Задержи дыхание

- -
- 100%
- +
– Исключено. Мы сами во всем разберемся.
– «Мы»? «Мы» – это кто?
– Ты справишься. Ты должна справиться, – пожимая плечами, говорит он, и его слова уже похожи не на просьбу, а скорее на ультиматум. Напряженно свожу брови, прокручивая в голове всю нашу беседу, чтобы понять, не упустила ли я что-то важное. Тем временем он поднимается с дивана и делает два шага ко мне. – Ты моя должница, забыла?
– Что? – задрав голову, переспрашиваю я, не веря своим ушам.
– Я помог тебе с одним доктором, ты поможешь мне с другим.
– Ты имеешь в виду Уинтера Дэвиса? Ну, во-первых, эта информация мне не особо-то и помогла, – огрызаюсь я. – А во-вторых, ты не просто так поделился этими сведениями. До сих пор стыжусь за тот ужин, на который мне пришлось согласиться.
– Думаю, мы сможем договориться и в этот раз, малышка, – говорит он, подмигивая.
– Хорошая попытка, но я на это не куплюсь, – отвечаю я, глядя ему в глаза. Они такие же черные, как у Кевина, но я не вижу в них ни доброты, ни благородства. Только холод, издевку и высокомерие. Опускаю глаза, но тут же упираюсь взглядом в его широкую массивную шею, плавно переходящую в открытый треугольник мускулистой груди. Загорелая кожа и белоснежная рубашка создают яркий контраст, от которого меня неожиданно бросает в жар.
– Нравится?
Вскидываю голову. Бастин без тени стеснения наслаждается моим замешательством.
– Что? – выдавливаю я. Не дожидаясь ответа, делаю шаг назад, увеличивая дистанцию между нами и приближаясь к двери. Каждый раз наедине с Бастином я испытываю странные и давно забытые ощущения.
– Мое предложение, – тем же вкрадчивым голосом говорит он, продолжая буравить меня лукавым пронизывающим взглядом. – Ты – мне, я – тебе.
– Боюсь, в этот раз у тебя нет ничего, что могло бы меня заинтересовать! – наконец справившись с бушующими внутри эмоциями, выпаливаю я, стараясь вложить в голос все свое презрение к нему. Делаю еще один шаг и хватаюсь за дверную ручку. – Тебе нужно в полицию. Лучше с этим не тянуть.
– Не так быстро, малышка. У всего есть цена. Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты убрался, – тщательно проговариваю каждое слово, затем резким движением открываю дверь. – Сейчас же!
– Исключено. Ты мне нужна, поэтому давай попробуем еще раз.
– Слушай, я это долго терпела. Первый раз спустила на тормозах, просто потому что… – запинаюсь, пытаясь сформулировать, почему я не стала писать заявление о похищении в полицию. – Потому что…
– «Потому что» что? Тебе понравилось?
– И как я сама не догадалась? Девушкам же нравится, когда их накачивают таблетками, чтобы потом притащить в номер и уложить в постель! Это же наша самая смелая романтическая фантазия! – выплевываю ему в лицо, шире распахивая дверь. – Убирайся, а то клянусь, не смогу устоять перед искушением описать необузданные мечты в своем заявлении в полицию.
– Рад, что мы с этим разобрались, – с тем же зловещим спокойствием говорит Бастин, не двигаясь с места. – Я заплачу.
Мое сомнение длится не больше пары секунд. Деньги бы мне не помешали, особенно теперь, когда у меня масса свободного времени и куча счетов. Но, черт возьми, это же Бастин и его идиотские игры!
– Уходи, мне это не интересно.
– На случай, если ты передумаешь, – говорит он, вкладывая мне в руку белую визитку с его именем, номером телефона и адресом электронной почты. – Подумай об этом, малышка, мы всегда и обо всем сможем договориться.
Глава 3
Бастин ушел, но в воздухе все еще стоит аромат его одеколона, и я продолжаю растерянно опираться на дверь, сжимая в одной руке его визитку.
«Мы никогда и ни о чем не сможем договориться. Никогда!» – проговариваю про себя, бросая визитку на дно пустой мусорной корзины.
Закрыв дверь на ключ, я на всякий случай пододвигаю к ней кресло и только затем иду в комнату для спиритических сеансов. Одергиваю занавеску, стараясь вспомнить, о чем думала до тех пор, пока этот самодовольный индюк не вторгся в мою студию. Взгляд блуждает по белой доске от моего снимка и расписания событий дня, перевернувшего всю мою жизнь, до фотографии Лили, рядом с которой тонким фломастером выписан ее распорядок дня, но стоит остановиться на черном мужском силуэте в центре доски, как я неожиданно осознаю, что все еще думаю о словах Бастина.
Ангел смерти – тот тип серийных убийц, что скрывают истинные намерения за маской заботы и помощи. Они умело используют профессиональные знания, чтобы незаметно вмешиваться в жизни тех, кто оказался зависим от них. Такие убийцы работают в местах, где смерть – обычное дело, где не принято искать виновных среди тех, кто поклялся не навредить. Последним громким случаем дело медбрата Чарльза Каллена, которого поймали в две тысячи третьем году и приговорили к пожизненному заключению. Я до сих пор отчетливо помню, как мы разбирали его историю на лекциях по поведенческому анализу в университете. И хотя профессор Лимерман был убежден в том, что число его жертв должно исчисляться сотнями, в действительности причастность Каллена удалось доказать только в порядка сорока случаев. И даже это была большая удача, потому как поймать, не говоря уже о том, чтобы заметить такого серийного убийцу, очень непросто.
Когда-то я мечтала стать тем профайлером, который сумеет продолжить этот список и вычислит следующего Ангела смерти…
Звонок мобильного обрывает поток мыслей. На экране высвечивается имя «Кевин». Не припомню, когда мы говорили с ним в последний раз – неделю или две назад? Я продолжаю молча смотреть, как телефон надрывно пиликает, медленно вращаясь по поверхности стола, пока наконец не замолкает. Еще месяц назад я была бы уверена, что сейчас он позвонит снова, вынуждая ответить на звонок, а после пришлет сообщение с предупреждением о готовящейся операции моего спасения. Но сегодня такие поступки кажутся странными и нереальными, словно все это было в другой жизни и не со мной.
Увы, но, когда он мне был по-настоящему нужен и когда от него в действительности зависела моя жизнь, я так и не смогла подать нужный сигнал.
Рука непроизвольно тянется к запястью другой, на котором я обычно ношу умные часы, сейчас там только тугая черная резинка. Растягиваю ее, чувствуя, как сердце разгоняется в груди, когда я неизбежно проваливаюсь в прошлое, туда, где лежу на полу с кровоточащей дырой внизу живота и судорожно нажимаю на боковую кнопку часов в напрасной попытке позвать на помощь. Смотрю по сторонам и сквозь сгущающийся мрак вижу жуткие фигуры, они словно берут меня в кольцо, сжимая пространство. Я задыхаюсь и только сильнее жму на кнопку, внезапно ощущая жгучую боль в запястье.
Открываю глаза, заставляя себя дышать ровно и глубоко. Мобильный вновь начинает звонить, только на этот раз на экране уже высвечивается имя «Лили». Странно, ведь за все время нашего знакомства она ни разу мне не звонила.
– Привет. Как дела? – спрашиваю я, отвечая на звонок.
– Не знаю, по-разному, – скрипит Лили. – Я тебя, наверное, отвлекаю… Прости, не хотела мешать.
– Все нормально, я рада тебя слышать. У тебя что-то случилось? – искренне интересуюсь я, невзирая на происходящее за окном. Общая трагедия не отменяет личных передряг.
– Все плохое, что могло случиться, уже произошло, – отвечает она поникшим голосом. Ее тон делает наш разговор еще тяжелее.
Знаю, что Лили ходит к психологу и вроде как вполне успешно. Но порой результат сессии может быть весьма неожиданным, мне ли этого не знать. Слова поддержки уже готовы сорваться с языка, мне только нужен ориентир – куда «стрелять», а потому я молча жду, когда она признается, почему звонит.
– «Урбан пульс» закрылся… – наконец, выдыхает она. – Пока на пару недель, но мы все понимаем, что это может затянуться на несколько месяцев. В общем, похоже, я осталась без работы…
Тяжело вздыхаю, ругая себя, что в этой суматохе даже не подумала о таком. Мы познакомились с Лили в конце января, когда они с соседкой искали себе новую квартиру. И если Сиера согласилась на эти перемены из страха стать следующей жертвой насильника, то Лили уже физически не могла оставаться в той квартире, потому как чувствовала, что сходит с ума. И хоть переехали они с авеню D на авеню C, находящееся на два квартала севернее, им обеим стало спокойнее на сердце. Передышка длиной в два месяца, и снова смутные времена…
– Так что, если есть кто-то, кому нужны услуги бухгалтера по налогам, можешь смело меня рекомендовать, – долетает до меня просьба Лили. – Никогда не думала, что буду снова этим заниматься, но другого выхода пока не вижу. У Сиеры тоже проблемы, магазин закрыли. Получается, мы теперь обе на мели с арендой в три тысячи баксов в месяц и продуктами в холодильнике, которых едва хватит на неделю. Но не думай, что я плакаться позвонила. Все обязательно как-нибудь разрешится. Я просто сейчас всех обзваниваю. Можно было бы, конечно, все упростить и разместить объявление в интернете, но… – Лили останавливается, и я прекрасно понимаю почему.
Несмотря на то что я показала ей свой список подозреваемых и мы вместе даже сузили его до трех человек, в глубине души она продолжает сомневаться, обвиняя Спенсера Харрисона. Она познакомилась с ним за две недели до нападения в приложении, и в тот роковой день они договорились о первом свидании в ресторане итальянской кухни «Л’Артуси». После случившегося он как-то неожиданно быстро потерял к ней интерес и просто испарился, что заставило Лили думать о нем как о том самом ублюдке. Как по мне, то я почти уверена, что никакого Спенсера Харрисона не существовало вовсе, скорее всего, это был отвлекающий маневр, и только. Но, поскольку подтвердить свою догадку я никак не могу, приходится мириться с иррациональным страхом Лили перед новыми виртуальными знакомствами и социальными сетями в целом.
– Сделаю все, что смогу. Можешь на меня рассчитывать, – говорю я, мысленно листая список контактов и прикидывая, кому могут быть полезны услуги бухгалтера по налогам.
***Улицы Нью-Йорка стали пустеть еще пару недель назад, когда впервые заговорили о чрезвычайном положении, но сегодня город словно вымер. До этого дня таксисты возили меня из южной точки Бруклина в Гарлем через бульвар Гранд-Сентрал-Паркуэй, а дальше по мосту Трайборо на Манхэттен, но сегодня мы едем через Бруклин-Бэттери из-за приказа оставаться дома, которому, судя по всему, безоговорочно последовало большинство горожан. В итоге машину я ждала ровно сорок две минуты вместо привычных пяти.
– Вы живете тут или путешествуете? – неожиданно спрашивает меня таксист.
– Я здесь живу.
– Ясно, а то хотел предложить вам проехать через центр, сегодня тот редкий шанс, когда можно увидеть этот город будто замершим во времени.
– Почему бы и нет, думаю, это отличная идея, – отзываюсь я, встречаясь с ним взглядом в зеркале заднего вида. Удивительно, но две недели назад при виде водителя в медицинской маске я испытала легкое оцепенение, но сегодня сама выгляжу не лучше, и меня это даже не смущает.
Когда мы с 6-й поворачиваем на 42-ю улицу, двигаясь в сторону Таймс-сквер, я, кажется, впервые осознаю смысл маминых слов о декорациях, как в кино. Я по привычке списала ее сравнение на очередную попытку все излишне драматизировать и сгущать краски, но сейчас, проезжая мимо площади, обычно полной туристов, местных жителей и уличных артистов, я и сама ощущаю себя героем фильма об апокалипсисе. С этими огромными яркими билбордами, освещающими совершенно пустые улицы, Нью-Йорк впервые напомнил мне город-призрак. Прижавшись лбом к стеклу, я широко открытыми глазами смотрю по сторонам все еще не в силах поверить в тревожную тишину этого места. Вдруг позади раздается громкая сирена, и в следующий миг, заметно превышая скорость, нас обгоняет микроавтобус. И это уже был четвертый автомобиль скорой помощи, который мы встретили за время пути.
Тяжело сглатываю, откидываясь на спинку сиденья. Сложно сказать, чего я ожидала от этой поездки, но то, что увидела, только повысило уровень моего беспокойства.
Глава 4
21 марта 2020 года
В прошлый раз, выходя из кабинета доктора Крамер, я говорила себе, что справлюсь, что все смогу. Но я снова здесь. И снова этот сеанс напоминает скорее поездку на американских горках, чем терапию, помогающую с поиском ответов и решающую душевные проблемы. Несколько минут назад я смеялась, потом, разумеется, плакала, а сейчас просто молча наблюдаю за тем, как Манго, попугай доктора Крамер, увлеченно чистит перья, издавая странные чавкающие звуки.
– Как прошла твоя неделя? Тебе удалось отдохнуть? – спрашивает доктор Крамер, так, будто я только что переступила порог ее кабинета. Таращусь на нее с минуту, но, наконец, понимаю, что это всего лишь очередная уловка вывести меня на разговор. Разговор, который с самого начала свернул не туда.
– Какая разница, как прошла моя неделя? – вздыхаю я, прижимая к себе правое колено так, что теперь могу упереться в него подбородком. Доктор Крамер смотрит мне прямо в глаза, явно ожидая моего ответа. – Отдыхала. Вот прям, как сейчас, сидела с утра до вечера на диване в своей студии и просто смотрела в потолок. У меня за всю неделю было только двое пациентов. А в остальном – все, как ты и рекомендовала: тишина и покой.
– О чем ты думала в эти моменты?
– Думала о том, какая я ничтожная, жалкая, ненужная… уязвимая, больная… продолжать?
– Понятно. Давай попробуем иначе. Закрой глаза, – предлагает доктор Крамер, но, заметив мое удивление, поясняет: – Буквально на пару минут. Маленький эксперимент.
Уверена, что это пустая трата времени, но все же выполняю ее просьбу.
– Сделай глубокий вдох. И медленный выдох, – напутствует меня доктор мягким голосом. – А теперь попробуй вспомнить момент из прошлого, когда ты чувствовала себя очень счастливой. Настолько счастливой и наполненной, что, даже если бы в этот самый момент в мире произошло что-то жуткое, ты не обратила бы на это внимание.
Смотрю на доктора недоуменным взглядом, но она только улыбается мне и коротко кивает головой. Снова закрываю глаза, мысленно прогуливаясь по лабиринтам памяти в поисках того единственного счастливого мига. Он обязательно должен был быть, ведь так?
– Выпускной, – неожиданно слетает с моих губ, и, немного поразмыслив, я понимаю, что сделала правильный выбор. – Наверное, это было самое яркое событие. Мне совсем не хотелось туда идти… Накануне я рассталась с Эйденом и знала, что он уже пригласил на бал девчонку из параллельного класса. Но Джесс каким-то образом все же удалось меня уговорить… Мама купила мне шикарное платье нежно-голубого оттенка, с корсетом и пышной юбкой. Я в нем была похожа на принцессу, а вот королевой бала должна была стать Джесс. Я голосовала за нее, но… в тот вечер корона досталась мне. Ты бы видела рожу Эйдена. У него просто отвисла челюсть, а глаза… я и не догадывалась, что они могут быть такими огромными. В тот момент я была победительницей и по-настоящему наслаждалась властью.
Улыбка сходит с моего лица, и я начинаю нервно кусать нижнюю губу. Открываю глаза, встречая заинтересованный взгляд доктора Крамер, ожидающей продолжения истории.
– Только пару лет спустя я случайно узнала о том, что Джесс подговорила остальных проголосовать за меня, чтобы дать мне шанс отомстить Эйдену. Она решила, что это поможет мне справиться с его предательством, и оказалась права. Джесс – хорошая подруга… самая лучшая.
– А в какой именно момент ты ощутила то самое безоговорочное счастье?
Возвращаюсь к воспоминанию и будто заново проживаю тот миг триумфа и собственного величия.
– Когда все расступились, образуя живой коридор. Яркий свет прожектора слепил глаза. Я почти ничего не видела, но продолжала смотреть вперед, не веря в происходящее. Они все смотрели на меня так, точно видели впервые. Это было нечто… Кто-то смотрел с восхищением, кто-то с удивлением, кто-то не скрывал зависти и злости. Но, когда я пошла к сцене, каждый из них пытался дотронуться до меня, поздравить. Это было волшебно. И как смотрел на меня Эйден… Знаешь, я потом долго не могла забыть его взгляд, его отвисшую челюсть. Когда он расставался со мной, он назвал меня скучной серой зубрилой, но в тот вечер он увидел перед собой какую-то другую девушку, какой я, по сути, никогда и не была.
Манго издает странный громкий звук, похожий на крик о помощи, мгновенно привлекая к себе внимание. Вероятно, он делает это специально. Поймав на себе наши взгляды, он задирает голову вверх и крутит ей в разные стороны, точно разминается перед нападением, после чего снова как ни в чем не бывало принимается чистить перья. Я прыскаю со смеху. Но радость заканчивается тоже внезапно, и теперь, когда в комнате наступает звенящая тишина, я еще острее ощущаю вину, отдающую режущей болью в желудке.
– У тебя очень хорошая и преданная подруга. Не многим везет, – подливает масла в огонь доктор Крамер.
Я не могу сдержать слез. Закрываю глаза, но это не помогает.
– Джесс удивительная. Она тогда помогла мне не просто пережить первое предательство, она сделала намного больше, она подарила мне уверенность. А что сделала для нее я?.. Уже который год я бьюсь в закрытую дверь, пытаясь вырвать ее из токсичных отношений. Я дипломированный психолог и не могу подобрать верный ключ, а она – семнадцатилетняя девчонка, мечтающая о сцене, смогла. Она смогла, понимаешь? Она смогла… Выходит, даже подруга из меня хреновая… Что я за человек вообще тогда?!
***Когда мое дыхание приходит в норму и каждый вдох не сопровождается отрывистым всхлипыванием, похороненной где-то в груди истерики, я обнаруживая себя по-прежнему сидящей на диване с прижатыми ногами к груди. Не нужно быть квалифицированным психологом, чтобы понять значение этой позы, но я не пытаюсь ее изменить. Да, я, как никогда прежде, ощущаю себя уязвимой, беззащитной, слабой, напуганной, изможденной… Я научилась подавлять свои чувства, эмоции. Улыбка – отличная маска, способная скрыть и боль, и отчаяние, и даже страх. Я и сама не заметила, как привыкла притворяться нормальным человеком, и, кажется, совсем забыла, каково это – быть просто мной… настоящей.
– Джен, как думаешь, мы можем продолжить? – спрашивает меня доктор Крамер, вращая в руках шариковую ручку, которой несколько минут назад делала какие-то пометки в блокноте. Я безразлично пожимаю плечами, и тогда она говорит: – Закрой глаза и вернись туда, где ты чувствуешь себя счастливой и наполненной.
Послушно выполняю ее просьбу и неожиданно вновь вижу себя стоящей на сцене с короной на голове и лентой на груди «Королева выпускного бала – 2006».
– Получилось? – спрашивает доктор Крамер, и я молча киваю головой. – Отлично. А теперь скажи мне, о чем мечтает та Дженнифер? Каким она видит свое будущее? Работу? Отношения? Все, что захочешь…
– О семье я не думала, просто знала, что когда-нибудь обязательно встречу кого-то хорошего, доброго и надежного, кого-то, сильно не похожего на Эйдена. Но, знаешь, Ник едва ли был лучше. Так что доверчивая Дженни снова наступила на те же грабли, – хмыкаю я, продолжая сидеть с закрытыми глазами. – Где-то за год до выпускного у нашего соседа пропал сын. Наши семьи не дружили, просто здоровались из вежливости, если сталкивались в магазине или на улице. Доминик был младше меня на три года, иногда я встречала его в школе, но, как и все старшеклассники, делала вид, что не знаю его. Хотя, честно говоря, я и действительно не знала его, он меня вообще не интересовал до того дня, когда объявление с его фотографией не оказалось повсюду. Он пропал. Ушел утром в школу и не вернулся. Жуткая история, о которой мои родители предпочитали не говорить и не думать. Его искали все: полиция, родные, волонтеры, соседи. А три дня спустя его тело подняли со дна пруда Уолкера.
Я открываю глаза, не скрывая удивления от неожиданно всплывшего воспоминания. Эта трагедия произошла почти пятнадцать лет назад, и, хотя я никогда и никому не рассказывала о ней, я удивилась, что до сих пор помню ее в мельчайших подробностях. Например, помню, что стоял теплый солнечный день, тишину которого нарушил истошный вопль миссис Райкер, бросившейся к своему сыну. Ее крик еще не одну ночь звучал в моих самых мрачных снах.
– Ему было всего тринадцать, – выдавливаю я.
– Это был несчастный случай или?..
– Его задушили. Расследование длилось несколько месяцев. Несколько месяцев, превратившихся для всех детей нашего района в настоящую пытку. Родители боялись, что в округе может бродить психопат-убийца, а потому мало кому удавалось вырваться из-под тотального контроля.
– Убийцу нашли?
– Да, как подарок под Рождество: Доминика убил его отец. В действительности Харрисон Райкер был его отчимом, но сути это не меняет. Он растил мальчика с трех лет, называл своим сыном, и вот что из этого вышло.
– Это событие повлияло на тебя?
– Я думаю, оно определило мой путь. Вместе с другими соседями я участвовала в поисках: раздавала листовки, ходила его маршрутом, заглядывая под каждый куст, стучалась в каждую дверь в поисках кого-то, кто мог что-то видеть, слышать, знать, – вспоминаю я и снова закрываю глаза. Перед внутренним взором возникает картина, как по тихой и спокойной улице в канун Рождества мимо нашего дома промчались десятки машин, разрушая вечерний покой тревожным ревом сирен. – Я почувствовала удовлетворение и торжество справедливости, когда Харрисона Райкера вывели в наручниках. Помню, как выбежала из дома наперекор родителям, только чтобы увидеть этот миг. В глубине души я так и думала, ведь даже в тех фильмах, что мы с Винсентом часто тайком смотрели от родителей, в подобных историях всегда оказывался замешан кто-то из членов семьи. Поэтому все эти месяцы бессмысленных поисков я злилась на копов из-за их бездействия и слепоты.
– А почему ты вспомнила об этом сейчас? Ведь я попросила тебя рассказать, о чем думала и мечтала счастливая и наполненная Дженнифер, стоя на сцене во время выпускного бала.
Прикусив губу, открываю глаза. Пока я мысленно путешествовала в прошлое, доктор Крамер успела переместиться ближе ко мне, поэтому ее голос прозвучал громче. Опускаю ноги на пол, чувствуя легкое покалывание в пальцах. Удобнее сажусь на диване, впервые за все время сеанса не пытаясь выставить перед собой щит – мои собственные ноги или подушку.
– Я собиралась поступать в медицинский. На тот момент уже подала документы во все вузы, которые для меня отобрала мама, даже в Гарвард и Стэнфорд. Хотя мы обе понимали, что шансов нет, – с кривой улыбкой говорю я. – Но тогда на сцене я осознала, что в жизни все может быть иначе. Понимаешь, в тот вечер королевой должна была стать Джесс, ни у кого не было шансов ее обойти. Она красавица, она звезда. Но победа досталась мне. И это изменило меня. Я поверила в себя. Поверила, что могу сделать свой выбор, а не идти на поводу у мамы. Той же ночью я отправила заявление в Нью-Йоркский университет на отделение криминальной психологии через сайт. И меня приняли. Я снова победила. Но уже по-честному.
– Кто победил однажды, обязательно сделает это вновь, – говорит доктор Крамер, с ободряющей улыбкой на лице. – В последнее время тебе пришлось пережить слишком много всего. Дай себе время, и ты обязательно со всем справишься. А пока, позволь себе хотя бы иногда расслабляться и наслаждаться моментом. Не нужно пытаться все держать под контролем.
Глава 5
23 марта 2020 года
Вечернюю программу Синди Вуд я обычно использую исключительно как шумовую завесу, чтобы отгородиться от бесконечных криков и ругани соседей и чтобы не чувствовать себя одинокой. Жаркие дискуссии, довольно часто случающиеся в студии, отлично помогают бороться с душевной пустотой и порой даже неплохой заменяют дружеские встречи, причем имеют явное преимущество перед последними: я всегда могу убрать звук или же вовсе «выдворить» всех, просто выключив телевизор. Но сейчас едва на экране появляется фирменная заставка шоу, я увеличиваю громкость.
«Добрый вечер! Сегодня у нас необычный выпуск, – приветствует телезрителей Синди, драматично снимая с лица медицинскую маску. – Наш город – тот самый Нью-Йорк, который никогда не спит, внезапно уснул летаргическим сном. В последние дни на улицах ощущается тревога, в воздухе висит страх перед чем-то невидимым, но пугающе реальным. Этот коронавирус еще вчера, казалось, был где-то далеко, на другом континенте… но вот он уже здесь, совсем близко. И теперь каждый из нас в большой опасности. Ежедневно приходит все больше новостей о больницах, готовящихся к наплыву пациентов. Врачи говорят, что наши ресурсы ограничены и система может не выдержать, если вирус будет распространяться так же стремительно, как в других странах. Мы видим пустые полки в магазинах, закрывающиеся заведения и все еще надеемся, что это лишь временные меры. Но кто-то из нас уже потерял работу. Кто-то из нас боится возвращаться домой, чтобы не заразить своих близких. И самое страшное – мы не знаем, что будет дальше. Никто не знает, каким будет наше завтра».





