Тени Белого бала

– Сюда, барышня! Сюда! – голос Полины вывел ее из ступора.

Служанка тащила ее за руку в дальний конец сада, туда, где за густыми зарослями сирени, пока еще не тронутыми огнем, стоял старый каменный флигель. Когда-то в нем жил садовник, но последние годы он стоял заброшенным. Он был построен из камня, с толстыми стенами и железной крышей, и это давало призрачную надежду.

Дверь была заперта на висячий замок. Полина отчаянно дергала его, ломая ногти. Бесполезно. Анастасия огляделась. Рядом с крыльцом лежал большой, замшелый булыжник, которым когда-то подпирали дверь. Она с трудом подняла его.

– Отойди!

Собрав последние силы, она несколько раз ударила камнем по замку. Металл глухо звенел. На третий раз ржавая дужка не выдержала и лопнула. Они ввалились внутрь, в спасительную прохладу и темноту, и Полина тут же захлопнула за ними тяжелую дверь, задвинув массивный внутренний засов.

Они были в безопасности. На время.

Внутри флигеля пахло сыростью, мышами и прелой листвой. Обстановка была скудной: грубый деревянный стол, пара лавок, топчан в углу. Единственное маленькое окошко, затянутое паутиной, выходило на заднюю стену сада. Сквозь грязное стекло пробивался все тот же нездоровый, оранжевый свет. Они рухнули на земляной пол, не в силах стоять. Несколько минут они просто лежали, судорожно глотая относительно чистый воздух, и слушали, как бьются их сердца и как ревет снаружи огненный шторм. Их мир сузился до размеров этой маленькой, темной комнаты. Все, что было за ее стенами, перестало существовать. Был только огонь снаружи и они – внутри.

Время остановилось. Минуты растягивались в липкую, горячую вечность. Гул пожара то нарастал, то стихал, подчиняясь порывам ветра. Иногда до них доносились глухие удары – это рушились стены или падали деревья. Анастасия лежала на полу, закрыв глаза, и перед ее внутренним взором стояли не картины разрушения, а странные, обрывочные воспоминания: вот она, маленькая девочка, прячется за портьерой в гостиной, играя с отцом; вот она кружится в своем первом бальном платье перед зеркалом; вот Софья смеется, сидя на коленях у матери под старой липой в саду… Той самой липой, которая сейчас, наверное, превратилась в обугленный скелет.

Она не знала, сколько они так пролежали. Может, час, может, целый день. Чувство времени было уничтожено, сожжено вместе с домом. Постепенно рев огня начал стихать, сменяясь более тихим, но не менее зловещим потрескиванием. Жар, проникавший даже сквозь толстые каменные стены, начал спадать.