Второй шанс прожить идеальную жизнь. Том 2. Конец повседневной жизни

– Третий, – сухо отметил Ютака, вытирая лезвие.

Он не задержался ни на мгновение и пошел дальше, скрываясь в глубине заброшенного лабиринта.

Чем глубже Ютака погружался в это лабиринтоподобное строение, тем больше тварей становилось на его пути. Каждого гоблина он лишал жизни, используя разнообразие способов, подчиняя их кончину своему настроению: быстрое, бесчувственное прощание или мучительная, изобретательная казнь. Его меч, окровавленный до основания, источал зловонный запах гнилостной жидкости – эта кровь была странной смесью зеленоватого и буро-красного оттенков, идеальным воплощением нечисти.

– Девять, – холодно прошептал он, останавливаясь, чтобы стряхнуть капли с клинка.

Запах смерти и сырости, наполняющий воздух, начал смешиваться с чем-то новым. Уши Ютаки уловили отчетливые звуки, ритмичные, проникающие до глубины сознания. Это были женские стоны – мучительные, исполненные боли и отчаяния.

Прямолинейность звуков дала ему направление. Его интуиция подстегнула решительность, словно невидимая сила вновь манила его к очередному испытанию, от которого другие могли бы отказаться.

С каждым его шагом стоны становились громче, сильнее, насыщеннее эмоциями. Но странным образом гоблинов по мере продвижения становилось всё меньше. Наконец, тьма подземного прохода слегка рассеялась, и его зоркие глаза заметили группу существ. Они переговаривались, хихикали своим скрипучим голосом, излучая мерзкое веселье, что усиливало гнетущую атмосферу.

Ютака, не тратя ни секунды, призвал свои эфирные способности: два выстрела света пронзили тьму, обратив парочку гоблинов в безжизненные, покрытые дымкой тела. Те рухнули на пол, не успев понять, что произошло.

За ними, около массивных дверей, стояли еще два стража. На первый взгляд, эти двери выглядели основательными, обитые металлическими полосами и запечатанные на замок, который, казалось, мог выдержать даже мощный удар. Однако Ютаку это совершенно не беспокоило. Именно за ними скрывались источники криков, терзающих пространство.

Оглядев конструкцию, Ютака отметил, что подземная структура, несмотря на ее грязь и убогость, имела несвойственную ей продуманную архитектуру. Высокие потолки, вырубленные в камне, извилистые туннели, ведущие к неизвестным целям, – все это было частью масштабного комплекса. Возможно, база использовалась задолго до прихода сюда гоблинов.

Сосредоточившись, он задействовал второй уровень манипуляции эфиром, одевая своё тело в мощную защитно-усилительную ауру. Теперь его мышцы, суставы, связки – каждая частица тела действовала на пределе физической оптимизации, усиливая его потенциальную мощь.

Один мощный удар – и дверь, массивная и казавшаяся неприступной, рассыпалась в щепки под его ногой, увлекая за собой клубы пыли. Легкий взмах рукой – и порыв эфирового ветра рассеял эту мутную завесу, обнажив картину, достойную самых ужасных кошмаров.

Перед ним открылся огромный зал, который, судя по ритуальной символике и разбитым архитектурным элементам, изначально задумывался как храм. Однако алтарь, некогда исполнявший свою сакральную функцию, был разрушен; вокруг него располагались массивные студии, часть из которых зияла проломами, а оставшиеся удерживали на себе облупившиеся барельефы древних символов. Все пространство храма было захвачено гоблинами.

Их было не меньше двадцати. Желтоватые, кроваво налитые глаза уставились на Ютаку, мгновенно выделяя его как угрозу. Среди гоблинов слышался хриплый смех, но тот медленно затих, когда они осознали, кто вошел.

На алтаре и около него находились пять женщин, их тела, изуродованные синяками и ссадинами, говорили об их страданиях. Три из них лежали на осколках разрушенного алтаря, их застывшие лица выражали лишь подавленный ужас. Еще двое были распяты на импровизированных крестах, безвольные, почти безжизненные. Их слабые, жалобные крики и мольбы о помощи с каждым мгновением затихали, поглощенные отчаянием.

Гоблины совершали отвратительный акт насилия прямо на глазах Ютаки. Их неприкрытая безнравственность переполнила его душу. Челюсти Ютаки сжались, в глазах разгорелся холодный, всепоглощающий гнев. Каждая эмоция – ненависть, отвращение, ярость – сплавились в один мощный заряд.

Его тело застыло на секунду, словно глыба сконцентрированной энергии, готовая обрушиться на гоблинов, превращая их в прах.

Гоблины, не сговариваясь, устремились всей толпой к Ютаке, подчиняясь животному рефлексу атаковать врага. Однако их натиск оказался бесполезным – всего за мгновение Ютака исчез из их поля зрения, словно растаял в воздухе, и мгновенно переместился на возвышение, где лежали изломанные души тех самых пленниц.

Внимание воина было приковано к их изуродованным, покореженным судьбой телам. Эти женщины потеряли не только физическую целостность, но и что-то неизмеримо более ценное – внутренний стержень, душу, способность чувствовать себя человеком.

Сколько же пыток они перенесли здесь?.. – эта мысль глубоко резонировала в его сознании. Не оборачиваясь, Ютака ощутил присутствие гоблина, который пытался нанести коварный удар сзади.

Едва слышимый шепот со стороны Ютаки заставил воздух вокруг гоблина напрячься до предела. В следующую секунду его голова лопнула, как перезревший плод. Это был результат использования эфировых звуковых волн, которые Ютака умел направлять с хирургической точностью, концентрируя их в минимальной точке пространства.

Повернувшись к оставшимся монстрам, Ютака посмотрел на них взглядом, который был пронизан холодной решимостью и беспощадностью.

– Вы умрёте… – его голос был тихим, словно предвестником бури. – Все до единого!

Звук его слов трансформировался в волновой удар, унесший жизни десятков гоблинов, буквально расколотив их внутренности. Те, кто сумел выжить, еле держались на ногах, но Ютака не оставил им шансов.

Вытащив меч из ножен, он принялся методично кромсать их тела с ужасающей скоростью и силой. Каждый удар был точным, каждая смерть – неизбежной. Лезвие его меча отрубало конечности, вспарывало торсы и оставляло за собой кровавую бойню, что больше походила на творение не войны, а казни.

Спустя несколько минут шум прекратился. Ютака стоял один среди горы мертвых тел. Его руки и лицо были измазаны их вязкой кровью, меч, сверкающий в полумраке, издавал тихий скрежет, когда он убирал его обратно в ножны.

– Фух… – облегчённо выдохнул он, мысленно убедившись, что гоблины уничтожены.

Но его покой длился недолго. Позади почувствовалось знакомое сгущение эфирных потоков. Когда он обернулся, перед ним предстал тот, кого он надеялся не встретить: шаман гоблинов.

Это был настоящий архетип звериной мерзости, окутанный тёмным балахоном, который, казалось, пропитывал все вокруг густой зловещей энергией. Его скрюченные пальцы сжимали ритуальный посох с чёрным кристаллом в его центре.

Однако не это остановило Ютаку. Шаман стоял, вцепившись грязными когтями в одну из девушек. Его лапы отвратительно ощупывали её оголённую грудь, а из его горла вырывался шипящий, наслаждающийся смех. Девушка, чья внешность говорила о юном возрасте, не издавала ни звука, кроме дрожи ужаса.

Языком он проводил по её щекам, превращая момент в пародию на мерзкий фарс.

Ютака стиснул зубы. Это было слишком. Сложно найти слова, чтобы выразить ту бурю эмоций, что поднималась в его душе.

Шаман, издевательски улыбаясь, резко взмахнул посохом, направляя чёрное заклинание в Ютаку. Тот инстинктивно попытался защититься, но магическая волна, насыщенная плотной эфирной субстанцией, поглотила его. Боль от темной энергии скрутила его тело, заставляя Ютаку встать на колени.

Однако эта ситуация, парадоксально, дала ему преимущество. Рука Ютаки начала медленно формировать световой кинжал – маленькую смертоносную конструкцию из эфира. Но когда он был готов к нападению, истерический крик девушки заставил его замереть.

Шаман начал разрывать её плоть своими когтями. Глаза девушки были полны ужаса, тело содрогалось в предсмертных конвульсиях.

Гнев Ютаки достиг апогея. Он вложил всё своё эфирное искусство в кинжал света и метнул его с такой скоростью, что шаман не успел среагировать. Световой кинжал с хрустальным звуком рассёк воздух, мгновенно поразив голову гоблина. Его дряблое тело повалилось, а посох рассыпался в пыль.

Ютака бросился к падающей девушке, подхватил её и начал исцелять видимые раны исцелением. Однако сердце его сжималось от осознания, что ни одна из этих девушек уже не сможет вернуть своё прошлое.

Ютака завершил лечение всех пострадавших, применив эфирные техники для устранения физических повреждений, и раздал им простые накидки, которые он смог найти здесь. Голые, измождённые женщины теперь имели хотя бы минимальную защиту от жестокой реальности вокруг.

Пока он завершал подготовку к возвращению, его взгляд мрачно пробегал по залу. Тридцать три убитых существа, включая шамана. Это число говорило о серьёзности угрозы, ведь такая плотность гоблинов указывала на их организованность.

Внезапно тишину нарушил странный звук, раздавшийся из глубин зала – нечто среднее между плачем и визгом. Ютака насторожился, его взгляд мгновенно стал внимательным.

Откинув тяжёлую ткань, завешивающую вход в отдельную секцию, он наткнулся на троих детёнышей гоблинов. Маленькие, крошечные существа выглядели жалкими, но это ощущение тут же сменилось отвращением и яростью.

Перед Ютакой замаячил непростой моральный выбор. Глядя на эти создания, он ясно видел их будущее – жестокие насильники, хладнокровные убийцы, чьё существование станет источником страданий для других.

Он медленно обнажил меч, готовясь покончить с их жизнями. Но прежде, чем он успел сделать первый шаг, его прервал тихий, хрипловатый голос:

– Вы убьёте их…

Ютака обернулся и увидел, что это говорила одна из девушек – та самая, что была пленницей шамана. Её голос, ещё слабый и дрожащий, нёс в себе непреклонность.

– Да, – твёрдо произнёс он, не отводя глаз от монстров.

Она сделала паузу, а затем произнесла слова, которые даже он не ожидал услышать:

– Тогда… можно это сделаю я.

Его брови непроизвольно нахмурились. Это просьба застала его врасплох.

– Ты уверена? – спросил он холодным, но в то же время проверяющим тоном.

– Да. – её голос прозвучал угрюмо, без проблесков сомнений.

Ютака, будучи воином, научившимся ценить право каждого на месть, протянул ей свой меч. Он не мог отказать в этом праве, понимая, что месть иногда становится единственной путеводной звездой для сломленной души.

Её слабые, ещё дрожащие руки едва смогли удержать вес оружия, но её шаги были тверды. Она подошла к детёнышам, и, ни секунды не медля, начала жестокую расправу.

Звуки писка, визжащего крика смешивались с приглушёнными ударами стали по плоти. Она методично наносила удары, пока кровь не залила её одежду. Казалось, она больше не видела перед собой детёнышей – лишь воплощение своей боли и ненависти.

– Вы… порождённые мною монстры… – проговорила она сквозь слёзы, завершив свою тёмную работу.

Убив последнего из них, она рухнула на колени, тяжело дыша, обессилевшая как физически, так и духовно. Руки всё ещё крепко сжимали рукоять меча, его лезвие трепетало от ряби её дрожащих пальцев.

– Я… они… держали меня здесь больше десяти месяцев… я ненавижу себя… – её голос срывался, становясь всё более шёпотом.

И прежде чем Ютака смог хоть что-то сказать или даже приблизиться, она направила клинок себе в горло и одним чётким движением проткнула себя насквозь.

Кровь моментально залила её бледное, измождённое лицо, а глаза остекленели, став неподвижными. Она падала медленно, почти беззвучно, унеся с собой весь груз своей боли, ненависти и искупления.

Ютака стоял в шоке. Несмотря на его опыт и виденное прежде, эта сцена заставила его ещё сильнее задуматься о том, что монстрами становятся не только существа вроде гоблинов, но и мир, что создаёт такие ситуации.

Он закрыл её безжизненное тело накидкой и вздохнул глубоко, позволив себе короткую передышку. В этой истории не осталось победителей, только уничтоженные судьбы и рассыпанные фрагменты человеческой сущности.

Ютака увёл из плена оставшихся девушек, обретая с ними долгожданную свободу. Однако он понятия не имел, что делать дальше.

Вокруг раскинулся бескрайний лес, деревни или даже намёка на человеческое поселение поблизости не было. Путь до ближайшего жилища мог занять сотни километров, и перспектива такого перехода казалась практически невыполнимой. Девушки и так находились на грани истощения – их тела, иссушенные страданием и болью, еле держали их на ногах.

Солнце медленно сползало к горизонту, окрашивая небо в ало-золотистые тона и уступая своё место новой хозяйке – луне, чьё тусклое свечение только начинало проявляться сквозь тёмную вуаль наступающей ночи.

– Что с нами теперь будет? – раздался неуверенный голос одной из девушек, прерывая тишину.

– Я… не знаю, – ответил Ютака с заметной нервозностью, которая проскользнула в его голосе.

– Но вы ведь не оставите нас? – Её слова прозвучали как мольба, пробившаяся сквозь страх.

– Прошу, не уходите! – Подхватили ещё двое, их голоса дрожали. Они заговорили почти хором, будто боясь потерять единственную опору. Только четвёртая девушка молчала, стоя в отдалении. Её фигура казалась особенно хрупкой на фоне длинных теней деревьев. Лицо её застыло в угрюмом выражении, словно душу поразила незаживающая рана.

Ютака невольно задержал взгляд на этой незнакомке. Вопросы теснились в его сознании, но задавать их он не хотел. Что толку в том, чтобы раскрывать чьи-то мучения, когда каждый из них только что сбежал из ада, каким был плен гоблинов?

Повернувшись, Ютака взглянул на закат, чей едва заметный мерцающий свет казался вечным и мгновенным одновременно. Миг красоты в мире, полным жестокости.

Его отвлекло лёгкое касание руки. Повернувшись, он увидел ту самую отстранённую девушку, которая, наконец, нарушила своё молчание. Её голос был тих, почти шепчущий.

– Скажите… та девушка… которая вошла в ту комнату… она умерла? – Её вопрос был столь прям, что Ютака мгновенно застыл.

Спустя мгновение, набрав в грудь воздух, он ответил резко, без тени колебания:

– Да.

Услышав это, девушка покрылась слезами, будто смывая с себя груз безысходности. Глубокий вдох, короткий всхлип – и спустя мгновение она тихо проговорила:

– Она… она была моей младшей сестрой… – голос дрожал, слова растворялись в сотрясающих её плачах. – Я… я не смогла защитить её. Она погибла, потому что я… я…

Ютака почувствовал, как её рука крепче вцепилась в его предплечье. Внутри него вскипало что-то тёмное, неизвестное. Это была смесь ярости, боли, жалости и какой-то остро ощутимой вины. Вина за то, что он не смог спасти её сестру, не успел вмешаться, когда ещё был шанс. Всё закончено.

Девушка начала терять равновесие, но Ютака подхватил её. Её обессиленное тело почти рухнуло в его объятия. Он обнял её, одновременно прижимая к себе её голову и поддерживая за спину. Девушка уткнулась в его грудь, продолжая всхлипывать, а он шептал:

– Прости… Прости за то, что я не смог помочь твоей сестре.

Она обмякла в его руках, словно всё её страдание воплощалось в неутолимом плаче. Ютака только крепче прижал её к себе, безмолвно борясь с собственной бурей внутри.

Ночь захватила лес быстро, словно затянула его своим мрачным саваном. Темнота была полной, непроницаемой, но оставалась тёплой и молчаливой, словно сама природа хотела дать этой маленькой группе людей время для тихого исцеления. Впрочем, для тех, чьи души были изломаны, время могло растянуться в вечность.

Ютака и трое девушек осторожно продирались сквозь густые заросли кустов и переплетение древесных ветвей. Его память услужливо сохранила дорогу к разрушенной повозке, что осталась на том месте, где он очнулся незадолго до того, как спас девушек.

Решение вернуться к повозке казалось Ютаке наиболее рациональным. Это место могло стать их укрытием на ночь, а среди обломков, возможно, ещё удастся найти припасы – пищу или хотя бы воду.

Десять минут пути, наполненные шорохом листьев и скрипом веток, остались позади, и они уже почти достигли цели. Ещё минуту вперёд – и перед ними открылась смутно различимая линия главной дороги, рядом с которой всё ещё покоилась полуразрушенная повозка, накренившаяся о массивное дерево.

На спине Ютаки безмятежно спала девушка, чья младшая сестра трагически погибла. Она сама попросила нести её, прежде чем молча провалилась в глубокий сон. Её лицо, расслабленное в дреме, всё же выдавало следы невыносимой боли – её утрата была, вероятно, тяжелей всех.

Войдя в повозку, они осмотрели её мрачное нутро. Вещи, разбросанные в хаотичном беспорядке, напоминали о недавних событиях. Среди этого хаоса удалось заметить несколько сумок, которые, к удивлению, оставались нераспечатанными. Была надежда, что внутри может оказаться что-то ценное.

Ютака аккуратно уложил спящую девушку на пол, поскольку ничего лучшего для её отдыха не нашлось. После этого он взял одну из сумок и начал её обыскивать, стараясь действовать максимально деликатно. Остальные последовали его примеру, стремясь хоть немного разгрузить его заботы.

– Здесь есть немного молока… и ещё хлеб, – неожиданно произнесла одна из девушек, доставая найденное. Её голос звучал сдержанно, словно она боялась вспугнуть хрупкое равновесие их ситуации.

Ютака молча кивнул, принимая эту новость. В других сумках, к сожалению, ничего полезного не нашлось. Эта странная нехватка припасов была тревожной, но, возможно, закономерной: путешественники, как правило, берут только самое необходимое. Или же повозка давно стала добычей мародёров.

Теперь им предстояло решить, как разделить два черствых куска хлеба и половину бутылки кислого молока на пятерых… или, возможно, на четверых.

– Я откажусь. Ешьте сами, но оставьте что-то для неё, – тихо, но твёрдо сказал Ютака, взглянув на спящую девушку.

Девушки кивнули почти синхронно и начали трапезу, стараясь есть как можно медленнее. Хлеб оказался твёрдым, как высушенный камень, а молоко – едва не скисшим. Но, несмотря на это, одна из девушек внезапно расплакалась, едва откусив первый кусок. Слёзы текли по её щекам, и трудно было понять, что именно вызвало такую реакцию – облегчение, благодарность или что-то более глубокое и необъяснимое.

– С-спасибо тебе… – произнесла она сквозь слёзы. – Я… совсем забыла отблагодарить за всё, что ты для нас сделал…

– Да, и я тоже. Спасибо за спасение, – добавила другая, её голос дрожал от эмоций.

– Огромное тебе спасибо, – едва слышно произнесла третья.

Ютака лишь кивнул, принимая их слова с молчаливой сдержанностью. Ему не нужны были благодарности – он делал всё, что мог, чтобы спасти их и дать шанс выжить.

Три девушки, поблагодарив Ютаку за избавление из чудовищного плена, продолжали делиться воспоминаниями, которые звучали словно отголоски кошмара. Одна из них, сдавленно прикрывая рот дрожащими руками, заговорила:

– Там… нас заставляли есть… нет, даже не пищу, а какую-то отвратительную субстанцию. Это был настоящий навоз – несъедобный, зловонный, аморфный. Каждый раз, когда вспоминаю это, меня охватывает приступ тошноты… Но это была лишь малая часть ада. Каждый день, божий день, они… они издевались над нашими телами, превращая нас в живые орудия своих извращений. За один месяц… я почти потеряла рассудок.

Её голос дрожал, а глаза наполнились ужасом, словно эти воспоминания всё ещё держали её в своих когтях.

Вторая девушка осторожно подала голос:

– Я пробыла там меньше всех, но даже за это время… – Она не смогла договорить, её взгляд потускнел, а губы задрожали.

Ютака слушал их, погружённый в свои мысли. Однако его внимание привлекла одна деталь, и он задал вопрос, который давно крутился у него в голове:

– Вы никогда не ездили на этой повозке?

Все трое отрицательно покачали головами.

– Нет, я впервые вижу её, – ответила одна из них.

– Я тоже.

Третья девушка лишь молча кивнула, подтверждая слова подруг.

Странно… – думал Ютака, нахмурившись. – Если никто из них не был связан с этой повозкой, откуда здесь женская одежда? Неужели я что-то упустил, пока вывозил их из логова? Возможно, кто-то остался там…

Его взгляд скользнул на спящую девушку.

Может быть, это она ехала на этой повозке? Но тогда почему она не узнала меня? Вроде бы я тоже был внутри…

Вопросы скапливались в голове, как обрывки размытого сна, не складываясь в единое целое. Ютака понимал, что ответы, возможно, появятся лишь тогда, когда девушка пробудится.

Пока же ночь шла своим чередом. Девушки ели, тихо обмениваясь словами, а Ютака сидел, облокотившись на стену повозки, и предавался своим мыслям.

– Как тебя зовут? – спросила одна из них, обратив на него пристальный взгляд.

– Называйте меня Хаякава, – ответил он безразличным тоном, решив скрыть своё настоящее имя. Возможно, это было связано с недостатком доверия. А может, и с чем-то иным, более личным.

– Приятно познакомиться, Хаякава. Меня зовут Ева, – произнесла девушка.

Следом представились и остальные:

– Зельда. Приятно познакомиться.

– А я Циния. Тоже рада.

После этого все трое слегка склонили головы в знак уважения, и Ютака отметил, что, вероятно, это был порыв вежливости, не более.

Ева, высокая и статная, обладала фиолетовыми волосами средней длины. Зельда, напротив, была самой миниатюрной из них; её короткие волосы, окрашенные в насыщенный бордово-красный цвет, обрамляли лицо, словно осколки заката. Циния же уступала Еве в росте совсем немного. Её коричневые волосы с длинной челкой спадали до лба, а сама густая шевелюра тянулась почти до копчика.

Однако их внешний вид выдавал испытания, через которые они прошли: растрёпанные волосы, измождённые лица, грязная, словно прозрачная кожа, уставшие, стертые руки и ноги. Они напоминали призраков, вырвавшихся из заброшенного замка, но всё ещё не нашедших покоя.

Девушки заговорились, и вскоре между ними установилась особая связь – они стали подругами по несчастью, связанными общей болью.

Ютака же продолжал молча ждать рассвета, строя планы на следующий день. Ему нужно было как можно быстрее отправиться в путь и достичь города Смины. Там его ждала судьба или, быть может, очередное испытание, которое необходимо преодолеть, чтобы его душа наконец обрела покой.

Прошло несколько дней с момента, как я очнулся. Точнее, два дня, как я смог подняться с кровати, не обременяя заботой Лауру и не тревожа её, как в первые моменты.

Моё тело было измождено до крайности. Каждое движение давалось с невыразимым трудом, словно мышцы превратились в бесполезные канаты. Даже простой жест – сжать кулак – стал для меня невыполнимой задачей. Постоянная сонливость овладевала мной, словно вязкая мгла, и это был не единственный недуг.

Мои ноги… я их не чувствовал.

Будто они полностью атрофировались. Никакой связи, никакой реакции. Эта странная немота пугала меня до глубины души.

Я поделился этим с Лаурой, и она незамедлительно вызвала Джона. Его репутация в области медицины была непререкаемой. Ему можно было довериться, хотя волнение всё равно тяготило меня.

– Нервная система в нижних конечностях повреждена, – вынес Джон свой вердикт, осторожно исследуя мои ноги. Его пальцы, словно инструменты хирурга, касались кожи, тыкали в разные точки, проверяя рефлексы. – Твои ноги утратили связь с центральной нервной системой. Это функциональный паралич.

Его слова звучали, как приговор, но он быстро продолжил:

– Реабилитация обязательна. Я могу инициировать процесс восстановления, применяя эфирный стимул, чтобы заставить твои нервы возобновить работу. Однако дальнейший прогресс будет зависеть только от тебя. Нужно терпение и адаптация.

– Ты согласен, Кевин? – осторожно спросила Лаура, её голос был пропитан тревогой.

– А что ты будешь делать? – обратился я к Джону, всё ещё пытаясь понять масштабы предстоящего.

– Я проведу процедуру глубокого нейро-мышечного стимулятора, – спокойно объяснил он, показывая два пальца. – Пропущу поток эфира через мышечные ткани, вводя его непосредственно в нервные волокна. Для этого мне придётся вручную воздействовать на мышцы, вводя пальцы глубоко под кожу.

Мои глаза невольно расширились от удивления.

– Но… я же не чувствую своих ног, даже при прикосновении.

– Именно поэтому это будет болезненно. Чтобы восстановить связь, я должен вызвать нервный шок. Твои нервы будут буквально «просыпаться» в агонии, восстанавливая функциональную цепь.

Я сглотнул.

Мой разум сопротивлялся, паника нарастала. Что, если это не сработает? Что, если я останусь инвалидом? Но перспектива вечной неподвижности ужасала больше, чем любая боль. Я слишком много пережил, чтобы сдаться сейчас. В свои четырнадцать я не мог позволить себе стать беспомощным.