- -
- 100%
- +
Но сейчас Делия лишь тряслась в «Хамви»11 и радовалась, что все ее новые знакомые тоже помалкивали, видимо, устав после перелета. Делия сидела у окна рядом с Лайлой – медсестрой Красного Креста, спереди – ее муж-медик и капрал за рулем. Когда ей наскучило разглядывать попутчиков, она сосредоточилась на виде.
Они уже выехали из города и ехали мимо деревень. Лучи солнца падали на каменистые кручи. В окружающем пейзаже выделялся цвет пыли – коричнево-серые тона. Иногда его разбавляла зелень травы, на которой паслись лошади или козы. Ребятня приглядывала за скотом и громко кричала, когда видела проезжающую машину. Делия знала, что военные часто дарили детям всякую мелочь, оказывали медицинскую и гуманитарную помощь местному населению, пытаясь получить поддержку, но реальность оказалась более жестокой. Афганцы боялись талибов12 сильнее, и все попытки военных пойти с мирным населением на контакт провалились.
Делия уперлась лбом в стекло, продолжая смотреть на дикую природу и аккуратные глинобитные дома. Оранжевые, коричневые, зеленые краски стали сливаться в калейдоскоп, и она закрыла глаза, решив, что отдых сейчас лишним не станет.
Афганистан. База Джелалабад. Июль 2007
Когда Делия почувствовала прикосновение к руке, то сразу открыла глаза. Секунды ушли на понимание того, что она все еще во внедорожнике.
– Мы на месте, Дел.
Голос Эвана звучал устало. Делия потянулась и с сочувствием взглянула на друга, представляя, как, наверное, устал он, учитывая еще и перелет. Под глазами Эвана уже начали сереть синяки, но он старался бодро разбираться с багажом и болтать о чем-то с капралом, пусть уже немного сутулился и зевал все чаще.
Делия последовала его примеру и выбралась из машины. Солнце уже скрылось, а воздух стал ощутимо прохладней. Делия размяла затекшее тело и улыбнулась, делая глубокий вдох. Она почуяла аромат картофеля с мясом, и в животе заурчало. Обитатели базы явно скоро собирались на ужин, но ее и Эвана ждал только офицер по связям с общественностью. Да и «ждал» слишком громкое слово, чтобы описать то отношение, с каким военные обычно принимали на своей территории журналистов.
Терпели.
Снисходили.
Делали одолжение.
Эти слова подходили точнее, но Делия уже не хотела думать об этом. В голове стал вырисовываться четкий план – разобраться с разрешением, а потом что-нибудь поесть. Не ее вина, что именно отсюда журналистов отправляли на базы по всему Восточному Афганистану.
База в Джелалабаде ничем не отличалась от большинства подобных. Ряды разных построек, КПП с солдатами, палатки, протоптанные тяжелыми ботинками тропинки. Делия даже не тратила время, чтобы рассмотреть все вокруг, надеясь, что долго они тут не задержатся.
И сидя сейчас в мобильном пресс-центре в ожидании офицера по связям с общественностью, стараясь игнорировать мужские взгляды и глупые попытки привлечь к себе внимание, напоминая себе, почему в свои двадцать пять усталая и голодная находится здесь, а не в каком-нибудь более приятном месте.
– Ты слышала, что семьдесят процентов бомб в Афганистане приходится на долину Коренгал? – вопрос, с которого Эван начал телефонный разговор. – Я хочу выяснить, почему гибнет так много мирных жителей. Репортаж для «Нью-Йорк Таймс». Заинтересована, Ричардс?
От того, с какой дружеской издевкой спросил Эван, было понятно, что он уже знал, как Делия загорится этой идеей.
– Я сейчас жду разрешения, – не дождавшись ответа, продолжил он.
– Когда примерно начинаем?
– Буду держать тебя в курсе.
Делия только вернулась в Нью-Йорк, отбирала фотографии и еще даже не распаковала чемодан. Сев в гостиной на мягкий любимый плед лавандового цвета, она невольно вспомнила, что счастье вернуться домой как раз в таких мелочах. Было плевать, что всюду лежала пыль, плевать, что квартиру надо было проветрить. Делия была у себя дома. Она могла сидеть на любимом пледе, пить капучино из полюбившейся чашки, смотреть на фото, которые она повесила на стены, и просто слушать тишину, которой либо не хватало, либо отсутствие которой пугало во время командировок. Но что самое главное – она была жива и здорова. Даже неприятный разговор со старшей сестрой, новости от домовладельца, что у них в квартале какие-то проблемы с водой, из-за чего она не могла принять душ, не портили ей настроение. Проблемы с Вайолет – дело привычное. Проблемы с водой – не такое страшное после мест, в которых она была. Да и звонок Эвана стал просто подарком. Как бы она ни любила возвращаться в уютную квартирку, уезжать из нее на новое задание было приятнее вдвойне.
И база встретила ее типично. Солдаты посматривали в ее сторону, даже не пытаясь скрыть выражения лиц с примитивной заинтересованностью в незнакомой девочке. Но если эта часть была больше привычной и спокойно игнорировалась, то другое все еще задевало по-настоящему.
Офицер явно не хотел отправлять их в Коренгал. И если к Эвану он относился более терпимо, то заговорив про казармы и санитарные условия, выразительно посмотрел на нее с мягким снисхождением, говорящим, что если она сейчас уйдет – все нормально. Как будто именно это самое страшное, что ее ждало. Делия еле остановила себя, чтобы не спросить вслух «неужели в Коренгале ей следовало опасаться необходимости мочиться не в унитаз и спать в общей комнате, а не талибов13 и очередей АК-47». Но годы работы с мужчинами и их хрупкими эго в горячих точках уже научили ее вовремя прикусывать язык.
Переговоры шли несколько дней, но сдвинулись с мертвой точки. Когда они с Эваном в последний день вышли из палатки мобильного пресс-центра, то первое, что Делия сделала – это глубокий вдох, который как будто-то бы смог бы помочь ей потушить разгорающийся внутри пожар после снисходительных взглядов и улыбок. Неожиданно она почувствовала похлопывание по плечу. Эван. Повернув к нему голову и слегка улыбнувшись, Делия попыталась выразить благодарность, что он не завел какие-нибудь ободряющие речи, в которых не было смысла. И хоть подобное было привычно – неприятный осадок все равно оставался каждый раз как на работе, так и за ее пределами.
В школе – сестра умной и прекрасной Вайолет Кэллоуэй.
В Вене – дочь блистательного дипломата Кристофера и изысканной и остроумной Сьюзен Кэллоуэй.
Здесь – молодая девочка-блондинка. Но хотя бы фотограф и профессионал, а не придаток влиятельных родственников, от которого все ждут определенного поведения и видят одним из рычагов достижения своих целей.
Стоило людям взглянуть на нее, услышать фамилию, как на нее тут же вешали ярлыки. Модель поведения, которую цепляли сразу, стоило лишь ее увидеть. И казалось бы, пора уже было смириться, привыкнуть, но каждый раз кровь как будто закипала. И после этого брат с искренним непониманием спрашивал, почему она представлялась девичьей фамилией матери, больше не пользовалась трастовым фондом, живя на гонорары, и предпочитала такую скрытность.
Но сумев протоптать себе дорогу в профессиональном плане, Делия поняла, что на неё свалилась другая проблема с ярлыками. Однако здесь она быстро поняла – лучше доказывать профпригодность работой, как обычный человек, чем позволить фамилии управлять жизнью и загнать ее в рамки без возможности взглянуть на другие варианты.
Делия усаживалась на сиденье транспортного вертолета «Чинук»14 пристегивала ремень безопасности и снова боролась с раздражением. Чувство, что она абитуриентка, сдающая вступительные экзамены на глазах профессуры, было всегда, даже если она делала незначительную мелочь вроде пристегивания ремней безопасности.
На нее смотрели так, словно оценивали, словно сомневались, словно ждали неудачи во всем. И если к подобным взглядам на поле боя она еще относилась терпимо, понимая, что ее подготовки не хватит, когда начнется сражение, то когда речь заходила о бытовых мелочах, хотела стереть это снисходительное выражение лица прикладом карабина. Но оставалось лишь сидеть и держать себя в руках, напоминая в сотый раз, что нельзя начинать конфликт из-за того, что на тебя неправильно посмотрели.
Прибыв на базу в долине Коренгал, Делия отмела все мысли, решив сосредоточиться на том, для чего она здесь. Тут солдаты жили в кубриках15, но не блочного типа, а в отсеках, похожих на палатки, рассчитанных либо на несколько человек, либо на кого-то одного, исходя из звания. Кроме этого на территории располагался небольшой спортивный зал, часовня, столовая, площадка, откуда можно было вести минометный огонь, и даже небольшая арена для спаррингов, палатки с кофе и фастфудом, магазинчики с журналами и разной мелочью.
Делия шла мимо рядов палаток, зданий, смотрела на суетящихся вокруг людей, и вдруг у нее перехватило дыхание от почти детского восторга. Пусть за плечами уже был достаточный опыт подобных командировок, каждая новая заставляла испытывать все то, что было в начале профессионального пути: трепет, волнение и восторг от причастности к истории, фиксируя судьбы людей, общества, которые десятилетиями подвергались угнетению.
– Ты веришь, что мы снова здесь? – тихо спросила она, чтобы ее услышал только Эван. – Что мы снова попали сюда, а тут ничего не поменялось?
Попали сюда, куда даже относительно недолгая дорога на вертолете была красноречивее всех рассказов о местности. Внизу происходило что-то постоянно. Что именно понять из-за шума было сложно, но встревоженные переглядки солдат оставляли много пространства для размышлений. Делия снова вспомнила, когда в последний раз была в Афганистане проездом. С того момента прошло около двух лет. Целая череда важных событий в Нью-Йорке и Вене. И абсолютно никаких изменений здесь. Пули все свистят, военные несут службу, а у журналистов все тот же материал.
Афганистан – страна-парадокс: ничего не меняется, но ты все равно не знаешь, что ждать от приезда сюда.
– Обсудил бы философию места, Ричардс, но… – быстро проговорил Эван, кивком указывая вперед.
Делия быстро повернула голову и поняла жест друга. К ним направлялись двое мужчин в форме. Один, как Эван, лет тридцати, второй – старше. Делия начала всматриваться в их армейские куртки камуфляжной расцветки и нашивки, которые были с двух сторон. Фамилия – с правой. С левой – указывается принадлежность к американской армии. В районе грудной клетки – звание военнослужащего. На левое предплечье крепится шеврон дивизии. Эван и Делия остановились, когда военные подошли ближе, и она поняла, что мужчина старше в звании капитана, младше – сержант. И если сержант явно был настроен хоть немного дружелюбно, то капитан этого настроения не разделял, выглядел строже, серьезнее. Пусть на нем были и солнечные очки, Делия даже через зеркальное стекло Ray-Ban чувствовала оценивающий взгляд, пытающийся понять, что от них ожидать.
– Сучий случай, – тихо проговорил капитан.
– Простите? – непонимающе спросил Эван.
– Добро пожаловать в «Приют», – заговорил сержант. – Мы так называем базу между собой.
– Спасибо, – поблагодарил Эван. – Журналист – Эван Белл, моя коллега, фотограф – Делия Ричардс, – представил он.
Делия попыталась изобразить хотя бы подобие дружелюбной улыбки, и у нее это даже получилось. Наверное, подобные навыки, привитые с детства, не забываются, как и езда на велосипеде. В отличие от нее капитан явно не пытался продемонстрировать хорошие манеры. Половину его лица так и закрывали солнечные очки, которые он, кажется, и не собирался снимать.
– Командир роты – капитан Райан Белфи – вы под моим командованием, – сухо представился он. – А это – сержант Трой Хоулел. Если я занят, то можете обращаться к нему. Он вам все покажет, – повернулся к сержанту. – Потом зайдете, поговорим о цензуре снимков, сделанных на базе.
– Так точно, – спокойно ответил Трой.
Делия посмотрела на военную выправку Белфи, на широкие плечи, короткие темные волосы, пробивающуюся щетину и четкость движений. Не будь на нем формы и не скажи он ранее, что капитан, она бы и так догадалась, что перед ней находился кто-то, связанный с армией. По всему его облику, по четкости движений безошибочно угадывалось то, что он с военной подготовкой.
Райан кивнул, развернулся и ушел, не дав возможности как-то ответить на его слова.
– И нам приятно познакомиться, капитан, – тихо проговорила Делия.
После столь короткого разговора ей вдруг стало душно. Словно часть усталости, проблем и раздражения Белфи тяжёлым грузом легли и на ее плечи, а грубый голос бесцеремонно заявил, что теперь ей от этого не избавиться. Делия смотрела на силуэт уходящего капитана, и ее чутье подсказывало, что их приезд для него – проблема. Неважно по какой причине, но его это раздражает, хоть он и пытается это скрыть. А значит, от Белфи явно стоило ждать проблем и ей.
3 глава
Оглушительный взрыв, от которого содрогнулась земля.
Быстрый упор лежа, в который тело сложилось автоматически, по инерции.
Дым, пот, кровь, от которых защипало глаза. Все расплылось от слез, но зажмуриваться нельзя.
Несколько ярдов по-пластунски вперед, не обращая внимания на горячий песок, пыль, обломки зданий. Глаза жгло, оставалось лишь моргать, но вдруг перед ним оказалась оторванная нога. Кровь. Рваная плоть. Желтоватые обломки костей. Взгляд зацепился за знакомую форму, за ботинок четырнадцатого 16 размера, который мог принадлежать лишь одному человеку во взводе.
Новый взрыв.
Быстрая перебежка в более безопасное место.
Труп без ноги с обезображенным лицом, от которого осталось лишь кровавое месиво. От вида которого хотелось и заплакать, и блевануть.
— Письмо…
Кажется, что голос посреди всего этого – просто издевка подсознания. Не мог человек сейчас говорить. Не мог произносить слова и пытаться что-то объяснить.
— Письмо… в кармане… блять… достань письмо…
Голос более требовательный, интонация, которая заставила действовать. Быстрые движения под формой. И заветный конверт с письмом, уже пропитавшейся кровью.
— Отправь по адресу. Пожалуйста. Обещай.
— Обещаю.
Снова взрыв совсем рядом. Кажется, граната. Снова крик. Снова тот момент, когда надо принимать решение…
Райан открыл глаза, сел на койке, опустив ноги, и попытался успокоить учащенное дыхание. Армейские жетоны прилипли к пропотевшей груди, и он провел по ним ладонью, отлепляя от тела. Но тут на него накатила волна отчаяния. Даже во сне его преследовала мысль, что он облажался, подвел своих людей, которые на него полагались. Райан запустил руку в волосы, с силой надавив на череп, словно старался достать эту мысль из головы. Порой ему хотелось сжать ее так сильно, чтобы почувствовать хруст костей, но это было невозможно.
Зрение привыкло к темноте, и Райан бездумно уставился вперед, но взгляд ни за что не цеплялся. Тумбочка, лампа, стол, стул, шкаф – скудная обстановка, совершенно ничего лишнего. Конечно, кое-где находились декоративные мелочи вроде фотографий детей и их рисунков, но они терялись в темно-зеленой и коричневой гамме палатки и бесхитростной мебели, которая сливалась со стенами.
Райан снова плюхнулся на тонкую подушку и закрыл глаза. Порой хотелось снести себе голову, чтобы избавиться от постоянных мыслей, сделать лоботомию хоть скрепкой, хоть собственным пальцем.
Сон больше не приходил. В палатке было совсем темно, за окном завывал ветер, колыхая часть навеса, закрывающего окно. По полу бегали частые беззвучные тени, нарушая беспокойную тишину – даже эта предутренняя тоска казалась живее и ближе к жизни, чем то состояние, в котором сейчас был Райан.
В этом настроении он провел все утро, так и не сумев снова заснуть, и встретил журналистов позже. Надежда, что рабочая рутина поможет отогнать фантом из прошлого, была невелика, но Райан пытался еще за нее зацепиться.
Но сидя в кабинете, смотря на Делию Ричардс напротив себя, вспоминая разговор с майором, он невольно подумал, что день продолжился в том же дерьмовом духе, в котором и начался после кошмара, а все его надежды просто очередная блажь, в которую время от времени он позволял себе немного поверить. Райан пытался умерить раздражение, которое словно колония муравьев, перебирающая лапками, проносилось по его телу, смотрел на фото детей на столе, на солнечные очки, лежащие рядом, но усталый голос в голове повторял лишь одно:
Сучий случай.
Сучий случай.
Сучий. Случай.
Как Райан бы ни старался заглушить этот голос, он продолжал играть как заезженная пластинка, словно мозг поставил своей целью добить его на ментальном уровне и самоуничтожиться, чтобы не пришлось жить в этой реальности, которая начинала раздражать все больше.
– Фотографировать карты, экраны, документы с секретной информацией – строго запрещено. Важная информация может попасть в руки врага, – отгоняя навязчивый голос в голове, продолжил Райан.
– Мы понимаем, – спокойно ответила Делия. Ее голос был звонкий, почти девчачий. Он казался хоть и приятным, но неуместным во всей этой обстановке. – Я смогу снять его так, чтобы не раскрывать содержимое экранов – изменить фокус, размыть изображение или вообще не включать что-то в кадр.
Когда Делия начала говорить о снимках, ее голос приобрел большую серьезность, а глаза как будто заблестели. Райан, повидав уже множество военных журналистов и фотографов, увидел то, что понял уже достаточно давно – эти люди еще даже более ебанутые, если сравнивать с военными. И девушка перед ним в том числе.
Если у военных есть оружие, люди и средства, то фотографы суются в самое пекло максимум с бронежилетом и каской, чтобы сделать снимок, получить обложку. Или еще для чего-то, что Райан не особо понимал. Но до этого дня все это не касалось его головы и карьеры так сильно. В глубине души, даже при всем негодовании, Райан признавал, что у журналистов есть какие-то великие идеи, цели и идеалы, чтобы сделать мир лучше, но вникать в них никогда не было желания. Война научила его, что порой разговоры не имели смысла, что порой стоило сначала давать автоматную очередь, а лишь после вести беседы. И хоть он скептически относился к силе слова и фотографии, желание журналистов хотя бы немного было понятно. Что в голове у дочки дипломата, идущей против воли родителей, не хотелось понимать и вовсе.
– Если куда-то выходите – ставите в известность. Все снимки, статьи будут проверены военной разведкой на предмет наличия секретной информации. После – можете использовать.
Райан не смог не заметить, что блеск в глазах Делии сменился легким раздражением, но вслух она ничего не произнесла.
– Хорошо. Как скажете, – согласилась Делия.
– Вы здесь главный, – более дружелюбно проговорил Эван. – Спасибо, что приняли нас.
Райан подметил, что целенаправленно наблюдал исключительно за реакцией Делии. Чуть заметно вздернутые брови явно говорили, что такая любезность коллеги ей не по душе, словно она не хотела тратить лишние силы и слова на нечто подобное. Быстрый кивок после слов Эвана и намек на улыбку показали, что она понимала необходимость этой базовой вежливости. Хотя самому Райану эта вежливость из-под палки особо и не сдалась. Очередная игра в лицемерие, которая уже стояла комом в горле.
– Пожалуйста. И никаких шашней с местными. Они на службе.
Райан посмотрел на Эвана, на Делию и ощутил на себе просто прожигающий взгляд второй. Стало складываться впечатление, что нитки его формы начинали тлеть, разъедаться под пламенем, добираться до кожи, касаясь и плоти.
– Я женат, если что, – беззаботно произнес Эван.
Странное гнетущее напряжение, которое повисло в кабинете наверняка чувствовали все. Райан не мог до конца понять, откуда оно пришло. Ведь в разговоре не было ничего необычного – стандартный инструктаж для журналистов и фотографов под его командованием. Но было в воздухе что-то тяжелое, что-то неприятное, что-то, от чего хотелось порвать пространство перед собой руками, чтобы сделать глубокий вдох.
– Военные меня не интересуют, капитан Белфи.
Делия произнесла медленно, подчеркнуто вежливо, но с нотками пренебрежения, словно вкладывала в интонацию все то, за что военных обычно не жаловали. Словно хотела парировать его выпад, который он сделал бессознательно.
Грубость.
Неотесанность.
Пошлость.
Словно все они слишком плохи, недостойны, птицы не ее полета. Не заслуживают внимания. Важны лишь как материал для работы, чтобы добиться своих целей. А может, он получал ту реакцию, на которую сам и настроил, привыкнув, что по ту сторону сидели в основном мужчины, а женщин на базе было не так много.
– Я все сказал.
– Мы все поняли, – спокойно произнес Эван.
Но Райан снова смотрел на Делию и увидел лишь быстрый кивок.
– Можете идти обустраиваться, сержант Хоулел направит, – спокойнее произнес он.
– Спасибо, капитан Белфи, – вежливо проговорила Делия, поднимаясь со стула.
Райан потянулся к папке, чтобы что-то сделать, а не смотреть, как гости покидали кабинет. Пусть разговор и прошел мирно, Райан осознавал, насколько это впечатление обманчиво. Все его инстинкты кричали, разрывая глотку, что у него будет много проблем, но подумать об этом он решил завтра. Когда дверь за Делией и Эваном захлопнулась, то он и вовсе откинулся на спинку стула и закрыл глаза, настраивая себя на возвращение к «настоящим делам».
– Сучий, блять, случай, – подвел итог Райан и потянулся за солнечными очками.
Он понимал, что хотел так просидеть весь день, но мог позволить не больше десяти минут. Хотелось просто отдохнуть, но это была роскошь, которую он не мог позволить. И собрав все остатки желания жить после недолгой передышки, Райан и сам вышел из кабинета на воздух.
Дневная температура воздуха превышала отметку в сто градусов по Фаренгейту17 всю последнюю неделю. Сухой воздух был перемешан с пылью и дышать этой смесью казалось пыткой. Когда солнце светило прямо в глаза – пыткой вдвойне. Райан надел солнечные очки, надвинул козырек кепки на лицо и шумно выдохнул, словно хоть часть его усталости сможет найти выход. Порой Райан осматривался по сторонам, останавливаясь где-нибудь на базе и с тоской замечал, что вокруг него коричнево-оранжевый ад, по которому передвигаются унылые люди, блуждая мимо однотипных построек.
Но сегодня взгляд зацепился за нескольких молодых ребят, несущих два черных мешка в санчасть. Райан лениво проводил их взглядом, прикинул, что на базе снова вырубят всю связь с внешним миром, пока будут оповещать родственников, и понял, что можно не спешить, чтобы позвонить домой.18
– Знаешь уже?
Внимание Райана привлек голос Хоулела. Он повернул голову в сторону друга и отрицательно покачал головой.
– Гостями нашими занимался.
– Группа Робака проверяла наводку и попала в засаду. Двое из троих в мешках, включая самого Робака. Что с третьим – под вопросом. Гребаные талибы19 понимают, что расклад сил меняется, и действуют все агрессивнее.
– Значит, мы будем агрессивнее с ними, – спокойно произнес Райан, продолжая пялиться в сторону санчасти. – Не страна, а сраная клетка боев без правил, – более раздраженно проговорил он и сплюнул на землю. – Где главное, кто кого первым сожрет. Мы их или они нас.
Трой ничего не стал отвечать, но его полный понимания взгляд и не требовал слов. Порой Райан невольно задумывался о сути конфликтов в Афганистане. Беспорядки среди населения шли так давно, что введение американских войск казалось пшиком в воздух. Люди, выросшие в месте, где война – часть культуры, спокойно убивали любого, кто на эту культуру посягнет. Талибы20 продолжали убивать каждого, кто не примет их шестнадцать декретов21, пусть с момента их огласки прошло больше десяти лет, а Кабул уже был освобожден. И чем дольше Райан находился в Коренгале, тем больше убеждался, что все они, кто находится на базе, здесь лишь для того, чтобы президент Соединенных Штатов мог сказать, что ситуация с Ближним Востоком под контролем. Словно они воюют, убивают и умирают лишь для галочки, громких заголовков и возможности дать какому-нибудь хлыщу в костюме прикрепить им на парадный мундир очередную награду. И с каждым днем он все отчетливее понимал, что им навешали лапши на уши, внушив, что они защищают США от терроризма и несут свет демократии. На деле же их просто отправили на чужую войну ради политических целей, в которые простых военных не считали нужным посвятить. Но думать об этом Райан себе запрещал. Может, вера в правильные причины и была обманом, но лучше думать так, чем осознавать, что ты лишь пешка на чужой доске.
— Письмо… в кармане… блять… достань письмо…
— Отправь по адресу. Пожалуйста. Обещай.
— Обещаю.
В голове Райана снова зазвучал голос, полный мольбы. Перед глазами возник образ. Пусть тогда и была ночь, из-за огня было достаточно светло. Языки пламени поглощали все вокруг, опаляли жаром, забирали людей, стирали здания.