, что мы тоже умеем работать по сценарию. Только финал – за нами.
За два дня до смерти Рыбакова он отправил ЦКР копию компромата – на случай, если с ним что-то случится. Письмо попало в архив, но теперь его открыли.
В файле – подробные схемы откатов, связи чиновников с подрядчиками, фиктивные контракты, в которых фигурировала и компания его бывшего партнёра – тот самый человек, за чью честь так переживала Ирина Вострикова.
Но теперь имя Рыбакова стало другим. Не очередной жертвой скандала, а тем, кто попытался донести правду – и заплатил за это.
ЦКР доведёт дело до конца. И за кулисами больше никто не спрячется.