Задержи дыхание

Глава 8

27 марта 2020 года

Утро пятницы началось для меня с ультимативного письма Бастина: «В больнице сейчас небезопасно, поэтому предлагаю встретиться в отеле. Организацию беру на себя, ты будешь в полной безопасности. P. S. Я отправил за тобой машину. Водителя зовут Хэнк».

Хэнк оказался молчаливым высоким мужчиной средних лет, в хорошей физической форме и черном однобортном костюме. Он встретил меня у подъезда и, коротко представившись, проводил до черного минивэна. Когда он сдвинул влево тяжелую дверь и подал мне руку в белой перчатке, чтобы помочь мне забраться в салон, я не смогла сдержать улыбку. Почти уверена, что нечто подобное видела в каком-то фильме, но и подумать не могла. что сама стану героиней такой сцены. Благо на мне была медицинская маска и массивные солнцезащитные очки, надежно скрывающие мое смущение. Убедившись, что я не против классической музыки, Хэнк полностью сконцентрировался на дороге, предоставив мне возможность откинуться на мягком и удобном сиденье и погрузиться в свои размышления.

Дорога до «Мандарина», который находится на 60-й Западной улице рядом с площадью Колумба, заняла пятнадцать минут. За это время, как мне казалось, я успела продумать не только свою речь, но и едкие ремарки на случай провокаций со стороны Бастина, однако уже в лифте, карабкающемся на тридцать шестой этаж, меня охватило внезапное волнение. Стараясь взять себя в руки, я мысленно пробегаюсь по заготовленным фразам.

Ангел смерти – один из самых высокоорганизованных и хладнокровных типов серийных убийц. Это человек, который умеет заметать следы и не привлекать к себе внимания. Он не психопат в классическом понимании, у него есть эмпатия, но искаженная. Он уверен, что делает добро… У него должна быть какая-то детская травма… Мне нужен полный доступ ко всем медицинским записям и архивам. Также потребуются персональные данные сотрудников, работающих в отделениях, где произошли подозрительные смерти. Ангелом смерти может быть…

Похоже, я не просто увлеклась, но и достаточно расслабилась, раз совершенно не заметила, как лифт остановился, и в плавно открывшихся дверях появилась знакомая мне фигура Бастина. Соблюдая рекомендованную дистанцию, но при этом игнорируя обязательное ношение медицинской маски, он коротко кивает головой, жестом приглашая меня выйти в зал.

Стараясь не выглядеть ошеломленной изысканным интерьером, молча прохожу по роскошному паркету, боковым зрением отмечая элегантные цветочные композиции в вазах, а также зеркала, которые придают пространству дополнительную торжественность. Оказавшись у массивного стола из красного дерева, я на мгновение замираю: из панорамных окон открывается потрясающий вид на Манхэттен, но справляюсь с эмоциями и наконец занимаю свободное кресло – самое близкое к выходу и подальше от того, перед которым на столе лежат несколько листов бумаги и мобильный телефон. Уверена, что в звенящей тишине этого зала расслышала ехидный смешок, и почти в ту же секунду за моей спиной уверенным шагом прошел Бастин, полностью оправдывая мою догадку.

– Я здоров, а комнату продезинфицировали, поэтому можешь снять маску и расслабиться, – говорит он и с тонкой улыбкой на губах добавляет: – Что-нибудь выпьешь?

– Нет, – отвечаю я, пряча маску в сумку и тут же извлекая из нее маленькую бутылку воды, которую прихватила из дома. – Кажется, я усвоила урок с жидкостями.

– Рад это слышать, но в любом случае сегодня не понадобится ни хлоральгидрат, ни что-то серьезнее.

– А что, вышел за рамки бюджета?

Он смотрит на меня с прищуром, будто не собирался переводить все в шутку.

– Может быть, вина?

– Нет, спасибо.

– Как знаешь, – говорит он и берет в руки то, что я ошибочно приняла за мобильный телефон, и нажимает на кнопку. Через секунду дверь справа от меня открывается, и в комнату заглядывает девушка.

– Джин с тоником, – заказывает Бастин и вопросительно смотрит на меня, вероятно, рассчитывая на то, что я могла передумать, но я только отрицательно качаю головой, подтверждая свое решение.

– Твоя подруга будет? – спрашиваю я, когда мы снова остаемся наедине.

– Она уже в пути, – коротко отвечает он. В комнату возвращается девушка в брючном костюме с медицинской маской на лице. Она ставит перед Бастином поднос с напитком и, дождавшись от него молчаливого кивка, тут же уходит, словно ее и не было.

Провожаю ее взглядом, думая о том, что эти чертовы маски, которые нас всех обязали носить в целях безопасности, похоже не только защищают от смертельного вируса, но и полностью делают людей неузнаваемыми. Если завтра по какой-то причине мне понадобится описать, как выглядела эта девушка, я смогу сказать о ней только, что она была стройной, ростом около пяти футов и семи дюймов, с черными волосами, собранными в тугую шишку на затылке, глубоко посаженными темными глазами, высоким лбом, у нее коротко остриженные ногти, обручальное кольцо на безымянном пальце – и все… Под это описание подойдет не меньше сотни сотрудниц из отеля, не говоря уже о Нью-Йорке в целом.

– Почему ты ушла из ФБР? – спрашивает Бастин, сделав глоток из своего бокала, и откидывается на спинку кресла.

Я никогда не говорила ему о том, что работала в ФБР или ушла оттуда. А еще я совершенно точно не давала ему свой адрес и не упоминала о том, что Джессика Вон, восходящая звезда Бродвея, – моя подруга, но это не помешало ему пару месяцев назад прислать мне букет цветов, а несколько дней назад – пакеты с продуктами. Джесс же он и вовсе сделал предложение, от которого было невозможно отказаться, и теперь она лицо сети его гостиниц. Я смотрю ему прямо в глаза и точно понимаю: его вопрос не догадка и не прощупывание почвы, он прекрасно знает, что я ушла из ФБР по собственному желанию, а значит, как минимум читал мое дело.

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно? Интересуюсь прошлым людей, которых нанимаю для работы?

Он пристально смотрит мне в глаза, я натянуто улыбаюсь в ответ, испытывая противное чувство досады.

– Кстати, о работе, мы до сих пор не договорились о цене. Сколько ты хочешь?

– Десять тысяч долларов и небольшую услугу, – говорю я, наблюдая за выражением его лица. Бастин удивленно приподнял бровь и продолжил буравить меня холодным взглядом.

– Все что угодно, только попроси.

«Не „скажи“, не „назови“, а именно „попроси“,» – про себя подмечаю я его манипуляции, но вслух произношу лишь: – Одна знакомая нуждается в работе. Она бухгалтер по налогам.

– Пришли мне ее номер телефона и считай, что она уже трудоустроена. Что-то еще?

– Нет, это все, что мне нужно.

– Хорошо, а теперь я бы хотел услышать твой ответ на заданный вопрос.

– Каждый должен заниматься своим делом. Служба в ФБР оказалась не для меня.

Бастин медленно поднимается с кресла. Наблюдаю, как он неторопливо идет вдоль стола, с каждым шагом сокращая дистанцию между нами.

– Как скажешь, – говорит он, заглядывая мне в лицо, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить с места, когда он разрывает зрительный контакт и быстрым шагом идет к дверям лифта.

Провожаю его взглядом, становясь невольным свидетелем его приветственного поцелуя с высокой худощавой женщиной. Кусаю губы, испытывая неуместное щемящее чувство в груди. Резко отворачиваюсь и, уставившись в панорамное окно, концентрируюсь на своем дыхании.

Глава 9

С появлением доктора Наны Яматори атмосфера в зале заметно изменилась. Во всяком случае для меня. Она заняла свободное место рядом с Бастином, и я не могла не обратить внимание на ее черные длинные волосы, заплетенные в широкую косу. Сколько надо тратить времени в день на создание такой красоты при ее-то работе? Очевидно, что, в отличие от меня, решившей натянуть на себя первое что попало под руку – черную водолазку и синие потертые джинсы, – она к этой встрече по-настоящему готовилась. Помимо того, что она была в брючном кремовом костюме, она надушилась ароматом с пудровыми нотами – противный запах до сих пор щекочет мне нос, – и сделала безупречный нюдовый маникюр, отчего я стыдливо сжимала в кулаки или старалась прятать руки под столом.

С врачебной педантичностью она отнеслась и к самопрезентации: уже двадцать минут я с деланным интересом слушаю ее болтовню о больнице и дружном коллективе, но вдруг осознаю, что давно потеряла нить беседы, полностью сконцентрировавшись на самой рассказчице.

На вид ей не больше тридцати пяти, но она относится к тому типу женщин, возраст которых достаточно сложно определить, поэтому ей с таким же успехом может быть сорок пять и даже пятьдесят пять. Представляясь, она упомянула, что начинала свою карьеру в медицине с самых низов и гордится теми результатами, которых смогла достичь в этой больнице. А потому репутация и безопасность этого места для нее не просто обязанность, а личное дело. Волевой подбородок, твердый прямой взгляд характеризуют ее как властную и целеустремленную женщину, привыкшую держать все под контролем и самостоятельно решать свои проблемы.

И все же она обратилась за помощью к Бастину, а он привлек еще и меня… Но что это меняет? Я знаю немало примеров, когда серийный убийца цинично вступал в переписку с полицией, журналистами и даже с будущими жертвами…

Уверена, ее сложно вывести на эмоции, и даже то, что в больнице, скорее всего, на протяжении полугода происходят убийства, не ввергает ее ни в панику, ни в ужас. Для доктора Яматори это лишь очередная проблема, с которой она справится, как и всегда. Но, главное, что автоматически сделало ее подозреваемой номер один в моем списке, – то, что она азиатка!

Но она подруга Бастина… Однако, несмотря на это, он ни разу не попытался прикоснуться к ней или положить руку на спинку ее кресла да и не бросил в ее сторону больше пяти взглядов. Боже, неужели я это делаю? Возможно, их в действительности связывают исключительно дружеские отношения, но Бастин – не тот человек, с которым можно дружить. Во всяком случае я бы точно не смогла…

Судорожно сглатываю, открываю бутылку с водой и делаю несколько коротких глотков, чтобы промочить горло.

– Возможно, у вас есть какие-то вопросы? – привлекает мое внимание доктор Яматори с вежливой улыбкой.

Вопросов у меня много: «Теряли ли вы пациентов?», «Как вы проживали это?», «Работая в больнице, ощущаете ли себя богом?», «Если бы можно было изменить один момент в прошлом, что бы вы выбрали?» Однако вслух я спрашиваю:

– Первая подозрительная смерть в больнице случилась девятого июля прошлого года, все верно?

Они обмениваются молчаливыми взглядами с Бастином. Их перемигивание занимает не больше пары секунд, но и этого вполне достаточно, чтобы понять: отправка списка и использование его в качестве наживки, чтобы втянуть меня в это дело, не были согласованы с доктором Яматори. И ее это беспокоит.

– Я просто пытаюсь понять, почему все это время, а это почти девять месяцев вы пытались поймать убийцу своими силами вместо того, чтобы обратиться в полицию. Я не знакома с вашим внутренним уставом, но, думаю, не ошибусь, если предположу, что в таких ситуациях заведующий больницей обязан сообщить об этом в полицию.

– Вы серьезно считаете, что я все эти месяцы просто наблюдала за бесчинствами в моей больнице? – с холодным взглядом цедит каждое слово доктор Яматори. – Я стала подозревать неладное только три месяца назад. Неожиданно скончалась пациентка, которую готовили к выписке. Да, ей было шестьдесят восемь лет, и годом ранее у нее диагностировали диабет… В общем, резкий скачок инсулина не выглядел чем-то невозможным, и все же…

– Вы взяли у нее дополнительные анализы, чтобы исключить возможность постороннего вмешательства?

– Только те, что мы обычно берем в такой ситуации: общий анализ крови, токсикология, гистология…

– Хорошо, можете напомнить имя той пациентки, чтобы я ничего не упустила?

Доктор Яматори имеет все основания не доверять мне, но и мне нужны доказательства, когда речь идет об Ангеле смерти. Серийные убийцы, совершающие преступления, не связанные с сексуальным насилием, часто обезличивают своих жертв. Для них они становятся просто женщиной, мужчиной, парикмахером, таксистом, проституткой… или же пациентом.

– Клара Рамирес, – отвечает она. – Она поступила к нам с воспалением легких. Поражение составило двадцать процентов, но, несмотря на возраст и массу хронических заболеваний в анамнезе, болезнь поддалась лечению антибиотиками, и миссис Рамирес быстро шла на поправку. Перед самой выпиской у нее внезапно остановилось сердце. Реаниматологи пять раз пытались запустить его, но безуспешно.

– Хорошо, пусть так, первый случай произошел три месяца назад, что было потом? Вы начали поднимать истории болезни других пациентов и искать нестыковки в них или что-то отвлекло ваше внимание?

– И то и другое. Следующая подозрительная смерть случилась уже через три недели. Это была уже моя пациентка, Ян Сунь, ученица второго класса. Она поступила к нам с отеком конечностей, ставшим результатом аллергической реакции на укус пчелы, – ровным голосом говорит доктор Яматори, точно читает эту историю с невидимого листа. – С помощью адреналина нам удалось ее стабилизировать, и только после этого мы начали введение антигистаминных препаратов. Мисс Сунь пролежала в больнице двое суток, на третьи у нее остановилось сердце.

– И тоже из-за высокого уровня инсулина?

– В больнице начался переполох. Отец девочки ворвался в палату и… в общем, когда он увидел, что Ян умерла, не сдержался. Ему нужен был виновный… Мы смогли собрать нужный материал для анализов только два часа спустя. Инсулин был высоковат, но не настолько, чтобы утверждать о злонамеренном вмешательстве.

– И поэтому вы решили снова не обращаться в полицию, да?

– Я уже ответил тебе на этот вопрос, у нас нет времени на повторения, – стальным голосом вклинивается в беседу Бастин.

Встречаюсь с ним взглядом. Глупо было думать, что он до конца встречи сохранит нейтралитет. Его слова все еще висят в воздухе, когда доктор Яматори снова переглядывается с ним. И это седьмой раз, когда он смотрит на нее.

– Прежде чем мы продолжим этот разговор, нужно выполнить некоторые формальности, – говорит Бастин. Затем он поднимается с кресла, берет со стола бумаги и идет ко мне. Напряженно наблюдаю за ним, чувствуя, как с каждым его шагом выше поднимаю подбородок в попытке удержать зрительный контакт. Останавливаясь в шаге от меня, он молча протягивает листы, чтобы я лично ознакомилась с их содержанием.

– Соглашение о неразглашении? – ахаю я, читая верхнюю строчку. – Это что, какая-то шутка? Ты сам пришел ко мне и попросил о помощи…

– Нет, я предложил тебе работу, и ты согласилась, – холодным тоном поправляет меня Бастин. – Ты сама сказала, это внутреннее расследование, и важно, чтобы оно таковым и осталось.

– Не поздновато ли ты опомнился? Теперь, когда я знаю имя заведующей, мне не составит большого труда узнать, о какой больнице идет речь.

Боковым зрением замечаю, что мои слова испугали доктора Яматори. И хотя она старается сохранить лицо и никак не выдавать своего страха, ее глаза заметно округлились, а лицо стало белоснежным, как фарфор. Вероятно, испытывая неловкость, она поднимается с места и отходит к окну, предоставляя нам возможность уладить это недоразумение без свидетелей.

– Не стоит садиться за покерный стол, если совсем не умеешь блефовать. Подписывай бумаги, и, обещаю, у тебя будет шанс взять реванш, малышка, – говорит Бастин, одаривая меня фирменной хищной улыбкой. От этого ненавистного обращения «малышка» у меня сводит челюсть, и, пока я стараюсь подавить гнев, он достает из внутреннего кармана пиджака ручку и молча кладет ее передо мной, точно ставя жирную точку в нашем споре.

Медленно читаю текст соглашения, стараясь успокоиться и погасить вспыхнувшие эмоции. Я найду способ подключить к расследованию полицию… этой бумажкой ему меня не запугать…

Я все еще сомневаюсь, ведя внутренний торг, когда его длинный указательный палец властно тычет в пустую строку. Поднимаю голову, успевая встретиться с холодным пронизывающим взглядом Бастина, прежде чем он на несколько секунд закрывает глаза в знак своего доминирования.

Сдаюсь и наконец ставлю свою подпись.

– Теперь, когда все формальности улажены, полагаю, мы можем продолжить разговор, – с тонкой улыбкой на лице говорит доктор Яматори, возвращаясь за стол. Она изящно поправляет у виска и без того идеально уложенные волосы, облизывает губы и оборачивается ко мне с лицом достойного триумфатора: – У вас остались ко мне еще какие-то вопросы?

– Да, и не мало, – в тон ей отвечаю я. – Ян Сунь была вашей пациенткой, а остальные девочки, например, Мариам Касим, Лилиан Патель или Янина Ямада?

Очевидно, мне не пришлось бы спрашивать об этом, если бы я получила доступ ко всем материалам дела. Лечащий врач – одна из ключевых фигур в расследовании, и все же я решила сработать на опережение, а еще рассчитывала сбить спесь с этой высокомерной и самовлюбленной женщины. Чего только стоило увидеть ее лицо после того, как я упомянула полицию. Но она либо усвоила урок, либо была готова к моему вопросу. На ее лице не дрогнул ни один мускул, однако вместо того, чтобы дать мне заготовленный и, вероятно, тщательно продуманный ответ, доктор Яматори снова смотрит на Бастину, причем таким интимным взглядом, словно меня и нет в этой комнате.

– Похоже, ты был прав, – с обольстительной улыбкой мурлычет она. И пока я пребываю в замешательстве, продолжая недоуменно смотреть на них, она снова поворачивается ко мне, и ее лицо снова выглядит невозмутимым и надменным. – Лечащим врачом всех восьми девочек была я. И это одна из причин, почему я не хочу, чтобы расследование вышло за пределы больницы. Я стала заведующей почти год назад, и далеко не все в коллективе радостно восприняли эту новость…

– Вы были лечащим врачом у всех сорока семи пациентов или только у девочек? – бесцеремонно прерываю ее.

– Только у девочек, – после паузы отвечает доктор Яматори, не скрывая своего недовольства тем, что ее так грубо перебили. – У меня много врагов. Многие ждут, когда я ошибусь.

Наконец я даю ей возможность выступить с отрепетированной речью. Откинувшись на спинку кресла и демонстрируя крайнюю заинтересованность в ее истории, я продолжаю мысленно составлять психологический портрет доктора Яматори, дополняя его недостающими штрихами.

– …о том, что это может иметь какой-то личный мотив, я подумала, когда нам удалось проследить цепочку подозрительных смертей до моей шестилетней пациентки Мариам Касим, – слышу я голос доктора Яматори. В происходящих убийствах она видит целенаправленную угрозу себе, что может говорить о параноидном мышлении, но «Ангел смерти редко ощущает себя жертвой. Он – активный участник событий, полностью контролирующий ситуацию, а не пассивная мишень. Если у него и будет наблюдаться паранойя, то только из-за возможного разоблачения, а не убежденности, что кто-то мстит ему лично.

– …три месяца назад, несмотря на протесты и откровенные угрозы со стороны профсоюза, я заставила всех сотрудников больницы, имеющих доступ к медикаментам, пройти осмотр у психиатра. Со всеми все в порядке, только у некоторых обнаружили депрессию. Но это не редкость при нашей работе…

Вся ее речь направлена на то, чтобы доказать мне: она все это время не сидела сложа руки, а пыталась справиться самостоятельно и при этом защитить репутацию больницы. Но противостоять профсоюзу – это все равно, что идти на перестрелку с ножом. Результат такой схватки почти всегда заканчивается одинаково: судебные иски, забастовки и даже потеря работы. Пойти на такой риск может либо бесстрашный глупец, либо человек, которому уже нечего терять. Интересно, а она сама проходила осмотр у психиатра?

– …мы провели полную инвентаризацию. И здесь нас ждал новый сюрприз: обнаружилась недостача обезболивающих и снотворного…

Доктору Яматори известно, что я уже изучила некоторые материалы и точно знаю, что убийца в качестве смертельной инъекции использовал инсулин и калий. И сейчас, акцентируя мое внимание на пропаже других препаратов, она либо искренне не понимает, как действует убийца и пытается выставить его наркоманом, либо знает, каким образом он достает нужные ему лекарства, но предпочитает оставить это в тайне, либо…

Так кто же ты на самом деле: жертва или хищник?

– Почему вы решили стать врачом? —снова резко перебиваю ее.

Доктор Яматори едва заметно сводит брови на переносице. Мой вопрос для нее словно подножка на гладком и ровном покрытии, по которому она так уверенно двигалась все это время, рассказывая мне стройную историю о проделанной работе.

– Какое это имеет значение? – отстраненно спрашивает она.

– Может, имеет, а может, и нет. Так почему?

– Иногда мне кажется, что у меня и выбора-то не было. Я врач в четвертом поколении. В детстве я мечтала быть танцовщицей, но взрослые никогда не принимали это всерьез, – ровным голосом отвечает она. – Но сегодня, оборачиваясь назад, я понимаю, что нашла свое призвание в медицине.

– Вы единственный ребенок в семье или, может быть, у вас есть младшая сестра, брат?

– Я правда не понимаю, как эти вопросы помогут…

– В самом начале этой беседы вы упомянули, что не все сотрудники больницы обрадовались вашему повышению, и, как я поняла, вы даже допускаете мысль, что убийцей может быть как раз кто-то из недоброжелателей. – Я играю на ее самолюбии и выраженном чувстве собственной значимости. – Если это так, то, вероятно, этот человек достаточно вас изучил, нащупал слабые точки, о которых, уверена, не прочитать в вашем личном деле, но можно узнать во время непринужденной беседы.

– Думаете, это все-таки из-за меня? – немного ошарашено спрашивает доктор Яматори. Однако в этот раз ей удается быстрее справиться со своими эмоциями и, мотнув головой, точно выбрасывая из нее дурные мысли, продолжает: – Я единственный ребенок в семье. Мои родители встретились, когда им было почти сорок лет. И то, что у них спустя пять лет появилась я, было большим чудом.

– Хорошо, а у вас есть дети?

Она снова меняется в лице, и мне знакома эта эмоция. То же самое испытываю теперь и я каждый раз, когда разговор заходит о детях. Но что именно заставляет ее поджать губы, опустить взгляд, задержать дыхание? У нее просто нет детей? Она не может иметь детей? А может быть, она потеряла ребенка?

– Как ты понимаешь, сейчас больницы переполнены, полагаю, доктор Яматори и так потратила на эту встречу больше времени, чем планировала, – вклинивается Бастин.

Все это время я не переставала чувствовать на себе его сверлящий взгляд, но он молчал, отчего у меня снова создалось ложное ощущение, будто эта беседа так и останется только между мной и доктором Яматори. Сейчас же, когда он встает из-за стола, демонстративно застегивая верхнюю пуговицу пиджака, я понимаю, как ошибалась.

– Но мы только начали? – возмущаюсь я, чувствуя себя обманутой.

– Сегодня я перешлю тебе материалы по всем сотрудникам, которых Нана включила в список подозреваемых.

– Нет, так не пойдет, если вы хотите, чтобы я составила психологический портрет убийцы и помогла вам его задержать, мне нужен доступ к личным делам всех сотрудников больницы, а не тех, кого вы посчитали подозрительными. А еще я хочу увидеть заключения психиатра, – стараясь держать под контролем растущую внутри волну бешенства, говорю я, вставая.

– Договорились, полагаю, этого будет достаточно, чтобы начать составлять психологический портрет убийцы, верно? – напирает Бастин.

– Ты, вероятно, пересмотрел фильмы про федералов, если думаешь, что для поимки убийцы мне будет достаточным просто поковыряться в бумажках, – отвечаю ему и ловлю настороженный взгляд доктора Яматори. – Я ознакомлюсь со всеми материалами, которые вы мне пришлете, но после этого мне нужно будет прийти больницу поговорить с теми, кто меня заинтересует.